илость вазира не должна быть,
оплачена таким способом.
     Сидели  они  в зале  дворца, недавно  выстроенного  Фуратом, в  отделку
которого  он  вложил  триста тысяч  динаров.  Столешница, внесенная слугами,
стояла в центре зала, была она из бело-красного хорасанского дерева харандж,
что  дало  повод  одному из  присутствующих, обладавшему поэтическим  даром,
сравнить ее с букетом гвоздик.  Два  часа  кряду, слуги  вносили,  все новые
кушанья,  а Фурат предлагал  и уговаривал сотрапезников отведать то или иное
кушанье. Когда с основными блюдами было покончено, подали вино и сладости.
     Ибн   ал-Фурат  с  улыбкой  оглядел  присутствующих,  спросил,  все  ли
насытились, и,  получив утвердительный ответ, воздал хвалу  Аллаха, упомянув
затем  пророков Мухаммада  и Ису. Довольные христиане  поклонились, ал-Фурат
знал толк в обращении с людьми.
     - Я встретил сегодня этого проныру, Абу-л-Хасана, - сказал Ибн ал-Фурат
и пояснил,  -  из  тайной  службы,  раиса.  И  понял,  что у  меня  вызывают
недоумение  две  вещи:  первая  -  это  почему  он до сих  пор занимает свою
должность, хотя  его должны были прогнать после того, как он проспал заговор
296 года, и вторая - это почему он всегда оказывается  в нужном месте раньше
меня.
     Советники внимательно слушали вазира, собственно, в этом  и заключалась
их  необходимость.  Многие  ошибочно   полагали,  что   вазир  Ибн  ал-Фурат
пользуется мозгами своих людей, но  это было  не так, - Фурат  не нуждался в
советах.
     Фурат оглядел сотрапезников и простер руку к одному из них:
     - Скажи ты, Муса.
     Муса  отложил  в сторону  сочную  айву, в которую собирался впиться,  и
сказал:
     - Касательно второго, думаю,  - случайность. На  самом  деле есть много
мест, куда его не пустят, а ты, вазир, проходишь свободно.
     Сидевший  рядом  человек по  имени Хамдан с совершенно серьезным  видом
добавил:
     - Например, в свой гарем.
     Сначала появились улыбки, потом смешки и вскоре все уже хохотали. Фурат
смеялся громче всех, но затем вытер слезы и произнес:
     - Но-но, вольностей в свой адрес не потерплю.
     Лица посерьезнели, а Муса, недовольно посмотрев на Хамзана, сказал:
     - Я имел в виду присутственные места.
     - А что касательно первого скажешь?
     Муса развел руками.
     - Это недоступно моему пониманию.
     - Понятно.
     Фурат знаком подозвал виночерпия и приказал наполнить все чаши.
     - У  кого есть соображения  на  этот счет?...  Однако, пейте вино, я не
требую немедленного ответа.
     И  сам взял в руки чашу и  пригубил ее. Христианин Варда, осушив  чашу,
вытер губы и попросил слова.
     - Говори, прошу тебя, - сказал Фурат.
     - По-моему разумению, - начал Варда,  - дело обстоит следующим образом.
Если мне не  изменяет  память, Абу-л-Хасан был  назначен  начальником тайной
службы по рекомендации твоего брата ал-Аббаса.
     - Но мой брат погиб во время заговора  принца  Ибн  Мутазза, -  заметил
Фурат.
     - Увы, это так, -  сказал Варда,  - но погиб он,  защищая, низложенного
ал-Муктадира.  К тому же  сам  Муктадир  своим восшествием на престол обязан
также  твоему брату,  и  халиф,  видимо, помнит об  этом. Между  этими двумя
назначениями  есть  связь  в  лице твоего покойного брата. Во всяком случае,
снисходительность халифа можно объяснить именно этим.
     - Ты  забыл  еще упомянуть,  что и я  своим назначением обязан брату, -
раздраженно сказал Фурат.
     -  Я  не  упомянул  об  этом,  потому что  ты  не  обязан  брату  своей
должностью. Род Бану-л-Фурат десятилетиями наследует вазират.
     - Хорошо, - согласился Фурат, - продолжай дальше.
     - Я, собственно, все уже сказал.
     Варда улыбнулся и взял в руки чашу, наполненную виночерпием.
     -  Я  чувствую в твоих словах  какую-то  незаконченность,  -  настаивал
Фурат.
     - Изволь... халиф не видит  в  Абу-л-Хасане врага.  Может быть,  и тебе
следует привлечь  его на свою  сторону, к  тому  же  Ал-Аббас  был  неглупым
человеком, наверное знал, что делает.
     - Ты, Варда умен, надо отдать тебе должное.
     Варда поклонился.
     - Впрочем, как и все здесь присутствующие. Дураков не держим.
     Все поклонились.
     -  Но  сейчас,  Варда, ты не прав и я тебе  объясню почему.  Во-первых,
халиф -ребенок, он еще не  разбирается в людях; во-вторых, мой брат ал-Аббас
был недалеким человеком; в-третьих,  он рекомендовал  ал-Муктадира, по-моему
совету. Если он был таким умным, как ты говоришь,  тогда почему же он погиб?
И,   в-четвертых,  -  диван  тайной  службы  и   соответственно  Абу-л-Хасан
подчиняется Али ибн Иса; и в- пятых - он мне просто не  нравится. Но я вижу,
что в этом вопросе у меня нет единомышленников, так что меняем тему. Мунис.
     Сидящие за столом вопросительно посмотрели на хозяина.
     - Я  недаром  заговорил  о  том, что Абу-л-Хасан всюду  успевает раньше
меня.  Сегодня  он  сказал  мне,  что  халиф  собирается  назначить   Муниса
главнокомандующим. Я же об этом ничего не знаю, хотя  утром имел аудиенцию у
ал-Муктадира. Мне еще самому неясна  моя позиция в  отношении этого, буду ли
возражать или одобрю, но в любом случае меня это настораживает.
     Варда сказал:
     - Может быть, эта мысль пришла ему после аудиенции.
     - А когда об этом узнал Абу-л-Хасан? И сразу возникает вопрос, - кому в
голову пришла эта мысль: халифу или Абу-л-Хасану?
     Фурат запнулся, пытаясь  ухватить нечто  проглянувшее сквозь эти слова,
но заговорил Хамдан, и догадка ускользнула от него. Хамдан сказал:
     - Нет  ли вероятности  в том, что  подобное решение  исходит  от Ша'аб,
матери халифа?
     -  Вероятность этого  есть, - задумчиво сказал Фурат,  -  и вероятность
очень большая. Кстати говоря, это очень осложняет  дело, но в то  же время у
Муниса  нет денег, а значит, Госпожа лишится мзды, за эту  должность - нет у
нее к этому интереса.  Что-то не сходится.  Ну что, господа, час поздний  не
смею вас задерживать, слуги проводят вас всех по домам.
     Благодаря, за гостеприимство, гости стали подниматься из-за стола.


     Халиф  ал-Муктадир  лежал  в  своей  спальне  на некотором  возвышении,
закутанный в тонкое  шерстяное одеяло. У ног его  сидел Мунис. Тут же стояла
небольшая жаровня. Евнух погрел над ней руки, затем достал из  складок своей
одежды  флакон, вылил его содержимое на  ладонь, растер в руках. После этого
он обнажил ноги халифа, положил их себе на колени и принялся втирать масло в
высочайшие  ступни. Муктадир  сначала от неожиданности взвизгнул и дернулся,
но потом  успокоился  и  вскоре блаженно застонал. Мунис  укрыл  одну  ногу,
вторую  положил  себе на колени, вновь погрел  руки над  жаровней и принялся
медленными   круговыми  движениями  массировать   подошву.  Халиф   блаженно
застонал. Через несколько минут он расслабленно произнес:
     -  Мунис,  когда  ты это делаешь, мне хочется бежать  в гарем и хватать
первую попавшуюся рабыню.
     Мунис засмеялся.
     - Повелитель, - сказал он, - скоро ты не будешь нуждаться даже в этом.
     - Ты, Мунис, просто волшебник. Не знаю, что бы я без тебя делал. Где ты
всему этому выучился?
     - В монастыре, повелитель.
     - А что это за мазь?
     - Змеиный яд...
     - О Аллах, - взмолился халиф.
     -  Не  бойся,  повелитель, здесь  его  ничтожная толика, а  кроме  того
выпаренное вино, порошок из львиных когтей, а также некоторые травы.
     -  То-то  прошлой  ночью рабыня  мне  сказала,  что  я истинный лев,  -
засмеялся халиф.
     Мунис весело сказал:
     -  Ты,  повелитель, -  лев  и без этой мази. Этот заговор  всему виной,
когда  человека за  ноги стаскивают  с женщины и  сажают за  решетку,  любой
испугается. Ты еще очень силен, у другого бы, и ноги отнялись и язык.
     Мунис, перестав массировать, закутал ногу  в одеяло, выпростал другую и
положил себе на колени. Ал-Муктадир вновь застонал. После недолгого молчания
халиф сказал:
     - Мунис, ты был сегодня великолепен на ристалище, я любовался тобой.
     - Благодарю тебя, повелитель.
     - Ты рожден быть воином, Мунис.
     -  Я  мечтаю  об  этом,  -  признался  Мунис  и  затаил  дыхание.  Если
Абу-л-Хасан сказал правду, то халиф должен был сейчас повторить ее. Но халиф
сказал:
     - Как ты думаешь, Мунис, взять ли мне сегодня женщину на ложе?
     - Как будет угодно повелителю, - разочарованно сказал Мунис.
     - Ну, а ты что посоветуешь?
     - Я думаю, что лучше тебе поспать.
     - Почему?
     - Сегодня был тяжелый день, надо отдохнуть.
     - Глупости, я полежу  немного, а ты иди, распорядись, чтобы подали вина
и привели танцовщицу, будем веселиться.
     - Слушаюсь, повелитель.
     Мунис нехотя поднялся и отправился выполнять приказ.


     Азиз сидел в самом углу  за столом, под полуподвальным окошком. Рядом с
ним было двое  человек,  но  поодаль  сидела шумная компания и, по-видимому,
имела к предводителю айаров непосредственное  отношение.  Во  всяком случае,
так решил  Ахмад Башир,  обозрев  всех  присутствующих. Он  решил  не терять
понапрасну   времени,  сразу  же  подсел  к   Азизу  и  уже  оттуда  крикнул
подавальщику, чтобы тот принес вина и чего-нибудь закусить.
     Азиз оказался человеком плотного телосложения, с тяжелым взглядом. Он с
удивлением разглядывал Ахмад Башира, который, устроившись  поудобней, слегка
потеснил своих соседей, те в свою очередь с любопытством смотрели на вожака,
ожидая вспышки гнева. Но едва тот открыл рот, как Ахмад Башир сказал:
     - У меня к тебе дело, Азиз.
     Услышав  свое   имя,  Азиз  закрыл  рот.  Гнев  сменился  любопытством.
Удивительное  дело, как  влияют  на  человека звуки его имени, произнесенные
вслух. Имя человека, на самом деле, есть ключ к его сердцу.
     Подавальщик принес вино, хлебные лепешки  и баранью ногу.  Ахмад  Башир
вцепился  зубами  в  ногу  и  оторвал  изрядный  кусок.  Окружающие  сделали
глотательное движение.
     -  Удивительный воздух у вас в Багдаде, -  прожевав кусок, сказал Ахмад
Башир, -  вроде недавно  я плотно поужинал с  моим другом Абу-л-Хасаном,  вы
верно его знаете, начальник тайной службы, а уже голодный.
     При словосочетании  "тайная  служба",  сидящие невольно  оглянулись  по
сторонам.
     -  У меня к тебе вот  какое  дело  -  приятель  мой повздорил  с твоими
людьми, девицу не поделили, сам знаешь, дело  молодое. Так они его забрали и
куда-то  отвезли. А  приятель  мой, малость  не в  себе,  да  еще  нездоров,
беспокоюсь я за него. Сказать по правде еще  он  мне  денег должен, не хочу,
чтобы они пропали.
     - А-а, - наконец протянул Азиз, - вот оно что. И чего же ты хочешь?
     - Отпусти его, о цене договоримся.
     - А ты знаешь, что он моих людей порезал? - гневно произнес Азиз.
     - Иди ты, - притворно удивился Ахмад  Башир,  - ведь он мухи не обидит.
Это как же надо было его разозлить? Ну, ничего, я им виру заплачу. А кстати,
где он сейчас.
     - Плати, - сказал Азиз, - тысячу динаров.
     -  Ну  что ты, - укоризненно сказал Ахмад Башир, - мы же  говорим  не о
белой рабыне,  а об  обыкновенном  арабе, свободном человеке. И, между  нами
говоря, красная цена ему десять динаров.
     - Тысяча динаров, - повторил Азиз.
     - Послушай,  приятель, - увещевал Ахмад Башир, - это несуразная  цифра,
да у меня и нет таких денег.
     - А сколько у тебя есть? - с интересом спросил Азиз.
     Ахмад Башир назидательно поднял палец.
     - Воспитанный араб таких вопросов не задает.
     Один из подручных Азиза вмешался в разговор, он сказал:
     - Может  быть,  тебе  по рогам дать, как следует, чтобы не дерзил?  - и
поднес  к носу  Ахмад Башира свой  здоровенный кулак. Ахмад Башир немедленно
схватил его за запястье и сжал с такой силой, что задира  изменился в лице и
разжал пальцы.
     - Рога у Иблиса, - сказал Ахмад Башир, - и, у твоего отца, ублюдок.
     Взгляды всех присутствующих  обратились к Азизу.  Самое время было дать
выход гневу. Но тут к Азизу подошел человек, и что-то прошептал на ухо.
     - Вот как, - сказал Азиз, и обращаясь к Ахмад Баширу. -  Ты, собственно
говоря, кто такой?
     - Приезжий я.
     -  Ты  тут  что-то про тайную службу  намекал, так я этого не люблю,  я
плевать хотел на  тайную службу и на их начальника. Ведешь ты себя, конечно,
дерзко и следовало бы тебя проучить, но  меня  трогает твое участие в судьбе
друга.  Поэтому  я  тебе  его   выдам,  тем  более,  что  он   совсем  плох,
заговаривается. Давай твои десять динаров и тебя отведут к нему.
     -  Вот это деловой разговор, - воскликнул Ахмад Башир, -  да  с  тобой,
парень, просто приятно иметь дело.
     Он немедленно высыпал десять динаров. Азиз не чинясь, пересчитал деньги
и один динар вернул, среди золотых монет одна оказалась глиняной..
     - Впотьмах не заметил, - смущенно сказал Ахмад Башир.
     Он  достал еще одну  монету,  а  белую  глиняную печать  убрал. Со всех
сторон подошли люди и алчно смотрели на золото.
     -  Ну что  собрались? -  рассердился  Азиз. - А  ну, расходись,  Ханбал
отведи его.
     Один из айаров попросил:
     - Азиз, разреши,  я  тоже пойду  с  ним, что-то  не  нравится  мне этот
приезжий.
     Азиз кивнул и поднялся, сидевшие рядом с ним, тоже поднялись.
     Шли  долго.  Ахмад Башир вначале  пытался запоминать дорогу,  но  после
запутался в  бесконечных переулках. Потом, нюхом  полицейского он сообразил,
что его специально так долго водят, путают следы. Не  могли  они  так далеко
держать Имрана. Догадки он не выдал.
     Ханбал шел впереди, чуть  отстав, двигался Ахмад Башир в окружении трех
человек.
     - Ну, как жизнь, Ханбал? - спросил Ахмад Башир.
     Удивленный Ханбал обернулся и, помедлив, кивнул.
     - Ничего, приятель, слава Аллаху.
     - Рассказал бы о своей братии, -  продолжал  Ахмад Башир, -  может, и я
примкну к вам.
     Ханбал сказал:
     - Знай, приезжий, что мы ни от кого не зависим: ни от религиозных сект,
ни от квартальных общин, ни от властей. Наши принципы  - сдержанность и сила
воли, стойкость и пренебрежение  к боли, преданность в дружбе, неразглашение
тайны, неприемлемость лжи, верность данному слову, целомудрие...
     - Не,  это  мне,  кажется,  не подойдет, - разочарованно  заметил Ахмад
Башир, - а скоро мы вообще придем?
     - Уже пришли, - сказал Ханбал, - вот этот дом.
     Он  постучал в  неприметную дверь,  которая  тут же  отворилась. Сделав
несколько шагов по узкому коридору, Ахмад Башир оказался в помещении, полном
людей. Азиз спросил:
     - Ну что, приезжий проветрился?
     После  этих слов грянул хохот. Ахмад Башир огляделся, это был тот кабак
из которого  он  ушел  час  назад.  Над  ним посмеялись. Стоявший рядом айар
смеялся особенно противно, Ахмад Башир не выдержал и дал ему в ухо, чтобы на
душе легче  стало. На нем  повисли сразу  несколько  человек, заломили  руки
назад и связали.
     -  Нехорошо,  Азиз, нехорошо,  -  процедил  Ахмад  Башир, - не  к  лицу
взрослому человеку развлекаться таким образом.
     - Попридержи язык, приезжий,  - ответил на это Азиз, - тебя узнали. Это
ты вчера  убил моего человека на тайаре,  а  твой дружок порезал моих людей.
Очень вы беспокойные люди и задиристые. С кем вздумали тягаться. Со мной сам
халиф ничего  сделать  не может. А то  он с Абу-л-Хасаном ужинал,  да хоть с
Назуком. Можешь с ними с обеими завтракать, обедать и ужинать,  меня этим не
запугаешь.  Заприте  его  вместе  с  дружком,  -  приказал  Азиз,  -  завтра
разберемся. Поздно уже, спать хочу.
     Ахмад Башира отвели в какую-то комнату и заперли в ней. Когда глаза его
привыкли к темноте, он увидел лежащего на полу человека. Это был Имран.
     -  По-моему, когда-то  это уже было, -  задумчиво сказал Ахмад  Башир и
добавил: - Воистину  наш союз неразрывен,  - он  имел в виду себя,  Имрана и
узилище.
     Он  подсел  к  Имрану и  попробовал  его  разбудить. Тот открыл  глаза,
пробормотал что-то и снова закрыл. Ахмад Башир потрогал его лоб.
     - Кажется, у него жар, - подумал Ахмад Башир.
     Поразмыслив  немного,  он  поднялся  и  подошел  к  двери,  намереваясь
стучать, но дверь сама отворилась, и возникший на пороге человек сказал:
     -  Приверженец Седьмого Совершенного приветствует  тебя. Я видел знак и
готов тебе служить. Меня приставили охранять вас,  скажи, что  надо сделать.
Моя смена кончается утром. Они все  пируют там, потом  будут  спать  пьяные,
тогда мы сможем перерезать их сонных.
     - Они все здесь или их много? - спросил Ахмад Башир.
     - Их много, они есть в каждом квартале.
     - Тогда, опасаясь мести, нам придется покинуть город, а у меня есть еще
здесь дела. А ты не можешь выпустить нас отсюда?
     - Могу, но тогда они убьют меня, но если вы прикажете, я это сделаю.
     -  Не надо. Когда кончится твоя  стража, пойди в квартал Баб ал-Маратиб
найди  дом Абу-л-Хасан раиса, скажи,  что я здесь  в заточении. Ахмад  Башир
меня зовут.
     Айар сказал:
     - Я все сделаю, - и закрыл дверь.
     Ахмад  Башир вернулся на  свое место и вновь потряс спящего, но Имран в
эту минуту был очень далеко.


