-   но  лучше
повиноваться,  женщин они  жизни  не  лишают,  да и мне вреда не будет, я на
службе.
     Женщин  жизни не  лишают,  -  передразнила  его Анна, -  а чего лишают,
добродетели. Имей в виду, болван, то чего захотят от нас, дашь им ты, понял?
     Нет, госпожа, - простодушно ответил лодочник.
     Один из разбойников прислушивающийся к разговору, захохотал и крикнул:
     Ничего  придурок, мы  тебе  объясним,  что  имеет  в  виду  эта молодая
женщина.
     Лодочник  недоуменно  пожал  плечами  и продолжал  направлять лодку  за
разбойниками.
     Протока, по которой они  плыли, сузилась до такой степени, что боковины
лодок скользили по камышам. В скором времени, идущая впереди лодка, ткнулась
носом  о землю.  Разбойники  соскочили, вытащили  свою лодку до половины  на
берег, а следом и вторую.
     Пленных недолго  вели среди густых зарослей.  Время от времени слышался
негромкий  свист,  которым  разбойники  предупреждали  друг  друга  о  своем
приближении. Наконец они вышли на небольшую  полянку перед домом из вязаного
камыша  стоящим  на  сваях.  На поляне, вокруг  костра сидело около  десятка
человек, которые  при  появлении  женщины замолчали,  и стали с любопытством
разглядывать  их, и весело переговариваться.  Один даже  поднялся и  подошел
поближе. Оглядев женщин, он хлопнул Фариду по заду и объявил: "вот эта будет
моя".  В следующий  миг Фарида вцепилась ему в  лицо. Разбойник завопил  и с
трудом  вырвался из  ее  рук.  Лицо его  было в красных полосах  от  женских
ногтей.
     Ну, стерва,  - зловеще  произнес разбойник,  обнажая кинжал, - это тебе
даром не пройдет.
     Почему так шумно? - спросил кто-то, голос был не громкий, но властный и
видимо хорошо знакомый присутствующим.
     Все сразу  замолчали, даже  пострадавший,  обмахивая пылающие царапины,
отошел от Фариды.
     Это был человек  среднего  телосложения  и невысокого  роста, но в  его
осанке было столько величия, что даже возмущенные женщины притихли, когда он
приблизился к ним.
     О ибн Хамдун! У них не  оказалось  денег, - пояснил разбойник, стоявший
рядом,  -  я подумал, раз так, то пусть  хоть наши  люди  отведут душу. Ведь
давно без женщин.
     Это ты  правильно  подумал, - согласился ибн  Хамдун,  только зачем  ты
привел их сюда, веди в лагерь.
     Я,  Ибн  Хамдун,  знаю  порядок в  этой  жизни,  - невозмутимо  ответил
разбойник, - первое слово твое, поэтому я привел их показать тебе.
     Я отказываюсь,  - сказал  Ибн  Хамдун, эффектно поведя  рукой,  -  в их
пользу.
     Гул одобрения был ему ответом.
     Главарь повернулся и пошел к себе.
     Эй, ты, - окликнула его Фарида.
     Ибн Хамдун обернулся.
     Эта женщина беременна, скажи, чтобы ее не трогали.
     Видишь ли, женщина, - ответил главарь, - у меня такой порядок. Никто не
может пересечь мои владения, не заплатив  дани, если у вас нет денег, значит
надо что-то взамен.
     Она беременна, - ответила Фарида, - если для тебя это ничего не значит,
то и для других не будет никакой разницы, я отвечу за нее.
     Ибн Хамдун  вернулся к Анне  и взял  ее за  подбородок. Едва  живая  от
страха, Анна даже не попыталась вырваться.
     А она  хорошенькая, - заметил главарь, - жаль лишать моих  людей такого
лакомого куска. Но  твое благородство заслуживает того, чтобы его оценили. Я
принимаю твои условия. Хорошо.
     Ибн Хамдун кивнул и вернулся в дом.
     Я первый, - вскричал разбойник и указал на свое расцарапанное лицо, - я
уже пострадал от нее.
     Не  дожидаясь согласия остальных, он схватил  Фариду за руку, и потащил
за собой в заросли. Фарида тупо следовала за ним, не пытаясь даже вырваться.
Ей  вдруг все стало  безразлично.  Не сопротивлялась она  даже  тогда, когда
разбойник  швырнул ее на землю  и стоя над  ней, стал развязывать пояс.  Она
лишь закрыла глаза  и  стала  шептать мольбу Аллаху всевышнему и пророку его
Мухаммаду. Кто из них услышал ее  слова неизвестно до сих пор, но  разбойник
не возлег на нее.
     За его  спиной  появился  посыльный и сказал насильнику, что ибн Хамдун
приказывает вернуть женщину обратно нетронутой.
     Как нетронутой? - возмутился насильник, - ведь я уже штаны снял.
     Одень,  - предложил посыльный и, обращаясь  к Фариде, - встань женщина,
Ибн Хамдун ждет тебя.
     Фарида встала и последовала за посыльным, который, уходя, оглянулся  и,
увидев, что насильник все еще  стоит со  спущенными штанами, посоветовал ему
воспользоваться руками.  Затем,  хохоча  от  собственного  остроумия, привел
Фариду к  дому.  Анна сидела  на  поляне,  в  окружении  разбойников. Фарида
ободряюще кивнула ей и поднялась в дом.
     Ибн  Хамдун  сидел  на циновке, перед ним  стоял  шахматный  столик  на
низеньких   гнутых  ножках.  Главарь  играл  сам   с  собой.  Фарида   молча
остановилась в дверях.  Ибн Хамдун так же, не  говоря  ни слова, поманил  ее
рукой. Фарида  сделала еще несколько шагов.Ибн Хамдун еще несколько  времени
двигал деревянные фигуры и, наконец, сказал:
     Я передумал, женщина. Хорошего в этом мире  итак слишком  мало, чтобы я
мог пренебречь твоим благородством. Скажи мне, чем объяснить твой поступок?
     Не колеблясь ни секунды, Фарида ответила
     Она носит ребенка моего мужа.
     Ибн Хамдун удивленно посмотрел на женщину и задал новый вопрос:
     А кто твой муж?
     Фарида пожала плечами:
     Его  зовут Имран.  Я  потеряла  его восемь лет  назад,  когда  он  убил
мутаккабиля. Его  взяли в  тюрьму  и  приговорили  к смертной  казни, но  он
вернулся  через семь лет. Побыл немного дома,  но к нему подослали убийц, он
справился с ними и опять покинул дом. Теперь я его разыскиваю.
     Вот как, - задумчиво  произнес Ибн Хамдун, - ты принесла себя в жертву,
спасая дитя твоего мужа, но не свое дитя.  Никак не могу сообразить, была ли
корысть в  твоем поступке?  Постой-ка. Имран  говоришь?  Некий Имран  поднял
восстание на соляных копях,  а затем дал бой халифским войскам, проиграл его
и исчез. Вновь поднял людей и  сразился с войсками, проиграл и  в  последний
момент исчез, или погиб в  этом  сражении. Во всяком случае,  такое известие
послал исфах-салар Мунис халифу ал-Муктадиру. Но тела его не нашли. Так что,
возможно, что он вновь исчез.
     Не его ли ты разыскиваешь?
     Фарида развела руками.
     Если бы я его увидела.
     Он именует себя Махди.
     А, - сказала Фарида, - это он.
     Она хорошо помнила это слово. Имран много раз произносил его.
     -Говорят также, что он воспламеняет вещи на расстоянии и ему не страшны
никакие узилища, он  высвобождается от любых цепей и исчезает самым чудесным
образом.
     Нет,  - сказала Фарида, - тогда это не он, хотя удалось же ему избежать
смерти и освободиться из тюрьмы. Я его совсем не знаю.
     И заплакала.
     В любом случае я тебя  отпускаю, - сказал  Ибн Хамдун, -  тебя  и  твою
беременную спутницу. Если  найдешь своего Имрана  и окажется,  что  это тот,
кого  я  имею  в виду. Передай ему,  что в  трудную  минуту он всегда  может
рассчитывать на мое покровительство в этих болотах. Прощай.

     Лаз,  в  котором   оказался  Имран,  был  естественного  происхождения.
Дальновидный  хозяин  крепости  когда-то  закрыл  его  каменным  желобом  от
ненужных взоров.
     Таким образом, преследователи Имрана были в полной уверенности,  что он
нашел себе смерть, сорвавшись в  крепость. Но наш герой, поплутав в скальных
лабиринтах, оказался  в маленькой пещере,  в  абсолютной  темноте  и тишине,
нарушаемой лишь писком летучих мышей. Здесь Имран позволил себе остановиться
и  перевести  дух.  Некоторое  время  он стоял, размышляя  над  нравственной
стороной своего поступка, не был ли  он полководцем  - предателем, бросившим
своих воинов. Но вспомнил двор, полный неприятельских солдат, ведь его людей
перерезали сонных,  а он, оставшись, мог только разделить их участь.  Кто бы
продолжил  его  миссию?  Имран  давно  уже  не  сомневался  в   правильности
выбранного им пути.
     Крепость  была взята  в  результате  предательства,  и  предателем  был
Меджкем. Видимо он появился не зря, охота за ним продолжается. Убайдаллах не
успокоится, пока не избавится от оставшихся в живых свидетелей его трусливых
признаний в тюрьме,  когда он  в очередной раз  предал  свое общее  дело. До
Абу-л-Хасана Убайдаллаху не дотянуться, ему  ничего не  грозит,  а вот Ахмад
Башир. Имран с тревогой  подумал о  своем приятеле. Вот  чьего изворотливого
ума сейчас ему не доставало.
     Однако  надо было, что-то делать. Он  стоял в кромешной темноте,  делая
осторожные движения в разные стороны, затем вдруг  явственно ощутил на своем
лице прохладу  сквозняка. Имран сделал несколько  шагов, и  земля неожиданно
ушла  у него  из  под  ног. Отчаянно  пытался  ухватиться за  что-нибудь, но
тщетно,  пальцы  скользили  по  гладкой  поверхности.   Он  долго,  как  ему
показалось, скользил по наклонной плоскости, затем его  движение переросло в
свободное падение, Имран закричал и увидел свет.

