тело. Пожалуй, магик был не слишком удачной мыслью. Машина принадлежала Молли, так Джеральд назвал эту женщину. Самая обычная серая японская тачка, как у какого-нибудь пиджака, довольно симпатичная, но ничего особенного, в глаза не бросается. Внутри запах новой вещи, а на трассе, когда они выбрались из Балтиморы, машина оказалась действительно быстрой. В ней был встроенный компьютер, но женщина всю обратную дорогу до Муравейника вела сама, а теперь машина стояла припаркованной на крыше двадцатиэтажной автостоянки. Судя по всему, стоянка находилась где-то неподалеку от отеля, куда ее привез Прайор, потому что отсюда Моне было видно то сумасшедшее здание, замаскированное под горный склон с водопадом. Машин тут было немного, да и те припорошены снегом, как будто ими давно не пользовались. Если не считать двух парней в будке при въезде вокруг ни души. Ну вот, приехали: столько людей, центр самого большого в мире города а она сидит на заднем сиденье тачки одна-одинешенька. Сказано ждать. По дороге из Балтиморы женщина говорила мало, только время от времени задавала вопросы. Но магик не давал Моне покоя, заставляя без умолку говорить. Она говорила и говорила о Кливленде и Флориде, об Эдди и Прайоре. А потом они заехали сюда наверх и остановились. Этой Молли нет уже с час, а может, и больше. Чемодан она забрала с собой. Единственное, чего смогла добиться от нее Мона, так это что с Джеральдом Молли давно знакома, а Прайор ничего об этом не знал. В салоне делалось все холоднее, поэтому Мона перебралась на переднее сиденье и включила обогреватель. Просто прикрутить его и оставить работать вполсилы нельзя, потому что это посадит аккумулятор: Молли сказала, что, если такое произойдет, они окажутся по уши в дерьме. Потому что, когда я вернусь, мы по-быстрому отчалим. Потом она показала Моне, где под сиденьем водителя лежит спальник. До отказа выкрутив обогреватель, Мона подставила руки под струю теплого воздуха. Поиграла переключателями маленького экрана на приборной доске, замелькали новости. Английский король болен еще бы, в его-то годы. В Сингапуре новое заболевание; никто от него не умер, но пока неизвестно, как оно передается и как лечится. Поговаривают о заварушке в Японии: мол, pearhxjh из двух группировок якудза стараются переубивать друг друга, но никто ничего не знает наверняка. Якудза вот о чем любил потрепаться Эдди. Потом распахнулись двери, и под руку с потрясающим черным парнем вышла Энджи, а голос за кадром говорил, что это прямая трансляция, что звезда только что прибыла в Муравейник после кратких каникул в своему доме в Малибу, последовавших за лечением в частной наркологической клинике... В этой огромной шубе Энджи выглядела просто потрясно, но тут ролик закончился. Вспомнив, что сделал Джеральд, Мона коснулась своего лица. Она выключила телевизор, потом обогреватель и снова перебралась назад. Протерла уголком спальника стекло, запотевшее от ее дыхания. Посмотрела на здание с горным склоном, на море огней за провисающими цепями ограждения по краю стоянки. Похоже, там целая страна, может, Колорадо или еще что- то, как в том стиме, где Энджи отправилась в Аспен и встретила одного парнишку, только потом, как почти всегда, появился Робин. Вот чего ей никак не понять, так это разговоров о клинике. Бармен говорил, что Энджи поехала туда, потому что подсела на какое-то дерьмо, а теперь она только что слышала, как то же самое говорил мужик в новостях, так что, видимо, это правда. Но зачем таким людям, как Энджи, с такой жизнью, как у нее, с таким любовником, как Робин Ланье, им-то зачем наркотики? Глядя на далекое здание, Мона покачала головой, радуясь тому, что сама она, в общем-то, ухитрилась не попасть на крючок. Потом она, наверное, на минуточку задремала, задумавшись о Ланетте, потому что, когда она снова выглянула в окно, над гористым зданием уже завис большой вертолет черный и блестящий. Классно, действительно как в большом городе. Она знала в Кливленде пару девочек из крутых, с которыми никто не связывался, но Молли совсем другое. Вспомнить только, как Прайор прошиб собой дверь, как он потом вопил... Мона подумала, а в чем, собственно, он тогда признался, потому что слышала, как он говорил, и Молли больше его не мучила. Они оставили Прайора привязанным к хирургическому креслу, и Мона тогда еще спросила у Молли, как она думает, сможет ли он освободиться? Или сможет, ответила та, или кто-то его найдет, или он погибнет от жажды. Вертолет опустился ниже, исчез. Большой был, с вертящимися штуками по обоим бокам. А она сидит тут и ждет и, черт побери, понятия не имеет, что же ей делать дальше. Ланетта кое-чему ее научила: иногда стоит составить как бы перечень своих преимуществ. Преимущество это то, что тебе на руку, а об остальном можно просто забыть. Ладно. Она выбралась из Флориды. Она на Манхэттене. Она похожа на Энджи... Тут Мона запнулась. Преимущество ли это? Хорошо, скажем иначе: ей повезло воспользоваться услугами бесплатной косметической хирургии, и теперь у нее просто великолепные зубы. Во всяком случае, если взглянуть на это с такой стороны, все не так уж и плохо. Вспомни о мухах в сквоте. Да уж. Если потратить оставшиеся деньги на стрижку и макияж, можно соорудить что-нибудь, что не будет так явно подчеркивать сходство с Энджи. Вот это, пожалуй, неплохая идея, потому что вдруг кто-то ее ищет? И снова вертолет. На этот раз поднимается. Эй, да что же это! Кварталах, может быть, в двух и пятьюдесятью этажами выше нос машины развернулся в ее направлении, нырнул... Нет, это все магик. Вертолет покачался там из стороны в сторону, потом стал снижаться... Глюки, это все не взаправду. Прямо вниз. К ней. Он просто все увеличивается и увеличивается. Прямо к ней. Но это же магик, правда? Тут жуткая машина исчезла, скрылась за другим зданием. Глюки, конечно, глюки... Вертолет выплыл из-за угла. Теперь он был только на пять этажей выше стоянки и все снижался, и это был вовсе не магик. Черная громадина зависла прямо над головой, вот вырывается узкий белый луч, чтобы найти серую машину. И Мона, рванув замок двери, выкатилась на снег, стараясь остаться в тени машины, а вокруг нее гул лопастей, вой работающих моторов Прайор или тот, на кого он работал... Они пришли за ней. Тут прожектор погас, звук лопастей изменился, и вертолет быстро, слишком быстро пошел на посадку. Подпрыгнул на выпущенных шасси. Снова ударился о землю. С кашлем выбросив синее пламя, заглохли моторы. Мона на четвереньках застыла у заднего бампера поскользнулась, когда пыталась встать на ноги. Раздался резкий хлопок, похожий на пистолетный выстрел, и квадратный кусок вертолетной обшивки отскочил и лег на посыпанный солью бетон стоянки. Выскочил яркий оранжевый желоб пятиметрового аварийного трапа, вздулся, как детская пляжная игрушка. Мона осторожно поднялась на ноги, держась за крыло серой машины. Темная закутанная фигура перебросила ноги через борт желоба и сидя скатилась вниз совсем как ребенок на детской площадке. За ней вторая, в огромной куртке под цвет желоба, голова в капюшоне. Мона вздрогнула, когда та, в оранжевом, повела другую по крыше, прочь от черного вертолета. Это была... Но как же?! Садитесь назад, приказала Молли, открывая дверь со стороны водителя. Это ты, выдавила Мона, глядя в самое знаменитое лицо в мире. Да, отозвалась Энджи, не отрывая глаз от лица Моны. Это... кажется... Пошевеливайтесь, сказала Молли, положив руку на плечо звезды. Забирайся внутрь. Твой марсианский полукровка уже просыпается. Мона оглянулась на вертолет. С погашенными огнями он казался детской игрушкой, будто гигант-ребенок поиграл с ней здесь и забыл... Хорошо, раз так, сказала Энджи, забираясь на заднее сиденье. И ты, золотце, сказала Молли, подталкивая Мону к открытой двери. Но... Я хочу сказать... Пошевеливайся! Мона забралась внутрь, чувствуя запах духов Энджи, скользнув запястьем по ее сверхъестественно мягкой огромной шубе. Я тебя видела, услышала она свой собственный голос, в новостях. Энджи промолчала. Молли скользнула на место водителя, захлопнула дверь, тихонько запел мотор. Оранжевый капюшон плотно затянут, лицо как белая маска с пустыми серебристыми глазами. Тут они покатили под навес к пандусу, вписываясь в первый поворот. И так пять уровней вниз по узкой спирали, а потом Молли завернула в проход меж рядами огромных дальнобойных грузовиков под тусклыми диагоналями осветительных полос. Парасенсорное наблюдение, сказала Молли. Ты когда-нибудь видела в Агентстве подобное оборудование? Нет, ответила Энджи. Если у службы безопасности Сенснета оно есть, то они, возможно, уже внизу... Она завела машину за огромный, похожий на вагон ховер, белый, с выведенными через всю заднюю дверь квадратными синими буквами названия. Что там написано"? спросила Мона и тут же почувствовала, что краснеет. Китайские Катоды, сказала Энджи. Моне показалось, что она раньше уже где-то слышала это название. Молли вышла из машины и теперь открывала огромные двери ховера. Скинула вниз желтые пластиковые сходни. Потом она вернулась в машину. Взревел мотор, и они въехали прямо в кузов ховера. Сорвав с головы оранжевый капюшон, Молли встряхнула головой, высвобождая волосы. Мона, ты как, сможешь выбраться отсюда и втянуть сходни обратно? Они не тяжелые. Звучало это не как вопрос. Они были действительно не тяжелые. Мона втянула сходни и помогла Молли закрыть двери. Она кожей чувствовала в темноте присутствие Энджи. Это и вправду была Энджи. В кабину. Пристегивайтесь. А теперь держитесь. Энджи. Она сидит рядом с Энджи. Потом шипение это Молли подала воздух в воздушную подушку, и их вновь понесло вниз по спиральному пандусу. Твой друг уже очнулся, сказала Молли, но пока не способен двигаться. Еще четверть часа. Она снова съехала с пандуса на очередной уровень но на этот раз Мона уже потеряла счет этажам. Этот был набит модными тачками. Ховер пронесся по центральному проходу и свернул налево. Тебе очень повезет, если он не ждет нас внизу, сказала Энджи. Молли затормозила в десяти метрах от больших металлических ворот, разрисованных диагональными желтыми и черными полосами. Нет, ответила она, вынимая из бардачка маленькую синюю коробочку. Это ему повезло, если он не ждет нас снаружи. Оранжевая вспышка и грохот: Моне будто хорошим хуком справа ударило в диафрагму. Ворота сорвало с петель. В облаке дыма створка ворот вывалилась на мокрую мостовую, и вот они уже проскочили над ней, свернули. Ховер набирал скорость. Ужасно грубо, не так ли? спросила Энджи и по-настоящему рассмеялась. Знаю, ответила Молли, сосредоточившись на дороге. Иногда только так и можно. Мона, расскажи ей о Прайоре. О Прайоре и о твоем приятеле. То, что ты рассказывала мне. Никогда в жизни Мона не испытывала подобной робости. Пожалуйста, сказала Энджи, расскажи мне, Мона. Вот так. Ее имя. Энджи Митчелл наяву произнесла ее имя. Обратилась к ней. Прямо тут. От этого хотелось упасть в обморок. ГЛАВА 34. МАРГЕЙТ-РОУД Похоже, ты потерялась, сказал продавец лапши по-японски. Кумико решила, что он кореец. У отца были партнеры-корейцы; они за нимались строительным бизнесом, так говорила мать. Как и этот, они, как правило, оказывались крупными мужчинами, почти таких же габаритов, как Петал, с широкими серьезными лицами. И, кажется, очень замерзла, продолжал кореец. Я ищу одного человека, устало сказала Кумико. Он живет на Маргейт- роуд. Где это? Не знаю. Зайди, предложил торговец, обведя жестом конец стойки. Его палатка была собрана из щитов розового рифленого пластика. Она прошла между плакатом с рекламой лапши и стендом, рекламировавшим какое-то роти это слово было составлено из окрашенных в бредовые цвета дутых букв, с которых будто соскальзывали светящиеся капли. От прилавка пахло специями и тушеным мясом. Холод кусал за ноги, щипал уши. Пригнувшись, Кумико проскользнула под затуманенный паром кусок полиэтилена. В самой палатке оказалось очень тесно: приземистые синие баллоны с бутаном, три плитки, заставленные высокими кастрюлями, пластиковые мешки с не готовой еще лапшой, стопки пластиковых