дерм со стены и вернула на руку. В синих жидкость оказалась молочно-белой. Их она тоже вернула на место. Может, врач и заметит, но ей хотелось знать, что происходит. Мона посмотрела на себя в зеркало. Джеральд сказал, что сможет вернуть ей прежнюю внешность, если она когда-нибудь этого захочет. Тогда она еще удивилась, что он запомнил, как она выглядела. Может быть, он сделал снимок или еще что. Теперь, если вдуматься, нет уже никого, кто бы помнил, как она выглядела раньше. Она прикинула, что, возможно, единственным вариантом в этом случае была бы стим-дека Майкла, но она не знала ни его адреса, ни даже фамилии. Странное чувство как будто та, кем она была раньше, выскочила на минутку на улицу, да так и не вернулась. Тут Мона закрыла глаза и сказала себе, что твердо знает, что она это она, Мона, всегда была Моной, и что по большому счету ничего не изменилось, во всяком случае, за фасадом. Ланетта говорила, что не имеет значения, как ты меняешь себя. Однажды Ланетта проговорилась, что у нее не осталось и десятой части того лица, с которым она родилась. Даже не подумаешь, ну если не считать черного на веках, так что ей никогда не приходилось возиться с тушью. Мона тогда еще подумала, что Ланетте сделали не такую уж хорошую операцию, и, должно быть, это как-то отразилось в ее взгляде, потому что Ланетта сказала: SТебе стоило бы поглядеть на меня до того, дорогуша. А вот теперь и она, Мона, лежит пластом на узкой кровати в Балтиморе, и все, что ей известно об этом городе, ограничивается завыванием сирен на улице да гудением вентилятора Джеральда. Не понять как, но это гудение перешло в сон, и как долго она спала, Мона не знала. А потом возле кровати оказался Прайор, его рука лежала у нее на плече, и он спрашивал, не хочет ли она есть. Мона смотрела, как Прайор сбривает бороду. Он делал это над хирургической раковиной из нержавейки. Сперва подрезал бороду хромированны ми ножницами, потом взялся за пластмассовый одноразовый станок, который позаимствовал из коробки Джеральда. Странно было видеть, как на свет появляется его лицо. Лицо оказалось совсем не таким, как она ожидала: моложе. Но рот остался прежним. Мы здесь еще надолго, Прайор? Перед тем как начать бриться, он снял рубашку. По плечам и рукам вниз до локтя сбегали вытатуированные драконы с львиными головами. Пусть это тебя не волнует. Скучно. Мы достанем тебе стимы. Он брил подбородок. Как выглядит Балтимора? Отвратительно. Как и все остальное. А Англия? Отвратительно. Он вытер лицо толстым комом синей впитывающей салфетки. Может, пойдем поедим крабов? Джеральд говорит, тут чудесные крабы. Ага, отозвался он. Я принесу. И выбросил синий ком в стальную мусорную корзину. А как насчет того, чтобы я пошла с тобой? Нет. Ты можешь попытаться сбежать. Рука Моны скользнула между стеной и кроватью и нашла проделанную в темперлоне ямку, куда она спрятала шокер. Свою одежду она уже успела обнаружить в белом пластиковом пакете под кроватью. Каждые два часа приходил Джеральд со свежими дермами. Она сколупывала их сразу после его ухода. Мона рассчитывала на то, что если удастся уговорить Прайора с ней поужинать, то в ресторане она рванет когти. Но Прайор не поддавался. В ресторане ей, возможно, удалось бы добраться до копа, ведь теперь, как Моне казалось, она сообразила, в чем заключалась сделка. Пришьют. Ланетта ей о таком рассказывала. Есть мужики, которые готовы платить за то, чтобы внешность девушки перекроили под какую-то другую особу, а затем убивают ее. Обязательно богатые, по-настоящему богатые. Не Прайор, конечно, а кто-то, на кого он работает. Ланетта говорила, что эти мужики иногда устраивают так, чтобы девушки выглядели, как, скажем, их жены. Тогда Мона в это не поверила. Ланнета любила рассказывать страшные истории, просто потому что приятно бояться, зная, что тебе самой ничего не грозит. И уж историй об извращенцах у Ланетты было полно. Она говорила, что пиджаки из них изо всех самые сумасшедшие. Естественно, крутые пиджаки, те, что в правлениях больших компаний они ведь не могут себе позволить потерять самоконтроль на работе. Но когда они не на работе, говорила Ланетта, они могут его терять, как им заблагорассудится. Так почему бы какому-нибудь большому пиджаку наверху не пожелать поиметь таким образом Энджи? Ладно, многие девушки из кожи вон лезут, чтобы стать на нее похожей, но результат выходит в основном жалкий. Мона не встречала еще ни одну действительно похожую на звезду настолько, чтобы одурачить кого-то, кому не все равно. Но может быть, нашелся кто-то, кто заплатил за все это, просто чтобы заполучить девушку, которая выглядела бы как Энджи. И опять же, если дело не в убийстве, зачем она ему? Прайор застегивал голубую рубашку. Потом подошел к постели и сдернул простыню, чтобы посмотреть на ее грудь. Будто осматривал автомобиль. Мона рывком натянула простыню обратно. Я принесу крабов. Он надел куртку и ушел. Мона слышала, как по пути он что-то сказал Джеральду. В дверном проеме возникла голова китайца. Как ты себя чувствуешь, Мона? Есть хочу. Чувствуешь себя расслабленно? Угу... Снова оставшись одна, она перекатилась на бок и стала изучать свое лицо лицо Энджи, но теперь и ее тоже в зеркальной стене. Синяки почти сошли. Джеральд прилепил ей на лицо такие штучки, похожие на миниатюрные троды, и подключил их к какой-то машине. Сказал, что так быстрее заживет. На этот раз оно не заставило ее подпрыгнуть на месте, это лицо звезды в зеркале. Зубы были прекрасны: такие кому угодно захочется сохранить. А что касается всего остального, Мона пока не была особо уверена, что ей это нравится. Может, сейчас надо встать, одеться и пойти к выходу. Если Джеральд попытается ее остановить, она воспользуется шокером. Тут Мона вспомнила, что Прайор объявился в мансарде у Майкла, как будто был кто-то, кто все время за ней следил, ходил за ней по пятам всю ночь. Возможно, и сейчас снаружи кто-то дежурит. В клинике Джеральда, похоже, нет окон, настоящих окон, так что выходить придется через дверь. И ей до зарезу был нужен магик. Но если она хоть чуть-чуть дохнет, Джеральд это заметит. Мона знала, что ее косметичка здесь, в пакете под кроватью. Может, думала она, если немного принять, то она хоть что-нибудь да предпримет. Но, с другой стороны, есть вероятность, что это будет совсем не то, что ей нужно. Не всегда и не все, что она проделывала под магиком, срабатывало. Даже если он создает ощущение, что промашки просто не может быть. Как бы то ни было, хочется есть. Жаль, что у Джеральда тут нет музыки или еще чего-нибудь такого, так что, пожалуй, она подождет крабов... ГЛАВА 24. В ОДНОМ БЕЗЛЮДНОМ МЕСТЕ И вот перед ним стоит Джентри, и в глазах у него пылает Образ, и он протягивает ему сетку тродов под безжалостным сиянием голых лампочек. И говорит он Слику, почему все должно быть так, а не иначе, почему Слик должен надеть троды и напрямую подключиться к тому, что серая пластина вводит в мозг неподвижного тела на носилках, что бы это ни было. Слик покачал головой, вспоминая, как набрел на Собачью Пустошь. А Джентри, приняв этот жест за отказ, стал говорить еще быстрее. Джентри говорил, что Слик вроде бы как умрет, но совсем ненадолго, ну, может, на несколько секунд, пока он, Джентри, не зафиксирует информацию и не выстроит общий контур макроформа. Ведь Слик не знает, как это сделать, продолжал ковбой, иначе бы он, Джентри, пошел на это сам; да и не нужна ему эта информация, ему нужно только общее представление, потому что именно оно так он считает приведет его к Образу, к той главной цели, за которой он гонялся столь долго. А Слик вспоминал, как пересек Пустошь пешком. Он тогда боялся, что в любой момент может вернуться синдром Корсакова, и он забудет, где находится, и напьется канцерогенной воды из гнилой красной лужи, которых так много было на ржавой равнине. А в них плавают красная пена и раскинувшие крылья мертвые птицы. Дальнобойщик из Теннесси посоветовал ему идти от трассы на запад: через час, мол, будет вшивенькое двухполосное шоссе, где можно застопить машину до Кливленда. Но Слику казалось, что прошло куда больше часа, к тому же он не знал точно, в какой стороне запад. И вообще это место все сильнее его пугало как будто здесь проходил какой-нибудь великан, наступил на воспаленный волдырь свалки, расплющил его, а шрам так и остался. Однажды Слик увидел кого-то вдали на невысокой куче металлолома и помахал. Фигура исчезла, но Слик зашагал ту да, уже не сторонясь луж, а хлюпая прямо по ним, и, когда добрался до места, увидел, что это всего лишь бескрылый остов самолета, наполовину погребенный под ржавыми консервными банками. Он пошел назад вниз по пологому спуску, по тропинке, отмеченной расплющенными банками, пока в конце концов не добрел до квадратного отверстия, которое оказалось аварийным выходом невесть откуда. Засунул голову внутрь, и на него уставились сотни маленьких головок, свисавших с потолочного свода. Слик будто прирос к месту, прищурился, давая глазам привыкнуть к внезапной onksr|le, пока дикое ожерелье не начало приобретать некий смысл. Розовые головки были оторваны от пластмассовых кукол. Их нейлоновые волосы кто-то связал в хвосты на макушке, а в узлы продел толстый черный шнур головы свисали с него, как спелые фрукты. Кроме них да нескольких полос грязного зеленого пенопласта, ничего другого в бункере не было. Слик точно знал, что ему не хочется здесь задерживаться, чтобы выяснить, кто тут живет. Тогда он отправился на юг и случайно наткнулся на Фабрику. У меня никогда не будет второго такого шанса, говорил Джентри. Слик смотрел в напряженное осунувшееся лицо, в расширенные от отчаяния глаза. Я никогда его не увижу... Слик вспомнил, как Джентри ударил его и как он, Слик, посмотрел на гаечный ключ, который держал в руке, и почувствовал... Черри была не права насчет их обоих, тут было нечто иное, он только не знал, как это назвать. Левой рукой Слик вырвал у Джентри троды, а правой сильно толкнул его в грудь. Заткнись! Заткнись, черт тебя подери! Джентри упал на край стального стола. Тихонько чертыхаясь, Слик неловко натянул изящную сетку контактных дерматродов на лоб и виски. Подключился. Под подошвами скрипнул гравий. Открыл глаза, посмотрел себе под ноги: посыпанная гравием дорожка при утреннем свете казалась ровной и очень чистой, гораздо чище Собачьей Пустоши. Взглянул вперед и увидел, что она делает плавный поворот, а за зелеными раскидистыми деревьями скат черепичной крыши. Дом огромный, почти в половину Фабрики. Неподалеку в высокой мокрой траве стояли статуи. Отлитый из чугуна олень и мужской торс, вытесанный из белого камня, ни рук, ни ног, ни головы. Пели птицы, это был единственный звук. Слик пошел по подъездной аллее к серому дому, ничего другого ему, похоже, не оставалось. В конце дороги за домом виднелись постройки по меньше и широкое плоское поле травы, где трепетали на ветру планеры. Сказка, подумал он, поднимая глаза на широкий каменный выступ над входом в усадьбу, на розетки оконных витражей. Как в кино, которое он видел однажды в детстве. Неужели действительно есть на свете люди, которые живут в таких вот домах? Никакой это не дом, напомнил он самому себе, только лишь стим-реальность. Джентри, сказал он вслух, вытащи отсюда мою задницу, ладно? Слик принялся рассматривать тыльные стороны ладоней. Шрамы, въевшаяся смазка, черные полумесяцы грязи под обломанными ногтями. Машинное масло размягчало ногти, и они легко ломались. Он начинал уже чувствовать себя полным идиотом, стоя здесь посреди дороги. А ведь возможно, кто-то наблюдает за ним из дома. Бля, выплюнул он и свернул на вымощенную плиткой дорожку к дому, подсознательно перейдя на развязный широкий шаг и выпятив грудь, чему научился в бытность свою в Блюз-Дьяконах. Сбоку от двери была прикреплена какая-то странная штука: маленькая изящная рука держала в вытянутых пальцах сферу размером с бильярдный шар все отлито из чугуна. Крепится на шарнирах, так чтобы можно было повернуть руку и опустить шар вниз. Повернул. Рывком. Дважды. Потом