     ...  Он лежал у  реки среди валунов, слышал звуки, издаваемые движением
воды;  общий гул и частное журчание.  "Я сейчас подойду к тебе" - услышал он
чей-то  голос.  Имран  поднял  голову  и увидел  на  противоположном  берегу
человека, удившего рыбу.
     Потерпи немного, а то клюет у  меня, первая поклевка за все утро. Ап-п,
- рыбак подсек и вытащил из воды довольно крупную рыбину.
     Усач,  -  довольно  сказал  человек, потрясая рыбиной, -  Слава Господу
нашему.  Сегодня  детишкам моим будет славный ужин.  Жена  моя рыбу зажарит,
пальцы съешь от удовольствия.
     Рыбак  спрятал добычу в холщовую сумку,  смотал  удилище  и по  валунам
разбросанным по  реке, в несколько прыжков перебрался на другой берег. Помог
Имрану подняться и увлек за собой.
     Хижина, куда они пришли, стояла  в небольшой оливковой  роще. Навстречу
им вышла жена  рыбака, сутулая женщина с желтым  осунувшимся  лицом. Человек
отдал ей улов, приказал подать прошлогоднего вина и предложил гостю пройти в
дом.
     Имран обошел вокруг хижины.
     Ты что-нибудь ищешь, друг? - спросил хозяин.
     Нет, - ответил Имран.
     Он решил  пока не спрашивать, почему дом,  как и все остальные предметы
не  отбрасывает  тени и почему  не видно солнца,  хотя  светло, как днем. Он
оглянулся и увидел недалеко естественный навес из виноградных лоз, а под ним
грубо сколоченный деревянный стол с двумя лавками.
     А  можно  сесть  там? -  спросил  Имран,  показывая  рукой, - на свежем
воздухе, а то мне как-то не по себе.
     Хозяин, сокрушаясь, сказал:
     Сегодня  нельзя. Вот  если бы ты пришел в любой другой день, но сегодня
это место занято.
     Но там же никого нет, - удивился Имран.
     Сейчас они придут, -  сказал  хозяин, - ты их увидишь, если на то будет
Божья воля, а  пока пойдем в  дом, жена моя  мастерица,  глазом  не  успеешь
моргнуть, а она уже рыбу принесет, а вино прошлого года это просто амброзия,
сам давил, вот этими ногами.
     И рыбак показал свои заголенные до колен ноги с грязными ступнями.
     Имран вслед за хозяином поднялся в дом, в комнату без окон, без  мебели
и, повинуясь  хозяйскому жесту,  опустился на дощатый пол.  Следом  появился
мальчишка  сорванец,  взмахнул  серой,  из  не  крашенного  льна  скатертью,
расстелил ее между  мужчинами.  Так же  скоро на  скатерти появилась хлебная
лепешка, сыр,  оливки, чаши и глиняная бутыль  с прошлогодним  вином. Хозяин
разломил хлеб и разлил вино по чашам.
     За твой удел, - сказал хозяин и опрокинул в себя чашу.
     Имран хотел уточнить, какой  удел имеет в виду хозяин, но решил сначала
выпить и, стараясь не думать о хозяйских ногах, опрокинул в себя чашу.
     Когда выпитое вино разместилось в нем, он забыл, что за вопрос вертелся
у  него в голове.  Единственное, о чем он помнил это то,  что  он  должен  с
кем-то увидеться,  если  на то  будет Божья  воля. Но он задал совсем другой
вопрос..
     Как твое имя?
     Петр, - ответил хозяин, - Петр- ключник.
     Ключник! - удивился Имран, - как это ключник,  ты,  что же ключи  здесь
делаешь?
     Да нет, уклончиво ответил Петр, - прозвище у меня такое.
     А что это за место такое, - вновь спросил Имран.
     Давно я уже здесь, - сказал Петр, - А места здесь обычные, как и везде;
где степь, где плоскогорье, река  вон.  Оливковая  роща, виноградник,  вино,
например вот это, сам давил своими ногами...
     Да, да, я помню, - раздраженно перебил Имран.
     ...  овцы есть,  корова. Обожралась, правда,  клевера недавно, скотина.
Парнишка  не  углядел,  задал  я  ему  трепку, неделю сидеть не  мог,  живот
вздулся, пришлось ножом проколоть, но ничего выжила.
     Петр-ключник  налил  Имрану   еще  чашу.  Имран  хотел  уточнить,  кому
прокололи  живот,  но,  выпив,  забыл  и  этот  вопрос.  Теперь  он  силился
вспомнить, зачем он  вообще здесь оказался, по какому делу, но сознание  его
вдруг стало необычайно вязким, ему стало казаться, что он видит свою память,
белую бугристую и  бесплотную  на  ощупь,- она была похожа на  облако. Имран
испугался  того,  что он  ничего  не  может  вспомнить,  но в  следующий миг
облегченно вздохнул, так как совершенно отчетливо увидел Нуру, ту девушку из
публичного дома в Кайруане. Он вдруг ощутил  щемящее чувство жалости к ней и
едва удержался от слез.
     А что, - сказал в этот момент Петр,  - проститутка тоже человек. Иисус,
например, омыл ноги блуднице.
     Имран совершенно не удивился тому, что хозяин угадал его мысли, он лишь
кивнул и заметил:
     Это, смотря, какие ноги. Красивые и стройные, я бы сам  с удовольствием
омыл. Да, что там говорить и не только ноги, но и все остальное.
     Иисус  омыл ей ноги  вовсе  не поэтому, - строго  заявил Петр, -  ты не
понимаешь.  Блудница ведь  не виновата,  в  том,  что она блудница,  она  не
порочна, она просто очень добрая, она никому отказать  не может. Хотя, что я
говорю.Ты приятель меня не путай.Это  она ему омыла ноги,а он ученикам своим
ноги мыл, а  потом бросил  в нее  камень.  Да,  кажется, так и  было, но это
неважно.Понимаешь?
     Ты уверен, - недоверчиво спросил Имран.
     В чем?
     В том, что он бросил в нее камень?
     Петр задумался.
     - Так, - сказал он, - начнем с самого начала.
     - Я думаю,  что  надо еще выпить,- сказал Имран,-  тут  без выпивки  не
обойдешься . У меня, между прочим, с памятью тоже что-то происходит.
     . Но хозяин  неожиданно  замялся  и даже убрал за спину  бутыль.  Имран
удивленно посмотрел на него.
     Я наливаю всего три раза, - пояснил Петр ключник.
     А я сколько раз выпил?
     Два.
     Ну, так наливай последнюю.
     То-то и оно, что она будет последней, - сказал Петр.
     Могильным  холодом повеяло  на Имрана  от этих  слов, тем  не менее, он
сказал:
     Лей не жалей.
     На  твой счет не  было такого распоряжения, - туманно пояснил хозяин, и
тут же добавил.
     Кажется, они пришли. Так и есть, ступай.
     Куда  ступай, - слабо  удивился Имран, но поднялся и вышел из дома. Под
виноградным навесом  сидели  двое мужчин. Имран приблизился к ним настолько,
что смог их разглядеть, но дальше,  сколько ни  пытался,  не мог сделать  ни
шага. Они сидели боком к Имрану: оба были  примерно одного роста;  один, лет
тридцати  пяти,  худой,  изможденного  вида  с  длинными волосами  и  редкой
бородой, в выцветшей хламиде. Второй был постарше, лет шестидесяти, плотного
телосложения, с густой бородой  и с длинными изрядно поседевшими волосами на
голове. Одежда на нем выглядела  добротной - полотняная рубаха,  шаровары  и
такой  же пояс, на нем  была  еще чалма,  заколотая, каким-то  синим камнем,
наподобие того, что носил на пальце  Ахмад Башир. На столе перед ними стояла
глиняная  бутыль,  лежал хлеб, зажаренная  рыба, это был  видимо  тот  самый
"усач",  которым рыбак обещал его угостить, расхваливая стряпчие достоинства
своей некрасивой жены, и  которого рыбак придержал  для более важных гостей,
связка лука  и  кочан салата. Но  обиды  Имран  почему-то  не чувствовал. Он
напрягал слух, чтобы услышать хоть  одно слово из плавно текущей беседы этих
двоих.
     Зря ты ибн Абдаллах, все-таки запретил вино, -  говорил худой, разливая
вино по чашам.
     Я, ибн Масих, не запрещал вино, - ответил ибн Абдаллах, - я сказал, что
всякое опьянение нежелательно.
     Верно,  -  весело согласился тот,  кого  назвали  ибн  Масих,  - ты  не
запретил вино, ты поступил коварнее, ты запретил следствие, к которому может
приводить многое. От любви  тоже  можно опьянеть, знаешь такую песню "я пьян
от  любви". Как быть тому, кто опьянеет от любви,  он,  что станет невольным
грешником.
     Кто я такой, чтобы запрещать  что-либо, - отозвался ибн Абдаллах,  пить
он не стал, отодвинул от  себя чашу, аккуратно отделил кусок рыбы,положил ее
на лист салата и стал вынимать из нее кости.
     Ибн Масих немедленно, осушил свою чашу,  положил перед собой кусок рыбы
на лист салата и также стал вынимать из нее кости.
     А как же завет о семи  запретах, - напомнил он, -  не совершать грехов,
не пить вина,и так далее.
     У тебя  хорошая  память, - отозвался ибн  Абдаллах,  - у  меня  тоже, я
помню, что это был завет о семи советах.
     Вообше мне эти твои советы, что-то напоминают,- заметил ибн Масих,-ты у
меня их позаимствовал.
     Истину нельзя позаимствовать,ибо  она  принадлежит  всем,-парировал ибн
Абдаллах,  и продолжал,... что  же  касается запрета,то прежде  всего я имел
ввиду себя, дословно я  сказал следующее, воистину  Господь мой  сделал  для
меня  запретным вино, игру и  рабов.  Иногда  мне  приписывают  такие слова,
которые порой ставят меня в тупик.
     А как же сила воздействия личного примера,- спросил ибн Масих.
     Не обратив внимания на вопрос, ибн Абдаллах продолжал:
     - Я, например, никогда не требовал от мусульман убивать иноверцев.
     Что ты  говоришь, - с иронией в голосе произнес ибн Масих, -  а, что ты
кричал в  бою с иудеями  под Мединой,  -  напомнить,  у  меня  действительно
хорошая память, ты кричал: "убей неверного ".
     Ну,  знаешь,  во-первых, они нарушили  договор, во-вторых, что я должен
был  кричать,  держа в руке меч, это  был боевой клич.  Когда люди сходятся,
держа в руках  оружие, нельзя  от них требовать любви к ближнему. Добротой и
мягкостью не сделаешь врага другом, а только увеличишь его притязания.  Если
бы  я  не воодушевил людей своим криком, неизвестно, кто бы  взял верх арабы
или евреи.
     Хорошая рыба, -  сказал  ибн Масих, - отправляя  в рот очередной кусок,
мне  нравится,   что  она   зажарена  до  хруста,   в  иных  местах   подают
разваливающуюся, мне не нравится.
     Это  просто,  -  ответил  ибн Абдаллах,  -  я  специально наблюдал, как
готовит рыбу моя жена...
     Которая? - поинтересовался ибн Масих.
     Хафса, - ответил  ибн  Абдаллах, - хотя,  нет  Савда, точно  Савда, она
нагревала сковородку, масла поменьше, только чтоб смазать. Кладет рыбу, одну
сторону, потом другую. А то, о чем ты говоришь - это получается на медленном
огне  и  при избытке масла. Хафса так  готовила, я к ней всегда  относился с
уважением, но когда она подавала мне приготовленную таким способом рыбу, мне
хотелось одеть ей эту сковороду на голову.
     Я к еде вообще то равнодушен, - сказал ибн Масих - мне даже приходилось
поститься сорок дней кряду в  пустыне, если ты  помнишь, конечно,  но в этом
случае, мне кажется, тебя можно понять. Сначала я подумал, что это чересчур,
из-за  рыбы,  сковородой  по голове,  но  когда  я  вспоминаю  размякшую  на
сковороде рыбу, я  начинаю сомневаться в  своей правоте. Хорошо,  что у меня
жен не было, не знаю, как бы я сам поступил.
     В этот момент  у стола возник Петр Ключник. И Имран подивился тому, как
он прошел мимо него незамеченным. Хозяин подлил вина в обе чаши и сказал:
     -  Совершенно верно, то,  о чем  вы  говорите. Именно таким  способом я
научил свою жену жарить рыбу.
     Все трое засмеялись.
     Я надеюсь, что ты шутишь,- сказал ибн Масих.
     Петр Ключник кивнул, но, как- то неопределенно.
     - Позови ее, - приказал ибн Масих.
     У стола появилась хозяйка.
     Петр смерил ее взглядом, и она отступила на шаг.
     - Спасибо тебе милая за  рыбу,- сказал  ибн Масих,- очень  хорошо ты ее
зажарила. Верно я говорю, сын Абдаллаха?
     - Истину, - отозвался ибн Абдаллах,- прими женщина и мою благодарность.
     -  На здоровье,- ответила хозяйка,- только  моего  участия  здесь малая
толика. Благодарить вот его надо, рыбу то он поймал.
     -  Достойный  ответ,- улыбнулся  ибн Масих,  затем  добавил,- вино тоже
отменное.
     - Прошлогоднее,- сказал  Петр. Про то, что он давил  его своими ногами,
хозяин, почему то умолчал.
     .- Дайте воды моему другу,- попросил ибн Масих,- а то он вина не пьет.
     На столе появился кувшин с водой и чаша.
     Еще что нибудь, - спросил Петр.
     Нет, спасибо,- ответил ибн Абдаллах.
     Петр поклонился, сделал знак хозяйке и вместе с ней исчез.
     Ибн  Абдаллах  налил  себе  воды, сделал  глоток,  тут  же  выплюнул  и
удивленно сказал:
     Ничего не понимаю, он же мне воды налил, оказалось вино?
     .Сотрапезник, в  этот  момент, смотрел куда  то в сторону,  и вид  имел
отсутствующий.
     Ибн Абдаллах укоризненно посмотрел на него и сказал:
     - Твои шуточки.
     Ибн Масих спохватился .
     Извини, вдруг почудилось, что я на той свадьбе, где вина не хватило,  и
мне  пришлось  воду в  вино  превратить,  чтобы положить начало чудесам. Пей
спокойно,- и засмеялся.
     Ибн  Абдаллах недоверчиво понюхал содержимое чаши и только после  этого
выпил.
     - А разве ты  согласен  с  тем,  что  приписывают  тебе,-  спросил  он,
возвращаясь к прежней теме.
     -  Да, как тебе сказать, -  задумчиво произнес  ибн  Масих,  -  с одной
стороны  приятно, что  за тобой что-то  записывали, но с другой,  почему-то,
люди все равно по-своему поступают. К примеру, я говорил, что торговцев надо
изгнать  из  храма, помню, даже  погорячился,  опрокинув их  лавки.Торговцев
церковники  изгнали,  но, - стали торговать сами. Я  говорил, надо разрушить
храмы  и  иметь  веру  в  душе,  а  они строят  церкви, великолепие, которых
поражает;  драгоценные камни, золотые оклады икон, я как-то вошел в храм под
видом  калеки. Блеск золота  заставил меня  думать  о  богатстве, а  ведь  я
призывал к нищете, я просил своих  учеников менее довольствоваться мирским и
более верой.  Как-то меня спросили ученики,  почему, мол, я  могу  ходить по
воде, в  то время как они не  могут. Я  в  свою  очередь спросил, какую цену
имеют для них динарий и драхма. Они ответили - немалую. А я ответил, что для
меня они подобны комку  земли  и  именно поэтому я хожу по воду, также легко
как по земле.
     -.  Эти  ученики, кого  хочешь,  доведут до исступления,-воскликнул ибн
Абдаллах- один тоже ко мне подошел и спрашивает: "О, посланник Аллаха! Какие
дела  самые достойные". Я ответил: "Вера в Аллаха и подтверждение этого". Он
продолжил:  "Я  имею  в  виду  полегче  этого".  Я ответил:  "Великодушие  и
терпение". Он  опять  сказал: "Я  имею ввиду полегче  этого".  Тогда  я  ему
сказал: "Не обвиняй Аллаха по поводу того, что он решил для тебя".
     Ибн Масих засмеялся и поперхнулся, принялся кашлять.
     Ибн Абдаллах перегнулся через стол и треснул сотрапезника  по спине. От
удара ибн Масих выгнулся и сказал: "Полегче. Ну и рука у тебя ".
     Ибн Абдаллах спросил:
     Выскочила?
     Ибн Масих откашлялся, сплюнул в сторону и кивнул.
     Было бы хуже, если бы в горле застряла, - заметил ибн Абдаллах.
     Это не кость, - вытирая слезы, пояснил ибн Масих, - хлеб.
     В этот момент Имрану показалось, что он сошел  с  ума, иначе, чем можно
было объяснить то, что он стоял вблизи двух  незнакомых трапезничающих людей
и буквально  ловил каждое слово  их  беспредметного разговора.  Все то время
пока  эти люди ели рыбу и пили вино, он с трепетом ждал <i>Слова</i>, иначе,  зачем
кому-то обладающему властью понадобилось поместить его здесь.
     Углубившись  в  собственные  мысли,  Имран  пропустил  какую-то   часть
разговора и  вновь,  обратив внимание на собеседников, он  услышал слова ибн
Масиха.
     ... Он увязался за мной, стал рассказывать о костях, которые он нашел в
овраге  и  стал просить меня, чтобы я  его  научил словам  произносимым  при
воскрешении  мертвых, дабы он смог свершить благое, вернув жизнь тем костям.
Я  посоветовал  ему  попридержать  язык, и  сказал,  что  не  свершают такое
подобным  образом, посредством простого  произнесения, но посредством самого
дыхания, которое должно быть чище, чем падающий дождь.Тогда он стал просить,
чтобы в таком случае, я  сам произнес Божественное  слово над костями. И чем
больше я  его  отговаривал,  тем более  упорствовал  этот человек.  В  конце
концов,  я понял, что никакие увещевания не вразумят его, ни что не заставит
его  отступиться.  Ибо  чем  больше  советов  дают  глупцу,  тем упорнее  он
полагает,  что  его  пытаются  ввести в  заблуждение.  Я  уступил,  произнес
Божественное Имя над мертвыми костями и он повелел, чтобы кости приняли свой
первоначальный вид, и вдохнул  в них  жизнь. Что  ты думаешь, оказалось, что
этим  созданием был когда-то  лев,  едва к нему  вернулась сила,как он одним
ударом своей могучей лапы раскроил  бедняге  голову, да так, что  из нее как
орех из скорлупы, вывалилось  то  немногое, что  было в  ней.  Я признаться,
рассердился и гневно спросил у льва, почему он  сделал это, невзирая  на мое
присутствие. Лев ответил просто: "Он докучал тебе".
     Поделом  ему, - сказал ибн Абдаллах, дослушав до конца,  -  он заслужил
свою участь. Но ты согласился исполнить волю глупца и невольно способствовал
его гибели. Я в подобных случаях,  когда от  меня требовали в доказательство
моих слов, сотворить чудо, никогда  этого не делал,  хотя мог бы  воззвать к
Нему и посредством Божественного промысла явить  чудо,  но неверующего ничто
не остановит в его заблуждении и явленное мною чудо они бы тот час приписали
козням Иблиса, а меня объявили бы колдуном.
     -Давно хочу тебя спросить, -  сказал  ибн Масих,-  Он действительно дал
тебе знать, что Айша не виновна.
     Он сказал  мне,  поступай  так, как велит тебе твое сердце. Мол, в этом
деле главное вера. Но, у меня  есть более серьезные претензии к нему. У меня
было девять жен, а сын родился от наложницы Мариам.
     Я думаю, что ему нравится это имя, я ведь тоже рожден от Марии.
     Но я  недолго радовался  наследнику.  Он тяжело заболел.  Я  молился  и
плакал, не переставая, но он  все же забрал моего мальчика, а меня еще долго
преследовал его  запах,  я  так  любил нюхать  его  , впрочем, тебе этого не
понять, у тебя детей не было.
     Ну откуда тебе знать?
     Ибн  Масих доел  свою  часть рыбы, с  сожалением  оглядел груду  рыбьих
костей и не  найдя на  них ничего  заслуживающего внимания,  отодвинул их  в
сторону. Рядом с ними  тут же  возник  мальчик, который  полил им на руки из
кувшина  и  подал полотенце.  Совершив  омовение,  ибн Абдаллах взял чашу  с
вином, поднес ее к губам и сделал глоток.
     <b>-</b> Вино! - удивился ибн Масих.
     Вода, - ответил ибн Абдаллах.
     Не поверил, взял из его рук и пригубил.
     Действительно, вода, - согласился ибн Масих.
     . После этого они оба поднялись и пошли в сторону реки.
     Эй, вы, -  хотел  им крикнуть,  потерявший  терпение  Имран, но язык не
повиновался  ему,  он  хотел  последовать  за  ними,  но  ноги отказали ему,
осталось только провожать их взглядом.
     Но они сами обернулись и посмотрели на Имрана. Их лица были приветливы,
доброжелательны, несколько насмешливы, а во взорах  читалось снисходительное
любопытство.  Еще  мгновение и они скрылись, в невесть  откуда  появившемся,
белом облаке. Изумленный, Имран обернулся и увидел вздыхающего и разводящего
руками Петра ключника.
     А чего же ты хотел, - сказал он, - ты же за ними пошел.
     Я стою на месте, как вкопанный, - возмущенно сказал Имран.
     Это ты так думаешь, а на самом  деле ты за ними идешь, только  куда  он
тебя выведет,  этот путь,  еще никто  не знает, - и задумчиво добавил,  - во
всяком случае, ты не из моей паствы.
     Имран хотел еще что-то спросить, но в последний момент забыл,что именно
и тогда он спросил: "А почему ты не  дал мне рыбы?" Петр засмеялся в ответ и
подняв правую руку, положил ее Имрану на лицо...