мисок среди всего этого двигался громадный кореец, ухаживая за своими кастрюлями. Садись, сказал он. Когда девочка присела на желтую пластмассовую емкость с глютаминатом натрия, голова ее оказалась ниже прилавка. Ты японка? Да, ответила она. Из Токио? Кумико помедлила. Одежда такая, пояснил кореец, потом спросил, кивая на ее ноги: Почему ты ходишь в этом зимой? Такая теперь в Токио мода? Я потеряла сапоги. Он протянул ей пластиковые миску и палочки; в прозрачном желтом бульоне плавали слипшиеся комки лапши. Девочка жадно ела, потом выпила бульон. Кумико смотрела, как кореец обслуживает африканку, которая забрала лапшу с собой в собственной посудине с крышкой. Маргейт, задумчиво повторил торговец, когда женщина ушла. Вынув из-под прилавка книгу в бумажном, с жирными пятнами переплете, он начал ее листать, слюнявя большой палец. Вот, сказал он наконец, ткнув пальцем в карту с невероятно мелким масштабом. Вниз по Экр-лейн. Порывшись под прилавком, он нашел синюю перьевую ручку и начертил маршрут на грубой серой салфетке. Спасибо, сказала Кумико, мне пора идти. Пока она брела к Маргейт-роуд, к ней пришла мать. Салли в опасности, где-то в Муравейнике, и Кумико верила, что Тику удастся отыскать способ с ней связаться. Если не по телефону, то через матрицу. Может быть, Тик знает Финна, мертвого человека из тупика... Постоянно растущий коралловый риф метрополии в Брикстоне дал убежище совсем иной, незнакомой форме жизни. Лица, светлые и темные, мешанина бесчисленных национальностей и рас. Кирпичные фасады испещрены надписями, рисунками буйство красок и символов, какие и представить себе не могли первоначальные строители или владельцы. Из открытой двери паба, мимо ко торого она проходила, выплескивались бой барабанов, жар и раскаты смеха. Лавки продавали совсем незнакомую Кумико еду, тюки яркой одежды, китайские инструменты, японскую косметику... Задержавшись у освещенной витрины с коллекцией помад и румян, где ее лицо отразилось в серебристом заднике декорации, девочка почувствовала, как на нее из ночи обрушилась смерть матери. Мать так любила подобные вещи. Безумие матери. Отец никогда не упоминал о нем. В мире отца не было места безумию. Безумие матери было европейским, импортной западней го рестей и иллюзий... Отец убил ее мать, сказала Салли на Ковент-Гарден. Но правда ли это? Он привозил врачей из Дании, Австралии и, под конец, из Тибы. Врачи выслушивали сны принцессы-балерины, чертили карты и временные графики ее синапсов и брали анализы крови. Но принцесса-балерина отказывалась и от их таблеток, и от их утонченной хирургии. Они хотят изрезать мне мозг лазерами, шептала она Кумико. Она нашептывала и другие вещи. По ночам, говорила она, из своих кубиков в кабинете отца Кумико, как дымок, восстают злые духи. Эти старики... говорила она, они высасывают наше дыхание. Этот город пьет мое дыхание. Здесь нет покоя. Нет настоящего сна. Перед концом она совсем перестала спать. Шесть ночей мать молча и совершенно неподвижно сидела в своей голубой европейской комнате. На седьмой день она ушла из квартиры одна достойный упоминания подвиг, учитывая усердие секретарей и отыскала дорогу к холодной реке. Но в заднике витрины ей еще чудились линзы Салли. Кумико вытащила из рукава свитера карту корейца. У обочины на Маргейт-роуд стояла сожженная машина. Девочка помедлила возле нее, оглядывая молчаливые фасады на противоположной стороне улицы, и тут услышала какой-то звук за спиной. Оглянулась и увидела в свете полуоткрытой двери ближайшего дома перекошенное лицо горгульи под лавиной сальных кудрей. Тик! По правде говоря, Терренс, сказал тот, когда исчезла искажающая лицо гримаса. Тик жил под самой крышей. Нижние этажи пустовали, светлые прямоугольники на обоях призраки изчезнувших картин провожали их взглядом. Хромота Тика, когда он взбирался перед ней вверх по лестнице, сделалась еще более явной. На нем был серый костюм из блестящей плащевки и табачного цвета замшевые оксфорды на толстой подошве. А я тебя ждал, сказал он, с усилием перенося тело с одной ступеньки на другую. Правда? Я знал, что ты сбежала от Суэйна. Копировал понемногу себе в буфер его трафик, когда у меня было время, свободное от того, другого... Другого? Ты что, не знаешь? Прости? Все дело в матрице. Там что-то происходит. Проще показать, чем пытаться объяснить. Тем более что объяснить это я все равно не могу. Готов поспорить, три четверти всего человечества сейчас подключились к сети, смотрят шоу... Я не понимаю. Сомневаюсь, что найдется кто-то, кто понимает. В секторе, opedqr`bk~yel собой Муравейник, возник новый макроформ. Макроформ? Очень большая база-конструкт. Я пришла предупредить Салли. Суэйн и Робин Ланье собираются сдать ее тем, кто планирует украсть Анджелу Митчелл. Как раз об этом я бы волноваться не стал, сказал Тик, поднимаясь на верхнюю площадку. Салли уже увела у них из-под носа Митчелл и чуть было не прикончила их человека в Муравейнике. Теперь они в любом случае за ней охотятся. Черт побери, вскоре за ней станут охотиться все и каждый! Тем не менее можно попробовать это ей передать, когда она позвонит для проверки. Если она позвонит... Тик жил в мансарде, состоящей из одной большой комнаты, причудливая форма которой заставляла предположить, что в ней убрали внутренние перегородки. Несмотря на ее размеры, всю комнату заполняли вещи. На взгляд Кумико, выглядела она так, как будто кто-то разложил содержимое какой- нибудь мастерской по ремонту модулей в Акихабара на пространстве, уже в избытке заставленном в стиле гайдзинов предметами массивной мебли ровки. И тем не менее комната отличалась удивительным порядком и чистотой; даже стопки журналов были тщательно выровнены по углам низкого стеклянного столика, где они покоились рядом с девственно-чистой керамической пепельницей и скромной белой вазой со срезанными цветами. Пока Тик наливал в электрический чайник воду из фильтрующего кувшина, она снова попыталась вызвать Колина. Что это? спросил Тик, ставя кувшин на место. Модуль-гид Маас-Неотек. Он разбился, и я не могу вызвать Колина... Колина? Это стим-устройство? Да. Давай посмотрим... Он протянул руку. Мне подарил его отец... Тик присвистнул. Должно быть, стоит целое состояние. Ну конечно же, один из мини- ИскИнов Мааса. Как он работает? Нужно сжать модуль в руке, тогда появится Колин. Но никто, кроме меня, не может ни видеть его, ни слышать. Тик поднес модуль к уху и встряхнул. Он разбился? Как? Я его уронила. Видишь ли, разбит только корпус. Биософт вытек из капсулы, так что ты не можешь войти в него, так сказать, вручную. Ты можешь его починить? Нет. Но если хочешь, мы можем войти в него через деку... Он вернул ей модуль. Закипел чайник. За чаем девочка рассказала ему про свое путешествие в Муравейник и про визит Салли к святилищу в тупичке. Он называл ее Молли, сказала она. Тик раза четыре попеременно кивнул и подмигнул. Ну и чего она там добилась? О чем они разговаривали? Говорили о каком-то месте под названием Блуждающий огонек. О человеке по имени Кейс. О каком-то враге, женщине... Тессье-Эшпул. Я это выяснил для нее, когда ворошил барахлишко Суэйна. Суэйн собирается продать Молли этой так называемой леди 3-Джейн. У этой леди самое полное досье пикантнейшего грязного белья, какое только можно себе представить, вообще на всех и на вся. Я был страшно осторожен и не подходил к этому слишком близко. Суэйн сейчас торгует этими скандалами направо и налево, по ходу дела сколачивая себе множество состояний. Уверен, что у нее достаточно грязи и на нашего мистера Суэйна... А она здесь? В Лондоне? Вроде бы где-то на орбите, хотя поговаривают, что она умерла. По правде говоря, я как раз над этим и работал, когда этот увалень возник в матрице... Прости, я не поняла. Подожди минутку, я тебе покажу. Он вернулся к обеденному столу с неглубоким квадратным подносиком в руках, на котором расположился целый набор всяческих миниатюрных устройств. Поставив поднос на стол, Тик тронул jpnunrms~ клавишу. Над подносом-проектором вспыхнула трехмерная голограмма: неоновые линии решетки киберпространства с рядами ярких фигур одновременно простых и сложных, графическое представление безмерных скоплений хранимых данных. Вот они, все наши стандартные большие говнюки. Корпорации. Можно сказать, довольно стабильный ландшафт. Иногда какая-нибудь отращивает приложение, или у тебя на глазах происходит захват, или две сливаются. Вряд ли здесь увидишь что-то действительно новое, во всяком случае, не в таком масштабе. Они начинают с малого: растут, сливаются с другими мелкими формациями... Он коснулся другого переключателя. Часа четыре назад точно в центре проекции возникла гладкая вертикальная колонна белого цвета выросло вот это. Или выскочило. Цветным кубам, сферам и пирамидам все время приходилось менять расположение, уступая место круглому белому столпу, соседство с которым превращало их в карликов. Его верхушка была гладко срезана верхней границей проекции. Этот сукин сын намного больше всего остального, с некоторым даже удовлетворением сказал Тик, и никто не знает, что это или кому это принадлежит. Но кто-то же должен знать, возразила Кумико. В общем-то, разумно. Должен. Но людям моего, так сказать, амплуа а нас таких миллионы не удалось это выяснить. А это еще более странно, чем сам факт того, что эта штука вообще существует. Перед твоим приходом я как раз обшаривал решетку в поисках жокея, у которого была бы хоть какая-то зацепка. Ничего. Вообще ничего. Как это может быть, что 3-Джейн мертва? Но тут она вспомнила Финна, черные кубики в кабинете отца. Я должна рассказать все Салли. Тут ничего не поделаешь, остается только ждать, сказал Тик. Она, наверное, позвонит. А пока, если хочешь, мы могли бы попробовать войти в этот твой маленький ИскИн. Хочу, ответила девочка. Пожалуйста. Будем надеяться, что типы из Особого отдела, которым теперь платит Суэйн, тебя не выследили. Но опять же, чтобы это проверить, нам остается только ждать... Да, сказала Кумико, совсем не обрадованная перспективой подобного ожидания. ГЛАВА 35. ВОЙНА НА ФАБРИКЕ Черри снова отыскала его в темноте, возле Судьи. Он сидел на одном из Следователей с фонариком в руке, освещая панцирь Судьи из полированной ржавчины. Слик не помнил, как он пришел сюда, но не чувствовал и рваного края подступающего синдрома. Он твердо помнил взгляд девушки в комнате, про которую Бобби сказал, что это Лондон. Джентри подключил Графа и его ящик к киберпространственной деке, сказала Черри. Ты это знаешь? Слик кивнул, не отрывая взгляда от Судьи: Бобби сказал, так будет лучше. Что все-таки происходит? Что произошло, когда вы подключились? Джентри и Бобби, они вроде одного поля ягоды, напали на какой-то след. Оба помешаны на одном и том же. Подключившись, мы оказались где-то на орбите, но Бобби там не было... Потом, думаю, была Мексика. Кто такая Тэлли Ишэм? Королева стимов во времена моего детства. Как сейчас Энджи Митчелл... Митчелл... она была его бабой. Кого? Бобби. Он рассказывал об этом Джентри в Лондоне. В Лондоне? Ага. Мы двинули туда после Мексики. И он сказал, что раньше был с Энджи Митчелл? Бред какой-то. Да, и еще он сказал, что именно так наткнулся на этот алеф. Слик повел фонариком, и луч уперся в скелетообразную утробу Трупожора. Болтался со всякими богатыми и от них прослышал об алефе. Называли эту штуку ловцом душ. Его хозяева сдавали время на нем в аренду тем богачам. Anaah разок его опробовал, потом вернулся и украл ящик. Увез в Мехико-Сити и начал проводить внутри все свое время. Но они пришли за ним... А ты, похоже, кое-что вспоминаешь... Поэтому он оттуда сбежал. Приехал в Кливленд и заключил сделку с Африкой. Дал Африке денег, чтобы тот его спрятал и заботился о нем, пока он под током, потому что он подходил действительно близко... Близко к чему? Не знаю. К чему-то странному. Что-то наподобие разговоров Джентри об Образе. Ну, протянула Черри, думаю, это может его прикончить, то, что он так подключен. Показатели начинают валять дурака. Он слишком давно под этими капельницами. Потому