еще пару раз. Ничего. Дверная ручка была латунной, цветочный орнамент на ней до того стерся, что стал почти неразличим. Повернулась она легко. Слик толкнул дверь. И невольно прищурился от бьющего в глаза богатства красок и интерьера. Плоскости темного полированного дерева, квадраты черного и белого мрамора, ковры с тысячью мягких оттенков, светившихся, как церковные витражи, начищенное серебро, зеркала... Он хмыкнул. Взгляд притягивала то одна, то другая мелочь столько вещей, предметов, названий которым он не знал... Ищешь кого-нибудь, приятель? Перед огромным камином стоял мужчина. На нем были узкие черные джинсы и белая футболка, ноги его были босы, и в правой руке он держал толстый, расширяющийся книзу стакан с ликером. Слик обалдело уставился на незнакомца. Бля, выдавил Слик. Ты это он... Мужчина покачал коричневую fhdjnqr| в стакане и сделал глоток. Я ожидал, что Африка со временем выкинет что-то подобное, сказал он, но почему-то, дружок, ты не похож на ребят в его стиле. Ты Граф. Ага, Граф, отозвался он. А ты, черт побери, кто? Слик. Слик Генри. Граф рассмеялся. Хочешь коньяку, Слик Генри? Он указал стаканом на стойку из полированного дерева, где выстроились в ряд причудливые бутылки; с каждой на цепочке свисал маленький серебристый ярлычок. Слик покачал головой. Мужчина пожал плечами. С него все равно не забалдеешь... Прости, что я это говорю, но выглядишь ты погано, Слик. Я так понимаю, что ты не из команды Малыша Африки? А если нет, то что все-таки ты тут делаешь? Меня послал Джентри. Какой еще Джентри? Ты ведь парень на носилках, так? Парень на носилках это я. Где конкретно в данную минуту эти носилки, Слик? У Джентри. Где это? На Фабрике. А это где? На Собачьей Пустоши. И как же я там очутился, на этой Пустоши, где бы она ни была? Это Малыш Африка тебя привез. Привез с девушкой по имени Черри. Понимаешь, я у него в долгу, так он захотел, чтобы я приютил тебя на время, тебя и Черри. Она ухаживает за тобой... Ты назвал меня Графом, Слик... Черри сказала, что так тебя однажды назвал Малыш... Скажи-ка мне, Слик, не выглядел ли Малыш, когда он меня привез, встревоженным? Черри думала, что он был до смерти напуган там, в Кливленде. Уверен, что был. Кто этот Джентри? Твой друг? Фабрика принадлежит ему. Я тоже там живу... Этот Джентри, он ковбой, а, Слик? Компьютерный жокей? Я хочу сказать, что, если ты здесь, он должен рубить в технике, так? Теперь пришла очередь Слика пожать плечами. Джентри, ну... он вроде художника. У него полно всяких теорий. Вообще это трудно объяснить. Он присобачил несколько проводов к той штуковине на носилках... ну к той, куда ты подключен. Сначала он попытался вывести изображение на проекционный стол, но там оказалась только эта дурацкая обезьяна, что-то вроде тени, поэтому он уговорил меня... Господи... впрочем, не важно. Эта фабрика, о которой ты говорил, она где-то на задворках? Сравнительно малодоступна? Слик кивнул. А Черри, она что-то вроде нанятой медсестры? Да. Сказала, у нее диплом медтеха. И никто еще не приходил меня искать? Нет. Это хорошо, Слик. Потому что если кто-то придет, кто-нибудь, кроме этого ублюдочного крысенка, прошу прощения, нашего общего друга Малыша Африки, то у вас, ребята, могут быть серьезные неприятности. Да ну? Вот тебе и да ну. Выслушай меня, идет? Я хочу, чтобы ты запомнил, что я тебе скажу. Если у вас на этой вашей фабрике появится хоть какая-то компания, единственная ваша надежда это подключить меня к матрице. Понял? А как ты стал Графом? Я имею в виду, что это значит? Бобби. Меня зовут Бобби. Граф, а может быть, правильнее было бы Счет прерывание на счет ноль, знаешь? Впрочем, не важно, и то и другое было когда-то моим прозвищем, вот и все. Как ты думаешь, ты запомнил, что я тебе сказал? Слик снова кивнул. Хорошо. Бобби поставил стакан на деревяшку с чудными бутылками. Слышишь? спросил он. За открытой дверью по гравию прошуршали шины. Знаешь, кто это, Слик? Это Анджела Митчелл. Слик повернулся. Бобби Граф, или Счет, смотрел в окно на подъездную аллею. Энджи Митчелл? Стим-звезда? Она тоже здесь? Как сказать, Слик, как сказать... Слик увидел, как мимо прокатил черный автомобиль. Эй, начал было он, Граф, то есть Бобби, что... Спокойно, сказал Джентри, просто посиди. Спокойно. Спокойно... ГЛАВА 25. НАЗАД НА ВОСТОК Пока Келли и его ассистенты готовили для предстоящей поездки ее гардероб, Энджи чувствовала, будто сам дом оживает вокруг нее, готовясь к одному из своих коротких периодов запустения. С того места, где она сидела в гостиной, до нее доносились голоса, чей- то смех. Одну из ассистенток, молоденькую девчушку, одели в синий полиуглеродный экзо, что позволило ей сносить вниз кофры от Эрме, будто невесомые блоки пенопласта. Тихонько жужжащий скелет поверх человеческого тела мягко шлепал вниз по ступенькам плоскими динозаврьими лапами. Синий скелет, кожаные гробы. Тут в дверях появился Порфир. Мисси готова? Парикмахер успел облачиться в длинное свободное пальто из тонкой, как ткань, черной кожи, над каблуками черных лакированных сапог посверкивали шпоры из горного хрусталя. Порфир, улыбнулась Энджи, ты выглядишь прямо как муфтий. Надо бы нам устроить шоу-выход в Нью-Йорке. Камеры там установлены в твою честь, не в мою. Да уж, протянула она, в честь моего нового включения. Порфир будет держаться на заднем плане. Никогда не думала, что ты станешь беспокоиться о том, что можешь вдруг кого-то затмить. Он усмехнулся, показывая скульптурные, обтекаемые зубы фантазия зубного врача-авангардиста на тему, каковы они могли бы быть у раз новидности более быстрых, более элегантных существ. С нами полетит Даниэлла Старк. До Энджи донесся звук снижающегося вертолета. Она будет ждать нас в аэропорту Лос-Анджелеса. Мы ее придушим, ответил он тоном заговорщика, набрасывая на плечи Энджи палантин из голубой лисы, выбранный для этого случая Келли. Если мы пообещаем намекнуть новостям, что мотив был сексуальный, она, возможно, даже решит нам подыграть... Ты ужасен. Это Даниэлла ужас во плоти, мисси. Уж кто бы говорил. А? Парикмахер сузил глаза. Но зато у меня душа младенца. Вертолет пошел на посадку. О Даниэлле Старк, сотруднице стим-версий журналов Вог-Ниппон и Вог- Европа, повсюду ходили слухи, что ей далеко за восемьдесят. Если это верно, подумала Энджи, тайком рассматривая фигуру журналистки, когда они втроем поднимались по трапу в Лир, то в том, что касается пластической хирургии и косметологии, Даниэлла Порфиру вполне под стать. На первый взгляд журналистке было чуть больше тридцати, и единственным заметным свидетельством, что она имела-таки дело с хирургами, была пара бледно- голубых цейсовских имплантантов. Один юный репортер из французского журнала мод как-то назвал их модно устаревшими. Как поговаривали злые языки в Сенснете, этот репортер больше нигде и никогда не смог получить работу. Энджи знала, что при первой же возможности Даниэлла заведет с ней разговор о наркотиках, о наркотиках знаменитости, будет смотреть на нее b упор, широко, как школьница, распахнув васильковые глаза, чтобы заснять все на пленку. Под грозным взором Порфира Даниэлла некоторое время пыталась сдерживаться пока они не достигли крейсерской скорости где-то над Ютой. Я надеялась, начала журналистка, что кто-то поднимет этот вопрос до меня... Даниэлла, остановила ее Энджи, прими мои извинения. Как это невнимательно с моей стороны. Она дотронулась до обшитой шпоном панели походной кухни хосака. Механизм мягко заурчал и начал выдавать крохотные тарелочки с копченой уткой цвета чая, устрицами на тостах под черным перцем, за пирогом с лангустами последовали кунжутные блинчики... Порфир, уловив намек Энджи, извлек бутылку охлажденного шабли любимого вина Даниэллы, насколько по мнила Энджи. Кто-то уж не Свифт ли? это помнил тоже. Наркотики, сказала Даниэлла четверть часа спустя, доедая утку. Не беспокойтесь, заверил ее Порфир. Когда вы прибудете в Нью-Йорк, там будет все, что пожелаете. Даниэлла улыбнулась. Вы так забавны. А вам известно, что у меня есть копия вашего свидетельства о рождении? Я знаю ваше настоящее имя. Все еще улыбаясь, она бросила на него многозначительный взгляд. Какая мне разница, сказал он, наполняя ее бокал. Интересное замечание, учитывая врожденные дефекты. Она пригубила вино. Врожденные, приобретенные... В наше время кто только себя не изменяет, не правда ли? И еще как! Кто укладывает вам волосы, дорогая? Парикмахер подался вперед. Вас, Даниэлла, спасает лишь то, что на вашем фоне прочие представители вашего вида и на людей-то не похожи. Даниэлла улыбнулась. Само интервью прошло довольно гладко. Даниэлла была достаточно опытна, чтобы не переступить в своих маневрах тот болевой порог, за которым могла бы столкнуться с серьезным сопротивлением со стороны жертвы. Но когда она провела кончиком пальца по виску, нажимая на подкожную клавишу, которая выключила ее записывающее оборудование, Энджи напряглась в ожидании настоящей атаки. Спасибо, сказала Даниэлла. Остаток полета, конечно, не для эфира. А почему бы вам просто не выпить еще бутылку-другую и не вздремнуть? спросил Порфир. Чего я действительно не понимаю, дорогая, сказала Даниэлда, не обращая на него внимания, так это почему вы так разволновались... Разволновалась, Даниэлла? Зачем вы вообще ложились в эту пресловутую клинику? Вы ведь говорили, что наркотики никак не влияют на вашу работу. Вы также говорили, что от них нет никаких глюков в обычном понимании этого слова. Она хихикнула. Однако вы продолжаете настаивать на том, что это было вещество, вызывающее исключительно тяжелую зависимость. Так почему вы решили соскочить? Это было ужасно дорого... В вашем случае, конечно, вопрос чисто академический. Верно, подумала Энджи, хотя неделя на этой дряни мне стоила твоего годового оклада. Наверное, мне опротивело платить за то, чтобы чувствовать себя нормальной. Или за слабое приближение к нормальности. У вас развился иммунитет? Нет. Как странно. Не так уж и странно. Моделисты конструируют вещества, с которыми, как предполагается, можно избежать традиционной ломки. Ага. Но как насчет новой ломки, я хочу сказать: теперешней ломки? Даниэлла налила себе еще вина. Естественно, я слышала и другую версию произошедшего. Правда? Конечно. Что это было, кто это сделал, почему вы перестали. И? Что это был предотвращающий психозы препарат, производимый в собственных лабораториях Сенснета. Вы перестали его принимать, потому что предпочли остаться сумасшедшей. Веки Даниэллы затрепетали, затуманивая сверкание голубых глаз. Порфир осторожно вынул из руки журналистки стакан. Спи спокойно, детка, сказал он. Глаза Даниэллы закрылись, и она начала мягко посапывать. Порфир, что... Я подмешал ей в вино снотворное, ответил парикмахер. Она ничего не почувствовала, мисси. И потом не сможет вспомнить ничего, кроме того, что есть у нее в записи... Он расплылся в улыбке. Тебе ведь не хочется выслушивать треп этой суки всю дорогу до Нью-Йорка, правда? Но она же поймет, Порфир! Ничего она не поймет. Мы ей скажем, что она в одиночку уговорила три бутылки и напакостила в ванной. А чувствовать она себя будет соот ветственно. Он плотоядно усмехнулся. Час спустя Даниэлла Старк еще похрапывала теперь уже довольно громко на одной из двух откидных коек в хвостовой части кабины. Порфир, сказала Энджи, как, по-твоему, может она быть права? Парикмахер уставился на нее своими невероятно красивыми, нечеловеческими глазами. И ты бы не знала? Я не знаю... Он вздохнул. Мисси слишком тревожит себя. Ты теперь свободна. Наслаждайся этим. Но я и правда слышу голоса, Порфир. Разве мы все их не слышим, мисси? Нет, ответила она, не так, как я. Ты знаешь что-нибудь об африканских религиях, Порфир? Он иронично усмехнулся: Так я же не африканец. Но когда ты был ребенком... Когда я был ребенком, сказал Порфир, я был белым. О, черт... Он рассмеялся: Религии, мисси? До того как я пришла в Сенснет, у меня были друзья. В Нью-Джерси. Они были черными и... верующими. Парикмахер поморщился и закатил глаза: Колдовские