     ... Он лежал у реки, среди валунов, слышал звуки, издаваемые  движением
воды, общий гул и частное  журчание. "Я сейчас  приду  к тебе" - услышал  он
чей-то  голос.  Имран  поднял  голову  и  увидел  на противоположном  берегу
человека,  удившего  рыбу.  "Потерпи немного,  а  то  клюет  у меня.  Первая
поклевка  за все утро.  Ап-п, - и рыбак подсек, и  вытащил  из реки довольно
крупную рыбу.
     Усач,  -  довольно  сказал  человек,  -  слава  Аллаху  и  его  пророку
Мухаммаду. Будет сегодня на ужин моим детишкам славная пища.
     Рыбак спрятал  рыбу  в холщовый  мешок,  смотал удилище и  по  валунам,
разбросанным  по реке, в несколько  прыжков добрался до Имрана  и помог  ему
встать.  Поднявшись на  ноги  Имран,  долго  оглядывался по сторонам,  затем
посмотрел на возвышавшуюся в сотне шагов от реки, скалистую кручу на вышине,
которой была видна зубчатая стена находившейся там крепости, но тут у него в
глазах появились  золотые  искры  и  он снова  повалился,  увлекая за  собой
рыбака:  "Ну,  знаешь" - рассердился рыбак, - я  согласился помочь тебе,  но
такого уговора не было, чтобы больной здорового с ног валил.
     На этот раз Имран быстро пришел в себя. Рыбак помог ему встать, и увлек
за собой.
     Хижина, куда они пришли, была сложена из речного булыжника, с крышей из
вязаной  соломы.  Недалеко   от  хижины  находился  естественный  навес   из
виноградной  лозы, под которым стоял грубо сколоченный стол с двумя лавками.
Навстречу им вышла жена рыбака, женщина  такой красоты, что Имран,  несмотря
на слабость даже невежливо засмотрелся на нее. Но рыбак,  ничего не заметив,
обратился к жене:
     - Сегодня Аллах послал нам гостя, рыбу и даже деньги. Пожарь рыбу, надо
угостить гостя.
     Покажи, - потребовала женщина.
     Рыбак засмеялся и показал ей серебряную монету.
     -Десять дирхамов - вот за него дали. Попросили покормить и позаботиться
о нем.
     Женщина взяла рыбу и ушла. Рыбак провел Имрана в комнату. Пол в ней был
местами глиняный, а местами накрыт матами из вязаного камыша.
     Садись, - предложил рыбак.
     Имран опустился на камыши, которые неприятно захрустели под ним.
     Не  грусти, - весело сказал рыбак, - сейчас жена рыбу  пожарит, поедим.
Если хочешь, даже вином угощу, если ты никому не скажешь, что у меня пил.
     Имран  кивнул.  Рыбак  полез куда-то  в стенную  нишу  и извлек  оттуда
глиняный кувшин, две чаши и разлил вино. " Ну, будь здоров" - Он опрокинул в
себя вино.
     Как тебя зовут? - спросил Имран.
     Петр, - ответил рыбак, - Петр -ключник.
     Ты что же ключи делаешь.
     Точно, раньше делал, я в городе раньше жил, потом дела плохо пошли, так
я сюда перебрался.
     Вино сам давил? - подозрительно спросил Имран.
     Да  нет, -  сокрушенно  сказал  Петр, - моего винограда только  детям и
хватает, зеленый обрывают, поспеть не дают. Свояк гостил, привез в подарок.
     Имран выпил вино и задал новый вопрос.
     Кто за меня заплатил?
     Какой-то человек по имени Назар.
     А как я вообще оказался у реки?
     Честно говоря, я сам этого  не понял, я удил рыбу,  никого не  было,  а
потом поднял  глаза,  даже испугался, ты лежишь без  памяти,  а  рядом стоит
человек,  говорит: "Меня  зовут  Назар, помоги  моему товарищу, я дам десять
дирхамов за беспокойство. Я говорю, почему  сам  не поможешь, он говорит, не
могу, тороплюсь очень.
     А он вернется за мной?
     Нет, сказал, чтобы ты, когда поправишься, позаботился о себе сам.
     Очень  мило с  его  стороны,  -  сказал Имран,  -  честно  говоря, меня
начинает беспокоить его настойчивая забота обо мне.
     Петр  непонимающе уставился  на  него.  За  спиной  хозяина  показалась
хозяйка и сказала
     -Рыба готова,подавать?
     Пусть подаст туда, - показал Имран, - под навес.  И сам поднялся, вышел
наружу. Петр  последовал за  ним, неся вино и чаши. Сели  под навесом, Имран
лицом к  крепости. Отсюда она  была хорошо видна. Над ней поднимался  черный
туман. Имран пытался вспомнить, что  там именно могло исходить таким  дымом.
Петр, поймав его взгляд, сказал
     Все, кажется, взяли крепость.  Ох,  и страху мы тут натерпелись. А этот
махди бросился в пропасть и погиб.
     Вот как, - как можно равнодушно сказал Имран.
     Но  что-то было  в  его голосе,  что-то от чего  рыбак, вдруг осененный
догадкой, с трепетом произнес: "Уж не ты ли, господин?
     Имран сделал предостерегающий жест.
     Мальчик  принес хлеб и сковороду,  в которой лежали развалившиеся куски
рыбы. Имран взял один и осторожно принялся есть. Закончив, сказал:
     Позови хозяйку.
     Зачем,- спросил Петр ?
     Поблагодарить хочу,за рыбу, вкусная.
     Шутишь,-  спросил  хозяин,- за такую  жарку, надо сковороду  на  голову
одевать.Пять лет бьюсь,бесполезно.
     Все равно позови,- сказал Имран.
     Петр Ключник крикнул жену.
     Появилась  хозяйка, и  приветливо улыбаясь, подошла к столу.Петр смерил
ее взглядом и женщина отступила на шаг.
     Спасибо милая,- сказал Имран, любуясь красотой женщины,-рыба была очень
вкусной.
     На  здоровье господин,- сказала хозяйка,- и обращаясь к мужу добавила,-
видишь, что порядочные люди говорят, а тебе никогда не угодишь..
     Хозяин криво улыбнулся и сказал :
     Хорошо иди.
     Имран сказал:
     Все ли погибли в крепости, может, кто-то жив, остался, или пленен?
     Я могу сходить узнать, - предложил Петр.
     Ты христианин?
     Мусульманин, - ответил рыбак.
     Твое имя? - вопросительно сказал Имран.
     Мусульмане освобождаются от джизьи, - сказал Петр, -  поэтому я  принял
ислам.
     Понятно, - кивнул Имран.
     Так сходить? - повторил Петр.
     Имран колебался, расспросы могут вызвать подозрения. Его не ищут только
потому, что никому не может придти  в голову, что он спасся. Кроме того, ему
не нравилось, что хозяин сам предложил то, о чем он хотел просить.
     Меня там знают в  крепости, - сказал Петр, рассеивая подозрения, - я им
часто носил рыбу на продажу.
     Но рыбы уже нет, - Имран показал на сковороду.
     Я еще мелюзги наловил, с ладонь величиной, отнесу им.
     Хорошо, - сказал Имран, - сходи.
     А ты можешь отдохнуть в доме.
     Это будет кстати.
     Полученные в  ночном  бою  раны затянулись,  но слабость  усилилась.  И
теперь,когда  Петр предложил отдохнуть.  Имран сразу ощутил навалившуюся  на
него усталость.  Он поднялся вслед за  хозяином, пошел к  дому,  где лег  на
указанную Петром лежанку и мгновенно погрузился в сон. Все то время,  что он
спал,  его внутреннему  взору был виден только черный дым, поднимающийся над
крепостью.
     Этот дым беспокоил его, так как он никак не мог понять его причину. Это
беспокойство пересилило  чувство самосохранения  и Имран не смог проснуться,
когда за ним пришли.
     Несмотря  на  то, что  Петр,  поднимаясь по ступенькам  своего крыльца,
специально, подвернул себе ногу и упал, наделав немало шуму.
     Неудача заключалась в том,  что первым,  кого  встретил Петр, подойдя к
крепости, был Меджкем. Снискавший доверие Муниса, он с  важностью расхаживал
по двору среди солдат и офицеров и коршуном бросился, увидев новое лицо.
     Я, господин, рыбу принес, - в ужасе сказал Петр.
     Ужас был вызван не внешностью Меджкема, хотя  и она не  вызывала добрых
чувств, а тем что из костра пылающего в середине двора торчали чьи-то ноги.
     Меджкем заглянул в холщовую сумку и поморщился.
     Мелковата.
     Зато свежая, господин, - совладав с собой, произнес Петр.
     А ты вообще, откуда взялся? - с внезапным подозрением спросил Меджкем.
     Я сюда всегда рыбу приносил, - отчаянно сказал Петр.
     И бунтовщикам тоже?
     Нет. Им не носил, боялся.
     А где ты живешь?
     Внизу у реки.
     Покажи.
     Отсюда не видно, господин.
     С какой стороны?
     С той.
     Тут Меджкем схватил рыбака  за  плечо и  потащил на  крепостную  стену.
Тяжело дыша, Петр  показал домик у реки, казавшийся отсюда игрушечным. Домик
находился  на  одной зрительной  линии с  каменным желобом,  обрывающимся  в
пропасть. Именно поэтому Меджкем спросил
     А не встречал ли ты рыбак, подозрительных людей сегодня?
     Задав вопрос, Меджкем пристально посмотрел в лицо рыбака.
     Нет, господин, - быстро ответил Петр.
     Но  прожженный  царедворец, мастер  интриг, Меджкем  сразу почувствовал
фальшь в его голосе. Порядочные люди, увы, не умеют врать, даже во спасение.
     Пойдем,  -  тихо,  боясь  спугнуть  удачу, приказал  Меджкем, -  пойдем
покажешь мне свое жилище.
     Когда Имрана выволокли из хижины, Меджкем спросил хозяина:
     -Это кто ?
     Петр пожал плечами и сказал:
     -Не знаю.
     Меджкем повторил вопрос.
     Не знаю, - повторил Петр,- первый раз вижу.
     - Но он же находится в твоем доме,- пояснил Меджкем.
     -. Вор, наверное, - ответил Петр,- забрался в дом, выпил вина и заснул.
Я здесь не причем

        Медина. Месяц спустя.