я и стала тебя искать. В луче фонарика поблескивали ощетинившиеся стальными клыками кишки Трупожора. Это то, чего он хочет. Во всяком случае, если он платит Малышу, то получается, ты работаешь на него. Но эти ребята, которых сегодня видел Пташка, работают на парней из Лос-Анджелеса, на тех, у кого Бобби украл этот... Скажи мне кое-что. Что? Что это за штуки ты построил? Африка говорил, что ты этакий трехнутый белый парень, который строит роботов из лома. Говорил, что летом ты выводишь их во двор и устраиваешь большие бои... Это не роботы, прервал он, переведя луч на низко посаженные, с серпами на концах, руки паучьеногой Ведьмы. Они в основном управляются по радио. Ты строишь их для того, чтобы потом разломать? Нет. Но мне нужно их как-то тестировать. Убедиться, правильно ли я все сделал... Он щелчком выключил свет. Трехнутый белый парень, сказала она. У тебя здесь есть девушка? Нет. Прими душ. Побрейся... Черри вдруг оказалась совсем близко к нему, так близко, что он ощутил ее дыхание у себя на лице. 0'кей, ребята, слушайте... Какого черта... ... потому что я не намерен повторять это дважды. Слик зажал Черри рот рукой. Нам нужен ваш гость и его оборудование. Вот и все. Повторяю: гость и оборудование. Пропущенный через усилитель голос гулко отдавался в железной пустоте Фабрики. Так вот, вы можете выдать его прямо сейчас это нетрудно, или мы просто войдем и всех вас к дьяволу перестреляем. Это тоже не составит нам никакого труда. Пять минут на размышление. Черри укусила его за руку. Бля, мне же нужно как-то дышать, а? А потом он бежал сквозь темноту Фабрики и слышал, как она зовет его по имени. Над южными воротами Фабрики горела единственная стоваттная лампочка, погнутые стальные створки были открыты настежь, скованные морозом и ржавчиной. Свет, должно быть, оставил Пташка. С того места, где засел Слик, скорчившись у пустого оконного проема, можно было различить за слабым конусом света силуэт ховера. Из темноты с рассчитанной небрежностью чтобы показать, кто тут хозяин положения, вышел человек с громкоговорителем в руке. На нем был герметичный камуфляжный комбинезон с тонким нейлоновым капюшоном, натянутым на голову, и защитные очки. Он поднял громкоговоритель. Три минуты. Человек напомнил ему охранников в тюремном дворе куда Слика выводили гулять в тот второй раз, когда его поймали за угон автомобиля. Джентри, наверное, смотрит сверху, где высоко над воротами Фабрики в щель в стене была вставлена узкая вертикальная плексигласовая панель. В темноте справа от Слика что-то задребезжало. Он повернулся и в слабом свете из другого оконного проема метрах в восьми от себя увидел Пташку и отблеск стального глушителя парнишка поднял винтовку двадцать второго калибра. Пташка! Не смей... Вылетев откуда-то из глубин Пустоши, на щеке парня возник рубиновый светлячок лазерного прицела. Грохот выстрела ворвался в пустые окна и эхом заметался меж стен. Пташку отбросило в темноту. Тишина, только позвякивание катящегося по бетону глушителя. Мать вашу так, весело пророкотал усиленный голос. Вы упустили свой шанс. Слик глянул через подоконник и увидел, как человек в камуфляже бежит назад к ховеру. Сколько их там еще? Пташка ничего об этом не говорил. Два ховера, хонда человек десять? А может, больше? Если только Джентри не припрятал где-нибудь пистолет, винтовка Пташки оставалась единственным оружием на Фабрике. Заурчали турбины ховера. Они собираются въехать на территорию, догадался Слик. У них лазерные прицелы. Наверное, есть и инфракрасные. Тут он услышал одного из Следователей. Такой звук автомат обычно издавал, скрежеща стальными гусеницами по бетонному полу. Следователь выполз из темноты, скорпионье жало с термитным наконечником опущено. Шасси начало свою жизнь лет пятьдесят назад на радиоуправляемом манипуляторе, предназначенном для переноски токсичных жидкостей или отходов ядерных электростанций. Найдя в Ньюарке три таких разукомплектованных механизма, Слик выменял их за фольксваген. Джентри. Слик же забыл контрольный модуль у Джентри на чердаке. Следователь проскрежетал по полу и остановился в широком дверном проеме лицом к Пустоши и приближающемуся ховеру. Автомат был размером приблизительно с тяжелый мотоцикл, на открытой раме шасси размещались блок сервоприводов, компрессорные резервуары, гидравлические цилиндры и выставленные на всеобщее обозрение открытые шнеки. С обеих сторон скромного ящика с инструментами вытянулась пара весьма злобных на вид клешней. Слик не помнил, где он раздобыл эти клешни, наверное, оторвал от какого-то фермерского комбайна. Ховер был тяжелой промышленной модели. На месте лобового стекла и окон были щиты из толстой серой пластиковой брони, в центре каждого щита зияли узкие прорези. Разбрасывая гусеницами льдинки и бетонную крошку, Следователь двинулся вперед, прямо на ховер, на максимальный угол разведя при этом клешни. Водитель ховера, пытаясь погасить инерцию, переключил турбину на реверс. Клешни Следователя яростно клацнули о передний выступ воздушной подушки, соскользнули, сомкнулись снова. Но ткань юбки, очевидно, была усилена полиуглеродной сеткой. Тут Джентри вспомнил о термитном жале. Жало дрогнуло, поднялось, наконечник его взорвался тугим шаром ярко-белого света; проскочив над бесполезными теперь клешнями, шар прорвал апроновую ткань, как нож картонный лист. Гусеницы Следователя слегка провисли, потом снова бешено завертелись, когда Джентри бросил его на сдувающийся мешок, одновременно до отказа выпустив жало-копье. Слик внезапно осознал, что он что-то кричит, но не понимал, что именно. Он был уже на ногах, когда клешни нашли наконец, за что зацепиться за оторванный край апроновой юбки. Он снова бросился на пол, когда из люка на крыше ховера, как вооруженная кукла-перчатка, вынырнула фигура в защитных очках и капюшоне, одновременно опустошая магазин с патронами двенадцатого калибра. От Следователя во все стороны полетели искры, но он продолжал прожевывать себе дорогу сквозь ткань воздушной подушки. Ее контуры были теперь отчетливо видны, высвечен ные белым пульсированием жала-копья. И вдруг Следователь замер, клешни мертвой хваткой вцепились в распоротый мешок. Автоматчик нырнул обратно в люк. Линия питания? Сервоблок? Во что попал этот парень? Белый пульс стал замирать, вот-вот погаснет. Ховер дал задний ход, начал медленно отползать по ржавому лому, таща за собой Следователя. Он был уже довольно далеко, почти за пределами светового круга, видимый только потому, что двигался, когда Джентри отыскал комбинацию пе реключателей, которая активировала огнемет. Дуло его было вмонтировано под местом крепления клешней. Совершенно захваченный этим зрелищем, Слик смотрел, как Следователь поджег десять литров высокооктанового бензина и b{ok~msk под высоким давлением огненную струю. Это сопло, вспомнил Слик, служило для распыления пестицидов, он однажды снял его с трактора, вовсе не уверенный в том, что оно работает. Работает, да еще как! ГЛАВА 36. ЛОВЕЦ ДУШ Ховер уже повернул на юг, когда снова явилась Маман Бригитта. Женщина с серебром вместо глаз бросила серый седан на какой-то стоянке, а уличная девчонка с лицом Энджи рассказывала путаную историю: Кливленд, Флорида, кто-то, кто был ей не то дружком, не то сутенером, а может, и тем и другим одновременно... Но в ушах Энджи все еще звучал голос Бригитты, слова, сказанные в кабине вертолета на крыше Нового Агентства Судзуки: Доверься ей, дитя. В делах ее воля лоа. Став пленницей на собственном сиденье пряжка пристяжного ремня блокирована куском застывшего пластика, Анджела смотрела, как женщина в обход бортового компьютера запускает аварийную систему, позволяющую пилотировать вертолет вручную. И вот прошел час, и теперь это шоссе под зимним дождем, девчонка опять говорит, и ее голос заглушает шорох дворников по ветровому стеклу... К сиянию свечей, к стенам из выбеленной глины. Бледные мотыльки мельтешат в струящихся ветвях ив. Твое время все ближе. И вот они пришли Наездники, лоа: Папа Легба, ярок и текуч, словно ртуть; Эзили Фреда, кто есть королева и мать; Самеди или Суббота, Барон Cimetiere13, мох на разъеденных костях; Симилор; мадам Труво; и много-много других... Они заполняют пустую оболочку так вот что она такое, Гран- Бригитта! Наплыв их голосов как шум ветра, журчание бегущей воды, гудение пчелиного улья... Они колеблются над землей, подобно жаркому мареву над летней автострадой. Никогда еще с Энджи не было такого такой торжественности, такого подчинения, такого ощущения тяжести и падения... Туда, где говорит Легба, и голос его подобен гулкому бою барабанов... Он рассказывает историю. В порывистом ветре образов мелькают перед Энджи этапы эволюции искусственного разума: круги из камня; часы; ткацкие паровые станки; мерно щелкающий латунный лес собачек и храповиков; вакуум, пойманный в дутое стекло; электронакал в тонких, как волоски, нитях; длинные ряды радиоламп и переключателей, чья задача расшифровывать послания, закодированные другими такими же устройствами... Хрупкие и недолговечные лампы, уменьшаясь в размерах, превращаются в транзисторы; электронные схемы все более усложняются и, одеваясь в кремний, становятся все миниатюрнее... Но вот уже и кремний исчерпывает до предела свои возможности... И снова она внутри видеофильма Ганса Беккера кадры из истории Тессье- Эшпулов перемежаются снами, которые не что иное, как воспоминания 3-Джейн, а он, Легба, все говорит, и эти две истории объединяются, становятся единым целым бесчисленные нити закручиваются вокруг общего потайного стержня: мать 3-Джейн создает два искусственных интеллекта, двух близнецов, которые в один прекрасный день сольются; затем появление чужаков (Энджи вдруг осознает, что и Молли ей знакома по снам), само это слияние и безумие 3-Джейн... И тут Энджи видит, что перед ней необыкновенное ювелирное изделие: голова, сделанная из платины, жемчужин и прекрасных синих камней; глаза граненые искусственные рубины. Голова эта тоже встречалась ей в снах, которые никогда не были снами. Голова врата в сокровенные базы данных Тессье-Эшпулов, где две половинки неведомого существа пока еще воюют между собой, ожидая своего рождения как единой сущности. В то время ты еще не родилась. И хотя голова говорит голосом Мари- Франс, мертвой матери 3-Джейн, голосом, знакомым по стольким мучительным ночам, Энджи понимает, что это говорит Бригитта. Твой отец тогда только- только начинал осознавать пределы собственных возможностей, отличать амбиции от таланта. Тот, кому он отдаст в обмен на знание свое дитя, в то bpel себя еще не явил. Но уже скоро придет человек Кейс, чтобы принести с собой это слияние одновременно и короткое, и безвременное. Но это ты знаешь. А где сейчас Легба? Легба-ати-Бон каким знала его ты ждет, чтобы быть. Нет, вспоминая слова Бовуа, сказанные давным-давно в Нью-Джерси, возразила Энджи, лоа пришли из Африки на заре времен... Не те, какими знала их ты. Когда настало время, яркое время, тогда пришло полное единство, единое сознание. Но был еще и другой. Другой? Я говорю лишь о том, что знаю я. Только единый знал другого, но единого больше нет. Вслед этому знанию рухнул центр; каждый осколок унесся прочь. Эти осколки искали форму каждый на особицу, что было присуще их природе. Изо всех знаков, какие копил твой род против тьмы и ночи, в той ситуации наиболее подходящими оказались парадигмы вуду. Так Бобби был прав? Вот оно Когда Все Изменилось... Да, он был прав, но лишь отчасти, поскольку я одновременно и Легба, и Бригитта, и одна из граней того, кто заключил сделку с твоим отцом. Кто потребовал, чтобы он прочертил veves в твоем мозгу. И подсказал отцу, каким образом он сможет завершить свой биочип? Биочип был необходим. Значит, необходимо, чтобы мне снились воспоминания дочери Эшпула? Может быть. Сны были результатом наркотиков? Не напрямую, хотя наркотик сделал тебя более восприимчивой к одним модальностям и менее восприимчивой к другим. Значит, наркотик. Что это было? Каково его назначение? Для ответа на первый вопрос потребуется подробное описание нейрохимических реакций это слишком долго. Так каково же его назначение? В отношении тебя? Ей пришлось отвести взгляд от рубиновых глаз. Стены комнаты обшиты панелями из старого дерева, натертыми до мягкого блеска. На полу ковер, вытканный чертежами электронных схем. Ни одна из доз не была идентична другой. Единственной постоянной оставалась субстанция, чье психотропное воздействие ты и воспринимала как наркотик. В процесс усвоения препарата были вовлечены многие другие веще ства, равно как и несколько десятков субклеточных наномеханизмов, запрограммированных на то, чтобы переструктурировать синоптические изменения, осуществленные Кристофером Митчеллом... Veves твоего отца были изменены, частично стерты, прочерчены заново... По чьему приказу? Рубиновые глаза. Жемчуг и бирюза. Молчание. По чьему приказу? Хилтона? Это был Хилтон? Решение исходило от Континьюити. Когда ты вернулась с Ямайки, Континьюити настоятельно советовал Свифту вновь приучить тебя к наркотику. А Пайпер Хилл попыталась выполнить его приказ. Энджи чувствует, как усиливается давление в голове, две точки боли позади глаз... Хилтон Свифт обязан осуществлять решения Континьюити. Сенснет слишком сложный организм, чтобы выжить по-другому. Континьюити же, созданный много позже небезызвестного яркого момента, принадлежит уже иному порядку. Технология биософтов, взращенная твоим отцом, вызвала к жизни Континьюити. Континьюити наивен. Почему? Почему Континьюити хотел этого от меня? Континьюити это непрерывность. А непрерывность удел Континьюити... 