знаки, мисси? Петушиные лапки и мятное масло? Ты же знаешь, что это совсем не так. И что, если знаю? Не смейся надо мной, Порфир. Ты мне нужен. Я есть у мисси. И да, я знаю, что ты имеешь в виду. И это их голоса ты слышишь? Слышала. После того как я подсела на пыль, они ушли... А теперь? Их нет. Но момент был упущен, и она отказалась от мысли попытаться рассказать ему о Гран-Бригитте и о наркотике в кармане. Хорошо, сказал он. Это хорошо, мисси. Лир стал снижаться над Огайо. Порфир уставился перед собой в переборку, неподвижный, как статуя. Глядя вниз на приближающуюся, пока еще скрытую облаками землю, Энджи вспомнила вдруг игру, в которую часто играла в детстве, когда летала на самолетах. Она тогда представляла, что путешествует среди уплотнившихся, словно во волшебству, облачных пиков и каньонов. Те самолеты принадлежали, скорее всего, Маас-Неотек. Теперь она летает на Лирах Сенснета. Коммерческие авиалайнеры оставались для нее лишь съемочными площадками стимов: девственно свежий Конкорды Джей-Эй-Эль только-только восстановлены перелет из Нью-Йорка в Париж в обществе Робина и проверенных людей Сенснета. Снижаемся. Уже над Нью-Джерси? Слышат ли дети, стайками вьющиеся по derqjhl площадкам на крыше Проекта Бовуа, шум моторов? Скользит ли слабое эхо ее присутствия над кондо, где прошло детство Бобби? Какой ясной и светлой казалась будущая жизнь и как немыслимо запутался мир ритмичное постукивание тысяч сумасшедших шестеренок его механизма, где оно? когда корпоративная воля Сенснета встряхнула незримыми игральными костями над ухом никому не известных, ничего еще не ведающих детей... Порфир кое-что знает, очень тихо сказал вдруг негр. Но Порфиру нужно время, чтобы подумать, мисси... Самолет разворачивался, заходя на посадку. ГЛАВА 26. КУРОМАКУ Салли молчала и на улице, и в такси всю долгую холодную дорогу до их отеля. Салли и Суэйна шантажировал враг Салли, обитающий где-то на верху колодца. Салли вынуждают похитить Энджи Митчелл. Сама мысль о том, что кто-нибудь может украсть звезду Сенснета, показалась Кумико совершенно невероятной, как будто кто-то устраивал заговор с целью убить героя мифов. Финн намекнул, что Энджи и так уже каким-то таинственным образом замешана в эту историю, но он употреблял слова и идиомы, которых Кумико не понимала. Что-то в киберпространстве; какие-то люди заключают сделки с обитающим там существом или существами не то пакты, не то союзы. Финн когда-то давно знавал парнишку, который стал потом любовником Энджи. Но разве ее любовник не Робин Ланье? Мать позволила Кумико посмотреть несколько стимов Энджи и Робина. Парнишка был ковбоем, воровал данные, как Тик в Лондоне... А что с врагом, с той шантажисткой? Она сумасшедшая, говорил Финн, и ее безумие привело к развалу семейной империи. Эта женщина вроде бы жила совсем одна в своем древнем замке, доме под названием Блуждающий огонек. Что такого сделала Салли, чтобы вызвать ее вражду? Она на самом деле убила отца этой женщины? И кто были другие, те, которые умерли? Гайдзинские имена уже вылетели у девочки из памяти... И узнала ли Салли то, что хотела узнать, повидав Финна? Кумико ждала под конец от бронированного святилища хоть какого-нибудь прорицания, но разговор-перепалка закончился ничем, гайдзинским ритуалом шуток на прощание. В вестибюле отеля в голубом бархатном кресле ждал Петал. Англичанин был одет по-дорожному. Его массивное тело было облачено в серую шерстяную тройку. Когда они вошли, он поднялся с кресла, подобно некоему странному воздушному шару. Глаза глядели как всегда мягко поверх очков в стальной оправе. Здравствуйте, кашлянув, произнес он. Суэйн послал меня за вами. Чтобы я присмотрел за девочкой. Отвези ее обратно, сказала Салли. Сейчас же. Салли! Нет! Но рука Салли уже крепко сомкнулась на локте Кумико, потащила ее ко входу в неосвещенную комнату отдыха при вестибюле. Подожди там, бросила Салли Петалу. Послушай, обратилась она к Кумико, затягивая девочку поглубже в тень, ты сейчас вернешься обратно. Я не могу теперь допустить, чтобы ты оставалась со мной. Но мне там не нравится. Мне не нравится Суэйн, мне не нравится его дом... Я... Петала не бойся, быстро шепнула Салли, наклонясь еще ближе. В общем, я бы сказала, что я ему доверяю. Суэйн... ну ты сама знаешь, кто такой Суэйн, но он человек твоего отца. Что бы у них ни случилось, тебя, я думаю, они в это впутывать не станут. А вот если станет плохо, по- настоящему плохо, отправляйся в паб, где мы встречались с Тиком. Роза и корона. Помнишь? Кумико кивнула; глаза ее были полны слез. Если Тика там не будет, найди бармена по имени Биван и упомяни в разговоре мое имя. Салли, я... С тобой все в порядке, сказала Салли и вдруг нагнулась и поцеловала debnwjs. Одна из линз на какое-то мгновение коснулась ее щеки, удивительно холодная и твердая. Что до меня, малыш, меня тут уже нет. Действительно, никого черная фигура растворилась в звенящей тишине комнаты отдыха, а в дверях уже стоял Петал и прочищал горло. Перелет в Лондон был похож на долгую поездку в подземке. Петал коротал время, вписывая слова по одной букве зараз в какую-то идиотскую головоломку в английском факсе новостей. Время от времени он тихонько хмыкал себе под нос. Потом Кумико заснула, и ей приснилась мать... Обогреватель работает, сообщил Петал по дороге из Хитроу. В салоне ягуара было неприятно тепло, от сухого жара с запахом кожи болело в груди. Она проигнорировала слова Петала, глядя на блеклый рассвет, на проступающую сквозь тающий снег черноту крыш, лес дымовых труб... Знаешь, он на тебя вовсе не сердится, сказал Петал. Он чувствует особую ответственность... Гири. Гм... да. Так вот, ответственность. Салли всегда была... как бы это назвать?.. непредсказуемой, что ли, но мы не ожидали... Извини, мне не хочется разговаривать. Его обеспокоенные глаза в зеркальце заднего вида. Подъездную аллею обрамляли две вереницы припаркованных машин, длинных серебристо-серых автомобилей с затемненными стеклами. На этой неделе полно посетителей, пояснил Петал, припарковывая ягуар напротив дома номер 17. Он вышел, открыл перед ней дверь. Девочка оцепенело последовала за ним через улицу и по серым ступенькам вверх; дверь им открыла приземистая красномордая личность в слишком тесном для нее темном костюме; Петал прошел мимо, охранника он словно бы не заметил. Стоять, пролаял краснолицый. Суэйн сейчас с ней поговорит... Петал застыл на месте. Смешок и огромная туша с ошеломляющей легкостью развернулась на одном каблуке и пухлые с виду руки схватили лацканы черного пиджака. Затрещали швы. В будущем проявляй хоть сколько-нибудь уважения, черт побери, сказал Петал не повышая голоса, но вся его усталая мягкость вдруг куда-то ушла. Прошу прощения, шеф. Красное лицо стало заученно пустым. Он приказал передать вам... Пойдем, сказал девочке Петал, отпуская темный с начесом лацкан. Патрон просто хочет поздороваться. Суэйн сидел за трехметровым обеденным столом в той же комнате, где Кумико впервые его увидела. Татуированные драконы прятались под белой рубашкой и шелковым галстуком. Когда Петал и Кумико вошли, он встретился с девочкой взглядом; его вытянутое лицо затенял зеленый абажур лампы, стоящей на столе возле небольшой консоли и толстой кипы факсов. Вот и славно, сказал он. Ну и как тебе Муравейник? Я очень устала, мистер Суэйн. Мне бы хотелось уйти в свою комнату. Мы очень рады твоему возвращению, Кумико. Муравейник опасное место. И тамошние друзья Салли, пожалуй, совсем не подходящее для тебя общество. Твоему отцу вряд ли захочется, чтобы ты общалась с подобными людьми. Могу я подняться наверх? Ты встречала кого-нибудь из друзей Салли, Кумико? Нет. Правда? А что вы там делали? Ничего. Не надо на нас сердиться, Кумико. Мы ведь просто стараемся тебя защитить. Спасибо. Могу я теперь уйти к себе? Конечно. Ты, должно быть, очень устала. Петал с дорожной сумкой в руке вышел вслед за девочкой из столовой. Его серый костюм помялся за время полета. Кумико из осторожности не позволила себе даже поднять глаза, когда они проходили под мраморным бюстом, за которым, возможно, все еще прятался модуль Маас-Неотек. Впрочем, в присутствии Петала и Суэйна забрать его все равно никакой возможности не было. В доме чувствовалось нечто новое, какое-то оживление, отрывистое и приглушенное: голоса, шаги, дребезжание лифта, бормотание труб, когда кто- то наполнял ванну. Кумико сидела в ногах огромной кровати, глядя на черную мраморную ванну. Перед ней все еще стояли отрывочные образы Нью-Йорка. Стоило зажмурить глаза, и она снова сидела на корточках в тупике подле Салли. Салли, которая прогнала ее прочь. Салли, которая ушла и даже не оглянулась. Салли, чье имя было когда-то Молли, а может, Мисти, а может, и то и другое. И снова ее никчемность. Сумида, мать качается в черной воде. Отец. Салли. Через несколько минут, подгоняемая любопытством, заслонившим на время стыд, она встала, пригладила волосы, сунула ноги в тонкие черные гольфы с рубчатыми подошвами и тихонечко выскользнула в коридор. Из прибывшего лифта пахнуло сигаретным дымом. Краснолицый шагал взад-вперед по голубому ковру фойе, засунув руки в карманы тесного черного пиджака. Эй, сказал он, поднимая брови, тебе что-нибудь нужно? Я хочу есть, ответила она по-японски. Я иду на кухню. Эй, повторил он, вытаскивая руки из карманов и одергивая пиджак, ты говоришь по-английски? Нет, отозвалась она, проходя мимо него по коридору и сворачивая за угол. Очередное эй прозвучало еще более встревоженно, но девочка уже шарила за мраморным бюстом. Она успела опустить модуль в карман за секунду до того, как появился охранник. Профессиональным взглядом он осмотрел помещение руки расслабленно свисают вдоль тела, и это сразу напомнило ей о секретарях отца. Я хочу есть, сказала она по-английски. Пять минут спустя Кумико вернулась к себе с большим и очень британским по виду апельсином: англичане, похоже, не придавали особого значения симметричной форме плодов. Закрыв за собой дверь, она положила апельсин на широкий край черной ванны и вынула из кармана модуль. Теперь поскорее открой корпус и передвинь рычаг А/В в положение А, сказал Колин, сфокусировавшись и отбросив челку со лба. У нового режима есть техник, который обходит дом, сканируя каждую щель в поисках жучков. Как только ты изменишь настройку, ни один прибор не поймет, что я могу быть подслушивающим устройством. Воспользовавшись булавкой, она передвинула рычажок. Что ты хочешь этим сказать, что за новый режим? спросила девочка, выговаривая слова одними губами. Ты разве не заметила? Здесь теперь по меньшей мере дюжина прислуги, не говоря уже о бесчисленных посетителях. Впрочем, скорее это не новый режим, а переход на более высокий уровень. Твой мистер Суэйн довольно общитель ный человек, в своей, я бы сказал, завуалированной манере. Для тебя тут есть разговор между Суэйном и заместителем главы Особого отдела. Могу себе представить, сколько окажется таких, кто готов пойти на убийство, лишь бы заполучить эту запись, не говоря уже о самом вышеупомянутом чиновнике. Особый отдел? Тайная полиция. Со странными людьми, черт побери, он водится, этот Суэйн: типы из Бук-Хауса, царьки притонов Ист-Энда, старшие офицеры полиции... Бук-Хаус? Так тут называют Букингемский дворец. Не говоря уже о сомнительных банкирах из Сити, звезде симстима, парочке дорогих сводников, наркодельцах... Здесь была стим-звезда? Был. Ланье, Робин Ланье. Робин Ланье? Он был здесь? На следующее утро после твоего внезапного отъезда. Она заглянула в прозрачные зеленые глаза Колина. Ты правду мне говоришь? Да. Всегда? Насколько мне известно, всегда. Что ты такое? Личностная база данных биочипа Маас-Неотек, запрограммированная на помощь и содействие японскому гостю в Объединенном королевстве, подмигнул он. Почему ты подмигиваешь? А ты как думаешь? Отвечай на вопрос! Ее голос эхом прокатился по зеркальной комнате. Призрак приложил к губам тонкий палец. Ну ладно, я кое-что еще. Признаюсь, я проявляю, пожалуй, чуть больше инициативы, чем полагается обычной