     Он шел  по ночным улицам Медины. Имран никогда прежде не  бывал  в этом
городе, но то, что это Медина он знал совершенно точно и шел уверенно, зная,
что нужный ему дом он узнает сразу.
     Ночь была безлунной и холодной, над домами бушевал порывистый ветер, но
здесь в узких переулках его ярость усмирялась каменными стенами. Те немногие
прохожие,  которые встречались ему  на  пути, при  расспросах  шарахались  в
сторону и Имран шел дальше,  полагаясь на свою  собственную интуицию. Нужный
ему дом  оказался в тупике.  Видимо, власти специально поселили имама здесь,
чтобы ограничиться одним караульным постом, который вел наблюдение  за теми,
кто посещает Джафара имама.
     Имран долго  стучал,  прежде чем дверь отворилась.  Старый слуга провел
его на открытую террасу, где, закутавшись  в одеяло,  сидел Джафар-ас Садик,
устремив взор в небо.
     - Это ты опять! - не глядя, сказал Джафар.
     - Я, - признался Имран.
     - Присаживайся, - предложил Джафар.
     Имран огляделся, но не найдя на что сесть, остался на ногах.
     - Спрашивай, - сказал Джафар.
     Имран открыл, было, рот, но все с чем  он шел к имаму,  вдруг выскочило
из головы. Когда молчание стало уже неприличным, он спросил:
     - Что вы видите там? Небо затянуло облаками, и нет луны.
     - Это что, стихи? - рассеянно спросил Джафар.
     - Нет, что вы, - смутился Имран.
     - Может быть, ты поэт? - продолжал Джафар.
     - Если только в душе, - усмехнулся Имран.
     -  Жаль, я  люблю разговаривать с поэтами,  они по-особому воспринимают
этот мир, мне интересен их взгляд на природу вещей.
     - Я часто думаю  о том, что стало бы, прими вы предложение Абу Муслима.
Вы с вашим умом и благородством могли бы изменить этот мир.
     - Это вряд ли. Никому не под силу изменить этот мир.
     - Но вы даже не пытались.
     -  А  что  проку  в  бесплодных попытках.  Что,  я должен  был  принять
предложение подлого  авантюриста  Абу Муслима, которому нужен был только мой
авторитет или  разделить  безумство Абу-л-Хаттаба  уверявшего,  что  правота
превращает  палки в  мечи. Узурпатор только этого и ждал, чтобы расправиться
со мной. Я  был для них, как кость  в  горле, мне не надо  было брать в руки
оружие. Они боялись меня,  даже  когда  я читал лекции в  мечети  или спал с
женщиной. Те,  кто предлагали  мне возглавить восстание, чтобы доказать свои
права на имамат, не  понимали, что мне не нужно  ничего доказывать. Это была
абсолютная истина. Ал-Асади,  правитель  Бахрейна,  доставил  и  вручил  мне
семьсот  тысяч  динаров,  рабов  и  верховых  животных, дань  собранную  для
омейядов, сказав,  что все это принадлежит Джафару ас-Садику, то  есть  мне.
Омейяды преследовали и провоцировали  меня, надеясь,  что я совершу ошибку и
дам им возможность физически расправиться со мной.
     - Вы могли бы изменить мир, - повторил Имран.
     Джафар покачал головой.
     -  Мир   устроен  столь   совершенно,  что  не  нуждается   ни  в  чьих
вмешательствах. Более того - ничего нельзя изменить, Аллах так замыслил его.
Жизнь на земле развивается  по одному  ему ведомым законам, и  все,  что так
мучает  тебя: несправедливость,  обман, вероломство -  это частности,  и они
тоже  имеют свое место в стройной системе мироздания. Все взаимосвязано. Это
представление, в котором по замыслу автора  кто-то должен умереть,  а кто-то
выжить, один обманет, а другой будет обманут.
     Теперь покачал головой Имран.
     - Не верю. Это очень удобно.  Отстраниться и сказать, так все задумано.
Постой, - воскликнул, вспомнив, Имран, - ведь  ты отвергал  предопределение,
но то, что ты говоришь не что иное, как предопределение "кадар".
     Джафар рассердился. Он поднялся, сбросив с себя одеяло.
     - Ты зачем сюда явился? Спорить со мной? - грозно спросил он.
     -  Нет, - ничуть  не испугавшись,  сказал  Имран, -  я  пришел спросить
совета.
     - Мир пытаются изменить пророки, а я не пророк, я имам - духовный глава
мусульман, предстоятель на молитве.
     Джафар сделал несколько шагов к краю террасы и поманил Имрана.
     Имран подошел.
     - Посмотри, - сказал имам, указывая вниз.  Имран опустил глаза долу и в
ужасе отшатнулся. Он стоял у края пропасти, в которой клубился тяжелый серый
дым.
     -  Назваться пророком и попытаться изменить мир, - сказал  имам, -  все
равно, что шагнуть в эту бездну. Для этого нужно иметь мужество,  граничащее
с безумием.
     Имран сделал осторожный шаг и заглянул  в  пропасть, пытаясь разглядеть
дно. В этот момент он почувствовал сильный  толчок в спину и полетел вниз  с
криком.


     Ахмад  Башир  хотел,  было  разбудить  Имрана,  но  вдруг  почувствовал
смертельную  усталость.  Тогда он лег у противоположной стены, положил кулак
под голову и  мгновенно заснул, увидел свою жену, в  испуге  побежал и упал,
наливаясь   тяжестью.  Жена  победно  закричала,  и  от  крика  Ахмад  Башир
проснулся.  Подняв  голову,   он   увидел   Имрана,  с  трудом  постигающего
действительность. Ахмад приподнялся и сел, привалившись к стене.
     - Что же ты так орешь, приятель, спать не даешь?
     Имран недоуменно посмотрел по сторонам.
     -А где девушка? - спросил он.
     - Девушка, - оживился Ахмад, - какая девушка?
     Но Имран уже все вспомнил.
     - Нашел меня все-таки, - угрюмо сказал он.
     - Нашел, -  согласился  довольный Ахмад, -  от  меня, брат,  далеко  не
уйдешь.
     - Одного понять не могу, чего ты тянешь время?
     - Не понял.
     - Давно бы уже убил меня. Чего ты ждешь?
     - Кажется,  парень, ты не в  себе, -  озаботился Ахмад.  Он поднялся  и
сделал  шаг к  Имрану,  желая, потрогать его лоб, но Имран выхватил кинжал и
сказал:
     - Не подходи.
     Ахмад Башир остановился.
     - Вот она - благодарность! Ищу его по всему городу, а он на меня кинжал
наставляет.
     На  Имрана  накатила  слабость.  Он прислонился к стене, рукавом  оттер
выступившую  на лице  испарину. В этот момент  Ахмад Башир,  сделав обманное
движение, выбил кинжал из рук Имрана.


     Хамза в нерешительности топтался перед спальней Абу-л-Хасана. Он  никак
не мог  решить,  стоит  ли  дело того,  чтобы  будить хозяина в  такую рань.
Наконец, собравшись с  духом, он открыл дверь  и  тихо кашлянул, Абу-л-Хасан
сразу же открыл глаза и привычно спросил:
     - Хамза?
     - Я, господин.
     - Что случилось?
     -  Там человек  пришел, стоит  у ворот.  Он сказал, что айары  схватили
человека по  имени Ахмад Башир и держат его в заточении. Я подумал, что надо
разбудить вас, ведь так звали вашего вчерашнего гостя.
     - На улице холодно? - спросил Абу-л-Хасан.
     - Очень холодно, господин, старики говорят...
     - Дай мне зимний кафтан и шерстяной плащ, что-то знобит меня.  Да  свет
зажги, не вижу, где мои  шаровары. Оружие дай,  и  сам одевайся, пойдешь  со
мной.
     - Вдвоем? - ужаснулся Хамза.
     - Сколько охраны в доме?
     - Два человека, господин. Он сказал, что их много.
     - Да знаю я, что их много.
     Абу-л-Хасан, наконец, попал в  штанину ногой, натянул шаровары, подошел
к окну, пытаясь, что-нибудь разглядеть в темноте.
     -  Я,  господин,  хочу  напомнить вам, что  при приеме  меня на  работу
военные действия не были оговорены, - робко сказал Хамза.
     - Ты еще здесь? - разозлился хозяин.
     - Нет, господин, меня уже нет, - сдался Хамза.
     - Пошли охранника в казармы к дейлемитам, пусть у дежурного  возьмет от
моего имени десять человек гвардейцев.
     - Десяти не мало будет? - озабоченно спросил Хамза.
     Что-то  просвистело и ударилось в  стену рядом с ним. Хамза пригнулся и
выскочил  из  комнаты.  Не  дожидаясь  прибытия  гвардейцев,  Абу-л-Хасан  в
сопровождении Хамзы и второго охранника отправился по указанному адресу.
     Он вполне мог бы отправить туда  людей, а  сам остаться дома и  совесть
его  была  бы  чиста.  Подобает  ли  лицу,  занимающему столь  важный  пост,
участвовать  в  боевых  операциях,   подвергая  свою  жизнь  опасности.   Но
Абу-л-Хасан не  понимал, что происходит, и  это  его беспокоило. Какова была
цель  визита  Ахмад  Башира? Что  стоит за захватом его  айарами?  Какие  их
интересы он ущемил? Есть ли здесь какая-либо связь? В Багдаде не должно было
происходить ничего такого, что не было бы известно тайной службе. Провожатый
остановился и указал на дом.
     - Это здесь, господин.
     -  Благодарю  тебя,  возьми вот,  -  Абу-л-Хасан  протянул  монету.  Но
проводник отказался.
     - Я сделал это не из-за денег.
     - А из-за чего?
     - Из любви к ближнему.
     - Ты христианин?
     Вопрос остался без ответа. Проводник повернулся, сделал несколько шагов
и  скрылся  в ближайшем переулке. Абу-л-Хасан  отправил охранника  навстречу
гвардейцам,  а  сам остался  ждать в  тени от дома. Через некоторое время он
спросил:
     - Ты чего дрожишь?
     - От холода, господин,  -  солгал Хамза, хотя сабля, висевшая на поясе,
действительно холодила ляжку.
     - Может, не будем ждать их, - предположил Абу-л-Хасан, - пойдем вдвоем,
ты впереди, а я прикрою сзади.
     -  Я  надеюсь, что вы  шутите,  господин, -  трагическим голосом сказал
управляющий, но тут же взбодрился, - они идут, господин Абу-л-Хасан.
     Действительно  это  были  гвардейцы-дейпемиты.  Их  командир,  подойдя,
приветствовал Абу-л-Хасана.
     - Какие будут приказания, раис? - спросил офицер.
     Абу-л-Хасан  осмотрел  солдат.  Они  были вооружены копьями,  мечами  и
табарзинами.
     - Копья оставьте здесь, в доме от них проку мало. Сложите вот  здесь, у
стены.
     - Не растащат? - обеспокоился командир. - Имущество - казенное.
     - Мой управляющий присмотрит за ними. Надо оцепить этот дом, в нем  две
двери и четыре окна, войдем в двери.
     - Окна блокировать? - спросил офицер.
     - Не надо, пусть бегут, у нас другая задача. Вперед.