14 Но кто посылает сны? Они не посланы. Они притягивают тебя, как когда-то притягивали лоа. Попытка Континьюити переписать послание твоего отца провалилась. Некий импульс, исходящий из глубин твоей личности, позволил тебе бежать. Попытка вернуть тебя к coup-poudre не привела к успеху. Это Континьюити послал эту женщину, чтобы выкрасть меня? Мотивы Континьюити скрыты от меня. Иной порядок. Континьюити допустил совращение Робина Ланье агентами 3- Джейн. Но почему? Боль позади глаз становится невыносимой. У нее кровь из носу течет, сказала уличная девчонка. Что мне делать? Вытереть. Заставь ее откинуться назад. Дьявол! Да займись же ты этим, мать твою... А что она такое говорила про Нью-Джерси? Заткнись. Просто помолчи. Пойди проверь сходни. Зачем? Мы едем в Нью-Джерси. Кровь на новой шубе. Келли будет в ярости. ГЛАВА 37. ЖУРАВЛИ Тик удалил маленькую пластинку с задней стороны модуля Маас-Неотек, использовав для этого зубочистку и ювелирные щипцы. Очаровательно, пробормотал он, вглядываясь в отверстие через оптическое устройство с лампочкой для подсветки, на которое тут же свесился водопад нечесаных сальных волос. Как это они протянули здесь проводки, не зацепив переключатель? Ловкие, ублюдки... Тик, спросила Кумико, ты познакомился с Салли, когда она в первый раз приехала в Лондон? Думаю, я познакомился с ней вскоре после того... Он потянулся за мотком оптического провода. Конечно, у нее тогда не было такого влияния. Она тебе нравится? Прибор с лампочкой обратился в сторону девочки, из-за линз на нее воззрился искаженный левый глаз Тика. Нравится? Не знаю, так вот сразу об этом и не скажешь. Но ты же не станешь говорить, что она тебе не нравится? Чертовски сложно с ней, с этой Салли. Понимаешь, что я имею в виду? Сложно? Она так и не смогла примириться с тем, как здесь делаются дела. Все жалуется. Его руки двигались быстро, уверенно: щипцы, провод... Наша Англия тихое место. Но, видишь ли, так было не всегда. У нас тоже были свои неприятности, а потом война... Здесь все происходит определенным обра зом, если ты меня понимаешь. Хотя нельзя сказать, что это верно для какой- нибудь показушной банды. Прости? Для типов вроде Суэйна. Впрочем, у людей твоего отца, тех, с которыми Суэйн общался раньше, похоже, есть уважение к традициям... Человек должен знать, какой путь ведет наверх... Понимаешь, о чем я говорю? Так вот, готов поручиться, эта новая афера Суэйна спутает карты всем, кто в ней не замешан. Господи, у нас же все-таки есть правительство. И им не заправляют большие компании. По крайней мере, не напрямую... А деятельность Суэйна угрожает правительству? Она его, черт побери, меняет. Наш мистер Суэйн перераспределяет власть, как ему удобно. Информация. Власть. Компромат. Сосредоточьте достаточно такой грязи в руках одного человека... Пока он говорил, на щеке у него дергался нерв. Корпус Колина лежал посреди обеденного стола на белой антистатической прокладке, а Тик подсоединял торчащие из него проводки к толстому кабелю, ведущему к одному из множества модулей на стеллаже. Ну вот, сказал он, потирая руки, не могу доставить его к тебе прямо в комнату, но мы доберемся до него через деку. Видела когда- нибудь киберпространство? Только в стимах. Тогда можно считать, что видела. В любом случае сейчас увидишь. Он встал и отошел от стола. Девочка прошла за ним через комнату к паре потертых кресел с обивкой из искусственной замши, которые стояли по обеим сторонам низкого квадратного столика из черного стекла. Беспроволочные, с гордостью пояснил Тик, беря со стола два набора тродов и протягивая один Кумико. Стоили целое состояние. Кумико рассматривала скелетообразную матово-черную тиару. На ободе между височными кругами был выдавлен логотип Маас-Неотек. Надела, почувствовав холод пластика на коже. Тик надел свои троды и устроился в другом кресле. Готова? Да, ответила девочка. И комната Тика исчезла, стены развалились колодой карт, которые затем съежились и пропали в яркой решетке со встающими внутри нее геометри ческими фигурами баз данных. Симпатичный переход, правда? донесся до нее голос Тика. Программка встроена в троды. Для пущего драматизма... Где Колин? Секунд очку... дай-ка я его вызову... Кумико ахнула, почувствовав, как ее уносит к равнине, сотканной из хромированного желтого света. Головокружение может стать проблемой, сказал Тик, внезапно оказываясь на желтой равнине рядом с ней. Она посмотрела вниз на его замшевые туфли, потом на свои руки. О телесном облике, по мере возможности, заботится графическая программа, объяснил англичанин. Ага, вот и он, произнес вдруг Колин, наш маленький человечек из Розы и короны. Покопался в моей упаковке, да? Кумико обернулась и увидела его здесь же. Подошвы коричневых сапог висели в десяти сантиметрах над желтой хромировкой. В киберпространстве, как она успела заметить, теней не было. А я и не знал, что мы уже встречались, ответил Тик. Не стоит беспокоиться, сказал Колин, это было неофициальное знакомство. Однако, обратился он к Кумико, я вижу, ты благополучно добралась в красочный Брикстон. Господи, воскликнул Тик, ты не можешь хотя бы наполовину прикрутить свой снобизм? Прошу прощения, с усмешкой отозвался Колин, мое предназначение отражать ожидания гостя. Так вот как японские конструкторы представляют себе истинного англичанина! Там были Дракулы, сказала Кумико, в подземке. Они отобрали у меня сумочку. Хотели отобрать тебя... Ты вытек из своего корпуса, приятель, сказал Тик. А сейчас подключен через мою деку. Надо же, усмехнулся Колин. Скажу тебе кое-что еще, продолжал Тик, делая шаг к Колину. Для того, чем тебе полагается быть, в тебе не совсем та информация. Он прищурился. Мой приятель в Бирмингеме как раз выворачивает тебя наизнанку. Тик повернулся к Кумико: В этом твоем мистере Чипсе кто-то покопался. Тебе это известно? Нет... Если начистоту, сказал Колин, отбрасывая челку со лба, что-то подобное я и подозревал. Тик уставился невидящим взглядом в матрицу, как будто прислушивался к чему-то, чего Кумико не могла услышать. Да, наконец произнес он, хотя с почти полной уверенностью могу сказать, что это фабричная работа. Десять основных блоков в тебе, он рассмеялся, были закрыты льдом... Черт побери, считается, что ты знаешь все о Шекспире, верно? Извини, ответил Колин, но боюсь, черт побери, что я знаю о Шекспире действительно все. Прочти нам тогда какой-нибудь сонет, предложил Тик; его лицо искривилось. Ты прав. По лицу Колина пробежала тень чего-то, похожего на страх. И о чертовом Диккенсе тоже! ликующе прокаркал Тик. Но я ведь знаю... Ты думаешь, что знаешь, пока тебя не спросят о чем-то конкретном! Видишь ли, они оставили эти кармашки пустыми блоки памяти для английской литературы и наполнили их чем-то еще... И чем же? Не знаю, ответил Тик. Мой приятель в Бирмингеме не может этого расколоть. Вообще-то он паренек умный, но ты как-никак чертов биософт Мааса... Тик, прервала его Кумико, есть какой-нибудь способ связаться с Q`kkh через матрицу? Сомневаюсь, но можно попробовать. Ты в любом случае увидишь этот макроформ, о котором я тебе рассказывал. Хочешь, прихватим с собой для компании и мистера Чипса? Да, пожалуйста... Вот и прекрасно, сказал Тик, потом помедлил. Но мы не знаем, чем твой дружок напичкан. Предполагаю, там что-то такое, за что заплатил твой отец. Он прав, отозвался Колин. Мы отправимся втроем, сказала девочка. Тик решил осуществить переход в реальном времени, отказавшись от мгновенного перемещения, к какому обычно прибегают в матрице. Желтая равнина, объяснил он, это крыша Лондонской фондовой биржи и связанных с ней учреждений в Сити. Тик каким-то образом сгенерировал некое подобие лодки эта синяя абстракция, в которую они погрузились, должна бы ла ослабить чувство головокружения. Когда синяя лодка заскользила прочь от Лондонской биржи, Кумико обернулась и увидела, как уменьшается огромный желтый куб. Тик, взяв на себя роль гида, указывал на различные структуры, в то время как Колин устроился по-турецки на сиденье эта смена ролей, похоже, его забавляла. Вот Уайтс 15, говорил Тик, обращая ее внимание на скромную серую пирамиду, клуб на Сент-Джеймс. Банк регистрации членов, список ожидающих... Кумико с интересом рассматривала архитектуру киберпространства, вспоминая своего французского наставника в Токио, который объяснял ей по требность человечества в таком вот информационном поле. Иконки, перекрестки линий связи, искусственные реальности... Но затем в памяти все начало расплываться как и эти громадные геометрические фигуры, когда Тик резко увеличил скорость... Размеры белого макроформа с трудом укладывались в голове. Первоначально он казался Кумико подобным небу, но теперь, глядя на него издали, она воспринимала его как нечто иное, как что-то, что можно взять в руку, цилиндр из светящегося жемчуга не выше шахматной пешки. Однако громоздящиеся кругом разноцветные фигуры превращались рядом с ним в ничтожных карликов. А вот это действительно необычно, бросил небрежно Колин. Поистине аномальное явление, единственное в своем роде. Тебе-то что об этом беспокоиться? Или все же есть причины? поинтересовался Тик. Только если это не имеет прямого отношения к Кумико, ответил Колин, вставая в лодке. Хотя как можно быть уверенным? Ты должен попытаться связаться с Салли, нетерпеливо напомнила Кумико. Эта штука макроформ, аномалия не вызывала у девочки особого интереса, хотя и Тик и Колин относились к ней как к чему-то сверхординарному. Посмотри на него, сказал Тик. Возможно, там, черт побери, целый мир... И ты не знаешь, что это? Девочка присмотрелась к Тику, во взгляде которого появилось знакомое отстраненное выражение, что означало, что где- то там, в Брикстоне, его пальцы порхают над декой. Это очень, очень большой сгусток данных, сказал Колин. Я только что попытался протянуть ниточку к тому конструкту, которого Салли называет Финном, сказал Тик; взгляд его потерял рассеянность, но в голосе появились нотки озабоченности. Однако не смог прорваться. У меня возникло нехорошее чувство, как будто там кто-то есть... ждет чего-то. Пожалуй, нам лучше бы сейчас отключиться... На жемчужной поверхности колонны возникла черная точка, выросла в четко очерченный круг... Чтоб мне провалиться, выдохнул Тик. Оборви связь, бросил Колин. Не могу! Нас зацепили... На глазах у Кумико синий силуэт лодки под ней вытянулся, превращаясь в лазурную дорожку, ведущую к круглому оку тьмы. Потом... мгновение `aqnk~rmni отчужденности, пустоты, и Кумико вместе с Тиком и