гид-программе. Модель, на которой я основан, лучшая в своем поколении. Однако я не могу тебе точно сказать, что я такое, так как сам этого не знаю. Не знаешь? Снова осторожно, губами. Вообще-то, я много чего знаю, сказал он, подходя к одному из мансардных окон. Я знаю, например, что сервировочный столик в Миддл- Темпл-Холле считается сделанным из древесины обшивки Золотой лани; знаю, что для того, чтобы подняться на Тауэрский мост, нужно одолеть сто двадцать восемь ступеней; знаю, что на Вудстрит прямо за Чипсайдом есть дерево, о котором говорят, что именно в его листве громко запел дрозд Вордсворта. Колин резко повернулся и взглянул ей в лицо. Однако это не так, потому что теперешнее дерево было клонировано с оригинала в 1998 году. Видишь ли, я знаю все это и много больше. Я, например, мог бы обучить тебя азам игры на бильярде. Это то, что я есть, или скорее то, для чего я первоначально предназначался. Но я также и кое-что иное. И вот это, скорее всего, как-то связано с тобой, правда, не знаю как. Ты был подарком моего отца. Ты как-то с ним связываешься? Насколько мне известно, нет. Ты не сообщал ему о моем отъезде? Ты не понимаешь, возразил призрак. Я не осознавал, что ты уезжала, пока ты не активировала меня минуту назад. Но ты же записывал... Да, но не сознавая этого. Я только тогда здесь, когда ты меня активируешь. Тогда я оцениваю текущую информацию... Одно могу сказать с большой долей вероятности: из этого дома вряд ли возможно послать хоть какое-то сообщение, чтобы его тут же не засекли слухачи Суэйна. Может ли вас быть больше, то есть я хочу сказать, в твоем модуле может сидеть еще один призрак? Мысль интересная, но ответ отрицательный, разве что придется предположить какой-нибудь жутко засекреченный прорыв в технологии. Учи тывая объем моего железа, я заполняю настоящий корпус целиком. Это я почерпнул из архива общих сведений о технологиях Мааса. Девочка задумчиво посмотрела на черный модуль. Ланье, сказала она. Расскажи мне. Десять часов двадцать пять минут шестнадцать секунд, сказал призрак. Голову Кумико заполнили бестелесные голоса. ПЕТАЛ: Если вы последуете за мной, сэр... СУЭЙН: Проходите в бильярдную. ТРЕТИЙ ГОЛОС: Лучше бы у вас были на то серьезные причины, Суэйн. В машине ждут три человека Сенснета. Ваш адрес будет в базе данных службы безопасности раньше, чем у них остынет мотор. ПЕТАЛ: Прекрасная машина, сэр, этот ваш даймлер. Могу я принять у вас пальто? ТРЕТИЙ ГОЛОС: В чем дело, Суэйн? Почему нельзя было встретиться у Брауна? СУЭЙН: Снимите пальто, Робин. Она уехала. ТРЕТИЙ ГОЛОС: Уехала? СУЭЙН: В Муравейник. Сегодня утром. ТРЕТИЙ ГОЛОС: Но сейчас еще не время... СУЭЙН: Вы думаете, это я ее послал? Ответ незнакомца прозвучал неразборчиво потерялся за закрывшейся дверью. Это был Ланье? беззвучно спросила Кумико. Да, ответил Колин. Петал обратился к нему по имени в предыдущем разговоре. Суэйн и Ланье провели вместе двадцать пять минут. Скрежет петель, шаги. СУЭЙН: Просрали, конечно, но только не я. Я говорил вам, что это за птица, просил вас предупредить их. Прирожденная убийца, вероятно, психопатка... ЛАНЬЕ: Это ваша проблема, а не моя. Вам нужны и их продукт, и мое сотрудничество. СУЭЙН: А в чем ваша проблема, Ланье? Как вы-то в это впутались? Просто чтобы убрать с дороги Митчелл? ЛАНЬЕ: Где мое пальто? СУЭЙН: Петал, чертово пальто мистера Ланье. ПЕТАЛ: Сэр. ЛАНЬЕ: У меня такое впечатление, что им так же нужна ваша девица-бритва, как и Энджи. Она определенно является частью расчетов. Ее тоже заберут. СУЭЙН: Удачи им. Она уже на месте, в Муравейнике. Говорил с ней по телефону час назад. Я сведу ее с моим человеком, тем, который готовит... девушку. И вы тоже возвращаетесь за океан? ЛАНЬЕ: Сегодня вечером. СУЭЙН: Ну тогда не беспокойтесь. ЛАНЬЕ: До свидания, Суэйн. ПЕТАЛ: Настоящий ублюдок, этот актеришка. СУЭЙН: Не нравится мне все это... ПЕТАЛ: Однако тебе нравится товар, не так ли? СУЭЙН: Тут жаловаться не приходится, но зачем, скажите на милость, им понадобилась еще и Салли? ПЕТАЛ: Бог знает. Они сами не знают, с кем связались. СУЭЙН: Они. Не люблю я, когда говорят они... ПЕТАЛ: Возможно, они не будут в восторге, когда узнают, что она отправилась туда сама по себе, да еще с дочерью Янаки... СУЭЙН: Это точно. Но эту мисс Янака мы заполучим назад. Завтра я скажу Салли, что Прайор в Балтиморе, приводит девицу в форму... ПЕТАЛ: Грязное это дело... СУЭЙН: Принеси кофейник в кабинет. Девочка лежала на спине с закрытыми глазами. Записи Колина прокручивались в ее голове: прямой ввод в слуховые нервы. Судя по всему, Суэйн большую часть своих дел обделывал в бильярдной, это означало, что люди прибывали и отбывали, а она слышала только начало и хвосты разговоров. Двое мужчин, одним из которых мог быть красномордый, вели нескончаемую дискуссию о собачьих бегах и ставках на завтра. С особым интересом она прослушала беседу, в ходе которой Суэйн и человек из Особого отдела (Суэйн называл его ОО ) обговаривали один из пунктов сделки прямо под мраморным бюстом, когда гость собирался уходить. Девочке пришлось раз десять останавливать этот отрывок, чтобы затребовать разъяснении. Колин, порывшись в базах, выдавал логичные догадки. Это очень продажная страна, сказала наконец Кумико, глубоко потрясенная услышанным. Наверное, не более, чем твоя собственная, был ответ. Но какую игру ведет Суэйн с этими людьми? Информация. Я сказал бы, что наш мистер Суэйн недавно завладел первоклассным источником информации и занят обращением ее в иные ценности, то есть в деньги и власть. На основании того, что мы услышали, рискну предположить, что это до некоторой степени в русле его деятельности. Очевидно, однако, то, что он идет вверх, становится большой шишкой. Налицо свидетельства тому, что в настоящее время он более влиятельный человек, чем был неделю назад. Судя по тому факту, что набирают новый персонал... Я должна рассказать... моему другу. Шире? Рассказать ей что? То, что сказал Ланье. Что ее возьмут вместе с Анджелой Митчелл. Так где же она? В Муравейнике. Отель... Позвони ей. Но не отсюда. У тебя есть деньги? Чип Мицу-банка. Прости, для наших автоматов это не подойдет. Монеты есть? Встав с постели, Кумико тщательно перебрала случайную английскую мелочь, скопившуюся на дне сумочки. Вот, сказала она, отыскав толстую позолоченную монету, десять фунтов. Для одного только местного звонка понадобится две таких. Она бросила металлический червонец обратно в сумочку. Нет, Колин, не по телефону. Я знаю лучший способ. Я хочу уйти отсюда. Сегодня же. Ты мне поможешь? Конечно, ответил призрак, хотя мой тебе совет: не делай этого. Но я уйду. Очень хорошо. Как ты предлагаешь это совершить? Скажу им, что мне нужно пойти за покупками. ГЛАВА 27. ЗЛАЯ ЛЕДИ Как решила Мона впоследствии, женщина появилась примерно сразу после полуночи, потому что это было уже после того, как Прайор вернулся со второй упаковкой крабов. Крабы у них тут в Балтиморе оказались действительно что надо, со сна и от нервов ей все время хотелось есть, так что она уговорила его пойти принести еще. Постоянно заходил Джеральд, чтобы поменять дермы у нее на руках. Всякий раз она встречала его лучшей своей бессмысленной улыбкой, выдавливала после его ухода из дермов жидкость и прилепляла их снова. Наконец Джеральд сказал, что ей надо поспать, выключил лампы и прикрутил ложное окно до минимальной яркости кроваво-красного заката. Снова оставшись одна, Мона опустила руку между стеной и кроватью, нащупала шокер... Потом, сама того не желая, она заснула, красный свет от окна как закат в Майами, и ей, наверное, снился Эдди или, во всяком случае, танцзал Крючка. Во сне она танцевала с кем-то на тридцать третьем этаже, потому что, когда ее разбудил грохот, она, хотя и не была уверена, где находится, тут же представила в голове четкую схему, как убраться из клуба. Например, она мгновенно сообразила, что, если тут случилась заварушка, лучше всего спускаться по лестницам... Мона наполовину выбралась из кровати, когда в дверь влетел Прайор. Влетел в прямом смысле. Дверь при этом была закрыта. Влетел он спиной вперед, дверь же разнесло в щепки. Мона увидела, как Прайор ударился о стену, потом сполз на пол и вообще перестал двигаться, а в освещенном дверном проеме возник кто-то еще. Лица человека видно не было только два изогнутых отражения фальшивого красного заката. Мона быстро втянула ноги обратно на кровать, перекатилась к стене, ее рука скользнула... Не шевелись, сучка. В голосе было что-то такое, от чего по спине у Моны побежали мурашки, и именно потому, что звучал он чертовски весело. Как будто нет ничего приятнее, чем проломить кем-то дверь. Особенно если этот кто-то Прайор. Я говорю, и пальцем не шевели... Женщина в три шага пересекла комнату и была уже совсем близко, настолько близко, что Мона почувствовала холод, исходивший от ее кожаной куртки. Ладно, выдавила Мона, ладно... Тут холодные руки подняли ее рывком, а потом она оказалась распластанной на спине плечи сильно вдавлены в темперлон, и что-то шокер? уткнулось ей прямо в лицо. Откуда у тебя эта штучка? Ну, выдавила Мона, словно речь шла о чем-то однажды виденном, но после совершенно забытом, это было в куртке моего парня. Я одолжила у него куртку.... Сердце у Моны билось где-то под горлом. Что-то в этих очках... А этот ублюдок знал о ней? Кто? Прайор, сказала женщина, отпуская ее, чтобы повернуться к Прайору. Тут она его пнула раз, другой, потом еще и еще и довольно сильно. Нет, сказала женщина, так же внезапно останавливаясь, не думаю, что он знал. В дверях возник Джеральд; вид у него был такой, как будто вообще ничего особенного не случилось, за исключением сломанной двери. Он с сожалением onckdek на ее остатки, те, что еще держались у косяка, провел большим пальцем по краю разлетевшейся в щепы филенки. Хочешь кофе, Молли? Два кофе, ответила женщина, рассматривая шокер. Мне черный. Мона маленькими глотками пила кофе и изучала прикид и прическу незнакомки. Обе они ждали, когда очнется Прайор. По крайней мере, ничего другого они как будто не делали. Джеральд снова куда-то исчез. Та, которую Джеральд называл Молли, не походила ни на один тип женщин, которых Мона когда-либо видела. Моне никак не удавалось определить, какой у нее стиль; единственное, в чем Мона была уверена, это в том, что денег у этой Молли хватает. Прическа Молли была европейской, Мона видела такие в журнале. Она была в общем-то уверена, что едва ли этот стиль стиль сезона, но стрижка удачно сочеталась со стеклами, которые оказались имплантантами, вживленными прямо в кожу. Мона видела такие однажды у так систа в Кливленде. И на женщине была короткая куртка очень темного коричневого цвета на вкус Моны, слишком скромная, но явно новая и с широким овчинным воротником. Куртка была распахнута, и под ней, закрывая грудь и живот, виднелась странная зеленая штука, похожая на броню, чем она, догадалась Мона, наверное, и была. Джинсы скроены из какой-то серо- зеленой, как бы мшистой замши, толстой и мягкой Мона подумала, что это лучшее в прикиде незнакомки. Она сама была бы не прочь заиметь такие же, разве что их портили ботинки. Эти черные ботинки с массивными каблуками напоминали те, которые носят мотогонщики: прокладки из желтой резины, широ кие темные полосы по всему подъему, повсюду хромированные пряжки, а еще ужасные толстенные подошвы. И откуда у нее такой лак для ногтей цвета красного вина? Мона даже не думала, что такой еще производят. На что ты там, черт побери, пялишься? А... ваши ботинки... Ну и? Они не подходят к брюкам. Специально их надела, чтобы выбить дурь из Прайора. Прайор на полу застонал и сделал попытку подняться. Моне хватило одного взгляда, чтобы почувствовать, что ее сейчас стошнит, и она попросилась в ванную. Не пытайся сбежать. Женщина, казалось, наблюдала за Прайором, но за этими стеклами... Кто знает, куда она на самом деле смотрит? Почему-то она находилась в ванной с косметичкой, пристроенной на коленях, сидела на унитазе и поспешно готовила дозу. Кристалл размолола