     Потеряв оружие,  Имран вцепился в Ахмад  Башира. Они упали на пол,  где
короткое  время,  тяжело   дыша  боролись,  но,  как   известно,  массивного
противника лучше  держать  на  расстоянии. Имран вскоре  совсем  обессилел и
затих, придавленный тушей Ахмад Башира.
     - Не такой уж, ты и больной,  -  наконец, совладав с  дыханьем, отметил
Ахмад Башир.
     В ответ Имран глухо произнес:
     - Может, все-таки сойдешь с меня. Я же все-таки не девушка.
     - То-то я и смотрю, - пробурчал Ахмад, но Имрана отпустил, взял кинжал,
сел рядом и принялся чистить острием ногти.
     - Тебя завербовали, чтобы ты убил меня? - спросил Имран.
     -  Много  чести,  - ответил Ахмад Башир,  осторожно обрезая сломанный в
схватке ноготь.
     -  Откуда же  у  тебя исмаилитский знак, только не  говори,  что нашел.
Слишком много совпадений. Вероятность нашей встречи была очень мала.
     -  Я не хотел тебе этого рассказывать, - нехотя начал Ахмад Башир, - но
думаю, от тебя будет  польза, человек ты не глупый. Кроме того, когда я тебя
увидел,  то  обрадовался.  Старею, наверное, душа истончается,  дух слабеет.
Короче говоря, я решил предложить  тебе долю в своем предприятии. Дело очень
сложное и очень опасное, но за него  платят хорошие деньги. Если выгорит, то
получишь столько денег,  что  сможешь  купить себе  роскошный  дом  с садом,
завести прислугу и взять еще десяток жен.
     Имран недоверчиво хмыкнул.
     - Но я не успел предложить, потому что ты сбежал. Если ты  согласен, то
я тебе все расскажу.
     - Сначала объясни, откуда у тебя знак.
     - Это все одна история.
     - Сколько?
     - Пятьсот тысяч золотых динаров.
     Для Имрана это были невообразимые деньги, поэтому  он даже не удивился,
а только кивнул в знак согласия.
     - Откуда все-таки у тебя исмаилитский знак? - недоверчиво спросил он.
     Вместо ответа Ахмад Башир сказал:
     - В моей жизни, приятель, есть одна закономерность  - все мои несчастья
начинаются с того момента, когда я отпускаю тебя на волю.
     Имран вновь недоверчиво хмыкнул.
     - Ты, парень, можешь хмыкать сколько угодно, но это ничего не  изменит.
Я думаю,  ты не забыл то утро, когда в моей  лодке, в моей одежде  и с моими
деньгами ты поплыл к берегу.
     - Я все верну, - угрюмо сказал Имран.
     Не  обратив  ни  малейшего  внимания  на  это  замечание,  Ахмад  Башир
продолжил свою речь.
     -  Я стоял на носу  до тех пор, пока ты не скрылся из виду. Я  понимал,
что вместе с тобой меня  покидает какая-то часть моей  жизни.  Меня охватила
такая  тоска,  что  я  схватился за  борт, чтобы  не  броситься в  воду.  Но
справился, потому что нет такой силы, которая могла бы меня согнуть. Я пошел
и лег спать,  ибо  самое лучшее, что человек  может сделать в трудную минуту
это  пойти  и  лечь  спать. И в этом  есть глубокий  смысл, потому  что  все
проблемы  человека заканчиваются  с его смертью,  а что такое смерть, как не
вечный сон,  и  что  такое  сон, как  не  временная  смерть.  Ты  умираешь и
рождаешься вновь...


     Ахмад Башир проспал весь день. За это время корабль обогнул мыс Кап Бон
и  к  концу дня  бросил  якорь  в гавани Карфагена. Тотчас от причала отошла
лодка и направилась к кораблю. Вскоре на борт поднялся таможенный чиновник в
сопровождении  мухтасиба,  двух полицейских и  еще  одного  человека  видимо
облеченного  властью,  так  как остальные  обращались  к нему с подчеркнутым
уважением.  Когда  все  таможенные   формальности  были  соблюдены,  человек
облеченный властью  пожелал видеть  хозяина  живого товара.  Заспанный Ахмад
Башир  пришел в капитанскую каюту, где ему вручили  бумагу, которую он долго
вертел в руках, спросонок не понимая, чего от него хотят.
     - Что такое? - наконец спросил он. - Что вам нужно?
     - Это приказ халифа Убайдаллаха,  - пояснил  ему  человек, -  приказ на
арест государственного  преступника по  имени Имран. По  моим  сведениям  вы
купили его в  Эль-Кантауи вместе с  партией других рабов-берберов, проданных
как людей, участвовавших в мятеже.
     "Ай-яй-яй, - сказал себе  Ахмад Башир, - как это нехорошо, говорила  же
мне мама - никого не жалей, не подменяй волю Аллаха".
     Вслух же он произнес:
     - Я, уважаемый, не имею привычки знакомиться со своими рабами, чтобы не
испытывать   угрызения   совести.  Это   как   с   бараном,  купленным   для
жертвоприношения. Боже  упаси дать ему кличку,  потом рука не поднимется его
зарезать.  Ведь   что  получается,   давая   имя,  мы   признаем   право  на
существование.
     - Покажите купчую на рабов, - сказал таможенный чиновник.
     Ахмад  Башир нехотя  достал купчую и бросил на стол. Таможенник, изучив
ее, сказал:
     - Вот, пожалуйста, - Имран ибн ал-Юсуф.
     Ахмад Башир развел руками.
     -  Против  истины  ничего  не возразишь.  Раз  он у меня на  корабле  -
забирайте,  но кто  выплатит  мне  стоимость  этого раба плюс расходы на его
содержание, плюс упущенную выгоду, плюс неустойку, которую,  я уверен,с меня
потребует мой компаньон  иудей. А иудеи они  знаете  каковы, я  имею  ввиду,
торговцев? О-о, они своего не упустят! Но и по-своему он будет  прав, если я
обещал ему, к примеру, сто рабов, не могу же я привезти девяносто девять?
     - Приведите этого раба, - распорядился чиновник.
     Ахмад Баширу он сказал:
     -  Вы можете подать иск  в  местный суд  в  установленном порядке, и  я
уверен, что вы добьетесь возмещения ущерба.
     - Я, пожалуй, пойду прилягу, - сказал Ахмад Башир, - а то что-то как-то
мне нездоровится.
     - Подождите, - сказал чиновник, - я напишу  вам расписку, вы сможете ее
предъявить своему компаньону.
     Он сел за стол и стал писать расписку.
     Вернулся полицейский и заявил, что Имрана ибн ал-Юсуфа среди рабов нет.
     - Очень интересно, - сказал чиновник, отложив калам, - где же он?
     - Понятия не имею, - недоуменно сказал Ахмад Башир.
     Капитан  укоризненно  посмотрел  на арендатора,  он уже знал,  что  тот
отпустил раба на волю, и не хотел конфликта с властями. Арендаторы меняются,
а ему еще много раз придется заходить в этот порт.
     - Может быть, он умер? - предположил работорговец.
     Чиновник обратился к капитану:
     - Кто-нибудь из рабов умер во время плавания?
     Ахмад  Башир посмотрел на капитана, но тот покачал  головой.  Репутация
для него была дороже сиюминутной выгоды.
     - Приведите сюда вахтенного матроса, - приказал чиновник.
     Привели матроса.
     - Скажи, любезный, - спросил чиновник, - давно ты на вахте?
     - С третьей стражи.
     - Кто-нибудь покидал корабль?
     Матрос посмотрел на капитана и сказал:
     - На рассвете один человек уплыл на лодке.
     Чиновник сказал, обращаясь к работорговцу:
     -  Вам  придется последовать  за нами для выяснения этих обстоятельств.
Прошу.
     Ахмад Башира привезли в здание шурта и поместили в камеру . На вопрос -
долго ли  его собираются здесь  держать, чиновник ответил,  что  до тех пор,
пока не получат указания на его  счет. Ахмад Башир несколько успокоился,  но
как  оказалось   зря,  так  ночью  пришли  люди  и  устроили  ему  допрос  с
пристрастием...
     Имран ухмыльнулся.
     -  Ты  еще скалиться  будешь,  неблагодарный человек, -  взвился  Ахмад
Башир.
     - Прости,  -  тут же сказал Имран, - просто мне показалось смешным, что
ты оказался там, куда обычно сажал других.
     Ахмад Башир счел за лучшее не комментировать это философское замечание.
     - Тебе,  парень, в  жизни  везет,  как никому  другому, -  сказал Ахмад
Башир,  -  кто  знает,  когда ты заплатишь  за это везение,  впрочем,  будем
надеяться, что это  случится не скоро. Это были  люди  новоявленного  халифа
Убайдаллаха, они опоздали на несколько часов, иначе бы ты здесь не показывал
свои зубы.  Кстати говоря, потом я  вспомнил, как в порту Эль-Кантауи, после
того, как мы отчалили, появилась группа всадников. Они что-то кричали, но мы
уже были далеко. К сожалению, я не придал этому значения, иначе я подался бы
сразу в  Сицилию. Но разве я мог представить, что ты  окажешься такой важной
птицей? На допросе я им честно все  рассказал, мол, выпил лишнего и отпустил
раба на  свободу. Но  они  мне не поверили,  и правильно сделали, ибо  какой
работорговец покупает  рабов  и выпускает их  на волю? Человек, арестовавший
меня, решил, что имеет дело с заговором. Меня заковали в цепи  и отправили в
Кайруан.  Можешь   вообразить,   с  каким  нетерпением   я  ждал  встречи  с
Убайдаллахом...
     Где   взять  слова,  чтобы  описать  состояние  человека,  второй   раз
потерявшего  все свое имущество. Злой рок преследовал  Ахмад  Башира за все,
что он  совершал  во имя Анаис.  Весь  товар,  находившийся  на корабле, был
конфискован в  пользу  государства, а самого  хозяина под усиленной  охраной
везли  на  встречу  со злейшим врагом. Ахмад Башир  пробовал  договориться с
охраной, суля  им огромные  деньги,  которых, надо признаться, у него уже не
было, но  сопровождающие  его  нубийцы были  безмолвны  как камни  в  руинах
оставшихся от завоеваний Искандера Двурогого. Когда до Кайруана остался один
дневной  переход, отряд  заночевал в маленькой  крепости,  гарнизон  которой
насчитывал  едва ли  десяток человек. Ночь Ахмад Башир провел  в подземелье,
долго чихал  утром, ибо  сырость в помещении  была чрезмерной. Выпускать его
почему-то  не торопились, сам же  Ахмад  Башир от злости  голоса не подавал.
Время  шло,  но  о нем,  казалось, забыли.  Когда тяжесть  мочевого  пузыря,
оказалась слишком  велика, для одного человека, он подошел к двери и треснул
по ней кулаком. От удара дверь подалась и  открылась.  Она  была не заперта.
Недоумевая, Ахмад  Башир поднялся  по ступенькам.  Двор был пуст.  Это  было
невероятно.  Он обошел всю крепость, но она была так  же  безжизненна, как в
тот час, когда они вступили в нее.


     - Ты ничего не слышишь? - встревожено спросил Имран, - шум какой-то.
     - Не обращай внимания,  - невозмутимо  отозвался Ахмад Башир. - Это мой
приятель Абу-л-Хасан пришел за нами.
     - В самом деле? Как это благородно с его стороны!


     Солдаты  регулярной  армии -  это  что-то особенное,  ведь  для  солдат
регулярной армии смертельная схватка - это  будничная служба, к тому же если
солдаты  регулярной армии -  это жители  Дейлема, горной области  на Каспии.
Гвардейцы  вошли в  дом  одновременно  через все  двери  и все окна,  вошли,
сокрушая  все  на своем  пути,  вошли  и устроили просто избиение младенцев.
Несколько десятков головорезов  находившихся  в доме в  страхе бежали, благо
гвардейцы никого не преследовали.  Дюжина айаров, сгрудившаяся вокруг своего
вожака,была умело рассеяна, а сам  Азиз схвачен и свирепо скаля зубы. ожидал
своей участи.
     Брезгливо морщась, Абу-л-Хасан подошел к главарю и заглянул ему в лицо.
     - Кто такой? - спросил он.
     Поскольку главарь молчал, двое  гвардейцев  по знаку офицера, вывернули
айару  руки и  стали медленно поднимать,  устроив  нечто  вроде  дыбы.  Айар
терпел, сколько было мочи, но все же не выдержал и запросил пощады. По знаку
офицера его отпустили.
     - Имя? - спросил Абу-л-Хасан.
     - Азиз, - ответил айар.
     - Кто такой, род занятий?
     - Башмачник.
     Абу-л-Хасан оглянулся и спросил у окружающих.
     - Чьи башмаки нуждаются в починке?
     Вежливый смех был ему ответом.
     - Нет нужды, жаль, - продолжал Абу-л-Хасан,  - а ты Хамза, что скажешь,
нет ли у меня дома прохудившихся сапог?
     Хамза, гордо подбоченясь, стоял позади хозяина.
     - Ваша  обувь, господин, в полном порядке, а вот у прислуги найдется, -
важно ответил управляющий.
     - Так надо ее принести сюда, пусть этот человек займется подобающим ему
ремеслом, а мы посмотрим, чего он стоит.
     - Я сейчас не практикую, - сказал Азиз.
     - Ах, ты не практикуешь? - удивился Абу-л-Хасан. - А что же ты делаешь,
разбоем занимаешься?
     Азиз молчал, в бессильной ярости опустив глаза.
     - Смотри мне в  лицо, - приказал Абу-л-Хасан, - ты знаешь, кто я такой?
Я  Абу-л-Хасан, запомни  это имя, ибо  я человек, отвечающий за безопасность
халифата. Человек, отвечающий  за безопасность моего  гостя,  потерял его из
виду буквально  возле дверей этого  дома. Просвети мой разум, объясни - куда
он делся?
     - Я не причинил ему вреда, - сказал Азиз.
     - Это хорошо  ты сделал, иначе мне пришлось бы  тебя убить. Я могу тебя
арестовать, но, пожалуй, отпущу, когда удостоверюсь  в том, что мой друг цел
и невредим. Иди, приведи его сюда.
     - Там их двое.
     - Обеих приведи.
     Азиз в сопровождении гвардейцев ушел.