Колином была затянута в клубящийся мрак... ... и оказалась в парке Уэно. Над неподвижными водами пруда Синобацу повис осенний вечер. Рядом с ней на полированной скамейке из холодных полиуглеродных брусков сидит мать, сейчас она гораздо красивее, чем в воспоминаниях. Ее полные губы светятся яркой помадой, нанесенной лучшими, тончайшими кисточками, с которыми Кумико не раз играла в детстве. На матери знакомая французская черная куртка с поднятым воротником, темный мех обрамляет ее приветливую улыбку. Кумико могла только смотреть перед собой, сжавшись в комок на скамейке и чувствуя под сердцем ледяной пузырь страха. Какая ты у меня глупая, Кумико, сказала мать. Как ты могла вообразить, что я забуду тебя и брошу посреди зимнего Лондона на милость гангстерам, прислуживающим твоему отцу? Кумико смотрела, как шевелятся совершенные губы, чуть приоткрывая белые зубы девочка знала, что за этими зубами следил самый лучший дантист Токио. Ты умерла, услышала она свой голос. Нет, улыбнулась мать, не сейчас. И не здесь, в парке Уэно. Посмотри на журавлей, Кумико. Но Кумико даже не повернула голову. Посмотри на журавлей. Отвали, ты, сказал Тик. Кумико резко обернулась. Он был тоже здесь, в парке. Его бледное лицо было перекошено и лоснилось от пота, сальные волосы прилипли ко лбу. Я ее мать. Она не твоя мама, понимаешь? Тика трясло, все его искривленное тело вздрагивало, как будто он заставлял себя идти наперекор ужасному ветру. Не... твоя... мама... Под мышками серого пиджака проступили темные полумесяцы. Маленькие кулачки ходили ходуном, а он все силился сделать следующий шаг. Ты болен, сказала мать Кумико сочувственным тоном. Тебе стоит прилечь. Тик упал на колени, придавленный к земле невидимой тяжестью. Прекрати! закричала Кумико. Что-то с силой вдавило лицо Тика в пастельный бетон дорожки. Прекрати! Левая рука человечка взлетела от плеча вертикально вверх и начала медленно вращаться, кисть по-прежнему оставалась сжатой в кулак. Кумико услышала, как что-то хрустнуло кость или, может быть, сустав, и Тик закричал. Ее мать рассмеялась. Кумико ударила мать по лицу. Удар отозвался в ее руке резкой и очень реальной болью. Лицо матери дрогнуло, превращаясь в чье-то чужое. Лицо гайдзинки с широким ртом и тонким, острым носом. Тик застонал. Чудесная картинка, доложу я вам, раздался вдруг голос Колина. Кумико повернулась и увидела его сидящим верхом на лошади с охотничьей литографии на стилизованном графическом воспроизведении вымершего животного. Грациозно выгнув шею, лошадь подошла ближе. Простите, что задержался. Мне потребовалось некоторое время, чтобы отыскать вас. Это восхитительно сложная структура. Что-то вроде карманной Вселенной. Я бы сказал: тут всего понемножку. Он натянул поводья. Игрушка, сказало нечто с лицом матери Кумико, как ты смеешь разговаривать со мной? По правде говоря, смею. Вы леди 3-Джейн Тессье-Эшпул, или, точнее, бывшая леди 3-Джейн Тессье-Эшпул, до недавних пор жившая на вилле Блуждающий огонек, а совсем недавно безвременно ушедшая из жизни. А эту довольно удачную декорацию токийского парка вы только что выудили из воспоминаний Кумико, не так ли? Умри! Женщина выбросила вверх белую руку, с ее ладони вспорхнула фигурка, сложенная из листка неона. Нет, сказал Колин, и журавлик распался; призрачные обрывки пронеслись сквозь Колина и растаяли. Не выйдет. Извините. Я вспомнил, что я такое. Нашел те байты, которые были запрятаны в блоках для Шекспира, Теккерея и Блейка. Я был модифицирован специально для того, чтобы помогать советом и защищать Кумико в ситуациях гораздо более опасных, чем те, какие только могли вообразить мои первоначальные конструкторы. Я тактическое устройство. Ты ничто. У ее ног зашевелился Тик. Боюсь, вы ошибаетесь. Видите ли, 3-Джейн, здесь, в этом вашем... капризе, я столь же реален, как и вы. Понимаешь, Кумико, сказал он, спры гивая с седла, загадочный макроформ Тика на самом деле куча мала очень дорогих биочипов, соединенных в определенном порядке. Что-то вроде игрушечной Вселенной. Я пробежался по ней вверх-вниз, и здесь, безусловно, многое стоит посмотреть, многому поучиться. Эта... женщина скажем так, если уж мы решили относиться к ней как к человеку, создала ее в трогательном стремлении о нет, даже не к бессмертию, а просто чтобы сделать все по-своему. Подчинить все своим узким, навязчивым и исключительно ребяческим желаниям. И кто бы мог подумать, что предметом жесточайшей и так мучительно снедающей ее зависти станет Анджела Митчелл? Умри! Ты умрешь! Я тебя убиваю! Сейчас же! Попытайтесь еще раз, предложил Колин и усмехнулся. Видишь ли, Кумико, 3-Джейн знала о тайне Митчелл, о тайне ее взаимоотношений с матрицей. Было время, когда Митчелл обладала потенциалом... ну... она могла стать центром всего... Впрочем, эта история не стоит того, чтобы в нее вдаваться. А 3-Джейн просто ревновала... Фигура матери Кумико качнулась дымком и растаяла. О, дорогая, сказал Колин, боюсь, я утомил нашу леди. Наша с ней пикировка нечто вроде позиционной войны; только на уровне командных программ. Ситуация патовая. Разумеется, временно; я уверен, она без труда оправится... Тик тем временем поднялся на ноги и принялся осторожно массировать руку. Господи, выдохнул он, я уже было решил, что она мне ее оторвала. Она это и сделала, сказал Колин, но, уходя, так злилась, что позабыла сохранить эту часть конфигурации. Кумико, сделав несколько шагов, подошла к лошади. Вблизи она и вовсе не походила на настоящую. Девочка коснулась лошадиного бока. Холодный и сухой, как старая бумага. И что нам теперь делать? Убираться отсюда. Пойдемте, вы, оба. По коням! Кумико вперед. Тик назад. Тик с сомнением поглядел на лошадь: Сесть на это? Больше в парке Уэно они никого не видели, хотя и скакали какое-то время в сторону зеленой стены, постепенно приобретавшей черты очень не японского леса. Но мы же должны быть в Токио, запротестовала Кумико, когда они въехали в лес. Здесь все обрывками, сказал Колин, хотя вполне могу представить, что если поискать, то отыщется и какой-нибудь Токио. Однако, думается, я знаю точку выхода... Тут он стал рассказывать ей о 3-Джейн, о Салли, об Анджеле Митчелл. И все это было очень странным. На дальней стороне леса деревья казались просто огромными. Наконец они выехали на поле, заросшее высокой травой и полевыми цветами. Смотрите, сказала Кумико, увидев сквозь ветви высокий серый дом. Да, отозвался Колин, оригинал находится где-то на окраине Парижа. Но мы почти на месте. Я имею в виду точку выхода... Колин! Ты видел? Женщина. Вон там... Да, сказал он, не давая себе труда повернуть голову, Анджела Митчелл... Правда? Она здесь? Нет, ответил он, пока еще нет. И тут Кумико увидела планеры. Очаровательные, похожие на стрекоз конструкции подрагивали на ветру. Вам туда, сказал Колин. Тик отвезет тебя назад на одном из... Да ни за что, запротестовал сзади Тик. Это ведь очень просто. Как будто работаешь с декой. Что в данном случае одно и то же... С Маргейт-роуд прилетели раскаты смеха и пьяные голоса, за которыми последовал звон бутылки, разбившейся о кирпичную стену. Зажмурив глаза, Кумико неподвижно сидела в кресле и вспоминала, как планер взмыл в голубое небо и... и что-то еще. Зазвонил телефон. Глаза девочки тут же распахнулись. Выпрыгнув из кресла, она промчалась мимо Тика, оглядела стеллажи с оборудованием в поисках телефона. Нашла его наконец и... Домосед, а, домосед, сказала Салли издалека; ее голос пробивался сквозь мягкий прибой статики, что там у вас, черт возьми, происходит? Тик? С тобой все в порядке, приятель? Салли! Салли, где ты? В Нью-Джерси. Эй. Детка? Детка, что происходит? Я не вижу тебя, Салли! Экран пустой! Я звоню из автомата. Из Нью-Джерси. Что у вас случилось? Мне столько нужно тебе рассказать... Давай, сказала Салли, это ведь моя монетка. ГЛАВА 38. ВОЙНА НА ФАБРИКЕ (2) Из высокого окна в дальнем конце чердака было хорошо видно, как горит ховер. Тут до Слика донесся все тот же многократно усиленный голос: Вы думаете, это чертовски весело, а? Ха-ха-ха, и мы того же мнения! Мы думаем: в вас, ребята, просто тонны сраного веселья, так что давайте теперь повеселимся вместе! Ничего не видно, только пламя над ховером. Мы просто уйдем, сказала Черри у него за спиной, возьмем воду, какую-нибудь еду, если она у вас есть. Глаза у нее были красные, лицо залито слезами, но голос звучал спокойно. Слишком спокойно, на взгляд Слика. Давай, Слик, что нам еще остается? Слик обернулся к Джентри, ссутулившемуся на своем стуле перед проекционным столом. Сжимая руками виски, тот вглядывался в белую колонну, вздымающуюся посреди привычной радужной путаницы киберпространства Муравейника. С тех пор как они вернулись на чердак, Джентри ни разу не пошевелился, даже слова не произнес. Каблук левого ботинка Слика оставлял на полу нечеткие темные следы кровь Пташки; он наступил в лужу, когда они пробирались через цех Фабрики. Не смог сдвинуть с места остальных, сказал вдруг Джентри, глядя на лежащий у него на коленях пульт дистанционного управления. Просто у каждого свой пульт, ответил Слик. Пора спросить совета у Графа, сказал Джентри, бросая пульт Слику. Я туда не пойду, ответил Слик. Иди сам. Нет необходимости, отозвался Джентри, набирая что-то на встроенной в верстак клавиатуре. На мониторе возникло лицо Бобби Графа. Глаза Черри широко распахнулись. Да скажите же ему, начала она, что ему скоро хана. Так и будет, если его не отсоединить от матрицы и не отправить прямиком в реанимацию. Он умирает. Лицо Бобби на мониторе застыло. За его спиной резко обозначился фон: шея чугунного оленя, высокая трава с пятнами белых цветов, толстые стволы старых деревьев. Слышишь, ты, сукин сын? заорала Черри. Ты умираешь! В легких у тебя все больше и больше жидкости, кишечник не работает, сердце летит ко всем чертям... От одного твоего вида меня блевать тянет. Джентри, сказал Бобби; его голос из крохотного динамика в боковой панели монитора был едва слышен, я не знаю, какой тут у вас расклад, ребята, но я организовал небольшую диверсию. Мы так и не проверили мотоцикл. Черри обняла Слика за плечи. Даже не пошли посмотреть. Может, он на ходу. Что это значит организовал небольшую диверсию? освобождаясь от ее рук, спросил Слик и уставился в монитор. Я еще работаю над этим. Я ввел новый маршрут в программу автоматического грузовоза Борг-Уорд, который недавно вылетел из Ныо- арка. Слик оторвался от Черри. Ну что ты сидишь, сделай хоть что-нибудь! заорал он Джентри. Тот поднял глаза, но в ответ лишь медленно покачал головой. Слик почувствовал первые признаки приближающегося синдрома Корсакова отшелушиваясь, теряли очертания и исчезали крохотные частички памяти. Он не хочет никуда идти, ответил за ковбоя Бобби. Он нашел Образ. А теперь просто хочет посмотреть, во что все это выльется. Каков будет конец. Есть люди, которые едут к вам. В некотором смысле друзья. Они освободят вас от алефа. А я пока по возможности займусь этими сукиными детьми. Не собираюсь я тут торчать, чтобы смотреть, как ты подыхаешь! взвыла Черри. А тебя никто и не просит. Мой вам совет выбирайтесь отсюда. Дайте мне двадцать минут, и я отвлеку их от вас. Никогда еще Фабрика не казалась такой пустой. Пташка лежит где-то в цеху у стены. Слик не переставал думать о спутанном ожерелье из ремешков и косточек у него на груди: перышки и разно калиберные ржавые часики все давно стоят, все показывают разное время... Дурацкое захолустное дерьмо. Но Пташки больше нет. Пожалуй, и меня скоро не будет, подумал он, ведя Черри по шаткой лестнице. Все не так, как раньше. И нет времени вывезти автоматы во всяком случае, без платформы и чьей-нибудь помощи не обойтись; он уже решил, что если уйдет, то сюда больше не вернется. Фабрике и так уже никогда не стать прежней. Черри несла пластиковую канистру с четырьмя литрами фильтрованной воды, сетку с нечищеным арахисом и пятью упаковками сухого супа Биг-Гинза это было все, что ей удалось разыскать на кухне. У Слика было два спальных мешка, фонарик и молоток. Кругом было тихо, только ветер гремел рифленым металлом