недостаточно мелко, так что наркотик опалил небо, но, как говаривала Ланетта, не всегда же есть время на приятные мелочи. И опять же, разве ей теперь не намного лучше? В ванной Джеральда был небольшой душ, но, судя по внешнему виду, им очень давно не пользовались. Присмотревшись поближе, Мона заметила, что вокруг стока наросла серая плесень и виднелись пятна какой-то грязи, очень похожей на засохшую кровь. Вернувшись, она увидела, что женщина за ноги волочет Прайора в соседнюю комнату. Мона разглядела, что Прайор в носках и без ботинок, как будто он собирался соснуть. На голубой рубашке темнели пятна крови, и лицо было сплошь в синяках. Если Мона что и испытывала, когда наступал приход, так это чистое и невинное любопытство. Что вы делаете? Думаю, придется его разбудить, сказала женщина так, как говорят в подземке о заспавшемся пассажире, который вот-вот пропустит свою ос тановку. Мона прошла за ней в рабочую комнату Джеральда, где все было белым и по- больничному чистым. Она молча смотрела, как женщина взгромоздила Прайора в кресло наподобие парикмахерского со всякими рычагами, кнопками и прочими причиндалами. Похоже, дело не в том, что она такая сильная, подумалось Моне, просто она знает, куда переносить вес. Голова Прайора свесилась на сторону, когда женщина закрепила у него на груди черный ремень. Мона начала было уже испытывать к нему жалость, но тут вспомнила Эдди. Что это? Женщина наполняла белый пластиковый сосуд водой из хромированного крана. Мона все пыталась это произнести, чувствуя, как под действием магика сердце убегает из-под контроля. Он убил Эдди, пыталась сказать она, но ничего не выходило. Но потом, наверное, что-то получилось, поскольку женщина ответила: Ну с него станется... если ему позволить. Она выплеснула воду на Прайора в лицо и по всей рубашке. Глаза его распахнулись; белок левого был целиком красным. Щелчок, между металлическими зубцами шокера проскочили белые искры, когда женщина поднесла их к мокрой рубашке. Прайор заорал. Джеральду пришлось опуститься на четвереньки, чтобы извлечь Мону из-под кровати. Руки у него были мягкие и прохладные. Мона никак не могла вспомнить, как она там оказалась, но сейчас кругом все было тихо. Ты пойдешь с Молли, Мона, сказал Джеральд; он был в синем пальто и черных очках. Ее начало трясти. Думаю, стоит дать тебе что-нибудь от нервов. Мона вырвалась и отпрянула. Нет! Не прикасайся ко мне, черт тебя побери! Оставь ее, Джеральд, сказала от двери женщина. Тебе пора уходить. По-моему, ты сама не знаешь, во что ввязалась, ответил врач, но все равно: удачи. Спасибо. Будешь скучать по этому месту? Едва ли. Я все равно собирался уйти на покой. И я собиралась, сказала женщина, и Джеральд ушел, даже слова не сказав Моне на прощание. Есть какие-нибудь вещи? спросила женщина. Собери. Мы тоже уходим. Одеваясь, Мона обнаружила, что не может застегнуть платье на своей новой груди, так что пришлось оставить его как есть, поверх надеть куртку Майкла и до подбородка застегнуть молнию. ГЛАВА 28. КОМПАНИЯ Иногда ему было просто необходимо постоять здесь, глядя на Судью, или присесть на корточки на бетонном полу возле Ведьмы. Время, проведенное с ними, будто удерживало на месте перескоки памяти. Не сами моменты разрыва, а то ощущение, которое возникало у него временами, отрывистое, как бы рваное чувство, что пленка памяти все соскакивает и соскакивает с катушки, ее зажевывает... и с каждым разом теряются, уходят частички пережитого... Так и теперь он сидел, а автоматы делали свое дело, и наконец он заметил, что рядом с ним примостилась Черри. Джентри остался наверху, на чердаке, с Образом, который он наконец уловил. Он все нес что-то об узле или точке пересечения двух орбит макроформа. А потому едва выслушал то, что Слик пытался ему рассказать о доме, обо всем этом безлюдном месте, и о Бобби Графе. Так что Слик спустился посидеть перед Следователем в темноте и холоде, мысленно перебирая все операции, каждый в отдельности из всех ин струментов, какие для этого потребовались, и где именно он откопал каждую из деталей, а потом Черри, протянув руку, коснулась его щеки холодными пальцами. Ты в порядке? спросила она. Я подумала, может, на тебя опять накатило... Нет. Просто иногда мне надо приходить сюда. Но он подключил тебя к ящику Графа, да? Бобби, сказал Слик, его зовут Бобби. Я его видел. Где? Там, внутри. Там целый мир. Там есть серый дом, очень странный, похожий на замок или на что-то вроде этого, и он в нем живет. Сам по себе? Он сказал, что Энджи Митчелл тоже... Наверное, он спятил. А она была там? Я ее не видел. Видел машину. Он сказал, что это ее. Последнее, что я слышала: она зависла в какой-то наркоклинике для gm`lemhrnqrei на Ямайке. Не знаю, пожал он плечами. Какой он из себя? Выглядит моложе. Кто угодно выглядел бы паршиво со всеми этими трубками и дрянью, которая в них. Сообразил, что Малыш Африка сбагрил его нам сюда с перепугу. Он сказал, что, если его придут искать, нужно подключить его к матрице. Зачем? Не знаю. Надо было спросить. Он снова пожал плечами. Видела где-нибудь Пташку? Нет. Пора бы ему уже и вернуться... Слик встал. Пташка вернулся на закате, на мотоцикле Джентри. Темные крылья волос намокли от снега и мотались у него по плечам, пока он трясся по Пустоши. Слик поморщился: парень шел не на той передаче. Пташка поднимался по склону из расплющенных баков и нажал на тормоза как раз в тот момент, когда стоило дать газ. Черри охнула, увидев, как Пташка и мотоцикл распрощались друг с другом в воздухе. Мотоцикл на секунду завис, прежде чем, сделав сальто, рухнуть в нагромождение ржавых листов металла, составлявших когда-то одну из внешних построек Фабрики, а Пташка все катился и катился по зазубренному склону. Почему-то грохота Слик так и не услышал. Он стоял рядом с Черри в укрытии на лишенной дверей грузовой платформе, а потом без всякого перехода уже несся на разъезжающихся ногах по снегу. Пташка лежал на спине с окровавленными губами, рот закрыт путаницей шнурков и амулетов, которые он носил на шее. Не трогай его, сказала Черри. Возможно, сломаны ребра или внутри все отбито... На звук ее голоса Пташка открыл глаза. Вытянул губы и сплюнул кровь и обломок зуба. Не шевелись, сказала Черри, опускаясь рядом с ним на колени и переключаясь на не допускающий возражений тон, которому она выучилась в школе медтехов. Возможно, ты ранен. Ч-черта с два, леди, выдавил тот и с помощью Слика с трудом встал на ноги. Кровотечение, сказала девушка. Ладно, задница. Можно подумать, мне очень хочется тут с тобой возиться. Не достал, сказал Пташка, размазывая по лицу кровь. Фургон то есть. Это я вижу, ответил Слик. Марви и ребята, они не одни, у них там целая компания. Слетелись, как мухи на навоз. Пара ховеров, вертолет... Все эти парни. Какие парни? Вроде вояк, но они не солдаты. Солдаты валяют дурака, ржут, когда начальство не смотрит. А эти не так. Копы? Марви и двое его братьев выращивали мутировавшие псилобицины в дюжине полузарытых в землю железнодорожных цистерн. Иногда они пытались варить примитивные аминовые болтушки, но их самопальная лаборатория то и дело взрывалась. Это были ближайшие, если так можно назвать, постоянные соседи Фабрики. В шести километрах. Копы? Пташка выплюнул еще один кусок зуба и с ухмылкой пощупал десну окровавленным пальцем. Да что они такого незаконного делают? И с каких это пор копы могут позволить себе такое дерьмо: новехонькие ховеры, новая хонда... Он хмыкнул сквозь пленку слюны и крови. Я поболтался по Пустоши, поглядел на них в трубу. Они не из тех ребят, с кем мне хотелось бы потрепаться, тебе бы тоже не захотелось. Как по-твоему, я вконец раздолбал мотоцикл Джентри? За мотоцикл не беспокойся, сказал Слик. Я думаю, Джентри занят другим. Это хорошо... Пташка поплелся по направлению к Фабрике, чуть не упал, но удержался и побрел дальше. Да, глаз как у орла, сказала Черри. Эй, Пташка, окликнул Слик, а что с тем пакетом, который я тебе дал для Марви? Пташка качнулся, сделал еще шаг, потом с трудом обернулся к ним. Потерял. Потом он исчез, свернув за угол из гофрированной стали. Может, они ему приглючились? предположила Черри. Я имею в виду тех парней. И вообще все, что он видел. Сомневаюсь, ответил Слик, утягивая ее поглубже в тень, когда к Фабрике из зимних сумерек скользнула черная хонда с погашенными огнями. Взбираясь по раскачивающимся лестницам, он слышал, как хонда совершает над Фабрикой уже пятый круг: каждый раз вибрировала и гремела железная крыша. Теперь-то, подумал Слик, Джентри должен понять, что у них гости. Шаткий подвесной мост Слик одолел в десять широких осторожных шагов. Он уже начал сомневаться, удастся ли вообще спустить Графа с его носилками, не приварив дополнительную продольную штангу через пролет. На залитый светом чердак он вошел без стука. Джентри сидел у верстака, склонив голову набок и глядя в широкое окно в крыше, заделанное прозрачным пластиком. На верстаке была свалена груда каких-то компьютерных деталей и мелких инструментов. Вертолет, сказал Слик, тяжело дыша после крутого подъема. Вертолет, задумчиво кивнул Джентри; подпрыгнул хвост спутанных волос. Похоже, они что-то ищут. Я думаю, они это только что нашли. Наверное, это Ядерная Комиссия. Пташка видел людей у дома Марви. Говорит, у них там был вертолет. Ты меня не слушал, когда я пытался тебе объяснить, что он сказал. Пташка? Джентри опустил глаза на блестящие детальки на верстаке. Подобрал два фитинга и загнул их друг о друга. Граф! Он сказал мне... Бобби Ньюмарк, перебил его Джентри, да-да. Теперь я знаю о Бобби Ньюмарке гораздо больше. За спиной Слика в дверях появилась Черри. Тебе придется что-то сделать с мостом, сказала она, сразу же подходя к носилкам, он слишком трясется. Она наклонилась проверить показания приборов. Подойди сюда, Слик. Джентри встал и подошел к проекционному столу. Слик последовал за ним, взглянул на светившееся там изображение. Оно напомнило ему ковры, которые он видел в сером доме, те же узоры и сочетания только эти были сотканы из тончайших нитей неона и сплетались наподобие бесконечного узла. От попытки заглянуть в центр этого узла у Слика заболела голова. Он отвел взгляд. Что это? спросил он Джентри. То, что ты всегда искал? Нет. Я же тебе говорил. Это всего лишь узел, макроформ. Модель... У него там дом, похожий на замок, и трава, и деревья, и небо... У него гораздо больше всего. На целую вселенную больше. То, что ты видел, конструкт, сработанный из коммерческого стима. А у него там абстракция общей суммы всех данных, составляющих киберпространство. И все равно это намного ближе, чем мне удавалось подобраться раньше... Он не сказал тебе, что он там делает? Я не спрашивал. Тогда тебе придется сходить к нему еще раз. Эй, Джентри. Послушай. Этот вертолет, он вернется. Он вернется с двумя грузовиками парней, которые, как говорит Пташка, похожи на солдат. Они охотятся не за нами. Они пришли за ним. Может, это его люди. Может, они охотятся на нас. Да нет же. Он ведь мне сам говорил. Он сказал, что, если появится кто- то по его душу, мы по уши в дерьме и нам нужно подключить его к матрице. Джентри опустил глаза на проводки, которые все еще держал в руке. Мы поговорим с ним, Слик. Ты возвращаешься и на этот раз я иду с тобой. ГЛАВА 29. ЗИМНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ Петал наконец дал свое согласие но и то лишь после того, как Кумико предложила позвонить отцу и спросить его разрешения. Эта идея отправила Петала с несчастным видом шаркать в поисках Суэйна, а когда он вернулся, вид у него не стал счастливее ответом было да. Закутанная в несколько слоев самой теплой своей одежды, она стояла в белом фойе, изучая литографии с охотничьими сценками, пока Петал за закрытыми дверьми инструктировал красномордого, которого, как выяснилось, звали Дик. Девочка не могла расслышать отдельных слов, до нее доносился лишь водопад предостережений вполголоса. Модуль Маас-Неотек лежал у нее в кармане, но она не спешила его касаться. Колин уже дважды принимался ее