     - Определенно там что-то происходит, - не унимался Имран.
     -Я  же тебе объяснил, что там  происходит,  - раздраженно сказал  Ахмад
Башир, недовольный тем, что его перебивают.
     - Я думал ты шутишь.
     - Нет, я не шучу.
     И,  словно  в  подтверждение  его слов,  дверь  открылась  и  гвардеец,
заглянув внутрь, сказал:
     - Господа, вы свободны.
     - Что я тебе говорил, - усмехнулся Ахмад Башир.
     За  прошедшие годы  Имран  очень  изменился,  но  не  настолько,  чтобы
Абу-л-Хасан  не  смог его узнать. Тем более, что память у  Абу-л-Хасана была
профессиональной.
     - Это ваш  друг? - полувопросительно  сказал Абу-л-Хасан,  - он неважно
выглядит.
     - Он нездоров, у него горячка, - отозвался Ахмад Башир, пытаясь понять,
узнал  Абу-л-Хасан Имрана  или нет. С момента их единственной встречи прошло
много лет, но по лицу царедворца трудно было что-либо понять.
     - Его зовут Имран, - добавил он, внимательно глядя  на Абу-л-Хасана. Но
лицо   начальника   тайной   службы  осталось  бесстрастным.   Имран  стоял,
прислонившись  к стене.  Несколько сделанных им  шагов  исчерпали  его силы.
Видя, что он сползает вниз, один из гвардейцев подхватил его.
     - Отправьте его ко мне домой, - распорядился Абу-л-Хасан, - а ты ступай
и приведи лекаря. А вы, мой друг, надеюсь, также отдохнете в моем доме, и  я
приношу вам свои извинения за это происшествие.
     - Ну,  что вы,  раис, напротив, чрезмерно  благодарен  вам за помощь. Я
только  провожу приятеля, а сам  пойду в  караван-сарай, у меня  там комната
оплачена,  а если я  не  приду, то хозяин-плут  отдаст  ее  кому-нибудь.  Но
вечером, если вы не возражаете, я приду навестить своего приятеля.
     - Буду  рад видеть  вас, тем более ,что  нам есть  о чем поговорить,  -
сказал Абу-л-Хасан.
     "Узнал", - подумал Ахмад Башир.
     - Что делать с этим, раис? - вмешался офицер, указывая на главаря.
     Азиз с видом  побитой собаки, поднял голову,  ожидая своей участи.  Его
состояние можно было передать, сравнив с  чувствами человека, узнавшего, что
дом, в котором он так уверенно распоряжался, принадлежит другому.
     - Я  надеюсь,  что  ты  уяснил,  кто  здесь  главный? -  спросил у него
Абу-л-Хасан.
     - Да, - еле слышно сказал Азиз, но все услышали.
     - Тогда убирайся прочь и не  попадайся мне больше на глаза. В следующий
раз не отпущу.
     Азиз, не оглядываясь, пошел к выходу.


     Наср  ал-Кушури,  увидев  группу  людей в  резиденции,  послал  хаджиба
выяснить  кто такие. Вернувшись,  хаджиб  доложил,  что  вазир Али  ибн  Иса
ожидает аудиенции повелителя правоверных.
     - То есть, как ожидает? -  возмущенно воскликнул главный администратор,
- Сегодня же не приемный день, среда, а не понедельник или четверг.
     Хаджиб пожал плечами.
     - Старик совсем выжил из ума, - проворчал Наср ал-кушури и отправился к
халифу с докладом.
     Повелитель  проснулся не так давно, и все еще лежал, глядя  в  потолок,
который  слегка кренился в его глазах. Это было  следствием ночной  попойки.
Услышав о визите вазира, он слабо возмутился, но в следующую минуту сказал:
     - Ладно, пусть его проведут в открытый меджлис, жалко старика.
     -  В открытый меджлис? - переспросил хаджиб ал-худжаб. -  Сегодня очень
холодно.
     -  Меня  тошнит,  -  сказал  ал-Муктадир, - мне  надо  подышать  свежим
воздухом.
     Али ибн Иса  основательно продрог. День был холодный, с  утра даже  шел
мокрый снег. По дороге он умудрился  ступить в лужу и промочить ноги, обутые
в сапоги  из  мягкой кожи.  Вазир  уже понял  свою оплошность,  он испытывал
неловкость перед своей  свитой.  Надо же  было  явиться  во  дворец с  такой
помпой, чтобы попасть в неприемный день  и  выставить себя  на посмешище. "И
главное,  ни  один собачий сын  не напомнил мне об этом, - с горечью подумал
вазир и тут же решил, - всех уволю".  Он хотел,  было, уйти восвояси, но тут
получил известие о том, что его примут.
     Халиф, повелитель правоверных, дал вазиру аудиенцию в открытом зале. Он
сидел на троне с непокрытой головой и  чувствовал  удовольствие от того, как
воздух холодит  его  лицо  в  отличие  от вазира, нахохлившегося  от холода.
Закончив свой доклад, Али ибн Иса поблагодарил халифа за  то, что тот принял
его в неприемный день.
     - Ну что ты, Али, - ответил халиф, - дела государства превыше всего,  к
тому же мы знаем твои заслуги перед нами.
     Вазир с завистью посмотрел на румяное лицо халифа.
     "Что  значит  молодость, - подумал замерзший  вазир, - даже  бровью  не
поведет".
     Вслух же он неожиданно сказал:
     -  О,  эмир  верующих, ты появляешься  в такое  холодное  утро в  таком
просторном  дворе без головного убора,  хотя люди в подобных случаях сидят в
закрытых помещениях, надевают верхнее платье и греются у огня. Я считаю, что
ты неумерен в употреблении горячих напитков и еды, обильной специями.
     Халиф  был  единственным человеком  в отношении, которого  Али ибн  Иса
сдерживал   свою   несдержанность.  Грубость  вазира   стала  нарицательной.
"Такой-то невежлив, как Али ибн Иса", говорили близкие ко двору люди.  Но не
мог  же  он,   в  самом  деле,   сказать  халифу,  что  тот   злоупотребляет
горячительными напитками.
     Ал-Муктадир все принял за чистую монету.
     - Нет, -  сказал он, - клянусь Аллахом, я не делаю этого, не ем  острой
пищи. Мне добавляют только чуть-чуть мускуса в хушканандж.<sup></sup>
     <sup>  </sup>Вазиру   ничего  другого  не  оставалось,  как  продолжить
разговор о специях.
     - О, эмир верующих, - мрачно сказал он, - это удивительно, учитывая то,
что я отпускаю  каждый  месяц  из общей суммы  кухонных расходов  на покупку
специй триста динаров.
     Ал-Муктадир   нахмурился.   Наступило  молчание.   Все   присутствующие
почувствовали  неловкость, какая бывает  при уличении  кого-либо во лжи  или
воровстве. И человеком, заставившим всех испытывать эту неловкость, оказался
вазир.
     Али ибн  Иса, счел за лучшее удалиться. Он повернулся и пошел прочь, не
соблюдая   этикета.  Но  как  ни  странно,  именно  эта  бестактность   была
извинением, так как говорила о смятении вазира. Шагая к  выходу, Али ибн Иса
мучительно пытался вспомнить, зачем он явился во  дворец, ведь он должен был
сказать халифу что-то важное. Когда он был почти у дверей, Ал-Муктадир встал
и велел ему вернуться.
     Вазир вернулся. Халиф сел на свое место и, глядя себе под ноги, сказал:
     - Я полагаю, что ты сейчас отправишься на кухню и выскажешь свое мнение
управляющему,  изложишь,  что  произошло  между  нами  по  поводу  специй  и
отстранишь его от должности.
     - Да будет так, о эмир верующих! - воскликнул Али ибн Иса.
     Но халиф вдруг засмеялся и промолвил:
     -  Я предпочел бы,  чтобы  ты этого не  делал.  Может быть, эти  динары
уходят на нужды людей. Я не хочу отбирать их у них.
     Сбитый с толку, Али ибн Иса машинально ответил:
     -  Слушаю  и  повинуюсь,  -  и добавил,  - да  благословит  Аллах  твою
щедрость.
     - Что-нибудь еще? - улыбаясь, спросил Ал-Муктадир. Он был доволен собой
и уроком, который преподал вазиру.  Заставил  померзнуть  в отместку за  его
несвоевременный  визит и ловко дал  понять  старому скряге,  что  не намерен
заниматься учетом мелких расходов.
     Халиф вспомнил, что Али ибн  Иса подсчитывает лебединый корм на прудах,
и  вновь  засмеялся.  Беспричинно для  окружающих. Вазир  счел  это  хорошим
знаком, взбодрился и тут же вспомнил об истинной цели своего визита.
     - О, эмир верующих, - без обиняков сказал он, - я давно приглядываюсь к
Мунису, не назначить ли вам его главнокомандующим?
     - Что, Муниса? - опешил халиф. - Почему, что за вздор!
     Ал-Муктадир любил Муниса,  но  не любил и боялся ответственных решений.
Тем более, что предложение вазира застало его врасплох.
     - В Мунисе я вижу большие  способности к  военному делу, вот и вчера, я
знаю, он отличился на ристалище.
     - Да, вчера он был хорош, - с удовольствием подтвердил халиф. Испуг его
прошел,  и теперь  он порадовался  тому, что кто-то  еще, кроме него, оценил
достоинства фаворита.
     - Я хочу сказать тебе, о, повелитель правоверных, что таких, нелепых на
первый взгляд,  решениях есть очень  много  рационального,  но очевидным это
становится впоследствии.
     -  Это хорошо ты сказал, - ответил Халиф, - но дело это государственной
важности.  Не  стоит торопиться с принятием  таких  решений,  стоит все  как
следует обдумать. Я соберу вас всех в приемный день... - Али ибн Иса потупил
глаза... - И мы обсудим этот вопрос.
     - Конечно, о  эмир верующих, во всем твоя воля, торопиться не  следует,
но  с  другой  стороны,  в  делах  касающихся  государственной  безопасности
промедление опасно.
     - Я  подумаю над  твоими  словами, - сказал  халиф  и  поднялся,  давая
понять, что аудиенция закончена.


     Мать халифа Ша'аб  была когда-то  греческой рабыней. То есть  гречанкой
она  так  и осталась, но теперь  она была  Госпожой. Сейчас она возлежала на
подушках, а  рабыня подрезала  ей  ногти на ногах.  Только  бывший раб может
оценить блаженство, которое  она испытывала, а нам,читатель,  этого, увы, не
дано. Картину эту лицезрел Мунис. Ему, как евнуху,  вход на женскую половину
был открыт и он совершенно спокойно мог лицезреть бесстыдно обнаженные ляжки
старой  ведьмы,  как  именовал  ее   про  себя  Мунис.  Впрочем,  надо  быть
справедливым, несмотря  на  возраст, а Госпоже было  под  тридцать, она  еще
обладала привлекательным  телом, но конечно  не в пресыщенных глазах евнуха,
хотя красотой  лица не отличалась. Госпожа иногда взвизгивала от щекотки, но
не сердилась.
     - Так что, Мунис? - наконец спросила она.  -  Говоришь,  что все у него
получается.
     - Да, госпожа, все хорошо.
     - А ты  молодец,  Мунис. Я думала,  что  только  я  могу  делать мужчин
мужами. Ведь у его отца тоже были проблемы с этим.
     - У нас разные методы, госпожа.
     -  Хорошо, я не  буду  выпытывать у тебя подробности. Я в этом  уже  не
нуждаюсь, слава Аллаху. Но я рада, что не ошиблась в тебе.
     Мунис поклонился в знак благодарности. Он никогда не мог понять, почему
именно Ша'аб было отдано  предпочтение среди множества  рабынь, которые были
настоящими красавицами.
     Впрочем, можно  выбрать  из двух женщин одну, но  предпочесть  одну  из
четырех   тысяч   нелегко.   К  тому   же   халифы   были   известны   своей
неразборчивостью. Их наложницами, а следовательно матерями наследников часто
становились   рабыни.   А   сами   халифы   за   редким   исключением   были
незаконнорожденными. Причиной было то, что никто не мог быть равен халифу по
положению,  а значит,  он  не мог  ни  на  ком  жениться, не  уронив  своего
достоинства.
     А  Ша'аб  была  похожа на пантеру, точь-в-точь  как та черная  кошка из
Ал-Хайра. За внешней негой чувствовалась сила.
     Мунис, было, подумал, что разговор окончен, но Госпожа сказала:
     - Евнух, ты запросил за лечение слишком высокую цену.
     -  Я  ничего  не  просил  госпожа,  здесь  какое-то недоразумение. Я не
понимаю, о чем ты.
     Мунис сразу все понял и оправдывался скорее по привычке. Что  она может
ему сделать,  ему,  человеку  лишенному  всего  на свете вплоть до  мужского
достоинства? Мунис ничего не боялся.
     - Я, Мунис, не люблю дерзких рабов, - только  произнесла бывшая рабыня.
- И напрасно ты думаешь, что евнуху больше нечего отрезать. А уши,  а нос, в
конце концов, у человека есть голова.
     От неожиданности Мунис вздрогнул, Ша'аб словно заглянула в его мысли.
     - Ты испугался,  Мунис, -  довольно сказала Госпожа, -  это уже  лучше.
Значит, в отношении  тебя еще  не  все потеряно. Человек должен  бояться для
своего же собственного блага. Но я  тебя не  за этим позвала. Мой сын вознес
до небес твои  способности массажиста, а у меня  в последнее время появились
боли в спине, сделай мне массаж.
     -  Слушаю  и повинуюсь  госпожа,  -  сказал Мунис, -  только  мне нужно
сходить за маслом.
     - Не  надо  никуда  идти,  здесь  все найдется.  Эй,  ты, как  тебя,  -
обратилась госпожа  к  служанке,  - подай масло. Мунис,  какое масло?Розовое
подойдет?
     - Да, госпожа, но лучше оливковое, - сказал евнух и улыбнулся.
     -  В чем дело, Мунис, почему ты смеешься?  Уж не вздумал ли ты смеяться
надо мной?
     -  Прости меня,  госпожа,  я  не  подумал. Масло,  за которым  я  хотел
сходить, я сделал именно для эмира верующих, для его лечения.
     Ша'аб сердито посмотрела на евнуха, но,не выдержав, засмеялась.
     - Представляю, что бы это было, - сказала госпожа.
     Чуткое ухо Муниса уловило в ее  голосе тоскливые нотки. Никто ничего не
знал о личной жизни матери халифа.
     - Госпожа, нужно лечь на живот и обнажить спину, - сказал Мунис.
     - Как? В такой холод, я должна обнажить спину? Ты с ума сошел, Мунис?
     - Но госпожа, ты же обнажила ноги.
     - Знаешь, Мунис, очень сложно, стричь ногти, не снимая обуви. Ну ладно,
поставь поближе жаровни.
     В комнате стояли две жаровни с раскаленными углями. Мунис поставил их с
обеих сторон ложа. Госпожа скинула с себя  верхнее шерстяное платье, черное,
расшитое белыми  цветами,  а  затем  белую  нательную рубашку  из тончайшего
сукна, осталась  в одних шароварах и легла  на  живот.  Мунис стал  рядом на
колени. Удобней было бы сесть рядом, но он не решился.
     Евнух взял из рук служанки пузырек с маслом открыл его и пролил немного
на спину  Ша'аб. От прикосновения холодного масла  Госпожа взвизгнула. Евнух
принялся растирать спину маслом, но Ша'аб сказала:
     - Мунис, у тебя руки холодные, погрей их над жаровней.
     Мунис  погрел  руки,  ухватил кончиками пальцев кожу на спине и стал ее
быстро перебирать. Госпожа заерзала под его руками, но промолчала. Перебрав,
таким  образом,  всю  кожу  на  спине,  Мунис стал  энергично  растирать  ее
ладонями, разогревая мышцы. Ша'аб застонала.
     - Вот здесь у меня болит, - сказала она, - под лопаткой.
     - Это простудное, госпожа, где-то вас продуло.
     Заведя  ее руку назад, на спину, Мунис ловко ухватил  пальцем  какую-то
жилу под лопаткой и потянул. Госпожа завопила. Мунис отпустил  и вернул руку
на месте.
     - Больше не будет болеть, - сказал он.
     Ша'аб вновь застонала, теперь уже блаженно.
     Через некоторое время она спросила:
     - Как выглядит мое тело?
     - Твое тело выглядит  прекрасно, госпожа, -  ответил Мунис, обрабатывая
позвоночник.
     Интересно, что бы еще он мог ей ответить.
     - Мунис, мой  сын прав,  у тебя действительно  волшебные руки. Они меня
волнуют.
     "Старая стерва", - подумал Мунис. Евнуха нельзя было оскорбить сильнее,
чем дать понять, что его желает женщина.
     Он закончил массаж..
     - Я хочу повернуться на спину, - сказала Ша'аб.
     - Да, конечно.
     Госпожа повернулась и  Мунис с удивлением отметил, что грудь у  женщины
еще достаточно упруга, что было странным для рожавшей женщины.
     "Не было молока, - догадался Мунис, - не кормила грудью".
     Подошла служанка и накрыла госпожу одеялом.
     -  Одного не могу понять,  - задумчиво сказала Ша'аб, - почему Али  ибн
Иса назвал твое имя.  Что-то  не сходится, может,  действительно ты здесь не
при чем. С какой стати вазир будет хлопотать за тебя?  Халиф еще молод, но я
не  дам  ему совершить  ошибку.  Я поговорю  с  ним. Иди,  Мунис,  ты хорошо
постарался, я довольна тобой.
     Мунис поклонился и ушел.