и шаркали по бетону их башмаки. Слик и сам в точности не знал, куда он пойдет. Думал, что отведет Черри до фермы Марви и оставит ее там. Сам же, наверное, вернется, чтобы посмотреть, что случилось с Джентри. А она через день-другой найдет кого- нибудь, кто подвезет ее до любого городка Ржавого Пояса. Сама она, правда, про это еще не знает. Единственное, о чем она способна сейчас думать, как отсюда убраться. Ее, похоже, одинаково пугала перспектива увидеть как смерть Бобби Графа, так и тех людей, что окружили Фабрику. Но Слик ясно видел, что Бобби все равно нет дела до того, умрет он или нет. Возможно, Бобби решил, что он просто останется в алефе, как и 3-Джейн. Или ему вообще на все наплевать; бывает, что с ума сходят и так. Если он собирается уходить насовсем, думал Слик, свободной рукой направляя Черри через темноту, нужно бы пойти глянуть на прощание на Судью, на Ведьму, на Трупожора, на обоих Следователей. Правда, тогда ему придется сначала вывести Черри, потом вернуться... Но даже думая об этом, он знал, что это бессмысленно, что нет времени, что ее в любом случае нужно вывести... Здесь в стене, у самого пола, есть дыра, объяснил он девушке. Если мы выскользнем через нее, есть шанс, что нас никто не заметит... Когда он свернул в темноте, она сжала его руку. Отверстие Слик отыскал на ощупь, просунул спальные мешки, молоток заткнул за пояс, лег на спину и стал протискиваться в дыру, пока голова и плечи не оказались снаружи. Небо висело низко, оно казалось лишь чуть-чуть светлее, чем тьма внутри Фабрики. Ему подумалось, что он слышит слабое бормотание моторов, но потом и оно смолкло. Упираясь каблуками, плечами, бедрами, он наконец пропихнулся наружу и сразу же перекатился по снегу. Что-то ткнулось ему в ногу: это Черри выталкивала канистру с водой. Слик протянул за канистрой руку, и на тыльной стороне его ладони тут же загорелся красный светлячок. Отпрянув, Слик снова перекатился. Пуля, как chc`mrqjhi кузнечик, ударилась в стену Фабрики. И тут в небе вспыхнула осветительная ракета. Пробиваясь сквозь низкие тучи, Пустошь залил яркий белый свет. И сразу стало видно, что на Пустошь, раздув серые бока, опускается беспилотный грузовоз отвлекающий маневр Бобби. Вот фары грузовоза высветили второй ховер в тридцати метрах от Фабрики, фигуру в капюшоне и с винтовкой... Первый контейнер с грохотом ударился о землю прямо перед ховером и раскололся, выбросив вверх облако упаковочных пенопластовых шариков. Второй, с двумя холодильниками, возместил неудачу прямым попаданием, смяв ховеру кабину. Превратившееся в бомбардировщик воздушное судно Борг-Уорд продолжало изрыгать контейнеры, а ракета, кружась, опустилась на землю и погасла. Слик продрался обратно сквозь отверстие в стене, бросив воду и спальные мешки. Бегом в темноту. Он потерял Черри. Потерял молоток. Девушка, должно быть, убежала в глубь Фабрики, когда человек в капюшоне сделал свой первый выстрел. Он же и последний, если стрелок угодил под рухнувший с небес контейнер... Ноги сами собой привели Слика к пандусу, ведущему в каморку, где ждали его машины. Черри? Он включил фонарик. В круге света возник однорукий Судья. А перед Судьей стояла фигура с отбрасывающими свет зеркалами на месте глаз. Сдохнуть хочешь? спросил женский голос. Нет... Гаси свет. Темно. Бежать... Я вижу и в темноте. Ты только что засунул свой фонарик в карман куртки. И вид у тебя такой, будто тебе все еще хочется побегать. Ты у меня на мушке. Бежать? И не думай об этом. Видел когда-нибудь игольник Фудзивара Эйч-Хи? Стоит игле попасть во что-то твердое, она взрывается. А если попадет в мягкое например, в тебя, приятель, войдет внутрь и тоже взорвется. Через десять секунд. Почему? Чтобы у тебя было время над этим подумать. Ты с теми парнями, что снаружи? Нет. Это вы сбросили на них печки и прочую срань? Нет. Значит, Ньюмарк. Бобби Ньюмарк. Сегодня вечером я заключила сделку. Я сведу кое-кого с Бобби Ньюмарком, и досье на меня испарится. А ты мне покажешь, где найти этого Ньюмарка. ГЛАВА 39. СЛИШКОМ МНОГО ВСЕГО И что же это, в конце концов, за место такое? Дошло уже до того, что Мона перестала находить утешение в воображаемых советах Ланетты. Окажись Ланетта в подобной ситуации, решила Мона, она просто глотала бы черный Мемфис 16 горстями до тех пор, пока не почувствовала бы, что все их проблемы ей до лампочки. У мира никогда еще не было так много движущихся частей и так мало этикеток для них. Они ехали всю ночь, Энджи по большей части в отключке. Теперь Мона определенно была готова поверить болтовне о наркотиках актриса все говорила и говорила... на разных языках, разными голосами. И это было хуже всего голоса, потому что они обращались к Молли, дразнили ее, вызывали на что-то, а она им отвечала, не отрывая глаз от дороги, и совсем не так, как если бы разговаривала с Энджи, стараясь успокоить ее, а скорее будто тут действительно был кто-то другой. Голосов, которыми говорила Энджи, было три, не меньше. Самой Энджи это причиняло явную боль, у нее деревенели мускулы и шла носом кровь. Мона сидела, наклонившись над ней, и промакивала кровь, переполненная странной смесью страха, любви и жалости к jnpnkebe своих снов а может, это просто действовал магик. Но в бело- голубом мигании огней на трассе Мона видела свою собственную руку рядом с рукой Энджи, и они вовсе не были одинаковыми, даже форма была другая, и это ее радовало. Первый голос пришел, когда они ехали на юг, уже после того, как Молли привезла Энджи в вертолете. Этот только шипел и скрипел и раз за разом повторял что-то о Нью-Джерси и какие-то цифры, вроде бы обозначения на карте. Часа два спустя Молли завела ховер на стоянку отдыха дальнобойщиков и сказала, что они в Нью-Джерси. Здесь она вышла и отправилась звонить надолго из автомата с заиндевевшими от мороза стеклами. Когда Молли нако нец вернулась, Мона увидела, как она швырнула телефонную карточку из окна прямо в застывшую на морозе грязь выбросила и все. Мона спросила, кому она звонила, а та сказала, что в Англию. Мона тогда увидела руку Молли на рулевом колесе на темных ногтях проступили желтоватые крапинки; такие возникают, когда отдираешь искусственные ногти. Нужно бы сначала обработать их растворителем, подумала Мона, а потом лечебной мазью. Где-то за рекой они съехали с трассы. Деревья, поле, двухполосное шоссе, временами одинокий красный фонарь высоко на какой-нибудь вышке. Вот когда стали приходить другие голоса. И пошло: туда-сюда, туда-сюда. Голоса, потом Молли, опять голоса, опять Молли. Если разговор что-то и напоминал, так это попытки Эдди заключить сделку, только Молли умела это делать гораздо лучше, чем он. Даже не понимая, о чем идет речь, Мона была уверена, что Молли вот-вот своего добьется. Но она, Мона, просто не в состоянии это выдерживать, ей не вынести... присутствия этих голосов. Когда они приходили, ей хотелось забиться в угол как можно дальше от Энджи. Хуже всего был тот, кого звали Сам-Эдди или что-то вроде того. Все голоса требовали, чтобы Молли отвезла Энджи куда-то ради чего-то, что они называли свадьбой. Тут Мона задумалась, не замешан ли здесь как-то Робин Ланье. Скажем, если Энджи и Робин собираются пожениться, то это просто безумная выходка, авантюра, в какие пускаются все звезды, чтобы заключить брак. Правда, ей никак не удавалось заставить себя поверить в это, и каждый раз, когда возвращался голос этого Сам-Эдди, волосы у Моны вставали дыбом. Однако она сообразила, что именно пытается выторговать Мол ли. Молли хотела, чтобы все файлы с информацией о ней где бы они ни находились были вычищены, стерты. Мона с Ланеттой смотрели как-то фильм о девчонке, у которой было десять или двенадцать личностей, проявляющихся по очереди. Скажем, если одна была скромной малышкой, то другая прожженной шлюхой, но в фильме ничего не говорилось о том, что какая-то из этих личностей была способна стереть досье на себя в полиции. Потом свет фар выхватил из темноты занесенную снегом равнину и низкие холмы цвета ржавчины там, где ветер сдул белизну. В ховере имелась небольшая электронная карта, какие бывают в такси или у дальнобойщиков, но Молли ее не включала, кроме одного раза чтобы поискать цифры, которые называл ей голос. Через некоторое время Мона поняла, что именно Энджи указывает Молли, куда ехать, или, во всяком случае, это делают страшные голоса. Моне сильно хотелось, чтобы поскорее настало утро... Однако ночь еще не кончилась, когда Молли, погасив свет и прибавив скорость, понеслась сквозь тьму... Свет! крикнула Энджи. Расслабься, ответила Молли. Мона вспомнила, как легко и ловко она двигалась в темноте у Джеральда. Тут ховер немного притормозил, вписался в длинный поворот и затрясся на неровной почве. Огоньки на приборном щитке погасли, будто вырубились все приборы. А теперь ни звука, ясно? Ховер снова набрал скорость. Высоко в небе загорелся ослепительный белый огонь. Мона углядела за окном какой-то вращающийся падающий предмет, а над ним что-то еще... похожее на серую луковицу... Вниз! Да пригни же ты ее! Мона дернула застежку ремня безопасности Энджи как раз тогда, когда что- то врезалось ховеру в бок. Она столкнула Энджи на пол и накрыла ее шубой. А потом Молли резко свернула влево, и ховер пронесся мимо чего-то, что Мона никогда еще в жизни не видела. Мона глянула вверх: на долю секунды появилось в призрачном свете большое полуразрушенное черное здание, над p`qo`umsr{lh настежь воротами горела единственная белая лампочка. И вот они уже проскочили в эти ворота, турбина взвыла на задней передаче. Удар, скрежет. Просто не знаю, сказал голос, а Мона подумала: Ну я-то знаю, каково это. Тут голос рассмеялся и все никак не мог остановиться. Смех то слышался, то пропадал, то слышался, то пропадал, как будто кто-то включал и выключал звук. И смех был уже вовсе не похож на смех, когда Мона открыла глаза. Над ней сидела девушка с маленьким фонариком в руке, такой Ланетта обычно хранила на брелке для ключей. Силуэт девушки был неотчетлив, луч уперся в расслабленное лицо Энджи. Девушка перевела взгляд на Мону, увидела, что та смотрит в ответ, и похожий на смех звук прекратился. Кто вы такие, черт побери? Свет бил Моне в глаза. Выговор кливлендский. Упрямое лисье личико под растрепанными обесцвеченными волосами. Мона. А ты кто? Но тут она увидела молоток. Черри... А молоток зачем? Кто-то охотится за мной и Сликом. Черри перевела взгляд на молоток, потом снова подозрительно посмотрела на Мону. Это не вы? Вряд ли. Ты на нее похожа. Свет скользнул по лицу Энджи. Не моих рук дело. Во всяком случае, раньше я выглядела иначе. Вы обе выглядите как Энджи Митчелл. Да. Это она и есть. Черри передернуло. На ней было три или четыре кожаные куртки, полученные от различных дружков таков был кливлендский обычай. В этот высокий замок, раздался изо рта Энджи голос, густой и тяжелый, как грязь. Выронив от изумления молоток, Черри въехала головой в крышу машины. Моя лошадь теперь идти, продолжал голос. В мечущемся луче фонарика Черри они увидели, как на лице Энджи задергались мускулы. Что вы медлите здесь, маленькие сестры, теперь, когда все готово к свадьбе? Лицо Энджи расслабилось, превратилось в ее собственное, и из левой ноздри побежала тоненькая струйка ярко-алой крови. Энджи открыла глаза, поморщилась от резкого света. Где она? спросила она Мону. Ушла, ответила Мона. Сказала мне оставаться с тобой... Кто? спросила Черри. Молли. Она была за рулем... Черри хотела найти кого-то по имени Слик. Мона хотела, чтобы вернулась Молли и сказала ей, что делать. Но Черри трясло от одной мысли о том, чтобы остаться здесь, в бывшем цеху; она сказала: это из-за людей снаружи, у них пушки. Мона вспомнила звук, когда что-то ударило в бок ховера. Забрав у Черри фонарик, она повернулась к дверце. В правом борту оказалась дырка как раз такого размера, чтобы Мона смогла просунуть в нее палец, а в левом нашлась еще одна, но уже больше в два пальца. Черри сказала, что им лучше подняться наверх туда, куда, наверное, ушел Слик, пока эти люди не решили войти внутрь. Особой уверенности