отговаривать. Ну вот лекция Петала закончилась, появился Дик. Его маленький жесткий рот был растянут в улыбке. Под тесный черный костюм он надел розовую кашемировую водолазку и тонкий овечьей шерсти жилет. Черные волосы плотно прилипали к черепу охранника, а бледные щеки затеняла успевшая отрасти щетина. Кумико легонько сжала в кармане модуль. Привет, сказал Дик, оглядывая ее с ног до головы. Так куда мы пойдем на прогулку? На Портобелло-роуд, подсказал Колин, прислонившийся к стене возле загроможденной пальто вешалки. Дик снял с плечиков пальто, протянув для этого руку сквозь Колина, надел его и застегнул. Затем натянул пару солидных черных кожаных перчаток. По антикварным на Портобелло-роуд, сказала Кумико, отпуская модуль. И давно вы работаете на мистера Суэйна? спросила девочка, когда они шли по обледенелой подъездной аллее. Довольно давно, ответил краснолицый. Смотри не поскользнись. У твоих сапог ненадежные каблуки... Кумико семенила на модных французских шпильках. Как она и предполагала, в этих сапогах было почти невозможно передвигаться по стеклянистой щербатой наледи тротуаров. Для равновесия она взяла охранника за руку, почувствовав под пальцами полосу металла через всю ладонь. Перчатки были утяжеленными, пальцы усилены полиуглеродными кольцами. Дик всю дорогу молчал, пока они не свернули на боковую улицу в конце подъездной аллеи, но когда они вышли на Портобелло-роуд, внезапно остановился. Простите, мисс, сказал он с некоторой заминкой в голосе, это правда, что говорят ребята? Ребята? Прошу прощения? Ну мальчики Суэйна. Те, кто постоянно на него работают. Они говорят, что вы дочь большого человека, токийского бонзы. Простите, сказала она, я вас не понимаю. Янака. Ваша фамилия Янака? Да, Кумико Янака... Дик уставился на нее с откровенным любопытством. Потом по его лицу прошла тень тревоги, и он осторожно и очень внимательно огляделся по сторонам. Господи, вырвалось у него, так, значит, это правда... Все его приземистое тело напряглось под туго застегнутым пальто. Шеф сказал, вы хотите пойти за покупками? Да, спасибо. Куда мне вас отвести? Сюда, сказала она, уводя его в узкую галерею, основательно захламленную британским гоми. Как выяснилось, экспедиции за покупками в Синдзюку сослужили ей хорошую службу и здесь. Приемы, которые она выдумывала, чтобы помучить секретарей отца, оказались вполне эффективными и в этой прогулке с Диком, когда она заставляла бедолагу охранника принимать участие в десятке бессмысленных дискуссий при выборе какого-нибудь медальона эпохи Эдуарда или фрагмента старинного витража. И каждый раз выходило так, что она покупала только вещи хрупкие, или тяжелые, или неудобные для переноски и обязательно дорогие. Весело болтающая на двух языках продавщица запросила за очередную покупку восемьдесят тысяч фунтов, которые пришлось снять с чипа Мицу- банка. Кумико потихоньку опустила руку в карман, где лежал модуль Маас- Неотек. Очень изысканно, сказала по-японски продавщица-англичанка, заворачивая покупку Кумико, вазу из позолоченной бронзы, инкрустированную грифонами. Полный кошмар, прокомментировал по-японски Колин. К тому же подделка. Он растянулся на очень викторианской с виду софе, набитой конским волосом, закинув ноги на коктейльную стойку в стиле арт-деко, поддерживаемую двумя несущимися в полете алюминиевыми ангелами. Продавщица добавила вазу к поклаже Дика. Это был одиннадцатый по счету антикварный магазин и восьмая покупка японки. Думаю, тебе пора делать свой ход, посоветовал Колин. В любую минуту Дик может позвонить Суэйну и вызвать машину, чтобы отвезти вас домой. Думаю, это все, не так ли? с надеждой спросил Дик из-за горы свертков. Еще один магазин, пожалуйста, улыбнулась девочка. Хорошо, мрачно ответил он. Охранник замешкался, протискиваясь в дверь, а она тем временем загнала каблук в трещину на мостовой, которую приметила при входе. С вами все в порядке? спросил он, увидев, что Кумико споткнулась. Я сломала каблук... Проковыляв назад в магазин, девочка присела рядом с Колином на волосяную софу. Вокруг нее, желая помочь, засуетилась продавщица. Быстро снимай их, посоветовал Колин, пока Дик не положил покупки на мостовую. Кумико расстегнула молнию на сапоге со сломанным каблуком, потом расстегнула на другом и сбросила оба. Вместо грубого китайского шелка, какой она обычно носила зимой, ее ноги защищали тонкие черные каучуковые гольфы с жесткими пластиковыми подошвами. В дверях магазина она собиралась пригнуться и проскочить между ног Дика, но промахнулась и толкнула его локтем в бедро, опрокинув охранника на витрину с гранеными хрустальными графинами. И наконец Кумико свободна, продирается сквозь толпу туристов на Портобелло-роуд. У нее очень замерзли ноги, но рубчатые пластиковые подметки давали великолепное сцепление кроме как на льду, напомнила она себе, отряхивая с рук мокрый песок после того, как поскользнулась во второй раз. Колин отправил ее бегом по узкому проходу со стенами из закопченного кирпича.. Кумико крепче стиснула модуль. Теперь куда? Сюда, сказал призрак. Мне нужна Роза и корона, напомнила она ему. Прежде всего тебе нужно быть осторожной. На вызов Дикки сюда сейчас прибегут люди Суэйна, не говоря уже об охоте, какую способен объявить его дружок из Особого отдела, если его попросят. А я не вижу причины, почему бы его не попросить... В Розу и корону девочка вошла через боковую дверь с Колином у локтя, оглянулась, испытывая благодарность за уютный полумрак паба и окутавшее ее тепло, которые, казалось, составляли суть этих питейных нор. Ее поразило обилие обивки повсюду на стенах, на сиденьях и глушащих звуки занавесей. Будь ткани и краски хоть чуть-чуть менее выцветшими, сам эффект был бы наверняка не столь теплым. Маленькая японка решила, что пабы, пожалуй, наиболее полно отражают британское отношение к гоми. Подгоняемая Колином, она протолкалась через толпу подвыпивших клиентов у стойки бара в надежде отыскать Тика. Что тебе, дорогуша? Подняв глаза, девочка увидела над собой широкое лицо блондинки за стойкой пятно яркой помады, нарумяненные щеки. Прошу прощения, начала Кумико, мне бы хотелось поговорить с мистером Биваном... Мне пинту, Элис, сказал кто-то справа, швыряя на стойку три десятифунтовые монеты, светлого. Элис нажала на белый керамический рычаг, наполняя кружку прозрачным пивом. Она поставила кружку на поцарапанную стойку и смахнула монеты в j`qqs. Тебя тут хотят на два слова, Биван, сказала она, когда мужчина взялся за свою пинту. Кумико взглянула вверх на плоское раскрасневшееся лицо. Верхняя губа у мужчины была слишком короткой, и Кумико почему-то вспомнились кролики, хотя Биван был очень большим, почти с Петала ростом. И глаза у него были кроличьи: круглые, коричневые, с очень узеньким ободком белка. Меня? Акцент бармена заставил ее вспомнить о Тике. Скажи ему да, прошептал Колин. Ему невдомек, почему маленькая японская девочка в гольфах явилась к нему в пивную. Я хочу найти Тика. Биван равнодушно разглядывал ее поверх кружки. Извини, сказал он, боюсь, я не знаю никого с таким именем. Он выпил. Салли сказала мне, что, если Тика здесь не будет, я должна разыскать вас. Салли Шире... Биван подавился пивом, зрачки у него закатились. Закашлявшись, он поставил кружку на стойку и вытащил из кармана пальто носовой платок. Высморкался и вытер рот. Моя смена в пять, сказал он. Лучше пройдем в подсобку. Элис подняла откидную стойку, и Биван, быстро глянув через плечо, махнул Кумико похожей на лопату ладонью, чтобы она проходила. Узкий проход вел в небольшое помещение за баром. Неровные кирпичные стены подсобки покрывал толстый слой грязно-зеленой краски. Биван остановился возле помятой стальной корзины с махровыми полотенцами, от которых воняло пивом. Если ты хочешь подставить меня, девочка, ты об этом сильно пожалеешь, процедил он. Скажи мне, почему ты ищешь этого Тика? Салли в опасности. Мне нужно найти Тика. Я должна ему кое-что рассказать. Черт побери, буркнул бармен. Поставь себя на мое место... Колин сморщил нос, посмотрев на сырые полотенца в корзине. Да? спросила Кумико. Если ты нарк, а я отправлю тебя искать этого Тика при условии, что я его знаю, а он под колпаком или на какой-нибудь дряни, тогда он обрушится на меня, так? А если нет, то есть еще эта Салли, тогда, промолчав, я получу от нее, понимаешь? Кумико кивнула: Между молотом и наковальней. Эту идиому однажды употребила Салли, и Кумико находила ее очень поэтичной. Вот именно, отозвался Биван, как-то странно посмотрев на девочку. Он запустил руку в редеющие рыжеватые волосы. И все же ты мне поможешь, услышала она свой голос, чувствуя, как с щелчком встает на место холодная маска матери. Скажи мне, где найти Тика. Бармен поежился, хотя в подсобке было тепло, даже слишком. К запаху пива примешивался едкий дух дезинфекции. Ты знаешь Лондон? Колин подмигнул. Я найду дорогу, ответила девочка. Биван, окликнула Элис, высовываясь из-за угла, грязь. Полиция, перевел Колин. Маргейт-роуд, СВ-2, быстро проговорил Биван, не знаю ни номера квартиры, ни номера телефона. Скажи ему, чтобы он вывел тебя через черный ход, сказал Колин. Это не простые полицейские. Кумико всегда будет помнить это бесконечное путешествие по станциям городской подземки. Как Колин повел ее от Розы и короны к Холленд-парку и дальше вниз, объясняя по пути, что ее чип Мицу-банка теперь не просто бесполезен опасен. Если она воспользуется им, чтобы заплатить в такси или за любую покупку, сказал призрак-гид, денежный перевод магниевой вспышкой полыхнет в решетке киберпространства, где ее тотчас увидит рыщущий там оператор из Особого отдела. Но ей надо отыскать Тика, m`qr`hb`k` девочка, ей нужно на Маргейт-роуд. Колин нахмурился. Не сейчас, сказал он, подумав, подожди до темноты. До Брикстона недалеко, но улицы для тебя слишком опасны при дневном свете, учитывая то, что вся полиция на стороне Суэйна. Но где ей спрятаться, спросила она. У нее очень мало наличных; сама идея валюты монет и клочков бумаги казалась маленькой японке эксцентричной и непостижимо чужой. Здесь, сказал он, когда эскалатор вез ее вниз на станцию Холленд- парк. И всего за стоимость одного билета. Выпуклые серебристые силуэты поездов. Мягкие старые сиденья в серо- зеленых тонах. Тепло, восхитительное тепло. Еще одна нора, здесь, в стране непрестанного движения... ГЛАВА 30. ДОБЫЧА Аэропорт засосал нетвердо держащуюся на ногах Даниэллу Старк в коридор, вдоль пастельных стен которого жались репортеры. Объективы камер и глаза- имплантанты пялились из толпы на звезду, в то время как Порфир и трое парней из службы безопасности Сенснета увлекали Энджи за собой сквозь смыкающееся кольцо журналистов. Настоящий ритуальный балетный номер, целью которого было не столько защитить звезду, сколько привнести в ролики чуточку драматизма. Каждого присутствующего уже почистили служба безопасности и отдел по связям с общественностью. Наедине с Порфиром она оказалась лишь в скоростном лифте по пути к вертолетной площадке, которую Сенснет оборудовала на крыше терминала. Дрогнув, разошлись двери, и в кабину ворвался ветер, сырой и холодный. На ярко освещенной бетонной площадке их ждало очередное трио из охраны в гигантских флюоресцентно-оранжевых парках. Энджи вспомнила, как впервые увидела Муравейник. Она тогда вместе с Тернером ехала на поезде из Вашингтона. Одна из оранжевых парок быстро провела их по безупречно чистой взлетной полосе из бетона к большому двухвинтовому фоккеру, отделанному черным хромом. Первым по паутинчатому матово-черному трапу поднялся Порфир. Энджи последовала за ним, ни разу не оглянувшись. Она почувствовала, что созрела для решительных действий. Она свяжется с Гансом Беккером через его агента в Париже. Номер есть у Континьюити. Пришло время вмешаться и ускорить события. И ей придется серьезно поговорить с Робином. Он ведь ждет ее сейчас в том самом отеле. Вертолет посоветовал пристегнуть ремни. Машина плавно поднялась в воздух; в кабину не проникало ни звука, только чувствовалось, как вибрирует корпус. На