     Имран открыл глаза и увидел вчерашнюю голубоглазую девушку. Она ставила
перед ним большую чашку с каким-то напитком. Поставила, подула на пальцы.
     - Пей, - сказала она, - пей, пока горячий.
     Имран  не  стал спорить, сделал глоток и  обжегся. Со  свистом втянул в
себя воздух.
     - Предупреждать надо, - с упреком сказал он.
     - Сам не видишь, - отозвалась девушка.
     Имран подул на бульон и сделал осторожный глоток. Это был мясной бульон
с острым чесночным вкусом.
     - Что, пост кончился? - спросил он.
     Девушка засмеялась.
     - Тебя зовут Имран.
     - С этим трудно поспорить, - заметил Имран.
     - А меня Анна.
     - Очень хорошо, а где твой отец?
     - Отец  дома, - удивленно сказала Анна. -  Подожди, ты что,  ничего  не
помнишь?
     - Что я должен помнить? - Имран огляделся. Он  лежал в комнате, укрытый
необъятным шерстяным одеялом. В  окне  были  видны  ветки  дерева. Он  допил
бульон и откинулся назад. Лицо его покрылось испариной.
     -  Ты  вспотел,  это  хорошо, - довольно сказала  Анна. Полотенцем  она
вытерла ему лицо.
     - Как приятно, - сказал Имран, - сделай это еще раз.
     Анна покраснела и отодвинулась.
     - Подожди-ка, - вспомнил Имран. - Со мной был Ахмад Башир.
     - Здесь нет никакого Ахмад Башира, - уверенно сказала девушка.
     - А кто здесь есть?
     - Здесь есть хозяин, Абу-л-Хасан, Хамза, управляющий, ну и другие люди.
     - И как я сюда попал.
     - Ну, айары, стали ко мне приставать, ты заступился, они потом пришли и
скрутили тебя.  Твой друг тебя нашел, его тоже  схватили, а мой  хозяин  вас
освободил. Он очень хороший.
     - Что ты говоришь? - ревниво сказал Имран.
     - Да.
     - Вот я очень не люблю, когда при мне кого-то хвалят.
     Анна пожала плечами.
     - Кстати, а твой отец рассчитался со мной за работу?
     - Я не знаю.
     За стеной послышались голоса. Девушка вскочила и выбежала из комнаты.
     Имран закрыл  глаза, намереваясь  погрузиться в  дрему, но  это ему  не
удалось.  В  комнату  вошел   Хамза,  оглядел  комнату  и  кашлянул.   Имран
приподнялся и сел.
     - Анна приходила? - спросил управляющий, кивая на чашку.
     Имран кивнул.
     - Добрая девушка. Я ей ничего не говорил.
     - Спасибо, - невпопад ответил Имран.
     - Я же  вместе со всеми освобождал тебя. Ох, и  задали мы  им жару. Еле
удержали меня солдаты, а то бы разнес я этот дом в пух и прах.
     - Спасибо, - повторил Имран.
     - Вот уж не думал, что  у моего хозяина есть друзья среди босяков. Надо
же, отряд гвардейцев вызвал из казармы. Откуда ты его знаешь?
     - Я его не знаю, - искренне ответил Имран.
     - А,  ну да, ты же друг  его знакомого  Ахмад Башира.  Ну ладно,  лежи,
пойду,  дел много. Кстати, твой приятель хотел зайти вечером.  А  сейчас уже
вечер.
     Хамза вышел из комнаты.
     Имран лег и укрылся одеялом. Сознание его  прояснилось, и он постепенно
стал вспоминать все, что произошло с ним за истекшие сутки.


     К Мунису приблизился некий  слуга и назвал место в резиденции, где  его
ждал сейчас человек по имени Абу-л-Хасан. Мунис поспешил на встречу.
     Абу-л-Хасан  ждал его в беседке в одном из укромных уголков сада. После
обмена приветствиями Мунис сказал:
     - Меня вызвала к себе Госпожа и отчитала за дерзкие желания.
     - Это  говорит о том,  что я начал действовать.По  моему совету Али ибн
Иса предложил халифу назначить тебя военачальником.
     Мунис почувствовал холодок в груди.
     - Не причинил бы ты мне вреда, о Абу-л-Хасан.
     - Большой риск, большая выгода, - заметил Абу-л-Хасан.
     - В таком случае, скажи, какая у тебя выгода?
     - Очень просто. По некоторым поступкам ал-Фурата я  понял, что неугоден
ему. Он кого-то  прочит на  мое  место. Если  я потеряю работу, мне придется
наниматься писарем, а я отвык от этого. Денег у меня на черный день отложено
очень  мало,  вот вся моя выгода. Я должен свалить его. Когда  я понял,  что
халиф хочет видеть  тебя главнокомандующим, я понял, что нашел союзника, ибо
ал-Фурат ни за что не допустит этого.
     - Но  халиф ничего мне не сказал  об этом,  -  воскликнул  Мунис, -  ты
ошибаешься!
     - Я могу тебе доказать свою  правоту, - невозмутимо сказал Абу-л-Хасан,
- халиф молод и неуверен  в себе. Твоя преданность, Мунис, мало чего  стоит,
поскольку ты бесправный раб, зависящий от прихоти господина. Но если к твоей
преданности присовокупить силу - тогда халиф будет в полной безопасности.
     - А разве ему что-то грозит.
     -  Вспомни восстание ал-Мутазза. Ведь все висело на  волоске. Во  главе
армии всегда должен стоять преданный человек.
     - Что я должен сделать? - спросил Мунис.
     Слова Абу-л-Хасана показались ему здравыми.
     - Я еще не знаю, - честно ответил Абу-л-Хасан, - у меня есть кое-что на
ал-Фурата,  но я  не решил, чему  отдать предпочтение. То, что он  вор, этим
халифа  при его добродушии не удивишь. Но, в любом случае, халифа уже сейчас
надо настраивать против ал-Фурата. Если халиф проникнется к нему неприязнью,
мое  наступление станет успешным. Ты, Мунис,  умен. Вместе мы одолеем общего
врага. По рукам?
     -  Правильно ли  это? -  неуверенно  сказал Мунис. -  Ты,  Абу-л-Хасан,
боишься потерять свое положение, но мне-то терять нечего, в моем случае речь
может  идти  лишь о приобретении. Оправданы  ли будут  мои  действия  против
ал-Фурата?
     - Ты, Мунис, совестлив, - заметил Абу-л-Хасан, - это хорошо. Но, положа
руку  на  сердце,  разве  есть  сейчас  при  дворе  человек  имеющий   такие
способности к военному делу ,  разве кто-то более чем  ты достоин  должности
силах-салара;  и, наконец, если твоя привязанность к халифу искренняя, то ты
сослужишь ему большую службу. Но я не буду торопить  тебя, Мунис. Я объяснил
тебе положение  дел  и  имей  в  виду,  ничего противозаконного  здесь  нет,
никакого заговора, если  это тебя смущает.  Наоборот, я призываю  тебя к еще
большей преданности  по отношению  к  своему хозяину. Я должен идти,  Мунис,
сообщи мне о своем решении.
     - Я согласен, - сказал Мунис.
     -  Хорошо,  - улыбнулся  Абу-л-Хасан,  - сообщу  тебе, что  нужно будет
сделать.


     Али ибн Мухаммад  ибн Муса ибн  ал-Абу-л-Хасан Ибн ал-Фурат Абу-л-Хасан
наследовал пост вазира пятидесяти пяти лет от роду у своего брата Ал-Аббаса,
погибшего  во  время заговора  296  года.  Но от  привычек, приобретенных за
многолетнюю  чиновничью службу, не смог избавиться: по прежнему вставал рано
и принимал  своих подчиненных, вручая каждому, документы  по его ведомству и
отдавал  распоряжения.  Затем принимал людей,  желавших  его приветствовать.
После  этого,  в  приемный  день ехал во  дворец, где докладывал повелителю.
Сегодня была среда, поэтому он остался дома, продолжая просматривать готовые
документы,  оформленные счета, различные  бумаги,  поступившие  из ведомств,
требующие утверждения. Во время  заседания каждый чиновник, а было  их более
десятка,  сидел  на  твердо  установленном  месте  лицом к вазиру,  а первый
секретарь, христианин по имени Несторий, -впереди всех напротив вазира.
     Несторий  собрал  все бумаги, подписанные вазиром, и посмотрел  в  лицо
ал-Фурату.
     - Что-нибудь еще? - спросил вазир.
     Несторий сказал:
     - Из Египта пришло сообщение, задержан человек,  предъявивший залоговую
расписку,  якобы  выданную вами.  Я проверил,  этой  расписки  в реестре  не
числится. В ожидании ваших указаний, человек взят под стражу.
     - На какую сумму выдана расписка?
     - Сто динаров.
     -  Напиши, чтобы ему выдали деньги  и отпустили. Человек, надеющийся на
помощь  от  меня, должен  ее получить даже  в  Египте. Не стоит из-за  таких
пустяков подвергать мое имя сомнению.
     - Хорошо, господин. Какие еще будут указания?
     -   Откупщик   налогов    Ибн-ал-Хаджжадж    выполнил   свои   долговые
обязательства?
     - Нет.
     Ал-Фурат задумался и через некоторое время произнес:
     - Мне  нужен человек, который не  верил бы ни в бога, ни в черта, ни  в
день Страшного суда, но повиновался бы мне полностью.
     Поскольку на лице Нестория отразилось удивление, ал-Фурат пояснил:
     - Я хочу использовать  его для одного важного дела. Выполнит он то, что
я ему поручу, - я его щедро вознагражу.
     Не успел вазир произнести последнее слово, как вскочил один из  писарей
и сказал:
     - Я такой человек, мой господин.
     Несторий оглянулся. Это был Абу Мансур, брат хаджиба вазира.
     Ал-Фурат поманил его и спросил:
     - Ты действительно хочешь это сделать?
     - Я хочу это сделать и даже больше того, - ответил Абу Мансур.
     - Какое ты получаешь жалование?
     - Сто двадцать девять динаров в месяц.
     -  Несторий, выдай ему вдвойне, так же выдай ему мой письменный приказ,
а  ты,  Абу  Мансур,  отправляйся  в  налоговое  ведомство,  возьми  выписку
задолженности  Ибн  ал-Хаджжаджа и  получи с  него деньги.  Делай  с ним что
хочешь, требуй с него деньги,бей  хоть  до смерти и пока деньги не получишь,
не  поддавайся ни на  какие  уговоры,  не давай отсрочки.  Он задолжал казне
больше миллиона дирхемов. Ступай. Возьми с собой человек тридцать в карауле.
- И, обращаясь к Несторию: - Пенсии выплачены?
     -  Да,  господин, но  я  хочу  обратить  ваше внимание  на то,  что  их
количество достигло пяти тысяч.
     -  Это  ничего,  -  сказал  ал-Фурат,  - а  жалованье поэтам  выдай, не
задерживай.
     Тем, кто в стихах будет воспевать мою щедрость, плати сверх того.
     - Слушаюсь.
     - Как идет строительство больницы?
     - Я проверял, они освоили полученные суммы, вот смета.
     Вазир подписал смету. Несторий протянул ему клочок бумаги.
     - Это что?
     - Прошение о материальной помощи, от Халида-повара.
     - Сколько он просит?
     - Десять динаров.
     - Ты мог сам решить этот вопрос.
     - Прошение написано на ваше имя.
     - Позовите его сюда.
     Через   некоторое  время  появился   повар,  пожилой  тощий  человек  с
испуганным выражением лица.
     - Вот тебе совет,  Халид,  -  сказал ал-Фурат, - кстати, всех касается.
Если  у тебя есть дело к вазиру,  но ты можешь  решить его с секретарем,  то
сделай так и не доводи дело до вазира. Ты понял меня?
     Повар обрадовано закивал головой.
     - А чтобы ты лучше запомнил это, - продолжал ал-Фурат, -  денег я  тебе
на дам. Иди работай.
     Повар поклонился и ушел.
     - Все свободны, - объявил Фурат.