     Имран слабо удивился, увидев в тюремной камере еще одного заключенного,
ибо он был уверен, что его поместят в одиночку.  Имран тут же решил, что это
шпион, Тем  более  что он  был <i>без цепей</i><b><i>,</i></b>  поздоровался и подошел  к  стене,
которую венчало крошечное вентиляционное окно. Он поднял руку, но дотянуться
до окна не было никакой возможности, мешали цепи.
     Помочь? - спросил сосед по камере.
     Помоги.
     Сосед  подошел,  наклонил  спину и уперся руками в стену. Имран кое-как
взобрался на него и дотянулся до окошка.
     За тюремной стеной  были  видны оливковые рощи,  скалы  и холмы  вдали.
Имран  слез  с  доброхота,  подобрал  цепи  пошел  и  сел у  стены,  в своей
излюбленной позе.
     Что-нибудь увидел?
     Имран   покачал  головой,  разглядывая  сокамерника.  В  помещении  был
полумрак, но  Имран  разглядел  его  светлые  волосы и  сверкающие  здоровым
любопытством глаза.
     Как тебя зовут? - спросил Имран.
     Назар.
     Имран кивнул.
     Ты христианин?
     Назар неопределенно пожал плечами.
     Имран задал новый вопрос.
     Это камера смертников?
     Назар вновь пожал плечами.
     Наверное.
     Имран удивился.
     Ты что же не знаешь, за что сидишь?
     Назар почесал в голове.
     Я вообще-то здесь по-другому делу.
     Понятно, - сказал Имран, хотя ничего на самом деле не понял.
     Я давно здесь?
     Второй  день,  ты  был  без  памяти,  когда  я зашел  сюда, били  тебя,
наверное, не один час. Я даже поспорил,  выживешь  ты или  нет? Проиграл. Ты
удивительно быстро пришел в себя.
     С кем поспорил?
     Ты его не знаешь, - махнул Назар, - раны  на тебе заживают быстрее, чем
на собаке.
     Имрану не понравилось сравнение с собакой, и он сказал:
     Попридержи язык, - потом добавил, - Где-то я тебя видел.
     Твоя судьба решится в  течение месяца,  - продолжал  Назар, не  обратив
внимания на последнее замечание, - Мунис отправил донесение халифу, но вслед
за донесением  сам  отправился  в Багдад, все это продлит твою жизнь, но  не
надолго, тебя ждет смертная казнь.
     Жаль,  - сказал Имран,  -  ничего  у  меня не получилось столько  людей
погибло из-за меня и все напрасно.
     Неудачи одних  людей  дают  миру  больше чем удачи  других,  - возразил
Назар.
     Имран  тяжело  вздохнул.  Снаружи  донесся  протяжный  крик   муэдзина,
призывающий верующих к молитве.
     Имран сказал:
     -Человек  по  имени  Назар, два раза спасал меня,  таинственным образом
вынося с поля боя. Не имеешь ли ты к нему отношения.
     Насчет первого  утверждать не берусь, - ответил Назар, - но спасал тебя
действительно я.
     А кто же ты, ангел? - спросил Имран.
     Ну, кто про себя такое скажет, - скромно заметил Назар, - скажем так, я
посредник или лучше сказать порученец.
     А разве ты не можешь спасти меня еще раз? - спросил Имран.
     Нет.
     Почему?
     Я  не  знаю  почему,  не посвящен,  просто у  меня больше нет  подобных
поручений. Между нами,  говоря, ты и  так перебрал. Это  справедливо,  я так
считаю. Вернее это несправедливо по отношению  к другим, чем ты лучше их, да
ничем. На тебя обратили внимание только благодаря твоему удивительному, я бы
даже  сказал  возмутительному везению. А после того, как  ты, выпутавшись из
всех передряг,  вновь  добровольно  напросился на  неприятности, было решено
оказать тебе покровительство. Но теперь твое время вышло.
     А может, ты еще раз спросишь? - с надеждой спросил Имран.
     У  меня  нет  такого  права.  Они   сами  приказывают,   когда   сочтут
необходимым.
     Назар помолчал, затем добавил.
     Впрочем, тебе никто не может запретить использовать свое необыкновенное
везение и попробовать спастись еще раз.
     Спасибо и на этом, - усмехнулся Имран.  Он поднялся и  стал расхаживать
по камере. Назар с улыбкой наблюдал за ним.
     А чему ты радуешься? - не глядя на него, спросил Имран.
     Назар пожал плечами.
     Зачем ты здесь,  если у тебя нет поручения, или ты пришел  полюбоваться
на мою казнь?
     Ну,  можно  так расценить мой  визит,  а можно сказать,  что  я  пришел
проводить тебя в последний путь. Все зависит от точки зрения и от характера,
который эту точку определяет. Но ты уже высказал свою точку зрения и в связи
с этим я должен определить ее,  как редкое  свинство, учитывая все то, что я
для тебя сделал. Или ты думаешь, что тот лаз в скале выводил к реке, нет, ты
ошибаешься.  Он заканчивался  змеиной  ямой.  Прежний  владелец очень  любил
отпускать  провинившихся крестьян  на  волю по  этому каменному  желобу. Они
подобно тебе,  радовались, попав в этот лаз, думали, что избежали неминуемой
смерти. Я поймал тебя  в самом  конце, затем  мне  пришлось прогрызть  скалу
зубами.  Я теперь  долго не  смогу грызть баранью  лопатку,  а ведь  это мое
любимое блюдо...
     Ну ладно, извини, - сказал пристыженный Имран.
     Возмущенный  Назар  поднялся  и  шумно  дыша,  принялся расхаживать  по
камере.
     Ну, хорошо, я свинья неблагодарная, - воскликнул Имран, разведя руками,
- удовлетворит тебя это извинение.
     Назар остановился, довольно кашляя.
     Ну, учитывая то, что ты мусульманин, да.
     Назар удовлетворенно опустился на корточки.
     Имран  подошел,  сел, прямо напротив него и, заглянув  ему  в глаза,  с
изумлением обнаружил, что у Назара нет зрачков. В глазных  яблоках светилась
небесная  синева,  сквозь которую  был виден  какой-то  дворец сотканный  из
облаков. У Имрана заслезились глаза. Он вытер слезы, отодвинулся и попросил:
     Сделай для меня одно одолжение, я буду тебе обязан.
     Какое одолжение? - настороженно спросил Назар.
     Сообщи одному человеку о моем положении.
     А  ты  знаешь,  что со мной сделают, если  узнают об этом?  Меня  лишат
света.
     Имран развел руками.
     Подумаешь, меня лишили свободы, и  вот - вот, лишат жизни, а ты боишься
лишиться света. Да в темноте по нынешней жаре,  даже приятней, прохладней во
всяком случае.
     Ты не понимаешь, - со знанием дела, сказал Назар, - темнота - это нечто
большее, чем  простое отсутствие света, это  тоже  материя,  но иная, та  от
которой отказались.
     Имран тяжело вздохнул, пошел и лег на земляной пол лицом к стене. Назар
вновь поднялся и стал нервно ходить по камере, бормоча  что-то себе под нос.
Имрану показалось,  что  он слышит  такие  слова,  как  "неблагодарность"  и
"против правил".  Продолжалось это довольно долго.  Имран  даже успел слегка
задремать, когда Назар остановился за его спиной и глухо спросил:
     Имя?
     Ахмад Башир. - не оборачиваясь,  ответил Имран, -  последний раз  я его
видел на борту торгового судна отправляющегося в Сицилию.
     Я ничего не обещаю, - сказал Назар.
     Когда  Имран  обернулся, в  камере уже никого  не  было.  Имран  улегся
поудобней и  закрыл  глаза, намереваясь заснуть. Но снаружи загремел  засов,
дверь отворилась, и в камеру вошли люди. Имран  услышал голос, от которого у
него  холодок  побежал  по  спине,  он испытал чувство,  которое  испытывает
человек, когда слышит шипение змеи. Насмешливый голос:
     Кажется, о "Махди" ты, наконец, таки обрел достойные тебя стены.
     Имран медленно  поднялся на ноги и, растянув лицо в  улыбчивой гримасе,
повернулся к говорящему.
     Меджкем стоял, вдев большие  пальцы одной  руки за пояс, перетягивающий
его  рваный  местами,  халат, в  другой  он  держал  четки  Имрана.  Он  был
безоружен, но  у  двух  стражников,  стоявших  по  бокам от него  имелись  и
алебарды и табарзины.
     Имран  перебрал  в  уме несколько  вариантов ответа, но  остановился на
простом вопросе:
     Ворота ты открыл?
     Я, - с гордостью сказал Меджкем.
     Продолжая улыбаться, Имран сказал:
     -  Я  раньше  думал, что подлость  и  предательство -  это  вынужденные
человеческие   поступки.  Обстоятельства  складываются  так,   что   человек
проявляет слабость. Я даже сам, когда-то оказался в подобной ситуации.
     Но  потом  выяснилось, что мой поступок  не оказался решающим. То  есть
даже вынужденное предательство порядочного человека  не  приводит  к тяжелым
последствиям,  в то время как, негодяй,  я имею в виду тебя Меджкем, в любой
ситуации будет поступать в соответствии со своими порочными склонностями.
     По  мере того,  как Имран говорил, Меджкем  все более  мрачнел, и когда
наступила пауза, он сказал:
     - Ты стал не в меру болтлив.
     Имран молчал, размышляя над причиной визита Меджкема.
     - Мунис получил приказ халифа,-продолжал Меджкем, - не медля ни секунды
вернуться в Багдад. Там началась заварушка, айары зарезали начальника тайной
службы, когда арестовали зачинщиков, начался бунт. Так что пока  его нет, ты
в моей власти.
     -. Айары отомстили Абу-л-Хасану,- понял Имран,-  и в этом тоже была его
вина.
     Спокойная задумчивость заключенного ввела  Меджкема в заблуждение и он,
потеряв   бдительность,  неосторожно  приблизился   к  Имрану.   Наш   герой
молниеносно  накинул на шею негодяя цепь и, повалив на пол, принялся душить.
Меджкем захрипел, вцепился Имрану в лицо,  раздирая  его в  кровь. Стражники
бросились их растаскивать, но сделать это  было не просто. И поскольку глаза
Меджкема уже вылезли из орбит, им  пришлось треснуть заключенного  по голове
тупым концом  алебарды  и только после этого, Меджкема удалось освободить от
цепи. Имран лежал без чувств. Меджкем отдышался и стал бить бездыханное тело
ногами. Один из стражников  оказался совестливым и помешал ему. Тяжело дыша,
Меджкем  вышел  из  камеры,  за ним последовали  стражники.  Лязгнул  засов.
Наступила тишина.

     Две женщины сидели на ступеньках Мединской  Соборной мечети в окружении
нищих. Одна из них, держась двумя руками за выпуклый живот, сказала:
     Вот опять толкнул. Кажется ногой.
     А как там мои дети? - отозвалась вторая, - Сначала отца не было, теперь
вот матери лишились. Ох, и дура  же  я. На  что рассчитывала. Соседка стерва
надоумила, мол,  жену  другую завел,  а  он  оказывается,  рассудка лишился,
мессией себя вообразил.
     Может  это  не  он.  Мало  ли пророков бродит по  земле, ловят их бьют,
казнят. Даже еще и лучше, если это не он, потому что этого должны казнить. И
кому ты поверила, разбойнику. Вот, опять толкнул.
     Мне бы увидеть его, - сказала Фарида, рассеянно глядя на людскую толпу,
- хотя я чувствую, что это он. А ты не чувствуешь, Анна?
     Анна пожала плечами.
     Но ты все-таки скажи, если это не его ребенок, зачем ты последовала  за
мной?
     Я не могу этого объяснить, - призналась Анна, - но я клянусь тебе всеми
святыми, что это ребенок Абу-л-Хасана.
     Людей все больше и больше, - заметила Фарида, - паломники прибывают.
     Посмотри, какой щедрый господин, - толкнула ее Анна.
     Фарида повернула голову.  Некий  паломник в белых одеяниях щедро оделял
нищих звонкой монетой.
     Может  и нам перепадет, -  загадала Анна, -  ведь на ужин у нас  ничего
нет.
     Не  беспокойся  милая, - сказал нищий, сидевший  неподалеку, - в Медине
еще  ни  одна  нищенка не умерла  с  голоду. Жертвенного мяса, здесь  всегда
вдоволь.
     Щедрый господин поравнялся с ними, бросил перед Анной серебряный динар,
повернулся к Фариде и неожиданно расплылся в улыбке.
     Мир тесен! - воскликнул он.
     Тесен, - согласилась Фарида, - но не так, как хотелось бы. А ты что  же
теперь в ислам подался.
     Нет, - ответил Назар, - я как был несторианцем, так и  остался, но  мой
пытливый  ум ученого  требует  знакомства  со  всеми конфессиями.  И  должен
признаться,  что я нахожу  истину  во  всех религиях мира. А как  твои дела,
женщина нашла своего беспутного мужа?
     - Эй,  полегче  в выражениях,  -  грозно нахмурилась Фарида, - какой ни
есть, а это мой муж и не тебе судить о нем.
     - Ну, прости, - смиренно сказал Назар, - ты, по-моему,  сама его в этом
подозревала
     -  Тебя это не  касается, - отрезала Фарида, -  а  если ты такой умный,
господин - всезнайка, скажи, как мне увидеть лжепророка сидящего в Мединской
тюрьме.
     Назар вместо ответа перевел взгляд на Анну и сказал:
     - А у тебя, я смотрю, попутчица появилась, да прехорошенькая. К тому же
она скоро мальчика должна родить.
     - Ты что же, врач? - насмешливо спросила Анна, - То же, мне повитуха.
     - Ну, в некотором роде, врач,  - признался Назар, и Анна вдруг поверила
ему.
     - А нельзя ли девочку? - попросила она.
     -  Нельзя,  -  категорически  сказал  Назар,  и  посмотрев  на  Фариду,
слушавшую их диалог с мрачным видом, добавил:
     - Ты правильно здесь села. Не уходи  отсюда, потому что никто не  может
пройти мимо церкви, то есть мечети.
     Он поклонился, отступил назад и смешался с толпой паломников.
     - Это кто? - с любопытством спросила Анна.
     - Монах, третий раз попадается мне на глаза, очень странный человек.
     - Это неспроста, -  задумчиво сказала Анна,  - видимо, он что-то знает,
зря ты его  так  легко отпустила. Теперь  то и захочешь, не отыщешь  в  этой
толпе.
     Анна долго  вглядывалась в людской поток  паломников, и вдруг подхватив
живот со словами: "Я сейчас" бросилась в толпу. Фарида, не медля ни секунды,
бросилась  за ней. Некоторое время  Анна пробиралась сквозь  толпу, очевидно
преследуя какого-то человека. Фарида следовала за ней  отставая на несколько
шагов, пока, наконец, Анна не вцепилась в руку какого-то паломника.