какое-то мгновение Энджи показалось, что она способна удержать в сознании разом всю свою жизнь распознать то, что она есть на самом деле. Именно эту суть, думала она, скрывала, наплывая, пыль, именно это и было свободой от боли. И местом, расставания с душой, произнес из сияния свечей и гуда пчелиных ульев железный голос... Мисси? С соседнего сиденья к ней наклонился Порфир... Мне снилось... Много лет назад что-то, затаившись, поджидало ее в Сенснете. Нечто иной природы, не той, что лоа, не той, что Легба и другие... хотя Легба Хозяин Перекрестков; он синтез, главная точка магии и коммуникаций... Порфир, спросила она, почему уехал Бобби? Она смотрела в окно на сеть светящихся линий магистрали Муравейника, на купола, выхваченные из тьмы красными сигнальными огнями, но вместо города видела информационные ландшафты, которые всегда манили Бобби назад к той единственной игре, в которую, по его словам, только и стоит играть. Если не знаешь ты, мисси, отозвался Порфир, то кто же тогда может знать? Но до тебя же доходят все разговоры. Все. Все слухи. Ты всегда все знал... Почему ты спрашиваешь меня сейчас? Время пришло... Я помню сплетни, понимаешь? То, что болтают за спинами знаменитостей. Некто, например, заявлял, что знал Бобби, что тот кому-то что-то сказал и }rn вышло наружу... О Бобби имело смысл посудачить, потому что он был с тобой, понимаешь? Это неплохо для начала, мисси. Но мы же знаем, что его самого эта роль вряд ли устраивала. Суть в том, что он хотел пробиться сам, а вместо признания нашел тебя. И ты стала подниматься все выше и все быстрей, чем сам он мог бы даже мечтать. Ты взяла его с собой наверх, понимаешь? Туда, где такие деньги, о каких ему даже не снилось в его Барритауне, просто мелочь... Не сводя глаз с Муравейника, Энджи кивнула. Поговаривали, что у него были свои амбиции, мисси. Что-то гнало его. И в результате прогнало прочь... Я никогда не думала, что он может меня бросить, сказала она. Когда я впервые оказалась в Муравейнике, это было как родиться заново. Новая жизнь. И он уже был в ней, с самой первой ночи. Позднее, когда Легба... когда я попала в Сенснет... Когда ты начала превращаться в Энджи. Да. И как бы это меня ни меняло, я знала, что он всегда будет рядом. Я знала, что он никогда не купится на эту мишуру. Мне так нужно было это его отношение к Сенснету, понимаешь? То, что он считал, что моя слава и все эти стимы не более чем обычный заработок... А при чем тут Сенснет? Скорее дело в Энджи Митчелл. Он знал, в чем разница между мной и звездой симстима. Знал ли? Возможно, именно он и был этой разницей. Далеко внизу проплывают светящиеся нити... Старое здание Нового Агентства Судзуки было любимым отелем Энджи в Муравейнике с самых первых дней ее пребывания в Сенснете. До одиннадцатого этажа вверх тянулся обычный фасад, потом он начинал вдруг сужаться, и следующие девять уступов походили на горный склон, сложенный из скалистых пород. Породу извлекли при закладке фундамента нового здания на Мэдисон-сквер. Первоначальный план требовал, чтобы этот отвесный ландшафт был засажен флорой, присущей долине Гудзона, и населен соответствующей фауной. Но из-за последовавшего вскоре строительства первого манхэттенского купола пришлось вызвать обосновавшуюся в Париже команду экодизайнеров. Французские экологи, привыкшие к чистым дизайнерским проблемам, возникающим в орбитальных комплексах, пришли в отчаяние, столкнувшись с загрязненной атмосферой Муравейника. Они предпочли сделать ставку на генную инженерию, чтобы вывести искусственные штаммы растительности, и на робото-фауну, используемую в детских развлека тельных парках. А постоянное покровительство Энджи со временем придало этому месту особую притягательность, которой оно иначе бы не имело. Сенснет выкупила пять верхних этажей, чтобы оборудовать их под ее постоянные апартаменты, и Новое Агентство приобрело запоздалую популярность среди артистов и антрепренеров. Энджи улыбнулась, когда вертолет прошел рядом с безучастным механическим горным козлом, делающим вид, что пережевывает лишайник возле подсвеченного водопада. Абсурдность этой сцены посреди Муравейника всегда ее радовала. Ею наслаждался даже Бобби. Она перевела взгляд на вертолетную площадку на крыше здания, где логотип Сенснета недавно заново вывели яркой краской на постоянно подогреваемом и ярко освещенном бетоне. Возле скульптурного выступа скалы стояла одинокая фигура, почти неразличимая под огромной ярко-оранжевой паркой. Робин, наверное, уже здесь, как ты думаешь, Порфир? Миста Ланье, кисло отозвался парикмахер. Энджи вздохнула. Черный хромированный фоккер мягко приземлился; в баре тихонько зазвенели бутылки, когда шасси коснулось бетона крыши. Дрожь мотора утихла. Порфир, что касается Робина, то первый шаг придется сделать мне. Я собираюсь поговорить с ним сегодня вечером. Наедине. А пока что я хочу, чтобы ты держался от него подальше. Порфир доволен, мисси, произнес парикмахер, когда за их спинами открылась дверца кабины. И вдруг рванулся, дернул пряжку пристяжного ремня, а Энджи, onbepmsbxhq|, увидела в проеме оранжевую парку, поднятую руку, зеркальные очки. Шума от пистолета было не больше, чем от зажигалки, но Порфир конвульсивно дернулся, его длинная черная рука схватилась за горло. Охранник, задвинув за собой дверь, бросился к Энджи. Что-то твердое ткнулось ей в живот. Порфир, как тряпичная кукла, обмяк на сиденье, изо рта у него высунулся острый кончик розового языка. Непроизвольно она опустила глаза всего-навсего черная хромированная пряжка пристяжного ремня с налепленным на нее ромбом из зеленоватого пластика. Потом взгляд Энджи уперся в белый овал лица, обрамленный оранжевым нейлоновым капюшоном. Энджи увидела собственное лицо белое от шока, удвоенное серебром линз. Он что-нибудь пил сегодня? Что? Он. Большой палец дернулся в сторону Порфира. Он пил какой-нибудь алкоголь? Да... пару часов назад. Вот черт. Голос был женский. Фигура повернулась к потерявшему сознание парикмахеру. А я вкатила ему транквилизатор. Не хотелось бы подавить дыхательный рефлекс, знаешь ли. Энджи смотрела, как женщина щупает Порфиру пульс. Думаю, с ним все в порядке. Кажется, женщина пожала плечами где-то в глубинах своей огромной парки. Охрана? Что? Блеснули очки. Вы из службы безопасности Сенснета? Черт побери, нет. Это похищение. Вы меня похищаете? Наконец-то дошло. Почему? Причины довольно необычные. Кое-кто точит на тебя зуб. И на меня тоже. Предполагалось, что этим займусь я, то есть уволоку тебя на следующей неделе. Хрен им. Все равно мне надо с тобой поговорить. Вам? Поговорить со мной? Ты знаешь кого-нибудь по имени 3-Джейн? Нет. То есть да, но... Побереги дыхание. Уносим ноги. Быстро. Порфир... Он скоро очнется. И, глядя на него, мне бы не хотелось при этом присутствовать... ГЛАВА 31. 3-ДЖЕЙН Если все это тоже находится в загородном доме Бобби, подумал Слик, открывая глаза посреди какого-то закругленного узкого коридора, то дом его еще более странное место, чем ему показалось в первый раз. Воздух в проходе был плотный и словно бы мертвый. Светящаяся полоса зеленоватой стеклянной плитки на потолке создавала впечатление, будто бредешь глубоко под водой. Потолок и стены туннеля из какого-то стекловидного бетона. По ощущению тюрьма. Наверное, мы вышли в подвал или в какое другое подобное помещение, сказал он, обратив внимание на слабое эхо от своих слов. Не вижу причины, почему мы должны были попасть в тот же самый конструкт, который ты видел раньше, возразил Джентри. Тогда что это? Слик тронул бетонную стену, та была теплой на ощупь. Какая разница, отозвался Джентри. Не оглядываясь по сторонам, Джентри зашагал вперед. За поворотом пол превратился в неровную мозаику из битого фарфора осколки были вплавлены во что-то, похожее на эпоксидку, скользкую под подошвами. Взгляни на это... Тысячи различных узоров, и все из осколков, и никакого общего замысла яркие кусочки подобраны наобум, по чистой случайности. Искусство. Джентри пожал плечами. Чье-то хобби. Кому как не тебе это оценить, Слик Генри. Кто бы ни были эти дизайнеры, о стенах они не побеспокоились. Слик ophqek, чтобы провести пальцами по мозаике пола, почувствовал зазубренные края битой керамики, гладкий твердый пластик между ними. Хобби? Что ты имеешь в виду? Это вроде тех штук, которые делаешь ты, Слик. Эти твои игрушки из металлолома... Губы Джентри опять вытянулись в напряженную, сумасшедшую усмешку. Много ты понимаешь! огрызнулся Слик. Угробил свою дурацкую жизнь, чтобы сообразить, какая форма у этого твоего киберпространства, а у него, может, и формы-то никакой нет. И потом, кому до этого дело? Ничем случайным ни в Судье, ни в остальных и не пахло. Процесс был случаен, но результаты должны были отвечать внутренней боли, которую он не мог выказать напрямую. Да ладно тебе, пожал плечами Джентри. Пошли. Но Слик не двинулся с места, лишь поднял глаза, увидел напряженное лицо. Бледные, тусклые глаза философа в этом призрачном свете казались серыми. И почему он вообще терпит Джентри? Потому что на Пустоши нельзя прожить одному. Плевать на электричество. Вся эта хозяйственная рутина в сущности дребедень. Просто нужен кто-то рядом. С Пташкой не поговоришь: парнишку вообще мало что интересует, а кроме того, все, что он мелет, сплошь захолустная чушь. И пусть Джентри ни за что этого не признает, Слик чувствовал, что тот понимает многое. Ладно, сказал Слик, вставая, пошли. Туннель скручивался, завивался кишками. Участок с мозаичным полом остался позади, за бог знает сколькими поворотами и спусками-подъемами по коротким винтовым лестницам. Слик все пытался представить себе, как выглядит снаружи здание, у которого такие подвалы, и не мог. Джентри шагал быстро, не переставая щуриться и покусывая губу. Слику казалось, что воздух становится все более спертым. Поднявшись по еще одной лестнице, они вышли на прямой отрезок коридора, превращающегося в глубине вообще непонятно во что. Коридор был шире предыдущих участков с поворотами, и пол здесь был бугристым и мягким от множества небольших мохнатых ковриков, слоями разложенных на бетоне. Каждый коврик имел собственный узор и расцветку в основном красных и синих тонов, но, если вглядеться, все орнаменты состояли из все тех же зубчатых ромбов и треугольников. Запах пыли стоял здесь гуще, и Слик ре шил, что это от ковров: они выглядели совсем ветхими. Те, что лежали наверху и поближе к центру, местами были протерты до дыр. Тропа. Будто кто- то годами ходил здесь туда-сюда. Одни секции световых полос над головой были совсем темными, другие слабо пульсировали. Куда теперь? спросил он Джентри. Тот смотрел себе под ноги, теребя большим и указательным пальцами пухлую губу. Туда. С чего ты взял? Потому что это совершенно не важно. От хождения по коврам у Слика устали ноги. Приходилось следить за тем, чтобы не споткнуться, попав носком в протертую кем-то дыру. Однажды он наступил на стеклянную плитку, отвалившуюся от полосы освещения. Через равные промежутки им попадались участки стен с заделанными бетоном арками. Они выделялись своей более светлой фактурой. Джентри, мы, наверное, где-нибудь под землей. В каком-то подвале. Но Джентри лишь поднял руку, так что Слик ткнулся в нее, и оба они замерли, уставившись на девушку, стоящую за ковровыми волнами в конце коридора. Видение было не далее чем в десятке метров от них. Она сказала что-то на языке, который Слик принял за французский. Голос был звонким и музыкальным, но тон деловым. Девушка улыбнулась. Спутанные темные волосы только усиливали ее неестественную бледность. Красивое лицо с высокими скулами, тонкий длинный нос, широкий рот. Слик почувствовал, как у его груди дрожит рука Джентри. Все в порядке, сказал он, отводя руку ковбоя. Мы просто ищем Бобби. Все ищут Бобби, ответила незнакомка с акцентом, которого Слик не смог распознать. Я сама его ищу. Его тело. Вы не видели его тела? Она сделала шаг назад, будто собираясь убежать. Мы не сделаем тебе ничего плохого, сказал Слик, внезапно ощутив собственный