     После обеда Хамза  собирался немного вздремнуть. Прилег, закрыл  глаза,
но  тут  услышал  голос привратника, зовущий его.  Отпустив проклятье, Хамза
пошел к воротам и увидел вчерашнего гостя.
     -  Приветствую тебя,  о Хамза, - жизнерадостно произнес Ахмад Башир,  -
позволишь ли ты мне посетить моего больного друга.
     Хамза нехотя ответил на приветствие и сказал, что господина нет дома.
     - Послушай, я же не спросил, дома ли твой хозяин. Я спросил,  могу ли я
навестить своего друга,  или тебе надо  напомнить, что хозяин твой  разрешил
мне это.
     Ахмад  Башир начинал злиться,  он очень не любил заносчивых слуг. Хамза
помялся, но гостя все же впустил. И проводил в комнату, где лежал Имран.
     - Вот он, живой и здоровый, - сказал Хамза.
     - Я посижу  с ним, если ты не возражаешь, все равно мне  надо дождаться
твоего господина.
     Хамза что-то буркнул и ушел, оставив их наедине.
     Имран  спал,  или  делал  вид,  что  спит, Ахмад Башир подсел  поближе,
скрестив ноги, и кашлянул. Имран открыл глаза.
     - Ну, как больной? - весело спросил Ахмад Башир.
     Борода его была искусно завита, и сам он благоухал розовой эссенцией.
     - В бане был, - завистливо сказал Имран.
     - До чего же ты, парень, умен, -  воскликнул Ахмад Башир. -  Ну, ничего
нельзя  от  тебя скрыть! Да, я был в бане, что там терщик  вытворяет - с ума
сойти можно! Я тебя свожу туда, если захочешь. Как здоровье твое?
     - Я здоров, можно уйти отсюда, - сказал Имран.
     -  Так  нельзя.  Хозяина  нет,   а  мы  уйдем,  не  высказав  ему  нашу
благодарность, нехорошо это.
     - Тогда расскажи, что было дальше?
     - Охотно, я как раз собирался это сделать. А дальше было вот что...
     ... Дверь отворилась и в  комнату вошла  Анна с горячим молоком в чаше.
Поставив его перед Имраном, она спросила у Ахмад Башира:
     - А вы, господин, не желаете молока?
     - Молока? - скривился Ахмад Башир. - Ну что ты, милая, разве я похож на
младенца? Я бы выпил вина, да неудобно в отсутствии хозяина. Я подожду.
     Анна вышла из комнаты. Поглядев ей вслед, Ахмад Башир сказал:
     -  Недурно  ты  здесь устроился,  Имран.  Смотри,  какая девушка,  а ты
уходить собрался. Эх, мне бы на твое место.
     Имрану стало неприятно, и он повторил:
     - Что же было дальше?
     - ... трупы были аккуратно сложены на трех подводах и укрыты тканью.
     - Какие трупы? - удивился Имран.
     -  А  разве я  не сказал?  Они  были  перебиты, все до единого, человек
двадцать во главе с чиновником, арестовавшим  меня. Я обнаружил их случайно.
Я чуть с ума не  сошел,  пытаясь, что-нибудь понять. Я  сел там, где стоял и
целый  час  пытался  понять,  что  здесь произошло. Если на крепость  напали
разбойники, то почему они пощадили меня, кто-то ведь  открыл дверь. Если это
был мой покровитель, почему  он решил остаться неизвестным. К тому же у меня
нет покровителей, кроме  кредиторов, но они обо  мне еще  ничего не знали. Я
признаться даже  о жене бывшей  вспомнил,  ведь  мой  тесть  был влиятельным
человеком, но потом подумал, что,  вряд ли представляю для них интерес, ведь
денежки мои она все выкрала, я тебе не рассказывал...
     В конце концов, Ахмад Башир решил,  что  здесь не обошлось  без участия
сверхъестественных  сил.  Он   поднялся   на  крепостную  стену   и  обозрел
окрестности.  Повсюду,  куда  бы  ни падал  его взгляд, была  степь,  редкие
бесплодные пальмы и колючие кустарники.
     -  Что  за  половинчатость, -  пробурчал  Ахмад Башир,  адресуя  слова,
неведомому  избавителю,  - уж  если  ты освободил меня,  так  будь  любезен,
перенеси меня  в  подобающее  моему положению  место.  Какой-нибудь тенистый
оазис с едой  и напитками,  с  хорошенькой гурией. Правду видно говорят, что
счастье полным не бывает.
     Однако, надо было что-то  делать. Остаться на  ночь в  крепости  полной
мертвецов Ахмад Башир не  хотел. В то,  что мертвецы гуляют  по  ночам,  он,
конечно,  не верил,  но ему,  скажем так, было  неприятно. Полный  сомнений,
Ахмад Башир, вышел из ворот крепости, и пораженный остановился, к стене была
привязана оседланная лошадь.
     - Чудеса продолжаются, - пробормотал Ахмад Башир.
     Осмотрев коня, остался им доволен, влез в седло и обнаружил торчащий из
луки клочок бумаги, на которой было написано: "Работорговец! Следуй прямо на
запад. В часе езды отсюда, триумфальная арка императора Искандера Двурогого.
Там тебя ждут".
     -  Хорошо  бы еще узнать, где он, этот запад, - недовольно сказал Ахмад
Башир, - и матроса нет под рукой, чтобы спросить.
     Потом он все же вспомнил, что запад это там, где садится солнце. У него
было  большое  искушение погнать коня прямо на восток, но поразмыслив, Ахмад
Башир  решил,  что  людей,  вырезающих  по  два  десятка  человек  за  ночь,
обманывать не следует, а  если  это джины,  тем более. Он тронул коня  и, не
торопясь, поехал на запад. Через час или  больше он увидел развалины Древней
Тугги,  что  находятся в долине  Меджерда,  остатки  былой  роскоши  Римской
империи. Подъехав к триумфальной арке,  он никого там не обнаружил. Медлить,
а тем более удивляться он не стал, какого черта, условие  было выполнено, он
не виноват, что никого не оказалось.
     Из ближайшей рощи поднимался дымок и  Ахмад Башир направился  туда,  по
запаху  определив,  что  там  должна находиться  корчма.  И  он  не  ошибся.
Подъехав, он бросил  поводья слуге, потребовал умыться. Заказал  еды и вина.
Корчмарь  сказал,  что соблюдает заветы пророка Мухаммада и вина  не держит,
чтобы  не  осквернять  заведение. Ахмад Башир  не  хотел ничего  слушать,  и
требовал вина.  После недолгого  препирательства наш  герой схватил глиняный
кувшин с  питьевой водой и пригрозил разбить его о голову хозяина. Хозяин не
поверил.  Тогда Ахмад Башир  разбил кувшин  о стенку и  пообещал разнести  к
чертовой  матери  все  заведение. Этой  демонстрации  оказалось  достаточно.
Горестно поглядев на  разбитый  кувшин,  корчмарь ушел,  и  вскоре вернулся,
сгибаясь под тяжестью огромного кувшина с вином.
     -  Случайно в  подвале оказался, - виновато сказал хозяин,  -  неверные
когда-то оставили, а я совсем забыл про него.
     - Дай бог им здоровья, - радостно сказал Ахмад Башир.
     -  Постой-ка, -  сообразил он, - раз вино не твое,  значит, я  за  него
платить не буду.
     Корчмарь перекосился, но возражать не стал.
     Ахмад Башир  засел в корчме основательно. После запеченного в  глиняном
горшочке ягненка он потребовал еще вина.
     - Вина не бывает много, - пояснил он изумленному его аппетитом хозяину,
- бывает мало еды.  А у  нас, слава  богу, есть и то и другое. А я никуда не
тороплюсь.  У меня здесь недалеко свидание назначено, но человек  не пришел.
Хотя я  не уверен, что это человек. У меня есть сильное подозрение, что меня
за нос водит джин.
     - Джин? - в ужасе воскликнул корчмарь.
     - Джин, - подтвердил Ахмад Башир. - А что  ты так испугался, джины тоже
люди.
     - Господин, может, вы рассчитаетесь со мной? - робко попросил корчмарь.
     - Но я же еще не ухожу, - удивился Ахмад Башир.
     Из-за стола он  поднялся вечером, когда наступили  сумерки.  Потребовал
себе комнату и  улегся в ней спать. Корчмарь, подсчитав стоимость съеденного
постояльцем,  пришел  в ужас  и  велел  слугам  не  спать  всю  ночь,  чтобы
постоялец, чего доброго, не улизнул.
     Джин появился ночью.
     Спящий  мертвецким   сном,  Ахмад  Башир  открыл  глаза   в   ответ  на
произнесенное  вслух слово.  Было полнолуние,  и  в комнате  было достаточно
светло, чтобы разглядеть белую фигуру, стоявшую у двери.
     - Сахиб аш-шурта, - повторил человек.
     Могильным холодом повеяло от этих слов  на Ахмад Башира, мороз  побежал
по коже. О каких прошлых грехах пришел напомнить этот человек? Первой мыслью
было  прыгнуть в  окно.  Ахмад  Башир  лихорадочно  пытался  вспомнить,  что
находится под окном, но не мог, поэтому он оставил эту мысль.
     - Дом окружен? - на всякий случай спросил Ахмад Башир.
     -  Нет, -  сказал  человек,  - мне не нужна  твоя  жизнь,  хотя в  моих
возможностях ты уже убедился.
     - О да, - сказал Ахмад Башир.
     Человек был в белом плаще, в белой чалме скрепленной крупным сверкающим
камнем, лицо его было закрыто платком.
     - Встреча была назначена у триумфальной арки.
     - Я был там, никого не нашел.
     - Надо было подождать. Мы с ног сбились, разыскивая тебя.
     - Я просто поехал подкрепиться...
     -  Ну  хорошо,  - оборвал его  человек,  -  не будем терять  времени  в
пустопорожней болтовне. Знаешь ли ты, сахиб аш-шурта, что встречи с тобой  с
нетерпением ждет фатимидский халиф.
     - О Аллах! -  воскликнул Ахмад  Башир.  -  Я так и знал, что  все  этим
кончится,  этот каторжник  накаркал. Скажи,  любезный, нельзя  ли как-нибудь
избежать этой встречи. Я за ценой не постою.
     - Можно, - легко согласился человек, - я берусь все устроить.
     -  Какова  будет  цена?  - спросил Ахмад  Башир,  он  привык  к деловым
отношениям. - Ты - мне, я - тебе. Это нормально, более того - это правильно,
каждая вещь, каждый поступок имеет свою цену. Чтобы  потом не попрекать друг
друга: "Я тебе то сделал, а ты, неблагодарный, вот как ответил!"
     - Мне нужен протокол, - сказал человек.
     - Какой протокол? - спросил Ахмад Башир.
     Побольше  удивленных  ноток в голосе, хотя сразу понял, о чем речь,  но
пусть сам скажет.
     - Подлинник. Ты допрашивал Убайдаллаха в Сиджильмасе.
     Отпираться или изображать неведение больше не имело смысла.
     - Может  быть, ты  думаешь, что я  ношу  его с собой?  - спросил  Ахмад
Башир.
     Странно, что он сразу догадался, о чем  речь. Давно уже не помнил о том
допросе, как и  многом  другом, связанном  с именем Убайдаллаха. Старался не
думать, потому что все эти воспоминания заканчивались мыслями об Анаис.
     - Нет, не думаю. Наверное, где-то спрятан.
     - Что я получу взамен? - спросил Ахмад Башир.
     - Жизнь.
     - Жизнь, - горестно произнес Ахмад Башир, - кому нужна такая жизнь!
     - Жизнь нужна любая,  - философски  заметил незнакомец,  - жизнь тем  и
хороша, что она разная.
     - Ты вернешь мне корабль и рабов? - с надеждой спросил Ахмад Башир.
     -  Нет,  - сказал  незнакомец,  - но я  дам тебе  столько денег, что ты
купишь десять кораблей.
     - Ты  мне делаешь предложение, от которого трудно отказаться, - заметил
Ахмад Башир, - но  я все  же откажусь. У меня нет протокола, ни с собой,  ни
где-либо.
     - Что же ты торгуешься? - удивился незнакомец.
     - Привычка, - с сожалением сказал Ахмад Башир.
     Незнакомец открыл  дверь,  и  в комнату вошли несколько  человек. Ахмад
Башир  не успел ничего  сказать. Его связали , подняли и подвесили на  крюк,
торчащий в стене.
     "Как барана", - подумал он, а вслух сказал:
     - Что, шкуру снимать будешь?
     Страшной силы удар в солнечное сплетение заставил его задохнуться.
     -  Это хорошая мысль, - сказал незнакомец,  - но  сначала  тебе отрежут
яйца.
     - Так нечестно, - сказал Ахмад Башир, едва к нему вернулась способность
говорить. - Я же не отрезал яйца Убайдаллаху.
     Ахмад  Башир уже не  был уверен, что поступил правильно, приехав  сюда.
Надо было дать деру сразу из крепости.
     - А жаль, - ответил незнакомец, - это было бы решением всех проблем.
     - Послушайте,  пока вы не отрезали мне  яйца, можно я  пойду пописаю? -
попросил Ахмад Башир.
     - Где оригинал протокола?
     -  Оригинал  сразу  увез  один хлыщ  из  Багдада.  Сейчас, наверное, он
находится у аббасидского халифа.
     - Почему сразу не сказал?
     - Не успел.
     - Не врешь? - спросил незнакомец.
     - Не сойти мне с этого места, - поклялся Ахмад Башир.
     Раздался сдержанный смех. Присутствующие оценили шутку.
     - Развяжите его, - приказал незнакомец.
     Развязали.
     - Миллион  динаров я заплачу  тому, кто доставит мне  протокол  допроса
Убайдаллаха.
     - Примерно  столько  у меня  украла  жена, -  сказал  Ахмад Башир, -  я
попробую.  У меня  есть  связи в  Багдаде.  Не  представляю,  как это  можно
сделать...
     - Вот  задаток,  -  незнакомец бросил  Ахмад  Баширу приятно звякнувший
мешочек,  -  сто  тысяч динаров.  Вот исмаилитский  знак,  с  ним ты  можешь
рассчитывать  на  помощь в трудную минуту. Когда ты вернешься в эту  корчму,
отдашь хозяину  этот  знак,  и  он  скажет тебе, что надо  сделать.  Ты  все
запомнил? Если ты вздумаешь обмануть меня, тебя  найдут, и убьют, где  бы ты
ни был.
     - Понял, - сказал Ахмад Башир.
     - Прощай, - незнакомец вышел из комнаты.
     Через некоторое время Ахмад Башир услышал стук копыт. Он подошел к окну
и увидел стремительно удалявшуюся кавалькаду всадников. Ахмад  Башир  открыл
окно и с наслаждением помочился. Закрывая  окно, он посмотрел  вниз и увидел
согбенную фигуру хозяина, который стоял, закрыв голову руками...
     -  Что  ты смеешься? -  сказал  Ахмад  Башир  Имрану.  - Он  еще  легко
отделался, что было бы, если бы я выпрыгнул в окно! Я бы сломал бедняге шею.
     Утром я пересчитал  деньги,  в мешочке  было ровно сто тысяч динаров. У
человека  всегда есть выбор -  это мое  твердое  убеждение. Я  мог  бежать в
Испанию,  искать  защиты  у  кордовского  халифа,  но  конфискованные  рабы,
корабль,  кто  бы  мне  их  вернул.  Всю  оставшуюся   жизнь  скрываться  от
кредиторов? Нет, это не по мне. Поэтому я оказался в Багдаде. В этой истории
многое  для  меня  осталось непонятным. Это странное  освобождение, едва  не
сведшее меня  с  ума,  ночной  визит.  Миллион  золотых  динаров за протокол
допроса Убайдаллаха. Только он сам мог быть  заинтересован в этом протоколе,
но  он уже халиф и может  помочиться на всякого, кто  будет размахивать этой
бумажкой, .  И откуда этот человек мог узнать про  протокол. Четыре человека
видели этот протокол, и единственный, кто мог рассказать о нем, давно умер в
тюрьме.
     - А кто остальные трое? - спросил Имран.
     - Я, сам Убайдаллах и Абу-л-Хасан в доме, которого мы сейчас находимся.
     - Так вот почему мы здесь.
     - Ты думаешь правильно, - согласился Ахмад Башир.
     Имран сказал:
     - Я берусь объяснить все эти тайны, о которых ты мне сейчас рассказал.
     Ахмад Башир усмехнулся.
     - Мальчишка, ты берешься разгадать тайну, которая оказалась не по зубам
мне - бывшему начальнику полиции.
     - Именно так, досточтимый сахиб аш-шурта.
     -  Не  называй  меня  так,  -  грустно  сказал  Ахмад  Башир,  -  много
воспоминаний неприятных.
     - Простите. Так объяснить?
     - Ну, попробуй.
     - Но у меня есть одно условие.
     - Какое еще условие? - удивился Ахмад Башир.
     - Ты меня ссудил деньгами на корабле.
     - Ну?
     - Я все тебе объясню, и мы будем в расчете.
     - Ну,  приятель, -  возмущенно  сказал  Ахмад  Башир,  -  да ты  совсем
испортился.
     -  Не  люблю быть обязанным, -  сказал  Имран, улыбаясь. - Денег у меня
мало, значит, я должен отработать.
     - Ну, хорошо, согласен.
     Они ударили по рукам, и Имран сказал:
     - Как Убайдаллах  вышел на тебя, наверное, нет  нужды  объяснять, и так
ясно.
     -Нет уж, ты отрабатывай, как следует.
     - Они настигли тебя в Карфагене, значит, шли по пятам. На  невольничьем
рынке они узнали, кто купил партию  рабов, в которой находился  я. В купчей,
оставшейся у продавца, есть твое имя. В моей поимке был  лично заинтересован
Убайдаллах, значит,  все подробности сразу сообщались ему. Когда выяснилось,
что я  исчез, об  этом сразу доложили  ему, и он тут же отдал приказ о твоем
аресте.
     - Ну,  это  просто, - сказал  Ахмад  Башир,  -  ты лучше  объясни,  что
произошло  в  крепости, кто этот  таинственный  незнакомец, предложивший мне
сделку,  почему  тебя хотели  арестовать, если  до этого ты уже  был у них в
руках, почему такая непоследовательность?
     - Этому может  быть только одно объяснение. Убайдаллах на радостях, что
избавился  от своего  главного врага Абу Абдаллаха, сохранил  мне  жизнь, но
потом пожалел  об этом. Ночь перед казнью Абу Абдаллах провел в одной камере
со мной. Халиф, видимо, сообразил,  что перед смертью полководец  вполне мог
поделиться со мной какими-нибудь опасными для головы тайнами.
     - Поделился?
     - Да.  Абу  Абдаллах  погиб  из-за  того,  что  пригрозил  обнародовать
протокол допроса Убайдаллаха в тюрьме Сиджильмасы.
     - Но откуда, - вскричал пораженный Ахмад Башир,  - откуда взялся у него
протокол?
     - Я принес ему, невольно. Ходжа Кахмас, отравленный исмаилитами, умер в
тюрьме. Я сидел с ним в одной камере и бежал, переодевшись в его платье.
     - Неисповедимы пути Господни, - произнес Ахмад Башир, - но протокол?
     - Это была копия, она оказалась зашитой в полу халата богослова.
     - Вот оно  что! А я то думаю, откуда  взялась копия, значит, он записал
ее по памяти, думал,  пригодится, а мы теперь,  расхлебываем последствия его
дальновидности.  Вот что бывает,  когда привлекают к делу  непрофессионалов.
Профессионалы умеют хранить тайны.
     -  Освободить тебя и проявить заинтересованность в протоколе мог только
один человек.  Некто, обладающий  большими  возможностями, если  не  сказать
властью, и имеющий какие-то права на фатимидский престол.
     -  Подожди-ка,  - вспомнил  Ахмад Башир,  -  в протоколе  говорилось  о
каком-то племяннике.
     - Его зовут Мухаммад, - сказал Имран, - очень неприятный тип.
     - А зачем в таком случае ему понадобилось устраивать эти загадки с моим
освобождением: мертвецы, записки, развалины.
     -  Исмаилиты  любят подобные  вещи, это их обычная  практика - побольше
непонятного,   тайна  всегда  вызывает  страх.   Если   человека  уверить  в
сверхъестественности происходящего,  с ним можно  делать все  что  угодно. Я
долго был среди исмаилитов и насмотрелся на подобные вещи.
     -  Ну что  ж, похоже на правду.  Значит,  в  расчете, - они ударили  по
рукам. - Но вчера я опять спас тебе жизнь, как за это расплатишься?
     Имран развел руками:
     - Отработаю.
     - Наконец-то мы подошли к делу.
     -  Но я хочу сразу предупредить, - сказал Имран, - в этом доме я ничего
воровать не стану.
     Ахмад Башир покачал головой.
     -  Если бы  протокол находился здесь,  я бы его сам выкрал, но это вряд
ли, это было бы слишком просто.
     - Сколько, вы говорите, составит моя доля?
     - Триста тысяч динаров.
     - Кажется, вы называли цифру пятьсот тысяч.
     - Это я погорячился, - сказал Ахмад Башир, и пояснил, -  нам с тобой по
триста, триста  Абу-л-Хасану, если  он согласится. Сто тысяч динаров аванса,
что я получил, ушли  на  накладные  расходы. Но  триста тысяч  тоже  хорошие
деньги, зря ты торгуешься.
     - Я не торгуюсь, - сказал Имран,  - я просто  так спросил, для меня что
триста, что  пятьсот - все едино. Я таких денег  не то  что в руках, а  даже
вблизи не видел.
     - Так ты согласен? - спросил Ахмад Башир.
     - Согласен, - ответил Имран.
     Ударили по рукам.
     - А что я должен сделать? - спросил Имран.
     - Понятия не имею, - ответил Ахмад Башир.
     Вошел Хамза и сказал:
     - Хозяин просит вас к ужину.
     Часть шестая