     Меджкем жил рядом с тюрьмой. По  распоряжению Муниса ему отвели комнату
в караульном  помещении. Задача  его  была выполнена,  но  он решил, воочию,
убедиться  в том, что  Имран казнен, и лишь после этого вернуться в Кайруан.
Несмотря  на  все  просьбы, Мунис не отдал ему Имрана. Сам Меджкем  явился к
Мунису под видом кровника Имрана, а после того, как он помог взять крепость,
Мунис  вовсе  проникся  к  нему  доверием.  Поскольку  Мунис  получил приказ
немедленно  возвращаться, то  он  заключил Имрана в  тюрьму  Медины,  а  сам
вернулся в Багдад.
     В этот  день, дороживший своей внешностью  Меджкем, зашел  к  тюремному
лекарю  и наложил повязку, на свою шею, на  которой остались синяки от цепей
Имрана. После  этого он  отправился в город, побродил  немного и заглянул на
рынок,  купить себе  еды на ужин. В том, что с ним произошло дальше, он была
повинна его жадность. В поисках все более дешевого сыра, он обходил лавку за
лавкой.
     В  седьмой по  счету, он бесцеремонно  оттеснил  от  прилавка  человека
показавшегося ему смутно знакомым. Напрягая свою память, он взял в руки круг
желтого овечьего сыра исходившего слезой.
     Очень свежий сыр, господин, - сказал продавец.
     Сам вижу, - буркнул Меджкем,  поглядывая на спину  уходившего человека.
Сыр покупать он не стал, бросил на прилавок и выскочил из лавки. Но на рынке
было многолюдно, и интересующий его человек уже смешался с толпой.
     Вглядываясь в  лица прохожих, Меджкем отправился в тюрьму. На полпути к
ней из стенной ниши выступила женщина и, схватив его за руку, тихо спросила:
     Не хочет ли господин развлечься?
     Покажи лицо? - приказал Меджкем.
     Она откинула платок, и Меджкем спросил:
     Сколько?
     Всего два дирхема, господин.
     Один, - стал торговаться Меджкем.
     Женщина не стала спорить, и он пошел за ней. Она не была красавицей, но
и  не  была  профессиональной  шлюхой.  Именно поэтому Меджкем  почувствовал
острое желание. Идя  за  ней по уличному лабиринту, он пытался угадать формы
ее тела. С порядочной женщиной всегда приятней возлечь. Связь с проституткой
и грехом то не назовешь, язык не поворачивается. "Видимо нужда заставила,  -
подумал Меджкем и решил дать  ей все-таки  два  дирхема, пусть запомнит  его
доброту.
     Сюда, господин, - сказала  женщина и вошла в неприметную дверь в стене.
Меджкем последовал за  ней  и  оказался в  помещении, лишенном окон и оттого
сумрачном.  Дверь  за  ним,  кто-то закрыл заботливой  рукой.  После  яркого
дневного  света,  глаза плохо  видели.  Меджкем  напрягая  зрение,  окликнул
женщину,  но в  следующий  миг  чья-то  сильная  рука  взяла его за горло  и
придвинула к стене.  Меджкем схватился  за рукоятку кинжала, но на  ней  уже
лежала чья-то ладонь. Полузадушенный, он прохрипел:
     Возьмите все деньги, но сохраните жизнь.
     Возьмем, - сказал  человек, державший его за  горло,  -  все возьмем  и
деньги и жизнь твою поганую, возьмем. Зря я тебе жизнь тогда сохранил подлая
твоя душа. А ну скажи, за кем ты здесь шпионишь?
     Клянусь, ни за кем, - в ужасе сказал  Меджкем. Он узнал этого человека.
Встреча с ним всегда  заканчивалась  для Меджкема большими неприятностями, и
сейчас она, видимо, не сулила ничего хорошего.
     Хорошо, поставим вопрос иначе. Что ты здесь делаешь?
     Совершаю  хадж,  я  паломник,  -  сказал Меджкем,  и  сам почувствовал,
насколько фальшиво прозвучали эти слова.
     Надо же, какое совпадение, - сказал грабитель, - я ведь  тоже паломник.
Вообрази  себя, снится мне  мой друг,  ты его  знаешь,  Имран  его  зовут, и
говорит, мол, Ахмад Башир закоснел ты в грехе, соверши  хадж. Я ему отвечаю,
попозже, сейчас не  могу,  только женился, жена молодая. Что ты  думаешь, на
следующий день, то же самое. Когда он мне приснился  в третий раз, я  понял,
что  надо ехать, дело серьезное. И точно, приезжаю -  ты,  а  где ты, значит
дело нечистое
     Ахмад Башир извлек  кинжал из ножен Меджкема, обшарил его одежду, нашел
четки,положил себе в карман и отступил назад.
     Действительно, - робко улыбаясь, сказал Меджкем.
     Только, с каких это пор паломники селятся при тюрьмах?
     Меджкем не ответил.
     Кажется, ты что-то недоговариваешь?
     Меджкем продолжал  хранить молчание.  Держа  кинжал в левой руке, Ахмад
Башир подошел ближе, и острием клинка приподнял подбородок пленника.
     Там в тюрьме сидит один пророк, каких  вообще-то много сидит в тюрьмах.
Но этот, понимаешь ли, мой друг.  Да ты его знаешь, Имран его зовут. У  меня
есть подозрение,  что ты, поскольку  тоже  живешь  в тюрьме, имеешь к  моему
другу  какое-то  отношение,  и  мне  думается  самое  непосредственное.  Что
скажешь?
     Убери кинжал, - процедил сквозь стиснутые зубы Меджкем.
     Расслышав новые нотки в его голосе, Ахмад Башир опустил кинжал.
     Потрогав  подбородок,  Меджкем  обнаружил  на  пальцах  каплю  крови. С
ненавистью смерил Ахмад Башира взглядом, вытер об одежду кровь и сказал:
     Это ты просил свидание с ним сегодня утром.
     Ты догадлив, - сказал Ахмад Башир, - это был я.
     Не надо быть семи пядей во лбу, - устало заметил Меджкем, от напряжения
у него тряслись  ноги, - Я уже  давно заметил, стоит мне взять его в оборот,
так тут же появляешься ты, в виде какой-нибудь безобразной старухи.
     -  Но,  но,  -  оскорбился  Ахмад  Башир,  -  не  такая уж  она была  и
безобразная, разве ты не обратил внимание на ее задницу?
     В прошлый раз, ты меня обвел вокруг пальца, но в этот раз ничего у тебя
не выйдет.
     Ахмад Баширу это заявление не понравилось.  Засунув кинжал за  пояс, он
взял Меджкема  за грудки,  и слегка приложил его к стене. От  удара, Меджкем
прикусил язык и далее говорил пришепетывая.
     Ты мозесь бить меня скойко угодно, но твоему дьюузку это не помозет.
     Ты что-то  путаешь,  -  сказал  Ахмад Башир, -  ты  не ученик, а  я  не
школьный учитель, я не собираюсь тебя  бить, я просто убью тебя, если ты  не
поможешь ему выйти из тюрьмы. Ведь это ты засадил его туда?
     Моя  смейть не помозет ему выйти из тюйьмы, ему  тепей вообще ничего не
помозет, он смейтник.
     Когда я с ним познакомился - десять лет  назад, он уже был  смертником,
но жив до сих пор и мне кажется, что  он еще нас с тобой переживет. И ты ему
в этом поможешь.
     Ты  пьеувеичиваесь  мое  значение  в  этой тюйьме,  у  меня  нет  таких
пойномочий. Его судьбой распоряжается Мунис.
     Это имя ничего не говорило Ахмад Баширу.
     А если я расскажу этому Мунису о том, что ты фатимидский шпион.
     Меджкем  пожал  плечами.  Дикция его улучшилась,  и  он  стал  говорить
внятно.
     Сказать ты можешь все, что угодно, нужны доказательства.
     Имран подтвердит.
     Кто поверит словам государственного  преступника, посягавшего на основы
Аббасидского халифата, а ты его сообщник.
     Значит, шансов у нас нет? - спросил Ахмад Башир.
     Увы.
     И мы не договоримся?
     Нет,  мы не  договоримся,  - нагло  сказал  Меджкем,  -  придется  тебе
отпустить меня, а самому уносить ноги.
     Он одержал вверх, это было очевидно.
     Ну ладно, - упавшим голосом  сказал Ахмад Башир, -  я вижу, тебя голыми
руками не возьмешь.
     Это ты верно заметил. Где здесь выход?
     Там, - показал Ахмад Башир.
     Слушай, - сказал воспрянувший Меджкем, а где та шлюшка, я могу дать  ей
два дирхема, как она просила.
     Это была жена Имрана, - ответил Ахмад Башир.
     Вот как, в таком случае я дам ей целый динар, - оживился Меджкем.
     Хорошо, я  передам ей, как выросла она в  твоих глазах благодаря своему
мужу. Имрану я думаю, тоже приятно будет  узнать, что за его жену предложили
большую цену. Только скажи мне  на прощание, это ты способствовал заключению
в тюрьму Имрана.
     Я, - сказал Меджкем, отпираться более не имело смысла.
     У тебя личные счеты с ним.
     Вот еще, Убайдаллах послал меня. У меня не было  выбора. После того как
вы выскользнули из моих  рук, я носил  петлю на  своей шее вместо воротника.
Тебе, кстати я  даю остаток  этого дня, на  то чтобы ты  убрался из города.И
верни мне четки.
     Аллах  велик, - сказал Ахмад Башир,  -  и я надеюсь, что он простит мне
этот грех, у меня нет другого выхода.
     Левой рукой он прислонил  Меджкема к стене, а правой нанес ему прямой и
точный  удар  в  сердце.  Меджкем  слабо  вскрикнул.  Ахмад  Башир  отпустил
агонизирующее тело, бросил окровавленный кинжал  и вышел в соседнюю комнату,
где сидел старик хозяин дома и с невозмутимым видом перебрал четки.
     Я его убил, - нервно сказал Ахмад Башир.
     Старик кивнул.
     Его надо тайно закопать, - продолжал Ахмад Башир.
     Старик кивнул.
     Я хорошо заплачу за твою помощь.
     Старик кивнул.
     А где женщина? - спросил Ахмад Башир.
     Старик, наконец, разверз уста.
     Ушли в баню.
     Как ушли в баню, - поразился Ахмад Башир.
     Сегодня женский день, - просветил его старик.
     Но  я же  там,  - возмущенно  недоговорил Ахмад  Башир, - показывая  на
соседнюю комнату.
     Женщина должна мыться чаще, чем мужчина, - невозмутимо сказал старик, -
она грязней, чем мужчина. Разве ты не знал этого?
     Я давно это подозревал, - ответил Ахмад Башир.

     Десятого числа месяца зу-уль-хиджа Ахмад Башир собственноручно  зарезал
купленных барана, козу и  молодого верблюда в память  о готовности  Ибрахима
принести в жертву  собственного  сына, вместо которого  по велению  Аллаха в
самый последний момент был заклан баран.
     Затем  он отправился к брадобрею,  который выбрил ему  остатки волос на
затылке. Только после этого Ахмад Башир вздохнул  с облегчением и вернулся в
Медину, где его дожидались Фарида и Анна.
     Позади  были,  <i>таваф</i>,-  семикратный обход  Каабы,  <i>сай</i> - ритуальный бег
между холмами Сафа и  Марва, также семикратный, малое паломничество к долине
Мина, <i>вукуф</i> - предстояние перед  Богом на горе Милости, <i>мудзалифа</i> -  молитва
на равнине расположенной между долинами Арафат и Мина.
     Ахмад  Башир уклонился  только  от  <i>джамфы</i> - обряда побиваниями камнями
сатаны.  Злую  силу  олицетворяли  три каменных  столба,  в  которые  каждый
паломник  должен был бросить  заранее припасенные камешки.  Ахмад Баширу это
показалось смешным, к тому  же он  совершенно не боялся  сатаны. А боялся он
только одного, вернувшись в Сицилию не застать в недавно купленном роскошном
доме, Анаис. Девушка, с которой его  свела судьба, охотно откликалась на это
имя.  Уезжая,  Ахмад Башир  совершил с ней обряд  бракосочетания, но это  не
успокоило  его. Он  не  хотел оставлять ее одну,  но  мысль совершить  хадж,
единожды посетившая  его, уже не выходила  из  головы. Это  было совершенное
наваждение.  Ахмад Башир никогда не отличался  особенным  благочестием.  Но,
когда-то слышанная сура из Корана, вдруг выплыла из каких глубин памяти, как
будто кто-то  начертал  ее небесными  чернилами.  "Совершить  при этом  доме
праздник для Бога, обязанность на людях, - на том, кто в состоянии совершить
путешествие к Нему". Ахмад Башир даже запомнил тот  миг, когда он подумал об
этом. Он возлежал с Анаис,  наслаждаясь совершенной иллюзией.  Время  словно
повернуло  вспять.  Знойный день, прохлада навеса  на плоской крыше  дома  и
молодая  девушка,  покорная его желанию. Ахмад Башир  держал в  руке золотой
кубок, полный вина и собирался поднести его ко рту, когда кто-то толкнул его
под локоть. Да так, что он пролил при этом вино, на себя и на девушку. Опять
напился, - неприязненно заметила при этом Анаис.
     Вовсе я не пьян, меня кто-то толкнул, - огрызнулся Ахмад Башир.
     Вот-вот, я об этом и говорю,
     Ахмад  Башир  оглянулся,  на крыше  они  были  одни, но  он  готов  был
поклясться, что  его  толкнули. Он был  еще  не так  стар, чтобы  опьянеть с
полкувшина вина настолько, чтобы не владеть собой. Тем более ему были обидны
слова Анаис.
     Ахмад Башир оставил кубок и с горечью воскликнул:
     Как меня расстраивает твоя беспричинная злость.
     Он поднялся и пошел вниз.
     Я  тебе никто,  -  сказала  ему  в  спину  девушка,  -  наложница,  это
оскорбляет мое достоинство.
     Ахмад Башир остановился.
     Чего же ты хочешь, Анаис?
     Во-первых,  я не Анаис, у  меня есть имя. Ты не  подумал, что мне может
быть неприятно, что ты называешь меня именем какой-то шлюхи.
     Не смей так говорить, - глухо сказал Ахмад Башир.
     Я давно поняла, что я  всего лишь замена, что ты  любишь не меня, а  ту
рабыню... - истерично сказала Анаис, глаза ее заблестели.
     Это не так, - неуверенно сказал Ахмад Башир.
     Меня  давно мучает  один  вопрос,  -  в голосе Анаис  теперь  зазвучали
истерические нотки, - когда ты лежишь на мне, ты  воображаешь, что это она в
твоих объятьях.
     Нет, это не так, - твердо сказал Ахмад Башир.
     Почему же тогда у тебя всегда закрыты глаза?
     Ахмад Башир кашлянул.
     Ты задаешь непристойные вопросы, женщина.
     Вот когда будешь спать с мусульманкой, -  злобно сказала Анаис, - тогда
будешь называть  ее женщиной, а у  христиан, в частности у нас  в Португалии
принято уважать своих жен и называть их по имени. Хотя, я же тебе не жена.
     Как не жена, -  взорвался  Ахмад  Башир, - я же совершил с  тобой обряд
бракосочетания.
     Он  действителен только для  тебя.  А чтобы я  действительно была твоей
женой, ты должен пойти со мной в церковь.
     Этого не будет никогда, - твердо сказал Ахмад Башир.
     Я  ни  минуты  не сомневалась  в  том, что ты  ответишь именно  так,  -
презрительно отметила Анаис.
     -К  тому же я не удерживаю тебя силой, -  заметил Ахмад  Башир,  - если
тебя что-то не нравится, можешь уходить.
     Нет, не удерживаешь, ты просто не даешь мне мои деньги.
     Я должен совершить хадж, - вдруг сказал Ахмад Башир.
     Что? А причем здесь хадж? - удивилась Анаис.
     Ахмад Башир: прежде чем ответить, поднялся, подошел к окну; поглядел на
мощенную  камнем  площадь, лежащую  перед недавно  купленном  им двухэтажном
домом, затем к другому окну, откуда было видно море.
     Я  вернусь  через полгода,  -сказал  он ,-не раньше. Дорога в  Мекку  и
Медину  отнимает  много времени. Если ты дождешься  меня, я пойду с  тобой в
церковь.
     Я буду ждать тебя, - сказала Анаис.
     Ахмад   Башир  заглянул  ей  в  глаза  и  осознал  всю  степень   своей
беспомощности перед этой девушкой. Он не поверил ей. Мало того,  Ахмад Башир
вдруг  увидел,  что она  совершенно  не похожа  на  Анаис.  Это  неожиданное
открытие неприятно поразило его  и утвердило  в  мысли совершить  хадж,  ибо
сказал мудрец: "Если ты чувствуешь, что не  властно тебе,  что либо -  лучше
отстранись.  Думая обо  всем  этом, Ахмад Башир  совершил долгое  и  тяжелое
путешествие в Медину, и  думы эти прервала прехорошенькая еврейка,  повиснув
на его руке, когда  он благочестиво проходил  мимо  соборной мечети  Медины.
Читатель, наверное, согласится с тем, что  нет ничего  приятнее, того, когда
симпатичная женщина, вдруг хватает вас за руку, даже если ей нужны  не вы, а
ваш знакомый.