запах, идущий от въевшейся в джинсы и коричневую куртку смазки. И Джентри, если подумать, выглядел не очень-то успокаивающе. Пожалуй, нет, сказала она; в тусклом свете блеснули белые зубы. Но опять же, я не уверена, что вы оба мне нравитесь. Слику очень хотелось, чтобы Джентри сказал хоть что-нибудь, но тот молчал. Ты знаешь его... Бобби? рискнул он. Он настоящий умница. Необычайно умен. Хотя не могу сказать, что он мне действительно нравится. Ее черный свободный балахон свисал до колен. Девушка была босиком. Тем не менее я хочу.... его тело. Она рассмеялась. Все изменилось. Соку? спросил Бобби Граф, протягивая высокий стакан с чем-то желтым. В воде бирюзового озерца отражались солнечные зайчики, мечущиеся по пальмовым листьям над головой. На Бобби не было никакой одежды, если не считать темных очков. Что с твоим другом? Ничего особенного, услышал Слик голос Джентри. Он отсидел срок и заработал искусственный синдром Корсакова. Такие переходы пугают его до чертиков. Слик неподвижно лежал в белом железном шезлонге с синими подушками, чувствуя, как сквозь промасленные джинсы припекает солнце. Ты тот, про кого он говорил? спросил Бобби. Тебя зовут Джентри? Владелец фабрики? Джентри. Ты ковбой. Бобби улыбнулся. Компьютерный жокей. Человек киберпространства. Нет. Бобби потер подбородок. Знаешь, мне тут бриться приходится. Порезался, теперь вот шрам... Он отпил полстакана сока и вытер ладонью рот. Так ты не ковбой? А как же ты тогда сюда попал? Джентри расстегнул расшитую бусинами куртку, обнажив белую как мел, безволосую грудь. Сделай что-нибудь с солнцем, сказал он. Сумерки. Вот так. Даже никакого щелчка. Слик услышал собственный стон. В пальмах за выбеленной стеной шуршали насекомые. На ребрах остывал пот. Прости, приятель, сказал Бобби Слику. Твой синдром Корсакова, должно быть, очень неприятная штука. Но это место просто прекрасно. Недалеко от Валларты. Принадлежало когда-то Тэлли Ишэм... Тут он снова повернулся к Джентри: Если ты не ковбой, приятель, то кто же ты? Я такой же, как ты, сказал Джентри. Я ковбой. Над головой Бобби вверх по стене наискось проскользнула ящерица. Нет. Ты здесь не для того, чтобы что-то украсть, Ньюмарк. Откуда ты знаешь? Ты здесь, чтобы кое-что узнать. Это одно и то же. Нет. Когда-то ты был ковбоем, но теперь стал кем-то другим. Ты кое-что ищешь, однако красть это не у кого. Я тоже это ищу. И Джентри начал ему объяснять про Образ. Резные тени пальм уже сгустились в мексиканскую ночь, а Бобби сидел и слушал. Когда Джентри закончил, Бобби долго молчал. М-да, протянул он через некоторое время. Ты прав. Если начистоту, я пытаюсь выяснить, что вызвало Перемену. А до нее, подхватил Джентри, киберпространство не имело Образа. Эй, вмешался Слик, до того как попасть сюда, мы побывали где-то еще. Что это было? Блуждающий огонек, сказал Бобби. На верху колодца. На орбите. Кто та девушка? Девушка? Темноволосая, худощавая. А, эта, донесся из темноты голос Бобби, это 3-Джейн. Вы ее видели? Странная она, сказал Слик. Она мертвая, сказал Бобби. Вы видели ее конструкт. Растранжирила все состояние своей семьи, чтобы построить эту штуку. Ты... э-э... живешь с ней? Здесь. Она терпеть меня не может. Видишь ли, я это все украл. Украл ее ловца душ. Когда я рванул в Мексику, она уже успела вогнать в алеф свой конструкт, так что она всегда была здесь. Закавыка в том, что она умерла. Я хочу сказать, во внешнем мире умерла. А тем временем все ее дерьмо там, снаружи, все ее аферы, махинации живут себе поживают. Ими заправляют ее адвокаты, всякие там дельцы... Он усмехнулся. Это приводит ее в бешенство. Люди, которые рвутся на вашу фабрику, чтобы забрать алеф, работают на подставное лицо, а то на тех, кого она наняла еще на Побережье. По правде говоря, я заключил с ней довольно странную сделку, мы кое-чем обменялись. Сумасшедшая она или нет, но играет по-честному... Даже никакого щелчка. Сперва Слик решил, что они вернулись в тот серый дом, где он встретил Бобби впервые, но эта комната была меньше и ковры и мебель отличались от тех, правда, он не мог сказать чем. Богато, но без пошлости. Тишина. На длинном деревянном столе горела лампа под стеклянным зеленым абажуром. Высокие окна с выкрашенными белой краской рамами разделяют белизну за окнами на равные прямоугольники, и белизна эта, наверное, снег... Он стоял, касаясь щекой мягкой шторы, глядя в защищенную каменной оградой снежную пустоту. Лондон, говорил тем временем Бобби. Ей пришлось отдать мне это в обмен за серьезные вуду-дела. Думал, что они не захотят иметь с ней никаких дел. Много бы ей это, черт побери, дало! А вот они стали как-то блекнуть, расплываться, что ли. Иногда их еще можно вызвать, но отдельные личности сливаются... как шарики ртути... Все сходится, сказал Джентри. Они вышли из первопричины, из того, Когда Все Изменилось. До этого ты уже додумался. Но ты еще не знаешь, что именно там произошло, так? Нет. Знаю только где. В Блуждающем огоньке. Она рассказала мне эту часть истории. Думаю, это все, что она знает. На самом деле ей на это плевать. Ее мать создала парочку ИскИнов, очень давно, когда они только- только начали появляться. Судя по всему, мощные были штуки. Потом мать умерла, а ИскИны вроде бы просочились в компьютерные базы данных корпорации или даже в само железо, там, наверху. Один из них стал вести собственную игру. Хотел слиться со вторым... Слился. Вот тебе первая причина. Все изменилось. Так просто? Откуда ты знаешь? Потому что я шел к этому с другой стороны, сказал Джентри. Ты сделал ставку на причину и следствие, а я искал контуры, образы во времени. Ты искал по всей матрице внутри, а я рассматривал ее снаружи как единое целое. Я знаю то, чего не знаешь ты. Бобби не ответил. Слик отвернулся от окна и увидел девушку, ту самую. Она стояла у противоположной стены наискосок от него. Просто стояла. Дело не в одних лишь тессье-эшпуловских ИскИнах, продолжал Джентри. На верх колодца поднялись люди, чтобы взломать базы данных в сердечниках Т-Э. Они принесли с собой китайский военный ледоруб. Кейс, вставил Бобби. Парень по имени Кейс. Эту часть я знаю. Скоординированная атака с двух сторон... Слик наблюдал за девушкой. И сумма оказалась больше слагаемых? Судя по всему, Джентри действительно наслаждался разговором. Кибернетический бог? Ходящий по воде аки посуху? Ага, сказал Бобби. Вроде того. Все, пожалуй, гораздо запутаннее, чем ты думаешь, сказал Джентри и рассмеялся. А девушка исчезла. Никакого щелчка. Слик вздрогнул. ГЛАВА 32. ЗИМНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ (2) Ночь спустилась, когда вечерняя толчея достигла своего пика, но все равно это было не похоже на Токио никаких тебе сиросисан, чья работа была вклинивать в набитый вагон запоздалых пассажиров перед самым закрытием дверей. Стоя на ветреной платформе Центральной линии, Кумико задумчиво смотрела на опускающуюся на город розовую дымку заката. Колин прислонился к сломанному торговому автомату с рядом пыльных, в трещинах, окошек. Теперь пора, сказал он, и когда пойдешь по Бонд-стрит и Оксфорд- Серкус, держись скромнее и старайся опускать голову. Но мне же придется заплатить на выходе? Если уж на то пошло, это делает отнюдь не каждый, сказал он, отбрасывая челку со лба. Девочка направилась к лестницам, не спрашивая его больше, как добраться до противоположной платформы. Ноги у нее снова замерзли, и она не могла удержаться от мыслей о меховых ботинках, которые остались стоять в шкафу в ее комнате в доме Суэйна. Она решилась на сочетание каучуковых гольфов с жесткими подошвами и французских сапожек на высоком каблуке как на уловку, чтобы усыпить бдительность Дика и заставить его усомниться в том, что она вообще способна быстро идти. Но теперь с каждым укусом холода она об этом жалела. Проходя по туннелю к соседней платформе, Кумико разжала руку на модуле Колин мигнул и исчез. Стены туннеля покрывала истертая белая керамическая плитка с декоративной полосой зелени. Девочка вынула руку из кармана и на ходу вела пальцами по зеленым квадратам, думая о Салли и Финне и о том, что зима в Муравейнике пахнет иначе, как вдруг дорогу ей ловко заступил первый Дракула. В мгновение ока она оказалась в тесном кольце четыре черных дождевика, четыре обтянутых кожей мертвенно-бледных черепа. О! проговорил первый. Какая встреча. Они смотрели друг на друга в упор Кумико и Дракула. От него несло табаком. Мимо них текла своей дорогой вечерняя толпа, укутанная в основном в темную шерсть. Надо же, протянул голос справа. А это еще что такое? Рука в черной перчатке из потрескавшейся кожи поворачивала у нее перед носом модуль Маас-Неотек. Фотовспышка, а? Пощупаем япошку? Рука Кумико непроизвольно скользнула в карман, прошла его насквозь сквозь бритвенный разрез и схватила воздух. Паренек захихикал. Денежки у нее в сумке, сказал другой. Помоги-ка ей, Per. Взмах рукой, и кожаный ремешок сумочки оказался перерезанным надвое. Первый Дракула подхватил сумку, с ловкостью профессионала обернул вокруг нее болтающиеся концы ремешка и засунул себе за пазуху. Вот так-то! Эге, да они у нее в штанах! Смех это она зашарила под несколькими слоями свитеров. Резинка врезалась ей в живот, когда она обеими руками рывком высвободила пистолет и ткнула дулом в щеку того, кто держал модуль. Ничего не произошло. И тут остальные трое стремглав рванули к лестнице в дальнем конце туннеля, ботинки с высокой шнуровкой разъезжались на талом снегу; длинные плащи крыльями бились на ветру. Вскрикнула какая-то женщина. А они все еще стояли, застыв на месте, Кумико и Дракула; дуло пистолета прижималось к левой скуле мальчишки. От напряжения у Кумико начали дрожать руки. Девочка смотрела ему прямо в глаза; карие зрачки Дракулы расширились от древнего примитивного страха. На лице ее была маска матери. Что-то ударилось у ног о бетон: модуль Колина. Бегом! сказала она. Дракула конвульсивно дернулся, открыл рот, издал приглушенный всхлип и вывернулся из-под пистолетного дула. Опустив глаза, Кумико увидела модуль Маас-Неотек в лужице серой талой воды. Рядом лежал чистый серебристый треугольник бритвы. Нагнувшись за модулем, девочка увидела, что его корпус треснул. Она вытрясла жижу из трещины и изо всех сил сжала модуль в руке. Туннель теперь будто вымер, кругом ни души. Колина тоже не было. Огромный пневматический вальтер Суэйна оттягивал руку. Подойдя к урне, Кумико спрятала пистолет между жирной пленкой пищевой so`jnbjh и аккуратным свертком факса новостей. Уже собралась уходить, но потом повернулась и забрала факс. Вверх по ступенькам. Кто-то на платформе указал на нее пальцем, но тут с древним грохотом подкатил поезд, и двери за ней сомкнулись. Она следовала инструкциям Колина Уайт-Сити, Шеппердс Буш, Холленд- парк; спрятала лицо в факс, когда поезд замедлял ход перед Ноттинг-Хиллом (король, который был очень сгар и уже умирал), и держала его перед собой всю Бонд-стрит. На станции Оксфорд-Серкус царило настоящее столпотворение. Она была благодарна толпе за укрытие. Колин говорил, что со станции можно выйти бесплатно. После некоторого раздумья она решила, что так оно, вероятно, и есть: требуются лишь скорость и подходящий момент. Впрочем, другого выбора у нее и не было: сумочка с чипом Мицу-банка и несколькими английскими монетами исчезла вместе с Джеками Дракулами. Десять минут Кумико наблюдала за тем, как пассажиры скармливают автоматическим турникетам желтые пластиковые билеты, потом глубоко вдохнула и побежала. Вверх по ступенькам, прыжок, сзади крики и громкий смех, и снова все вверх и вверх. Когда она добежала до выхода, перед ней раскинулась Брикстон-роуд похожая на Синдзюку, увешанную душистыми мокрыми циновками, запруженную лотками с дымящейся едой. ГЛАВА 33. ЗВЕЗДА Она ждала в машине, и ей это не нравилось. Мона никогда не любила ждать, а магик, который она приняла, делал ожидание просто невыносимым. Ей приходилось постоянно напоминать себе не оскаливать зубы, потому что, что бы там ни сотворил с ними Джеральд, десны все равно болели. Да что говорить, болело все