        Седьмой совершенный


     -   Вазир,  вы   слышали,  что  произошло  с  Абу-Мансуром?  -  спросил
Абу-л-Хасан.
     Они стояли в открытом зале в числе других придворных,  ожидавших начала
аудиенции у халифа.
     - Собачий холод, - ответил Али ибн Иса, - как он любит держать людей на
улице. Кто это собачий сын Абу Мансур?
     - Это  человек  ал-Фурата.  Фурат послал получить  деньги  с  откупщика
налогов  Ибн  ал-Хаджжаджа,  потому  что  тот задолжал  казне  один  миллион
дирхемов. Абу Мансур арестовал откупщика. Стал бранить  и поносить его, в то
время как  тот льстил ему  и всячески  угождал. Тогда  Абу  Мансур  приказал
сорвать с него одежду и бить, истязаемый же только приговаривал: "Да охранит
Аллах".  Потом Абу  Мансур  приказал установить  большой  столб,  прикрепить
наверху вал с веревкой за которую привязали руку Ибн ал-Хаджжаджа. Затем его
подтянули  вверх, а  Абу  Мансур не  переставал  кричать: "Деньги,  деньги".
Подвешенный умолял отпустить его, чтобы он мог переговорить с  чиновниками о
том, что с него требуют. Но Абу Мансур ничего  и слышать не хотел, сидел под
столбом и выказывал  злость  без нужды,  чтобы могли доложить  вазиру  о его
поведении. Когда  же он  притомился от препирательств, то приказал державшим
веревку:  "Бросьте этого ублюдка".  Те  отпустили веревку, а Ибн ал-Хаджжадж
мужчина -  тучный, -  он свалился Абу Мансуру на загривок  и сломал ему шею.
При этом они оба  лишились чувств. Абу Мансура унесли на носилках в его дом,
но по дороге он умер. Ибн ал Хаджжаджа отвели обратно в тюрьму, но от гибели
он  спасся.  После  того  как  его  жена уплатила  сто  тысяч  динаров,  его
выпустили, и выплату остатка отсрочили.
     Али ибн Иса посмотрел  в сторону, где стоял ал-Фурат.  Тот, заметив его
взгляд, поклонился, но Али ибн Иса отвернулся, не ответив на приветствие.
     - Все, что он делает, происходит  именно  так, - желчно сказал вазир. -
Он должен  разрушить  одно, чтобы  получить  другое. В  сущности, он  просто
фокусник, - хоп и из его рта появляется голубиное яйцо, но возьмешь в руки -
это мыльный пузырь.
     Абу-л-Хасан хотел предупредить вазира, что к ним направляется ал-Фурат,
но замялся, не желая перебивать. Подошедший Фурат, услышал последнюю  фразу.
Дотронувшись до рукава Али ибн Иса, он сказал:
     -  Вазир,  разве  ты  не  знаешь,  что править государством,  -  это, в
сущности  искусство  фокусника.  Если  хорошо  проделывать  фокусы,  то  они
становятся политикой.
     Али ибн Иса неодобрительно посмотрел на ал-Фурата и произнес:
     - Гм.
     - Как здоровье, вазир? - продолжал ал-Фурат.
     - Ничего, слава Богу, - гордо сказал Али ибн Иса, хотя на самом деле он
ощущал озноб и сухость во рту, к тому же его мучила изжога.
     - А  я разваливаюсь на  части,  - смеясь, сказал ал-Фурат, -  утром еле
встал.  Поясница  болит,  в  башке стреляет,  после вчерашнего,  да еще черт
дернул ночью  взять на ложе молоденькую негритянку. Ох, она меня измочалила,
еле живой, да  еще погода плохая. Вот я и подумал, если я так себя чувствую,
то, каково Али ибн Иса, в его то возрасте.
     -  Не беспокойся,  - сказал  Али-ибн  Иса, - я еще простужусь  на твоих
похоронах.
     В  зале появился  Наср  ал-Кушури и  объявил  о начале  аудиенции.  Два
хаджиба отворили двери, и люди  в установленном порядке стали входить в зал.
Прежде,  чем последовать за вазирами,  Абу-л-Хасан  оглянулся. Ахмад Башир и
Имран  в  кафтанах, шароварах  и чалмах черного  цвета,  цвета  аббасидского
двора, остались  в толпе придворных, состоящих в свитах  высоких должностных
лиц  и  не принимавших непосредственного  участия  в  церемонии. Абу-л-Хасан
кивнул им и скрылся в дверях.
     - Ты запомнил его? - спросил Ахмад Башир.
     - Запомнил, - ответил Имран.
     - Прекрати глазеть по сторонам, - одернул его Ахмад Башир.
     - Никак не могу  поверить,  что в десяти  шагах отсюда  находится живой
халиф. А если я не могу в это поверить, то кто мне поверит, что я был здесь,
- со вздохом  сказал Имран. - Неужели нам нельзя войти в зал и посмотреть на
халифа?
     - Потише  ты, деревенщина,  -  предостерег  его  Ахмад Башир,  -  здесь
повсюду уши.
     На "деревенщину" Имран не обиделся.
     -  Я,  между  прочим,  -  сказал он,  -  много раз бывал  во дворце,  в
Кайруане.
     - Почему  он  все-таки отказался от  денег,  - задумчиво произнес Ахмад
Башир, - что у него на уме?
     - Очень порядочный человек, - ответил Имран.
     - Мне тоже так хочется думать, но  если бы он  согласился взять деньги,
было бы спокойней.
     - Можно подумать, что вы ему предлагали деньги, а он отказался.
     - А что же я, по-твоему, предлагал? Овец? - рассердился Ахмад Башир.
     - Я имею в виду, - пояснил  Имран, - что денег  в наличие  у вас  нет и
получить их будет очень сложно. Как бы при этом головы не потерять.
     - Да, это верно, - нехотя согласился Ахмад Башир.
     - А ты заметил того, жирного ублюдка, прибывшего с огромной свитой. Это
Назук,  сахиб аш-шурта Багдада. Если бы моя жена не выкрала у меня деньги, я
сейчас был бы на его месте.
     - Вам, кажется, предлагали должность начальника ма'уны?
     -  Да какая разница, запомни, парень, - жены это  самое большое  зло на
свете.
     - Долго ли продлится аудиенция? - спросил Имран.
     - Откуда я знаю, - ответил Ахмад Башир.
     - Говорят,  где-то  здесь есть дом,  во дворе  которого, посреди  пруда
растет дерево с золотыми и серебряными ветками, с разноцветными  листьями, и
на ветках сидят игрушечные  птицы  и щебечут на разные лады.  Может,  сходим
посмотрим.
     - Сходим, -  язвительно сказал  Ахмад Башир,  - там как раз тебя  ждут,
выглядывают  из  дверей и  всех проходящих  спрашивают,  где там Имран,  сын
Юсуфа? Стой спокойно и смотри по сторонам. Мы не за этим сюда пришли.