     Женщины  ждали  его в  доме,  который  он снял  по  приезду  в  Медину.
Гостиницы он почему-то недолюбливал.
     Ахмад Башир! - радостно воскликнула Анна, едва он вошел в комнату.
     Ходжа Ахмад Башир, - поправил ее паломник, дотронувшись до своей чалмы.
     Фарида  поздоровалась  с  ним  сухо.  Во-первых,  замужней  женщине  не
пристало  проявлять  какие-то  чувства  по   отношению   к  другим  мужчинам
Во-вторых, она не одобряла поездки  Ахмад Башира в Мекку, в  то время как ее
муж  томился  в  тюрьме. Поглядев  на  ее  сумрачное  лицо. Ахмад Башир  без
обиняков приступил к делу.
     Я приношу свои извинения за вынужденное промедление в нашем общем деле.
В  свое  оправдание я  могу привести  один  довод. Вы  меня встретили только
потому, что я решил  отправиться в хадж, а значит,  Аллах  отвернулся  бы от
меня, не доведи, я его до конца.  Но теперь  я совершенно свободен и приложу
все свои силы и деньги, которых, кстати, у меня предостаточно.
     По  мере того, как  он  говорил,  лицо  Фариды  становилось  все  более
приветливым. Ибо велика польза слова.
     Мне удалось узнать, -  продолжал Ахмад Башир, - что Имран  содержится в
камере смертников и  должен отметить, что в  этом нет ничего  удивительного,
учитывая  его посягательства  на устои  халифата и его постоянстве в  выборе
тюремных камер, как временного жилья. Когда я  с ним  познакомился,  он, как
раз сидел в одной из таких камер, кстати, кажется по твоей вине.
     Ахмад Башир показал пальцем на Фариду.
     Это неправда, - возмущенно сказала женщина.
     Если не ошибаюсь, Имран убил амиля, оскорбившего твою честь.
     Я этого не знала, - растерянно сказала Фарида.
     Жизнь Имрана зависит от халифа или от Муниса. К сожалению, я  не знаком
ни с тем, ни с другим. Взять тюрьму приступом, пожалуй, можно, но у меня нет
людей, а здешние  жители отличаются излишним  благочестием, вряд ли  из  них
можно будет набрать достаточное количество головорезов. Остается действовать
только подкупом. Один раз я  пробовал добиться свидания таким  путем, но мне
как вы  знаете, не удалось.  Охрана  тюрьмы состоит  из трех смен, значит, у
меня еще осталось две попытки. Но если у вас есть другие предложения, я их с
удовольствием выслушаю. А? Есть какие-нибудь соображения?
     Анна и Фарида  переглянулись. Наблюдавший за их выражениями лиц,  Ахмад
Башир снисходительно хмыкнул, затем спросил у Анны:
     Тебе когда рожать?
     Еще не скоро, - зардевшись, ответила Анна, - а что?
     Просто так спросил,
     Мунис  -  это тот, из-за  которого  вы  залезли  в дом Ибн ал-Фурату? -
сказала Анна
     Вот как? - насторожился Ахмад Башир, - Какая здесь связь?
     Я не знаю всего, но то,  что вы взяли у ал-Фурата,  послужило  причиной
его отставки.
     А при чем здесь Мунис?
     Ал-Фурат  был против  его назначения на  пост  главнокомандующего,  как
только он утратил свое влияние, халиф назначил Муниса на этот пост.
     Значит,  за ниточки дергал Абу-л-Хасан, - задумчиво сказал Ахмад Башир,
- я всегда уважал его за ум, хоть и потерял из-за него много. Вот бы кто нам
сейчас помог, да упокоит Аллах его душу.
     Вот бы кому он не стал помогать, так это Имрану, - заметила Анна.
     Это почему же? - вскинулась Фарида.
     Анна засмеялась.
     - Недолюбливал он его.
     И я даже знаю, почему, - с вызовом сказала Фарида.
     Это вы  о чем? - лукаво  спросил  Ахмад  Башир, он тоже  догадывался  о
причине неприязни покойного  Абу-л-Хасана  к  Имрану.  Анна  с отсутствующим
видом  стала смотреть в окно, выходящее во внутренний дворик. Фарида тоже не
стала отвечать.
     Ну ладно,  -  подвел  итог  Ахмад  Башир,  -  Мунис  далеко,  а  других
предложений  нет,  как я вижу.  Значит, я сейчас немного  отдохну с дороги и
отправлюсь в тюрьму.

     Говорят, чем молить пророков о благе, лучше обратить просьбу прямиком к
Аллаху.  Примерно так  рассудил  Ахмад Башир и добился  приема  у начальника
тюрьмы.
     Начальник сидел в светлом кабинете одно окно, которого выходило во двор
тюрьмы, а другое на городскую площадь.
     Прекрасный кабинет, раис! - воскликнул Ахмад Башир, переступив порог.
     С  начальником  тюрьмы  можно  было иметь дело,  Ахмад Башир это  понял
сразу.  Перед  ним сидел напыщенный  самоуверенный человек,  который  только
взглядом ответил на комплимент.
     По какому вопросу? - еле выдавил из себя начальник.
     Ахмад Башир сказал:
     - Я, раис сахиб аш-шурта, города Сиджильмасы, бывший,  но это ничего не
значит, потому, что города уже нет. Его разрушил некто Убайдаллах, ничтожный
лекарь, из тех, что зуб вырвать не может, а сейчас он Фатимидский халиф, да,
высшей  власти  добиваются  в  жизни  как  раз  такие.  Я с ним был  знаком,
представьте себе. Начальник стал проявлять признаки нетерпения.
     А теперь о деле, которое, меня, собственно говоря, сюда привело. У вас,
здесь сидит один человек, к которому у меня имеется определенный интерес.
     Лицо начальника стало непроницаемым.
     Он мой кровник,  - сказал  Ахмад Башир,  - и я  требую, чтобы  его  мне
выдали.
     Начальник слегка оживился и, из любопытства спросил:
     Кто такой?
     Некий Имран, он убил моего брата, я давно за ним  гоняюсь, а теперь вот
узнал, что он заключен в тюрьму, как лжемахди.
     Какой кровник? - раздраженно сказал начальник, - Ты куда пришел, вообще
здесь тюрьма, закон, порядок. Обратись в суд.
     Эй, ты, - рявкнул начальник, вызывая секретаря, - кто там следующий.
     Подожди раис,  - остановил его Ахмад  Башир,  -  я  в суд обращаться не
буду. Но я готов выразить тебе свою благодарность.
     Иди,  -  сказал  начальник,  заглянувшему  в  комнату  секретарю,  -  я
позову.Так, что вы говорите, ходжа?
     О да, - согласился Ахмад Башир, дотрагиваясь до своей зеленой чалмы,  в
которой тускло, отсвечивал синий  камень, - я говорю о благодарности. Скажем
так, я готов  сделать пожертвования на благоустройство этой тюрьмы некоторую
сумму, скажем так, тысяч сто.
     Тысяч сто... чего? - спросил начальник.
     Золотых динаров, - глядя в глаза начальнику, произнес Ахмад Башир.
     Начальник вздрогнул. Его месячное жалование составляло десять динаров.
     Поднялся  и подошел  к окну, сначала  к одному, потом ко второму. Видя,
что стрела попала  в цель. Ахмад Башир извлек из рукава  мешочек и бросил на
стол.
     Потерявший самообладание начальник подошел к столу и потребовал.
     Покажи.
     Ахмад Башир развязал мешочек и показал золото.
     Сколько здесь? - осипшим голосом спросил начальник.
     Здесь задаток, тридцать тысяч динаров, остальное при расчете.
     Начальник в ужасе пошел и сел на свое место.
     Ничего не выйдет, - сказал  он, -  этого человека  поместил сюда Мунис.
Если я отпущу его, мне не сносить головы.
     Послушай, раис, на  твоей  памяти  бывало  такое, чтобы узник  бежал из
тюрьмы.
     Ну, бывало, - неохотно согласился раис, - моего преемника сняли за это.
     А скажи, раис, бывало такое, чтобы начальник тюрьмы лишился должности и
получил при этом двести тысяч золотых динаров.
     Ты же сказал сто.
     Двести, сто сейчас и сто потом.
     О Аллах, - жалобно произнес раис, вытирая  вдруг вспотевшее  лицо, - за
эти деньги можно купить всю Медину.