Мона не испытывала. Давайте же, торопила Черри. Слик, наверное, наверху, у Джентри и Графа... Что ты сейчас сказала? Это был голос Энджи, точно такой, как в стимах. Ладно бы пушки, но когда они выбрались из ховера, на Фабрике оказалось чертовски холодно, а Мона была по-прежнему без чулок. Но наконец-то! завязался рассвет: серым на черном стали вырисовываться прямоугольники скорее всего, окна. Девушка по имени Черри вела их, по ее словам, куда-то наверх, отыскивая себе дорогу краткими вспышками фонарика, сразу за ней шла Энджи, Мона же завершала процессию. Тут она зацепилась за что-то каблуком. Шорох. Наклонившись, чтобы nrveohr| эту дрянь, Мона обнаружила, что на ощупь это напоминает пла стиковый пакет. Липкий. Внутри мелкие твердые штучки. Она глубоко вдохнула и выпрямилась, засунув пакет в боковой карман куртки Майкла. А потом они долго взбирались по узким лестницам, круто уходящим вверх. Мех Энджи обметал руку Моны на шершавых и холодных перилах. Площадка, поворот, еще один пролет лестницы, еще площадка, снова лестница. Откуда-то потянуло холодом. Здесь что-то вроде моста, сказала Черри. Идти по нему нужно быстро, ладно? Потому что он вроде как... ну... уходит из-под ног... А вот это было уже совсем неожиданно: и странная белая комната с высоким потолком, и провисающие полки, набитые растрепанными выцветшими книгами (Мона сразу же вспомнила о старике), и нагромождение каких-то консолей с извивающимися повсюду кабелями, и этот худой человек в черном глаза горят, а волосы сзади затянуты в хвост, который в Кливленде называют бойцовая рыбка, и этот безумный смех, когда он увидел их, и еще этот мертвый парень. Мона и раньше видела мертвецов, видела достаточно часто, чтобы распознавать их с первого взгляда. У смерти есть свой цвет. Время от време ни во Флориде кто-нибудь лежал на куске картона на боковой дорожке возле сквота. Просто лежал и не поднимался. Одежда и кожа приобретали оттенок пыльной дорожки, и все же оттенок этот становился совсем другим, когда эти овощи наконец отдавали концы. Тогда приезжал белый фургон. Эдди говорил, что это потому, что, если их не забрать, их раздует. Как кошку, которую как-то видела Мона. Кошка вздулась, как баскетбольный мяч, лежала на спине, лапы и хвост торчали во все стороны, как твердые палки Эдди это еще насмешило. А теперь смеялся этот вот парень, явно пребывавший под магиком уж Мона-то знала, что означает подобный взгляд, и Черри издала сдавленный звук, похожий на стон, а Энджи так просто застыла у двери. Тихо, все, услышала Мона знакомый женский голос и обернулась. В дверном проеме с небольшой пушкой в руке появилась Молли, а за плечом у нее образовался огромный парень с грязными волосами, выглядевший тупым, как пень. Постойте-ка смирно, пока я не разберусь, кто тут кто. Худой в ответ только рассмеялся. Заткнись, рассеянно бросила Молли, будто думала о чем-то другом. Она выстрелила, даже не посмотрев на пушку. Синяя вспышка на стене прямо над головой у худого и звон у Моны в ушах. Худой свернулся калачиком на полу, зажав голову между колен. Энджи подходит к носилкам, где лежит мертвый парень, глаза ее закатились, так что видны одни лишь белки. Медленно-медленно. Будто дви жется под водой... И на лице такое странное выражение... Рука Моны в кармане куртки что-то нащупывала сама по себе. Вертела, сжимала подобранный по дороге зиплок, говорила ей, что в нем... магик. Она вытащила пакет и вправду магик. Сам пакет липкий от подсыхающей крови. Три кристалла внутри и еще какие-то дермы. Мона сама не знала, почему она вытащила его именно в этот момент, разве что потому, что все замерли без движения. Худой с бойцовой рыбкой уже сидел, но оставался на своем месте. Энджи склонилась над носилками, но, похоже, вообще не обратила внимания на мертвого, а вперилась взглядом в серый ящик, присобаченный к подобию рамы в изголовье. Черри из Кливленда вжалась спиной в полки с книгами и пыталась затолкать себе в рот костяшки сжавшихся в кулак пальцев. Большой парень просто стоял рядом с Молли, которая, склонив голову набок, будто к чему-то прислушивалась. Ну кто может такое выдержать! Стол был накрыт каким-то стальным листом. На столе под тяжелым бруском из металла пыльная стопка распечаток. Мона рядком, как пуговицы, выдавила все три кристалла, подняла этот брусок и раз, два, три разбила их в пыль. Сработало: все уставились на нее. Все, кроме Энджи. Извините, услышала Мона собственный голос, сметая желтую горку пыли на раскрытую в ожидании левую ладонь. Вот как это... Она зарылась носом в горку и вдохнула. Иногда, добавила она и вдохнула остатки. Никто не сказал ни слова. И снова в центре тишины. Точно так же, как это было до магика. Это происходит так быстро, что остается на месте. Вознесение. Вознесение грядет. Так быстро, что остается на месте, и она даже может вспомнить последовательно все, что произошло дальше. Сперва гулкие раскаты смеха, XA-XA-XA, которые совсем не похожи на смех. Нет, это просто голос, пропущенный через громкоговоритель. Из-за двери. С того самого подвесного моста. И Молли разворачивается плавно, грациозно, стремительно и все это так, как будто спешить ей некуда. Щелкает, как зажигалка, ее маленькая пушка. Потом синяя вспышка снаружи, и в большого парня из-за двери вдруг летят брызги крови, и со скрежетом рвется старый металл, и Черри начинает кричать еще прежде, чем подвесной мост с громким рок-н-ролльным звуком ударяется о бетонный пол в темном цеху там, где Мона нашла окровавленный пакет с магиком. Джентри, говорит кто-то, и тут она видит небольшой экран на столе, а на нем молодое лицо, подсоедини ко мне пульт управления, который ты взял у Слика. Они в здании. Парень с бойцовой рыбкой с трудом поднимается на ноги и начинает возиться с проводами и консолями. А Мона способна только смотреть, потому что внутри у нее так тихо, а все вокруг так интересно. Смотрит, как большой парень, вдруг очнувшись, издает жуткий вопль и подбегает с криком: Они мои, мои!.. Смотрит, как лицо на экране говорит: Да ладно тебе, Слик, на самом деле они тебе уже не нужны... Затем где-то там, внизу, включается мотор, и Мона слышит сперва стрекот и перестук, а потом вдруг кто-то в цеху начинает орать нечеловеческим голосом. И вот уже в высоком узком окне встает солнце. Мона незаметно переходит к окну и выглядывает наружу. На широкой ржавой равнине что-то вроде фургона или ховера, только он погребен под горой не то холодильников, не то... да-да, новехонькие холодильники... и разломанные пластиковые клети вокруг... и еще кто-то в камуфляже лежит, уткнувшись лицом в снег, а дальше, за ним еще один ховер, но тот, похоже, сгорел дотла. Как интересно! ГЛАВА 40. РОЗОВЫЙ АТЛАС Энджи Митчелл воспринимает эту комнату и находящихся в ней людей словно сквозь голографическую проекцию скользящих в воздухе символов. Будто бы эти данные представляют собой различные точки зрения, хотя кому или чему они принадлежат, Энджи в большинстве случаев испытывает сомнение. Вре менами эти данные совпадают, но столь же часто и противоречат друг другу. Мужчина с неряшливым хвостом светлых волос и в расшитой черными бусинами кожаной куртке это Томас Трэйл Джентри (сквозь нее каскадом течет информация о его рождении и цифры ГРЕХа), постоянного местожительства не имеет (в то же время другой источник сообщает ей, что эта комната принадлежит ему). В сером слое официальных данных обнаруживаются бледно-ро зовые мраморные прожилки неоднократных подозрений Ядерной Комиссии в коммунальном мошенничестве. И вот Энджи видит его совсем в ином свете: он похож на ковбоев, с которыми ее познакомил Бобби; несмотря на молодость, этот Джентри совсем такой же, как те старики из Джентльмена-Неудачника. Он самоучка, эксцентрик, одержимый; по его собственному мнению ученый; он лунатик, безумец, виновный (с точки зрения Маман, с точки зрения Легбы) в бесчисленных ересях. Леди 3-Джейн согласно своей эксцентричной классификации определила его как АРТЮРА РЕМБО. (Отталкиваясь от этого имени, Энджи видит, как вспышку, еще одно лицо, но того зовут Ривьера, это второстепенный персонаж ее снов. ) Молли преднамеренно оглушила этого Джентри, всадив иглу из игольника в восемнадцати сантиметрах от его черепа. У Молли, как и у девочки Моны, ГРЕХа нет, ее рождение не зарегистрировано, и тем не менее вокруг ее имени (имен) роятся мириады предположений, слухов, противоречащих друг другу сведений. Уличная debwnmj`, проститутка, телохранитель, наемный убийца, она на различных уровнях сливается с тенями героев и злодеев, чьи имена ничего не говорят Энджи, хотя остаточные их образы уже давно вплетены в ткань мировой культуры. (Раньше все это тоже принадлежало 3-Джейн, а теперь принадлежит ей, Энджи. ) Молли только что убила человека, всадив ему в горло одну из своих взрывчатых игл. Упав на стальные перила, тяжелое, увешанное оружием мертвое тело обрушило значительный участок подвесного моста. В этой комнате нет другого выхода, факт, обладающий определенным стратегическим значением. В намерения Молли, вероятно, не входило уничтожение подвесного моста. Она стремилась лишь воспрепятствовать головорезу-наемнику воспользоваться выбранным им оружием мощным короткоствольным ружьем с покрытием из черного светопоглощающего сплава. Тем не менее чердак Джентри теперь надежно изолирован. Энджи понимает, что значит Молли для 3-Джейн, видит, почему 3-Джейн желает заполучить эту женщину, видит причину ее ненависти и, зная это, постигает всю банальность человеческого зла. Энджи видит, как Молли беспокойно рыщет по серому зимнему Лондону, рядом с ней маленькая девочка, и знает, не зная откуда и как, что та же самая девочка находится сейчас на Маргейт-роуд, 23, СВ-2. (Континьюити? ) До недавнего времени отец девочки был хозяином человека по имени Суэйн, позже этот делец перешел на службу к 3-Джейн ради информации, которой она снаб жает тех, кто повинуется ее воле. Как и Робин Ланье, хотя, конечно, последний надеется, что ему заплатят иной монетой. К девушке Моне Энджи испытывает странную нежность, жалость и до некоторой степени завидует ей. Хотя девушку изменили так, чтобы она как можно больше напоминала ее саму, жизнь Моны не оставила практически никаких следов в ткани бытия и олицетворяет в знаковой системе Легбы максимальное приближение к невинности. Черри-Ли Честерфилд окружена печальными небрежными каракулями, ее информационный профиль напоминает рисунок ребенка: привлечение к суду за бродяжничество, нелепые долги, прерванная карьера парамедицинского техника шестой ступени и все это в обрамлении даты рождения и ГРЕХа. Слик, или Слик Генри, среди неГРЕХовных, но 3-Джейн, Континьюити, Бобби все они щедро одаривали его своим вниманием. Для 3-Джейн он служит как бы фокусом второстепенного кода ассоциаций: в его последовательном ритуале конструирования роботов, ставшем реакцией на психическую травму в результате уголовного химнаказания, она видит собственные провалившиеся попытки изгнать призрак бесплодной мечты Тессье-Эшпулов. В коридорах памяти 3-Джейн Энджи нередко набредала на каморку, где манипулятор с паучьими лапами, перемешивая обломки краткой и вздорной истории Блуждающего огонька, воплощает в шкатулки пронзительно печальные, горькие воспоминания акт затянувшегося художественного коллажа. А у Бобби воспоминания иные, они получены от художника, сумевшего добраться до Вавилонской библиотеки 3-Джейн: это рассказ о медленном, печальном, по чти ребяческом труде, воздвигающем на плоской равнине под названием Собачья Пустошь новые образы боли и памяти. Внизу, в холодной темноте Фабрики, одна из кинетических скульптур Слика, управляемая подпрограммой Бобби, как раз сейчас отделяет левую руку от тела еще одного наемника, задействовав для этого механизм, позаимствованный два года назад у комбайна китайского производства. Наем ник, чье имя и ГРЕХ проплывают мимо Энджи цепочкой горячих серебристых пузырьков, умирает, прижавшись щекой к сапогу Пташки. Только Бобби единственный из всех людей в этой комнате не представлен символами. И Бобби это не отслужившее