     - Как я выгляжу? - спросил ал- Муктадир, разглядывая себя в зеркале.
     - Великолепно, - ответил Мунис.
     - Ты говоришь правду или врешь?
     - Ну, может  быть,  самую малость привираю.  А как без лести, без лести
нельзя, лесть входит в наши обязанности.
     - В чьи обязанности?
     - В обязанности евнухов, мой повелитель.
     - А-а, - протянул ал-Муктадир.
     - Тебе пора, мой повелитель, - сказал Мунис.
     Он  стоял в белом платье, перепоясанный красным поясом, возвышаясь  над
низкорослым халифом.
     - Жаль, что тебе со мной нельзя на прием, - сказал ал-Муктадир, - когда
ты рядом, я чувствую себя уверенней.
     - Я всегда буду рядом, повелитель, - уверил Мунис.
     - Странно, почему мне  в голову не  пришла  эта мысль -  назначить тебя
военачальником. Я  все больше склоняюсь к тому, что Али ибн Иса прав, у тебя
несомненные склонности к  военному делу. Но сейчас  я не могу этого сделать.
Мать словно взбесилась, узнав, что я готов последовать совету Али ибн Иса.
     - Не следует так зависеть от Госпожи, - сказал Мунис, - ты уже давно не
ребенок.
     -  Ты прав, мой дорогой Мунис,  но ее поддерживает ал-Фурат,  а с  ними
обоими мне тяжело спорить.  Они говорят, что  эта должность требует человека
умудренного опытом, которого у тебя нет.
     - Я  не  скажу о Госпоже,  но ал-Фурат  торгует назначениями  налево  и
направо.
     - Ах, Мунис, все это пустые разговоры, - надоедливо отмахнулся халиф.
     - Он  распоряжается  твоей  казной,  как своей  собственной, -  заметил
Мунис.
     - Я  сам  одолжил  ему деньги для  покрытия  дефицита бюджета.  По мере
поступления налогов он мне все вернет.
     - А ты уверен, что эти деньги идут на государственные нужды.
     -  Если я  получу  доказательство его нечистоплотности,  я  изменю свое
отношение к нему, - холодно сказал ал-Муктадир.
     Мунис поклонился и оставался  в таком положении  до тех пор, пока халиф
не вышел из комнаты.



     На  приеме  между двумя  вазирами  завязался  яростный  спор.  Ал-Фурат
сказал,  что  взятые  из  личной  казны халифа  деньги,  не покрыли  дефицит
бюджета.  Жалование  войскам   полностью   не   выплачено   и  во  избежание
недовольства, а  возможно и  беспорядков, Ал-Фурат  предложил услуги  одного
еврея-финансиста,  готового выплатить  один миллион  динаров  сейчас  с тем,
чтобы ему дали на откуп налоги с Вавилонии сроком на один год.
     Услышав  об  этом,  Али ибн  Иса  затрясся  от негодования.  Он  назвал
подобное  предложение  низостью  со стороны ал-Фурата и  предложил увеличить
арендную  плату  для   всех  земель  и  учреждений  и  сократить  количество
чиновников.
     Абу-л-Хасан, наблюдая  за  перебранкой,  подсчитывал  в  уме  примерную
стоимость налоговых  сборов с  Вавилонии  за год.  Получалось  примерно  три
миллиона  динаров.  "Недурно,  -  подумал  он,  -   видимо  половина  пойдет
ал-Фурату. И еврею хорошо, пятьдесят процентов годовых."
     Абу-л-Хасан посмотрел на  ал-Фурата.  От  былой приязни  не осталось  и
следа.  "Сколько  же  надо  тебе украсть,  чтобы  успокоиться?",  -  подумал
Абу-л-Хасан.
     ...На предложение  Ахмад Башира он  согласился сразу, не  заставив себя
уговаривать,  чем вверг Ахмад Башира, приготовившего долгую и проникновенную
речь, в легкое замешательство.
     Абу-л-Хасан задал только один вопрос:
     - Почему вы вместе? - сказал он, указывая на Имрана.
     - Мы встретились в Багдаде, - ответил Ахмад Башир, - случайность.
     -  Абу-л-Хасан внимательно  посмотрел на  них,  но  возражать не  стал,
оставив это  утверждение  на совести  Ахмад  Башира. От денег  он  отказался
наотрез.
     -  Мне  так  будет  спокойнее,  -   объяснил   он.  -  Я   все-таки  на
государственной службе и  соглашаюсь на это потому, что этот протокол никому
не понадобился, хотя я гонялся за ним три года. И было мне очень обидно, что
его  никто даже не  открыл. Кроме  того,  я в долгу  перед вами  и  буду рад
сослужить вам службу.
     Ахмад Башир вспомнил, как Имран в тюрьме Сиджильмасы  тоже отказался от
денежного вознаграждения. "Какие честные  люди меня окружают", -  разозлился
он, и спросил:
     - Где может быть сейчас эта бумага?
     - В бамбуковом  ящике, - ответил Абу-л-Хасан. Увидев недоуменный взгляд
Ахмад  Башира, пояснил:  - У  моего начальника был  бамбуковый  ящик, где он
хранил  самые  важные документы,  я думаю, что протокол он  положил именно в
этот ящик.
     Ахмад Башир открыл,  было,  рот, но  Абу-л-Хасан, не  дожидаясь  нового
вопроса, сказал:
     - Мой начальник погиб  во  время дворцового  переворота 296 года. С тех
пор о ящике я ничего не слышал.
     - Кто  наследовал должность вашего  начальника? - спросил молчавший  до
того Имран.
     Абу-л-Хасан с интересом посмотрел на Имрана и сказал, обращаясь к Ахмад
Баширу:
     - Это тот парень, которого мы выпустили из тюрьмы?
     - Он самый, раис, - с улыбкой сказал довольный Ахмад Башир.
     -  Мне нравится  ход  его  мыслей, -  одобрительно сказал  Абу-л-Хасан.
-Вазиром  стал  ал-Фурат,  но мою  службу,  к  счастью, передали  под начало
другого вазира, Али ибн Иса, как  более  опытного.  Иначе бы меня не было на
этом посту.
     - Что он за человек? - спросил Ахмад Башир.
     -Ал-Фурат умен, и богат, имеет влияние на халифа. Хорошо разбирается во
всем, что  приносит  ему личную выгоду, а  в делах государственных он полный
невежда и его деятельность на этом посту приносит стране один вред.
     - Как же он, обладая такими качествами, вершит дела?  -  удивился Ахмад
Башир.
     - Клянусь Богом, если бы на его место заступила выжившая из ума старуха
или глупый  ребенок, дела все равно бы шли своим чередом. Он гарантирован от
вопроса: "Почему ты  поступил так,  а не этак". Подобные вопросы  существуют
для царских  слуг лишь  в  самых исключительных  случаях. В каждом деле,  за
которое он берется, он выносит  неправильное решение, и только сопутствующее
ему   счастье  поправляет  впоследствии  дело.  И  в   результате  создается
впечатление, будто он действительно поступал  сообразно  откровению свыше. К
тому же  он  интриган и умеет опорочить любого,  кто  стоит у него  на пути,
прежде, чем тот успеет что-либо сказать.
     - Надо пощупать этого ал-Фурата, - сказал Ахмад Башир.
     В  сопровождении  Хамзы  вошла Анна,  держа  в руках огромный  поднос с
закусками и вином. Переставила все на  скатерть и, поклонившись, ушла.  Все,
за исключением Хамзы, проводили ее глазами.
     -  Хорошенькая  рабыня,  - сказал Ахмад Башир, -  продайте,  раис,  или
подарите. Помните, я вам подарил рабыню, а вы отказались.
     - Она не рабыня  -  свободная, - недовольно  сказал  Абу-л-Хасан. Ахмад
Башира извиняло только то, что он принял Анну за рабыню.
     Ужин прошел в молчании. Когда наши герои отправились в гостиницу, Ахмад
Башир сказал Имрану:
     -  Кажется,  раис  неравнодушен к этой девке,  -  и,  услышав невнятную
отговорку, добавил, - ты, по-моему, тоже на нее глаз положил.
     Имран что-то пробурчал в ответ.
     Ахмад Башир вздохнул и сказал задумчиво:
     - Уж больно легко он согласился, не чувствуешь подвоха?
     - Видно, что-то в этом деле ему на руку, - ответил Имран.
     Абу-л-Хасан после ухода гостей позвал Анну и предложил сесть.
     - Тебе понравился этот парень? - без обиняков спросил он.
     Анна покраснела.
     -Да,  господин, -  призналась она, - он  забавный. Кроме того, он  спас
меня и моего отца от айаров.
     -  А я  спас от айаров  его  самого, - яростно сказал  Абу-л-Хасан, еще
немного и он ударил бы Анну.
     - Да, я знаю, - глядя прямо в глаза  Абу-л-Хасану,  ответила Анна, - но
вы можете  не  беспокоиться за мою честь. Вы  -  мой  господин,  я ничего не
позволю себе без вашего ведома.
     - Ты - свободный человек, - успокаиваясь, сказал Абу-л-Хасан...
     Из задумчивости его вывел голос ал-Фурата.
     - Какая аренда, какое сокращение, - сказал он, - предложение уважаемого
вазира  очень  дельное.  Но арендная  плата  уже  собрана  за  год вперед  и
сокращение чиновников не даст  немедленных поступлений в казну. Деньги нужны
сейчас, где прикажете их взять?
     - Из личной казны халифа, - не колеблясь, ответил Али ибн Иса.
     Ал-Муктадир сморщился, словно от зубной боли. Этот старый грубиян давно
раздражал его.
     -  Мы принимаем  предложение  ал-Фурата, - твердо сказал халиф, - пусть
примут деньги у этого еврея, а мы дадим ему необходимые гарантии.
     Халиф сделал знак главному хаджибу. Наср ал-Кушури  кивнул, выступил на
середину зала и громогласно произнес:
     - Аудиенция закончена.
     Абу-л-Хасану удалось ускользнуть  от взгляда Али ибн Иса. Он отправился
на  поиски  Муниса.  В  одном  из  переходов кто-то  тронул  его  за  рукав.
Обернувшись, он увидел евнуха.
     Мунис сказал:
     - Халиф готов рассмотреть доказательства.
     - Доказательства  будут,  -  ответил  Абу-л-Хасан и  зашагал обратно  в
мусалла, где его ожидали Ахмад Башир и Имран.
     Внешне  невозмутимый,  он  едва  удерживался, чтобы не  подпрыгнуть  от
радости. Самым нелепым  в этой ситуации, учитывая восторг Абу-л-Хасана, было
то,  что никакими доказательствами он пока не располагал, но на том  уровне,
на котором  он  собирался  действовать, самым главным  было  то,  чтобы тебя
согласились выслушать. События последних дней,  их совокупность с появлением
бывшего начальника полиции и его подручного, - все  это Абу-л-Хасан расценил
как знак свыше, поэтому он так легко согласился на предложение Ахмад Башира,
иначе никакие деньги или  уговоры не  заставили бы  его злоупотребить  своим
положением.  В   случае  неудачи  его  действия   были   бы   расценены  как
государственное  преступление со всеми вытекающими  последствиями  как-то  -
конфискация имущества, казнь и предание позору его честного имени.
     - Вон он идет, - сказал Имран.
     Ахмад  Башир  повернул  голову.  Абу-л-Хасан  шел  прямо  по  лужам, не
разбирая.
     - Торопится, - заметил Ахмад Башир.
     Подойдя к ним, Абу-л-Хасан спросил:
     - Вы видели ал-Фурата? Куда он направился?
     Имран показал на  хвост  удаляющейся процессии.  Ал-Фурата сопровождало
около  двухсот  человек  одних  телохранителей,  выступавших  с  обнаженными
мечами, это не считая секретарей, помощников и прочих слуг.
     - Вот  почему  он ворует в таких масштабах, ведь  каждому из свиты надо
заплатить какое-нибудь жалование.
     - У Назука свита была больше, - завистливо сказал Ахмад Башир.
     -  Назук  - известный  щеголь, как всякий выскочка из  низов.  Он полон
спеси и чванства.
     - Неужели никто  не может указать им на это, - спросил Имран, -  к чему
это  пускание  пыли в  глаза  и  высокомерие?  Ничего  кроме  озлобления,  у
окружающих это не может вызвать.
     Абу-л-Хасан горько усмехнулся.
     - Как-то раз я отправил своего помощника Абу-л-Фараджа к вазиру Али ибн
Иса со срочными документами.  На  одной из улиц путь ему преградил  Назук со
своей процессией.  Перед  ним  прошло более  пятисот слуг с  церемониальными
свечами и  столько же факельщиков. Он вынужден был стоять почти до рассвета,
пока  они  не  прошли.  Когда  он  добрался  до  дворца,  вазир  уже  уехал,
Абу-л-Фарадж  последовал за ним  в мусаллу,  но не смог  подойти из-за толпы
вокруг  него. Та же картина была у резиденции. И лишь дома у  вазира он смог
выполнить  мое   поручение.  Али  ибн  Иса   был  недоволен  опозданием,   и
Абу-л-Фарадж поведал о том, что с ним случилось и как преградило  ему дорогу
шествие Назука.  Но когда закончил, то пожалел, что слишком возвеличил дело,
так как  вазир  недолюбливал его и  был нехорошего мнения о нем, будучи  сам
человеком  строгих   правил  и  бережливым,   он  порицал  расточительность.
Абу-л-Фарадж  испугался, что этот разговор дойдет до Назука, и тот воспримет
его как донос и подстрекательство. В этот момент вошел Назук, поцеловал руку
вазира и встал перед ним. И что вы думаете, сказал ему вазир? Он сказал: "Да
продлит  Аллах твою жизнь  Абу Мансур! Да умножит  он государственных мужей,
подобных тебе. Воистину своим торжественным выездом сегодня, как поведал мне
Абу-л-Фарадж,  ты  украсил державу и ислам. Отправляйся  сейчас же  себе  во
дворец, устрой прием, и народ прославит тебя".
     После  приема Абу-л-Фарадж вышел  и  увидел  Назука,  который  сидел  в
помещении  хаджибов.  Он вскочил со стула,  бросился навстречу,  поцеловав в
лоб, и стал всячески благодарить за оказанную услугу.
     - Вот такова логика наших государственных мужей, - сказал Абу-л-Хасан.
     - Будь ты проклята во веки веков, - сказал Ахмад Башир.
     - Это вы о ком, - удивился Абу-л-Хасан.
     - О своей жене, - пояснил Ахмад Башир.
     - Аминь, - отозвался Имран.
     - Он отправился домой, - сказал Абу-л-Хасан.- Идите за ним, посмотрите,
где он  живет, рассмотрите  дом как  следует. Я иду на службу.  Вечером, как
стемнеет приходите ко мне домой, и мы все обсудим.

     Вернувшись  в присутствие, Абу-л-Хасан затребовал из  архива агентурные
донесения за  296  год.  Какая-то догадка  брезжила  у него в голове. Что-то
послепоявилось на ал-Фурата, после событий  дворцового переворота. Весь день
Абу-л-Хасан   провел,  просматривая  документы,  и  к  вечеру  наткнулся  на
донесение.  Агент  сообщал:  "После  восстания Ибн  ал-Мутазза  я  вместе  с
ал-Фуратом,  находясь во дворце халифа, определил основные статьи расхода на
жалование войскам и дал распоряжение о выплате. Когда с этим было покончено,
вазир сел в свой  таййар,  и направилс