     Имран стоял перед стеной, изучая ее многочисленные трещинки. Отсутствие
Меджкема  беспокоило его. Если  только уместно применить это определение  по
отношению к человеку,  сидящему в тюрьме. Но Имран знал, что зло находится в
равновесии с добром, только когда зло на виду, его долгое отсутствие внушает
тревогу.
     Имран стоял, ссутулившись, его  плечи были опущены  под  тяжестью вины,
которую он ощущал по отношению к людям, поверившим в него и погибшим за  эту
веру. Судьба Имрана хранила,  и  это начинало тяготить  его, он анализировал
свои действия,  и  ужасался  тому, что  он  был виновен в падении  крепости.
Впустил Меджкема, и это погубило всех.
     Имран   не  оглянулся,  когда  за  его  спиной   загрохотала  дверь,  и
надзиратель вошел в камеру, звякнул железной посудой, оставляя еду, и вышел.
Имран оглянулся  только тогда, когда  до  его обоняния  донесся  бесподобный
запах  мясного  жаркого и свежеиспеченного хлеба.  Имран подошел к  железной
кастрюльке, оглядел ее содержимое.  Он знал о том, что  заключенные, имеющие
деньги  могли заказывать себе  обед  с  воли. Имран  ударил  несколько раз в
железную дверь.
     Что такое? - отозвался надзиратель.
     Ты не ошибся с обедом, друг, - крикнул Имран?
     Немного помедлив, надзиратель сказал:
     Точно ошибся, надо же, что это со мной, - и стал открывать дверь. Имран
сглотнув слюну, отошел к стене. Когда он  вновь обернулся, в дополнении  уже
имеющимся хлебом и жаркому, рядом стоял приличных размеров кувшин и две чаши
рядом.
     Исследовав  содержимое  кувшина, Имран обнаружил,  что  в нем находится
вино.
     Вообще-то  я  бросил пить,  - неуверенно сказал  Имран, с  наслаждением
нюхая винный  дух.  Потом в голову  ему пришла совершенно бредовая мысль. Он
наполнил вином обе чаши и сказал, обращаясь к двери:
     - Ну заходи, чего там стоишь.
     Вошел ухмыляющейся Ахмад Башир в одежде надзирателя, Имран даже поводил
ладонью перед глазами.
     Как ты догадался, что я здесь? - спросил Ахмад Башир.
     Имран взял чаши с вином, протянул одну другу.
     Ну, кто может принести мне вина, кроме тебя, пьяница - сказал Имран.
     Но, но, я сейчас пью гораздо меньше. У меня молодая жена.
     Последние  слова  он произнес с  грустью. Они  сдвинули  чаши, выпили и
обнялись после этого.
     Не волнуйся, - сказал  Ахмад  Башир, - уж, коль  я  взялся, вытаскивать
тебя из тюрем, то я не брошу этого занятия.
     Имран улыбался так, как улыбаются несмышленые дети, радостно,  не храня
ничего в задниках памяти.
     Как ты здесь оказался? - лукаво спросил он, заранее зная ответ.
     Ты не поверишь, совесть  замучила, - ответил Ахмад Башир, -  помнишь, я
зарок дал в подземелье ал-Фурата, мол, выберусь, брошу пить. А ты меня потом
упрекнул, что я не держу обета. Все что со мной происходило потом,  я отношу
только за  счет своего вероломства. Веришь ли,  корабль,  на котором я плыл,
был сожжен  пиратами,  они меня  взяли в плен, не подозревая, что я  приношу
несчастья. Их корабль затонул, наполовину правда. Я просидел на бушприте, на
одной  ягодице, несколько  дней. Правда,  мое  одиночество  скрашивала  одна
девица.
     У меня вопрос, - перебил его Имран.
     - Да, друг мой, слушаю тебя
     . - Ты говоришь, что сидел на бушприте на одной ягодице.
     Да.
     Значит, больше места не было?
     Нет.
     На чем сидела эта девица?
     Ахмад Башир кашлянул.
     Я на ней потом женился.
     Вопросов больше не имею.
     Для пророка ты, слишком испорченный  человек, - возмущенно сказал Ахмад
Башир.
     Извини, я тебя перебил.
     Но я разбогател, - не  чинясь, заявил Ахмад Башир, - и думаю, что Аллах
дал мне еще один шанс проявить свое благочестие. Ты даже представить себе не
можешь, сколько теперь у меня денег. И ровно столько же денег у моей жены.
     И деньги у  тебя есть и красавица жена,  ты  верно счастлив? Как это не
похоже на тебя.
     Но, но, - беззлобно сказал Ахмад Башир, - попрошу без зависти.
     Он достал четки и принялся их перебирать.
     Но в твоем голосе я слышу печаль, - сказал Имран.
     Кажется,  ты  стал разбираться  в  людях? - заметил Ахмад Башир, - могу
сказать тебе как другу, по  секрету, если один человек похож на другого, это
еще ничего не значит. Может статься,  что когда я  вернусь, выяснится, что я
одинок,  как  прежде. Я боюсь, что  она  уйдет от меня. Правда ей для  этого
придется  пойти на  большую  жертву.  Уезжая,  я на всякий случай спрятал ее
деньги.
     Ахмад Башир разлил вино по чашам.
     Имран спросил:
     Откуда у тебя мои четки?
     Как это  твои?  Я их в наследство получил, от  Меджкема.Значит он их  у
тебя украл, возьми.
     Оставь себе, дарю.Между прочим это четки пророка Мухаммада.
     Иди ты,- недоверчиво сказал Ахмад Башир,- чем докажешь?
     Ничем, но в этом деле главное вера, понимаешь?
     Ну ладно,поверю, - нехотя сказал Ахмад Башир.
     Как ты узнал, что я здесь?
     Я встретил здесь ту девицу, помнишь служанку  Абу-л-Хасана. Кажется, ты
поглядывал на нее.
     Анна , паломница, она же христианка?
     Иудейка, если быть точнее. Что, удивлен?
     Да.
     Сейчас я удивлю тебя еще больше. Знаешь, с кем она здесь?
     Имран пожал плечами.
     Она здесь вместе с твоей женой.
     Как с женой, моя жена в Медине, почему они вместе?
     Ну, уж этого я не знаю. И почему тебя так любят женщины? Ну да ладно, я
на службе. Ты поешь, ночью я открою дверь, и мы вместе уйдем отсюда.
     Ахмад Башир  допил  вино, хлопнул  друга  по плечу  и вышел  из  камеры
оставив, ошеломленного Имрана в одиночестве.
     Ахмад Башир запер дверь, повесил ключ на пояс и принялся в задумчивости
расхаживать по тюремному  коридору. До назначенного часа еще было далеко, но
он от своего занятия  испытывал  определенное удовольствие, потому  что  оно
напоминало  ему о времени, когда  он совсем  молодым полицейским  нес ночную
службу.
     Имран, после ухода Ахмад Башира съел  жаркое, допил  вино,  ломая  себе
голову над тем,  почему Фарида, да еще вместе с Анной оказалась в Медине. Ни
та, ни другая, никогда не были замечены им в религиозном рвении. Он думал об
этом и о том, какие неприятности сулит ему этот женский союз.
     Смешно, читатель, не правда  ли, - человек,  стоя  одной ногой в могиле
думает о женской ревности.
     Он  думал об этом  полночи, до тех пор, пока надзиратель,  он же  Ахмад
Башир не открыл дверь и не сказал: "пора"
     Ахмад Башир  извлек из одежды  два  кинжала,  один протянул  узнику  со
словами: "Убей любого, кто помешает нам выйти отсюда.
     Как осторожный человек, Ахмад Башир, допускал возможность возникновения
непредвиденных  ситуаций.  И  он  был  прав, как  никогда,  ибо  вероятность
неудачи, всегда выше, чем вероятность удачи.
     Аксиома.
     В конце коридора они встретили группу вооруженных людей, числом в шесть
человек. Из-за их спин выглядывал начальник тюрьмы. Не помня себя от ярости,
Ахмад  Башир извлек  из-за  пояса  еще один небольшой кинжал, и метнул его в
предателя. Промахнулся.
     К счастью.
     Потому что, начальник  не нарушил  договоренность.  Он  собирался  лечь
спать, когда к нему явился офицер -дейлемит,  с предписанием без промедления
доставить лже-махди в Багдад для показательной казни. Начальник был вынужден
подчиниться.  И,  (автор  знает), он даже испытывал  угрызения  совести, ибо
человеком был порядочным, но, если быть точным, он еще испытывал облегчение,
так  как полученное предписание освобождало  его  от необходимости совершить
должностное преступление.
     Промахнувшись,  Ахмад  Башир  испустил  замысловатое  и  очень  грязное
ругательство,  в  котором   недвусмысленно  отозвался  о   матерях  и  женах
противника.  Имран толкнул его в  бок  и сказал: "возьми себя в руки,  здесь
наши шансы равны, и постарайся отнять у кого  нибудь саблю,  вперед". Дока в
батальных сражениях,  он  знал, что  в  узком коридоре  численный перевес не
имеет большого значения, а длинные армейские сабли только мешают.
     -Поучи меня, щенок, - огрызнулся Ахмад Башир
     .Офицер произнес фразу, прозвучавшую в стенах  тюрьмы  очень смешно. Он
сказал:
     Стойте, вы арестованы.
     Ахмад Башир  повторил  свое ругательство, прибавив к  нему еще и  отцов
противника. Один  из  солдат, видимо самый обидчивый  сделал выпад,  который
Имран  успешно отразил. Отбив саблю кинжалом, он, сделав шаг вперед, схватил
левой рукой солдата  за запястье, а правой рукой всадил ему  кинжал в грудь.
То,  что происходило дальше, рука романиста описать не в силах. Можем только
отметить,  что  из  звуков  в  коридоре  преобладали:  металлический лязг  и
яростные  возгласы.  Имран  сражался, как лев  и  уж  если мы взяли примером
представителя фауны, то Ахмад  Башира было бы уместно сравниться с медведем.
Он все- таки  последовал совету Имрана  и  отнял саблю у ближайшего солдата,
правда, ценой потери двух своих пальцев. В этой схватке они одержали победу,
правда,  безрезультатную.  Оставшиеся  в  живых офицер  и  начальник  тюрьмы
отступили за  решетку, преграждающую коридор  и успели  ее запереть, отрезав
нашим героям, путь к спасению.  Четверо дейлемитов лежали бездыханные в луже
крови.   Ахмад   Башир   вновь   произнес  непристойное   слово,  означающее
одновременно, что все кончено и кончено плохо.
     Он бросил на каменный пол скользкий  от крови кинжал. Оторвал от рубахи
полоску ткани и стал перевязывать руку, останавливая кровь.
     - Что-то сегодня  ты  особенно  сквернословишь, -  тяжело дыша,  сказал
Имран.
     Он был весь залит кровью от множества порезов.
     Наверное, сейчас  все заживет, как на собаке, - завистливо сказал Ахмад
Башир.
     Послышался топот ног  и  новые голоса. Ахмад Башир посмотрел  в сторону
решетки. Начальник тюрьмы пытался незаметно для других, делать  ему какие-то
знаки. Сзади него  показался  отряд вооруженных людей.  Это была поднятая по
тревоге караульная команда.

     Пора бы уже им, - тревожно сказала Фарида, она  не находила  себе места
от  волнения, ходила  по  комнате,  то и дело подходя к двери, выходящей  на
улицу и прислушивалась к звукам
     Хватит уже тебе, - раздраженно  сказала Анна, - и ходит и ходит, голова
кружится. Ахмад Башир сказал, что если получится, то они придут на рассвете.
     Получится, а если не получится?
     Фарида не могла справиться с собой, ее бил нервный  озноб. Она вышла во
внутренний двор и, поглядев на небо, воскликнула,  - это что  не  рассвет по
твоему, звезд почти не видно.
     Рассвет, это когда солнце встает, - пыталась успокоить ее Анна.
     Много  ты  понимаешь,  -  огрызнулась Фарида,  -  рассвет,  - это когда
светает, светло становится, понимаешь?
     Анна пожала плечами.
     Дура, я дура, - горестно  сказала Фарида, - Ну придет он, и что. Какими
глазами он на меня будет смотреть, что у него за это время любви прибавилось
ко мне? Сколько лет я его ждала.
     Ты так говоришь, как будто у тебя был выбор.
     Анну с детства отличала любовь к истине.
     А  что ты думаешь,  был, - вызывающе сказала  Фарида, -  староста нашей
деревни, между прочим, всегда ко мне подкатывался.
     А ты что же?
     Я  замужняя женщина, -  холодно  сказала  Фарида, -  у нас говорят, что
второй  раз замужнюю  женщину может обнять только могила. Скажи лучше, чьего
ребенка ты носишь?
     Нет, ты действительно  дура, - в сердцах сказала Анна, - я тебе уже сто
раз говорила, что это ребенок Абу-л-Хасана.
     Сама дура, - беззлобно сказала Фарида.
     Она подошла к Анне, заглянула ей в глаза, и неожиданно сказала:
     Может быть, я и дура, но если удастся спасти Имрана, я буду рада видеть
тебя в качестве его второй жены.
     У Анны слезы навернулись на глаза, она спросила:
     А этот ребенок?
     Вырастим.
     Анна тяжело вздохнула.
     У нас не принято многоженство.
     Какая же ты неблагодарная, -  рассердилась Фарида, - ты, что же хочешь,
чтобы я ушла, оставила его тебе и не мешала вам.
     Прости  меня,  -  сказала Анна, -  я не  могу сейчас  об  этом  думать,
конечно, ты права.
     Так ты согласна? Мне  бы хотелось иметь определенность до  того, как он
появится здесь.
     Кто-то идет, - вместо ответа сказала Анна.
     Обе прислушались. Шаги, кашель. Появился старик, хозяин дома.
     В тюрьме шум, - сказал  он, - полиция окружила тюрьму. Боюсь,  что дело
неладно.

     Через три дня,  когда женщины совсем потеряли надежду, в дверь постучал
человек и передал записку из тюрьмы.
     Анна,  с  трудом  разбирая  неровный  почерк  Ахмад  Башира,  причитала
следующее.
     "...  Дело не выгорело,  а точнее дело  дрянь.  В последний  момент  мы
попались,  но нас никто не предал,  стечение обстоятельств. Нас отправляют в
Багдад.  Имрана,  как пророка, а меня как  сообщника. Пророк,  кстати,  меня
очень беспокоит. Его раны почему-то перестали заживать,  вернее заживают, но
так же,  как у меня,  медленно. Еще меня беспокоит его голова, точнее разум.
Он недавно сказал мне,  что бывал в местах, где деревья не отбрасывают тени.
Торопитесь в Багдад и действуйте через, сами знаете кого".
     Закончив чтение, Анна озабоченно спросила у Фариды:
     Какие раны, что он имеет в виду?
     Фарида тяжело вздохнула и сказала.
     Лично у меня его разум тоже вызвал беспокойство.

     Часть девятая.
        Старуха и Холм.
     Не прошло  и полугода  с  тех пор, как евнух  Мунис  получил  должность
главнокомандующего.  Но   кто  бы   мог  сейчас  признать  в  могущественном
военачальнике  бывшего  раба.  Путь  к исфах-салару  преграждал  целый  штат
тюркских  офицеров,  исполняющих   обязанности  катибов.  Получить  у   него
аудиенцию Анне  удалось только  благодаря  одному  из бывших  многочисленных
помощников Абу-л-Хасана.
     Мунис внимательно смотрел на молодую беременную женщину, стоявшую перед
ним. Ее дерзость  и  осведомленность удивила  и, если быть честным, испугала
его.  Минуту назад  Анна  вошла в присутствие,  и  сходу выпалила  буквально
следующее.
     - Неблагодарность - это самый  страшный грех, знаешь ли ты об этом,  о,
Мунис?
     - О чем толкуешь ты, женщина? - спросил изумленный военачальник.
     -  Человеку, которого  ты  преследовал и сейчас собираешься казнить, ты
обязан своей должностью, ему и второму, который пытался его спасти, и сейчас
находится рядом с ним.
     - Кто ты такая? - наконец, спросил Мунис.
     - Я вдова Абу-л-Хасана, - ответила Анна.
     Мунис понимающе кивнул головой.
     Я сожалею о его смерти, - сказал он, - это был очень умный и  достойный
человек, но не понимаю, каким образом наша с ним тайна стала известна тебе.
     Женам многое доверяют,- ответила Анна.
     Так чем же я обязан этим людям?
     Они добыли доказательства из дома Ибн-ал-Фурата.  Если бы не они, ты до
сих пор был бы евнухом.
     Мунис дернулся как от пощечины. Он сказал сквозь зубы.
     Евнухом, я,  положим,  остался  и  буду им до  конца  дней своих,  если
конечно  тот за кого ты  пришла просить не  сотворит чуда и  не отрастит мне
что-нибудь для забав с женщиной, такой, как ты например.
     Анна  пропустила  мимо  ушей  эту  непристойность,  евнуху  можно  было
позволить и не такое.
     Он не сотворит  никакого чуда, он обыкновенный  человек, у него  просто
помутнение рассудка.
     Но Мунис думал о своем.
     В какие тайны еще посвятил тебя твой муж? - спросил он.
     Отпусти их, - сказала Анна, - ты перед ними в долгу.
     Мне  кажется, что  помутнение рассудка  случилось  не  только  у  этого
человека. Понимаешь ли ты, женщина, о чем просишь. Не я решаю его судьбу, но
повелитель правоверных халиф  ал-Муктадир. Это по его приказу я  сражался  с
этим "пророком" и пленил его,  но, судя по тому, с каким умением  он защищал
свои крепости, можно усомниться в его "помутнении рассудка.
     Мунис подошел к Анне и в упор спросил:
     Почему ты просишь за него женщина?
     Здесь в  Багдаде находится  его жена,  она  разыскивает его и  я решила
помочь ей в этом.
     Причина только эта.
     Да.
     Мунис опустил глаза на ее округлый живот, но ничего не сказал, вернулся
на свое место и уже оттуда сказал:
     Я не могу тебе ни чем помочь.
     Жаль, - произнесла Анна, спокойно глядя в глаза главнокомандующего.
     Мунис развел руками. Разговор был окончен и он на прощание сказал.
     Я ничем не  обязан им,  это заблуждение.  В том,  что произошло, каждый
преследовал свою цель:  Абу-л-Хасан, я; про тех двоих я  ничего  не знал, но
уверен, что  и у них  была какая-то выгода.  Так, что иди с  Богом, женщина.
Кстати, это его ребенка ты носишь? Бедняга  Абу-л-Хасан, как обидно умереть,
не дождавшись первенца.
     Последние слова Мунис произнес издевательским тоном.
     Но женщин лучше  не  оскорблять, потому что  последнее слово  все равно
останется за ними. Анна, побледнев от негодования, сказала:
     Во всяком  случае,  это,  он  лучше,  чем жить  без всякой  надежды  на
появление первенца.
     Лицо  Муниса  пошло  пятнами,  он крикнул  дежурного  офицера,  но Анна
сказала:
     Госпожа  Ша'аб  была против  твоей  кандидатуры. Я думаю,  что ей будет
интересно узнать некоторые подробности твоего назначения.
     Подожди, - сказал Мунис дежурному офицеру.
     Дурочка, сама  напросилась, сначала он отдаст  ее солдатам, а потом они
утопят ее в Тигре.
     Словно читая его мысли, Анна сказала:
     Если  я  сегодня  не  вернусь  домой,  то  завтра  жена  Имрана,  через
доверенное лицо передаст некое письмо в гарем.
     Широкие  скулы  Муниса  заходили  желваками, недавнее прошлое  возникло
перед ним.
     Ты  достойная жена своего мужа, -  наконец произнес  он,  -  я  не могу
отпустить пророка, но могу отпустить второго.
     Ты отпустишь обоих,  -  твердо сказала Анна, - или все  станет известно
Госпоже.