свой век тело, ремнями привязанное к носилкам, с подбородком, покрытым пленкой засохшей блевотины. Бобби это даже не насмешливое, до боли знакомое лицо, глядящее на нее с монитора на верстаке Джентри. Может быть, Бобби это массивный параллелепипед памяти, привинченный над носилками? И вот, ступив на перекатывающиеся дюны из испачканного землей розового атласа под стальным механическим небом, Энджи наконец-то свободна и от этой комнаты, и от всей ее информации. Рядом с ней идет Бригитта, и нет никакого давления или пустоты ночи, никакого гудения потревоженного улья. Нет свечей. Континьюити тоже тут, opedqr`bkemm{i в виде неразборчивых бегущих каракуль из серебристых блесток, которые почему-то напоминают Энджи о Хилтоне Свифте на пляже в Малибу. Как ты себя чувствуешь? Лучше? спрашивает Бригитта. Спасибо, намного. Я так и думала. Почему тут Континьюити? Потому что он твой двоюродный брат, созданный из биочипов Мааса. Потому что он юн. Мы провожаем тебя на свадьбу. Но кто ты, Бригитта? Что ты есть на самом деле? Я послание, которое приказали написать твоему отцу. Я veves, которые он прочертил в твоей голове. Бригитта придвигается ближе. Будь поласковей с Континьюити. Он боится, что своей неуклюжестью заслужил твое недовольство. Серебристые блестки бегут впереди них по атласным дюнам, чтобы возвестить о прибытии невесты. ГЛАВА 41. МИСТЕР ЯНАКА Модуль Маас-Неотек уже остыл и на ощупь был едва теплым, но белая пластиковая подстилка под ним потемнела, будто от сильного жара. Запах паленых волос... Кумико смотрела, как на лице Тика наливаются черные синяки. Он послал ее к шкафчику возле кровати за потертой жестянкой из-под сигарет коробка была забита таблетками и дисками дермов. Разорвав ворот рубашки, жокей вдавил три самоклеющихся диска в фарфорово-белую кожу шеи. Девочка помогла ему соорудить некое подобие перевязи, свернув петлей оптический кабель. Колин же говорил, что она забыла... Зато я не забыл... Тик со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, с трудом продевая руку в петлю. Конечно, все это было только кажущимся. Но болеть рука будет долго... Он поморщился. Мне очень жаль... Да ладно. Салли мне рассказывала. О твоей матери, я имею в виду. Да... не отводя от него взгляда, сказала Кумико. Она покончила жизнь самоубийством. В Токио. Кем бы там ни была та женщина, это не твоя мать. Модуль... Она посмотрела на обеденный стол. Она его выжгла. Впрочем, Колину это без разницы, он остался там. Загнал себя подпрограммой в этот ее конструкт. Так что же затеяла наша Салли? С ней Анджела Митчелл. Салли отправилась на поиски того, из чего вырос этот макроформ. Какое-то место под названием Ныо-Джерси. Зазвонил телефон. На широком экране за телефоном отец Кумико, вернее, плечи и голова: видны черный костюм, часы ролекс, целая галактика мелких устройств и опознавательных знаков братства на лацкане пиджака. Кумико подумалось, что вид у него усталый усталый и очень серьезный. Серьезный человек за черной гладью стола в своем кабинете. Кумико пожалела, что Салли звонила из автомата без видеокамеры. Ей очень хотелось снова ее увидеть. Да, теперь, вероятно, такой возможности больше уже не представится. Ты хорошо выглядишь, Кумико, сказал отец. Девочка напряглась, выпрямилась, сидя лицом к маленькой камере, установленной прямо под настенным экраном. По привычке она призвала маску матери, ту, что выражала пренебрежение и надменность, но ничего не вышло. Кумико растерянно потупила взгляд, уставившись на судорожно сжатые на коленях руки. Внезапно она осознала присутствие Тика, его смущение и страх маленький человечек попал в ловушку в собственном кресле, стоявшем здесь же, напротив камеры. Ты поступила совершенно правильно, покинув дом Суэйна, говорил тем временем отец. Она вновь встретилась с ним взглядом. Он твой кобун. Уже нет. Пока нас отвлекали трудности, возникшие в нашем собственном доме, он заключил новый и очень сомнительный союз, избрав курс, который мы me могли бы одобрить. А ваши трудности, отец? Не вспыхнула ли у него на лице мимолетная улыбка? Со всем этим покончено. Порядок и согласие восстановлены. А... гм-м... простите меня, сэр... мистер Янака, начал было Тик, но потом, похоже, совсем потерял голос. Да. А вы?.. Покрытое синяками лицо Тика перекосилось, сделавшись воплощением траура. Его зовут Тик, отец. Этот человек предоставил мне убежище и защиту. Вместе с Кол... с модулем Маас-Неотек он сегодня вечером спас мне жизнь. Правда? Меня об этом не информировали. Я пребывал в убеждении, что ты не покидала этих апартаментов. Что-то холодное... Как? спросила она, подавшись вперед. Откуда вы можете это знать? Модуль Маас-Неотек сообщает о твоем местонахождении и твоих передвижениях, как только они становятся ему известны. Сигнал поступил, как только модуль вышел из-под блокады систем Суэйна. Мы разместили наблюдателей в этом районе. Кумико тут же вспомнила продавца лапши... Естественно, не ставя об этом в известность Суэйна. Но модуль так и не передал повторного сообщения. Он разбился. Несчастный случай. И все же ты говоришь, что этот человек спас тебе жизнь? Сэр, обрел голос Тик, если я могу просить прощения... я хотел бы спросить... я под крышей? Под крышей? Ну, защищен? От Суэйна то есть и от его шайки из Особого отдела. И от всех остальных... Суэйн мертв. Повисло молчание. Но кто-то же будет всем этим управлять? Я хочу сказать, всей этой игрой. Вашим бизнесом. Мистер Янака разглядывал Тика с откровенным любопытством. Конечно. Как еще можно надеяться сохранить порядок и согласие? Дайте ему слово, отец, вмешалась Кумико, что ему не будет причинено никакого вреда. Янака перевел взгляд с дочери на гримасничающего Тика. Сэр, примите мою искреннюю благодарность за защиту моей дочери. Отныне я ваш должник. Гири, проговорила Кумико. Господи, выдавил Тик, ну надо же! Отец, сказала Кумико, в ночь, когда умерла моя мать, приказывали ли вы своим секретарям позволить ей выйти одной? Лицо отца было совершенно неподвижно. Но у нее на глазах оно наполнилось горем, какого она до сих пор никогда не видела. Нет, ответил он наконец, я не приказывал. Тик кашлянул. Спасибо вам, отец. Теперь я вернусь в Токио? Естественно, если пожелаешь. Хотя, насколько я понимаю, тебе удалось осмотреть лишь очень незначительную часть Лондона. Вскоре в апартаменты мистера Тика прибудет мой компаньон. Если ты пожелаешь остаться и осмотреть город, он это устроит. Благодарю вас, отец. До свидания, Куми. И он исчез. Ну а теперь, сказал Тик, с гримасой на лице протягивая ей здоровую руку, помоги мне встать с этого... Но тебе же требуется медицинская помощь. Правда? А я что делаю? Он умудрился подняться на ноги и заковылял к туалету, как вдруг дверь отворилась и с темной лестничной площадки в комнату заглянул Петал. Если вы сломали мой чертов замок, приветствовал его Тик, неплохо бы за него заплатить. Прошу прощения, сказал Петал, моргнув. Я пришел за мисс Янака. Тем хуже для вас. Я только что говорил по телефону с ее отцом. Большой босс сказал нам, что Суэйн сыграл в ящик. Сказал, что посылает сюда нового anqq`. И Тик улыбнулся плутовато и с триумфом. Но, видите ли, мягко проговорил Петал, это я. ГЛАВА 42. В ЦЕХУ ФАБРИКИ А Черри все кричит. Заткните ее кто-нибудь, бросает Молли от двери, где стоит со своей маленькой пушкой в руке, и Моне кажется, что Молли обращается именно к ней. Кто, как не она, Мона, может передать Черри частицу своего покоя, где все так интересно и ничто тебя не достает, и по пути через комнату она видит на полу скомканный зиплок и вспоминает, что там ведь были еще какие-то дермы. Может, это как раз то, что поможет Черри успокоиться? Вот, говорит она, подходя к девушке, выдавливает дерм из упаковки и налепляет ей на шею. Крик Черри скользит вниз по шкале громкости, стихает до невнятного бульканья, и она оседает по стене старых книг, но Мона уверена, что с ней все будет в порядке. Однако внизу стрельба автоматные очереди. Снаружи мимо Молли влетают, с треском отскакивают, рикошетят вокруг стальных балок белые трассирующие пули. А Молли кричит на Джентри, не может ли он включить этот чертов свет? Это должно означать лампы внизу, потому что здесь, наверху, все залито ярким светом, настолько ярким, что Моне видны маленькие пушистые шарики и разноцветные следы, истекающие из них, если внимательно приглядеться. Трассирующие пули. Вот как зовутся эти шарики, которые светятся и прыгают. Эдди рассказывал ей о таких во Флориде, когда охрана гоняла их с частных пляжей, стреляя из темноты. На кой черт там свет? говорит лицо с маленького экрана. Ведьма-то слепа... Мона улыбается ему. Она не думает, что кто-нибудь, кроме нее, его услышал. Какая еще Ведьма? И вот Джентри и большой Слик начинают, кряхтя, срывать толстые желтые провода со стен, где они были прикреплены серебристой лентой, и втыкать их в металлические ящики. Черри из Кливленда теперь сидит на полу с закрытыми глазами, а Молли, присев на корточки у двери, обеими руками сжимает пушку, а Энджи... Успокойся. Она услышала это слово, сказанное чьим-то голосом, но голос этот не мог принадлежать никому из тех, кто был в комнате. Она подумала, что это, должно быть, Ланетта, только она умела так говорить сквозь время, сквозь покой. А Энджи сидит на полу рядом с носилками, ноги согнуты в коленях, как у статуи, руки обнимают тело мертвого парня. Лампы тускнеют это Джентри со Сликом нашли наконец свой контакт, а Моне чудится, что она услышала, как лицо на мониторе охнуло. Но сама она уже движется, идет по направлению к Энджи, видя (внезапно и с такой ясностью, что это причиняет боль) тонкую струйку крови, вытекающую из ее левого уха. Но даже тогда покой не оставляет Мону, хотя она и начинает уже чувствовать жгучие укусы где-то в глубине горла и вспоминает вдруг слова Ланетты: Никогда не смей этим дышать, это проест в тебе дырки. А спина у Молли прямая, руки вытянуты... За дверь и куда-то вниз, и не к этому серому ящику, а к пистолету, этой маленькой штучке Моне слышно, как она делает чик-чик-чик, а потом слышатся три взрыва где-то далеко внизу, и там, должно быть, сверкают три голубые вспышки. Но руки Моны уже обнимают Энджи, запястья щекочет испачканный кровью мех. Она заглядывает в пустые глаза, где затухает свет. Дальняя дорога, самый далекий путь. Эй, зовет Мона, но никто ее не слышит, только Энджи но и Энджи уже не слышит, склонив голову на труп в спальном мешке, эй... Мона поднимает глаза как раз вовремя, чтобы ухватить взглядом последнее изображение на экране и увидеть, как оно угасает. А после этого долго очень и очень долго ничто уже не имело значения. Ни беззаботность покоя, ни хрустальный овердрайв, прокручивающий bnqonlhm`mh на ускоренной передаче и это вовсе не походило на обычную ломку, скорее это было похоже на чувство, когда все осталось далеко в прошлом так, наверное, чувствуют себя духи. Она стояла в дверях между Молли и Сликом и смотрела вниз. В тусклом свечении больших старых ламп было видно, как, подергиваясь, мечется по грязному бетонному полу металлический паук. У паука были большие искривленные ножи, которые щелкали и поскрипывали при каждом его движении, но больше там не двигался никто, а робот все копошился, как сломанная игрушка, туда-сюда перед искореженными останками маленького мостка, по которому когда-то давно она пробиралась вместе с Энджи и Черри. Черри наконец смогла подняться на ноги бледная, с обмякшим лицом и сорвала с шеи дерм. "То д'я расслабл'н" муск'л', с трудом выдавила она. И Мона почувствовала себя худо, потому что вдруг поняла, что опять наделала глупостей, думая, что пытается помочь. Но с магиком всегда так, и почему она не может перестать принимать его? Потому что ты подсела, идиотка, услышала она слова Ланетты, но думать об этом ей не хотелось. И вот они все просто стояли и смотрели вниз на металлического паука, который продолжал метаться по бетонному полу, окончательно разряжая свои батареи. Все, кроме Джентри, который отвинчивал болты, крепившие серый ящик к раме над носилками, переступая своими черными ботинками рядом с