     Прежде,  чем  вернуться в  отцовский  дом, Анна, из любопытства пошла к
дому Абу-л-Хасана. Дверь была  опечатана, но под ней сидел  Хамза. При  виде
Анны  управляющий вскочил  и бросился  к ней, схватил  ее  за  руку, говоря:
"Госпожа, где же ты была, какое  счастье, что ты вернулась, а я караулю дом.
Люди  из диван-ал-маварис  каждый день  ходят, хотят  описать  все, но я  им
говорю, что ты должна вернуться.
     В последнее время отношения Анны  с  управляющим были  натянутыми из-за
того,  что последний ревновал ее к хозяину. Но сейчас на глазах его блестели
слезы, Анна была растрогана.  Она, не вдаваясь  в  подробности, рассказала о
том, что с ней произошло за последнее время.
     Я знал, что эти люди не принесут нам добра, - горестно сказал Хамза.
     Прошлого не вернешь, - философски заметила Анна.
     Госпожа, если  ты  не  предъявишь права на  наследство, дом  отойдет  к
казне, - горячо заговорил Хамза,  - сорви печать, будем жить вместе,  я буду
служить тебе также, как и  господину Абу-л-Хасану, ты еще молода, имея такой
дом, сможешь еще раз выйти замуж.
     Анна покачала головой.
     Мне не нужен этот дом.
     А я,  госпожа, ведь у меня одна надежда  осталась  на вас, или мне идти
просить милостыню.
     Анна почувствовала жалость к управляющему. Кажется, совсем недавно отец
просил его взять на работу Анну, прошло немного времени и теперь управляющий
унижается перед ней. Как быстро все меняется в этом мире. Все время, начиная
с  того момента, когда  она приблизилась к Фариде, все это время она прожила
словно во сне. То, что произошло с ней  до того, Анна могла бы расценить как
сказку; выйти замуж за богатого, влиятельного вельможу, стать хозяйкой в его
доме, повелевать целым штатом слуг, Анна могла  быть  счастлива,  если бы не
встретила  Имрана. Но  с другой стороны она понимала,  что  не будь  Имрана,
Абу-л-Хасан  не женился бы на  ней, да  так скоро. Ревность подвигла его  на
поспешные действия.
     Анна тяжело вздохнула
     Хорошо, - молвила она, - я подумаю.
     Хамза согласно  кивнул, вернулся  на свое  место  и  жалобно  улыбнулся
оттуда.


     Монастырь, в котором оскопили Муниса, принадлежал коптской общине. Надо
ли после этого говорить о том, как главнокомандующий ненавидел Египет. Когда
он узнал о том, что ал-Муктадир принял решение о военном походе на Египет, к
которому  подбирался  фатимидский  халиф,   Мунис  понял,   что  настал  час
возмездия. Этим ли объясняются все дальнейшие успехи военных операций против
Египта,  предпринятых Мунисом  или  его талантом полководца,  но  достоверно
известно, что всякий раз,  выступая против ненавистной страны, он  одерживал
победу.
     Человек,  выбившийся  в  люди из рабов, никогда  не избавится от страха
вернуться к прежней жизни. Приход Анны  вселил в могущественного Муниса этот
страх. Маленькая  беременная и потому  беззащитная женщина  продиктовала ему
свою волю и ушла, а Мунис  остался раздираемый противоречиями. Идти с этим к
ал-Муктадиру не  имело  смысла, а напротив  грозило самыми  непредсказуемыми
последствиями.  Халиф любил Муниса за  преданность, а  высказанная  просьба,
заставила  бы  его усомниться  в  этом, и заподозрить  главнокомандующего  в
предательстве.  Слова  <i>преданность</i> и  <i>предательство</i>, несмотря на полярность,
имеют один корень, и часто второе вытекает из первого. Но раб также, недолго
терзается вопросами честолюбия и самолюбия.  Мунис признал свое  поражение и
стал готовить меры, чтобы обезопасить  его последствия. Вызвав секретаря, он
сказал  ему, что для проведения сложной  операции против айаров,  необходимо
сейчас же выпустить Имрана и Ахмад Башира, обставив  это как побег. Затем он
вызвал офицера своей охраны и приказал этой же  ночью  арестовать секретаря,
поместить в камеру  и там же умертвить. Судьбу офицера Мунис решать не стал,
отложив ее на следующий день.
     В конце концов,  никто не будет разглядыватьпреступника перед  тем, как
его казнить.  Кроме  Имрана,  при  штурме крепости было захвачено  еще  двое
человек,  которых Мунис предусмотрительно оставил в живых; для допросов, для
очных ставок.
     Но отпустить Имрана. Мунис  испытывал чувство, какое  видимо испытывает
охотничья собака, когда хозяин отбирает у нее  дичь.  Повинуясь безотчетному
чувству, он отправился в тюрьму.

     Имран сидел в своей излюбленной позе, на корточках, спиной к стене.
     Мунис был одет во все черное, с  роскошью,  бросающейся в глаза, черный
джуруббан, черные шаровары, черные сапоги из мягкой  кожи, а в черной  чалме
тускло отливал шлифованный агат.
     По сравнению с ним, Имран представлял собой жалкое зрелище.
     Имран поднялся, но не из уважения или боязни.
     Стоящий, всегда имеет преимущество  перед сидящим.  Имран  встал, чтобы
уравнять  шансы.  Не  говоря   ни  слова,   Мунис  разглядывал  поверженного
противника.
     - Мир тебе, - сказал Имран, чтобы нарушить молчание.
     Мунис осклабился.
     А что ты еще можешь сказать после того, как потерпел поражение.
     Мунис, - догадался Имран.
     Он самый.
     Подлостью можно одерживать и не такие победы, - заметил Имран.
     Это была военная хитрость.
     Ну  конечно, - иронически согласился Имран, - иначе, как бы ты объяснил
то, что регулярная армия не может справиться с бродягами и нищими.
     Мунис подавил в себе раздражение.
     За тебя просит жена Абу-л-Хасана, - сказал главнокомандующий, - Кстати,
это не ты ее обрюхатил?
     Мунис надеялся, что Имран ответит на грубость, и он  тогда изобьет его,
но Имран развел руками и сказал:
     Увы.
     -  Так  вот,  -  продолжал  Мунис,  -  эта  маленькая  потаскуха  нашла
правильные слова и, кроме  того, я кое-чем обязан ее покойному мужу, поэтому
я решил отпустить  тебя  и твоего друга. С ним все просто.  О  нем  халиф не
знает,  а тебя  знает.  И ждет твоей смерти. На твое  счастье,  я  не  успел
перевести тебя  в обычную тюрьму, хотя  приказ  об  этом уже получил. Сейчас
сюда  придет  мой  человек  и выведет тебя.  Итак,  ты  свободен,  но  чтобы
дальнейшая  жизнь  не  казалась  тебе  безмятежной, я хочу тебе сказать, что
вместо тебя распнут одного из твоих людей
     Разве не все погибли?
     Мунис покачал головой.
     - Твои помощники у меня. Думаю, что любой из этих нищих сочтет за честь
умереть  под  именем  Махди.  Но,  где   справедливость:  У   тебя   нашелся
покровитель, но вместе с  тобой я захватил в крепости еще  двух человек. Кто
попросит за них? Им придется умереть за тебя.
     Распнут? - спросил Имран.
     Распнут, - подтвердил Мунис
     Почему такой варварский способ казни?
     Ты   считаешь,   что   посадить   на  кол  гуманнее?  Таково   правило,
государственного преступника привязывают к позорному столбу.  Прощай, и имей
в виду, если ты, оказавшись на свободе, снова поднимешь восстание, я не буду
брать тебя в плен.
     Я  видел  сон, -  вдруг сказал  Имран,  -  будто  бы я  стою  на  нашем
деревенском  кладбище,  среди теснины  надгробий. Вокруг  люди,  и  читающий
молитву служитель. Рядом со мной стоит моя давно умершая мать, а я  держу ее
за руку. В какой-то момент вдруг понимаю, что отходную читают  по мне и я, с
недоумением  озираясь, говорю: "Мама, здесь же нет места  для новой могилы".
Тогда  мама говорит: "Пойдем туда". И  я вижу в соседнем  ряду  свежевырытую
могилу, и, продолжая держать  маму за руку, иду туда и спрашиваю:  "Мама,  а
как меня похоронят, если я еще живой?". А она мне отвечает: "Вот, как только
дочитают молитву, и ты умрешь". Но я не унимаюсь и спрашиваю: "А, что если я
не  умру к этому времени?". "Тогда  тебе помогут"  - отвечает она. Я говорю:
"Нет,  я не согласен, я не хочу сейчас умирать". Тогда она говорит: "Пойдем,
я  попробую это уладить и заодно заберу задаток, который я  оставила за тебя
ранее".  Она  ведет   меня  к  зданию  мечети,  в  котором  обычно  отпевают
покойников. Мы входим,  идем  широким  коридором  и  оказываемся в сумрачном
зале, куда свет проистекает сквозь щели в сводах высокого потолка. Она вдруг
падает на колени и тянет меня  за собой. Я тоже становлюсь  на колени. Перед
нами  на  каменных  возвышениях  под  белыми простынями  лежат  люди.  Мать,
обращаясь к ним, говорит: "Уважаемые". Простыни  откидываются  и сразу  трое
бородатых мужчин, приподнимаются на руках  и с недоумением  смотрят на  нее,
словно не  замечая меня.  Тогда  я оглядываюсь  вокруг  и вижу,  что  зал, в
котором мы находимся, полон  этих  каменных лежанок,  на которых под  белыми
простынями покоятся люди. И я мучительно пытаюсь понять, умерли эти люди или
спят. В этот момент до меня, будто кто-то дотронулся и я проснулся.
     На лице Муниса поочередно отразились чувства, которые он  испытывал  во
время рассказа Имрана; удивление, интерес и недоумение.
     Зачем ты мне все это рассказываешь?
     Мне  нужно было с кем-то поделиться, - просто ответил Имран, -  значит,
меня распнут, как пророка Иса?
     Да,  но сначала казнят каким-нибудь обычным способом, распнут мертвого,
мы же не варвары, чтобы распинать живых. Но о чем мы говорим? Ты свободен.
     Мунис презрительно усмехнулся и ушел.

     Когда Анна вернулась домой, она увидела Ахмад Башира, он с аппетитом ел
мацу и запивал ее  кислым  вином.  Рядом с ним  сидел  Ибн Лайс  и  с ужасом
смотрел на него. Увидев Анну, он в отчаянии сказал:
     Я ему говорил, что это кошерная пища, но это бесполезно.
     Анна, радостно улыбаясь,  подсела  к нему и  погладила по плечу.  Ахмад
Башир благодарно  дотронулся до ее пальцев. Кончив, есть, он отложил  миску,
вытер рот и основательно приложился к бутыли с вином.
     После этого он сказал Анне-
     -Слушай, ты ведь вдова теперь, выходи за меня замуж.
     Опоздал, - засмеялась Анна, - мне уже сделали предложение.
     Кто? - удивился Ахмад Башир, - Имран?
     Нет, его жена.
     Ахмад Башир крякнул с досады.
     Вот не могу понять, что вы в нем такого нашли,  ведь человек совершенно
никчемный. Сколько мы с ним  знакомы,  он все  время сидит в тюрьме, а я его
вытаскиваю из нее. Стоит мне  потерять его ненадолго из виду, как он опять в
кандалах,  а я ломай голову, как его  освободить. У  этого  человека, просто
какая-то тяга к неволе.
     Где Фарида? - спросила Анна у отца.
     Спит, - ответил Ибн Лайс, - весь день спит.
     Словно опровергая его слова, в дверях появилась  Фарида. Она села рядом
с Анной и сказала:
     Мне снились дети, они играли, но невесело, наверное, скучают по мне.
     Обычно бывает наоборот,  если во  сне плохо, то будет хорошо, - заметил
Ахмад Башир.
     Фарида  задумчиво  выслушала  слова,   затем  недоуменно  взглянула  на
говорившего и в следующий момент, вскочив с места, вцепилась ему в руку.
     Именно в этом месте у Ахмад Башира  была  едва зажившая рана. Взвыв  от
боли, он вскочил и  опрокинул миску и бутыль на колени.  Едва удержавшись от
бранного слова, Ахмад Башир укоризненно произнес только одно.
     Женщина!
     Прости, - торопливо сказала Фарида, - тебя отпустили, а где Имран?
     Ахмад Башир сокрушенно оглядел залитое вином платье и сказал:
     - <i>Он отказался выйти из тюрьмы.</i>


     -  Что-то мне напоминает эта ситуация, а  вот, что именно, вспомнить не
могу. Память стала совсем дырявая.
     Назар издал короткий смешок, и словно подражая узнику, сел  также , что
вызвало улыбку Имрана. Назар  появился  в тюремной  камере  несколько  минут
назад и все это время молчал.
     Я должен поблагодарить тебя за оказанную услугу, - сказал Имран.
     Но  Назар  вытянул  вперед  обе  руки  с  раскрытыми  ладонями,  словно
защищаясь от напраслины.
     Ничего не знаю, и знать не хочу.
     Но после этого он приложил палец ко рту и сделал большие глаза.
     Имран кашлянул и виновато произнес:
     Действительно, кажется, я тебя спутал, или с головой у меня что-то.
     Думаю,  что  и  то,  и  другое, -  предположил  Назар  и  воскликнул, -
вспомнил, Сократ, как же я мог забыть. Хотя, это было так давно.
     Сократ, кто это? - спросил Имран. <li value="62">
     Один грек, философ, тоже был приговорен к смертной казни и отказался от
побега, сочтя для себя смерть наиболее приемлемым выходом в той ситуации.
     Вот как, - с интересом сказал Имран, - а чем он это объяснил.
     Я не  помню его доводов, как несущественные, хотя  тогда, я помню,  они
мне были интересны.
     А за что его приговорили к смерти?
     Один из пунктов обвинения гласил, что он не признает существующих богов
и вводит новых.
     Богов?
     Да, это было очень смешно, но  они были язычниками. Афинский мудрец был
первым, кто приблизился к пониманию  Единого. Его поручили  моим заботам, но
он проявил редкое упорство и, несмотря на все мои старания, выпил  свою чашу
с ядом. Я уже не говорю о том, как он подставил беднягу Асклепия.
     Кто это, - спросил Имран.
     Сейчас  уже никто, а был  некий торговец кожей.  Сократ, умирая, сказал
дословно следующее: " Критон, я задолжал петуха Асклепию, так отдайте же, не
забудьте". Наутро к торговцу, жившему по соседству с Сократом,  явился раб с
петухом