предупредил о том, что из Чигирина собираются выступить в погоню за ними королевские гусары со старшиной. - Все еще пытаются Кривоноса поймать эти "пше-прашам", паны шляхтичи, - искренне и без лукавства предупредил чигиринский казак. - А сами в наших краях трусливо озираются вокруг, как воры. Неизвестно, ищут ли его или у самих поджилки трясутся - как бы не попасть в руки казаку. Кривонос, скрываясь здесь, почему-то вспомнил об этом разговоре с чигиринцем и послал еще одного казака: - Поди да предупреди дураков, которые плывут по Днепру, чтобы остерегались. Чего такой гам подняли?.. Роман оставил коня казаку, побежал вдоль берега, то выскакивая из кустов терновника, то снова прячась. Наконец прыгнул с кручи, скатился по песку как раз в том месте, где Карпо выбирался из реки на берег. - Тьфу ты! Спятил ты, что ли, Карпо? Чего тебя носит нечистый среди бела дня на Днепре, когда гусары, словно гончие псы, рыскают, выслеживая нас? Да тише вы, черти нашего бога! Гейчура протянул руку Карпу, придержал коня, покуда тот торопливо натягивал на себя одежду. Конь стряхнул с себя воду, порывался уйти от Днепра. А одежда Карпа все-таки намокла, пришлось отжимать. - Я бы тоже ахнул, как ты, Гейчура. Каким ветром сюда принесло тебя, что с батькой Максимом? Давай тихонько, коль правда, что за тобой эти собаки гонятся. Максим Кривонос обрадовался встрече с друзьями. - На Сечь направляемся, братья казаки. Хотелось бы, пока хорошая погода, где-нибудь под крышей укрыться. Видишь, надвигаются тучи. А тут эти злые собаки, пропади пропадом они! Жолнеров и в Чигирине, и в старостве уже предупредили о нас; черт его знает, как проберешься теперь на Низ, - сокрушался Максим. - Подожди, батьку, не все сразу, - успокаивал Карпо. - Ищут ли они нас, или мы их выслеживаем, все равно нашему брату запрещено болтаться в полном вооружении. Да еще такой ватагой! Мы сделаем иначе: проскочим через лес в Холодный Яр, а оттуда, может и под дождем, прямо в Субботов. Там мы как у бога за пазухой. Присмотримся, что это за гусары тут шастают. А потом... - Будет ли "потом", казаче? Ведь нам надо на Сечь. Да и не одни мы, с матерью к сыну едем. А в ваших краях пан Кричевский сейчас мелкую шляхту усмиряет, делая вид, будто ищет меня, - промолвил Максим. - Эх, не вовремя вы, матушка, собрались в гости к сыну. Гусары лучше гончих псов находят след. Наверное, возвратятся, догонят вас, - предупредил Карпо. - Видите, хлопцы, вон дождь на носу! - промолвил кто-то из чигиринских казаков. - Если верно, что с вами пани Кривоносиха, чего же мы зря теряем время? Ведь сын ее тоже пошел с Богданом Хмельницким... - Ежели вы говорите о Николае Подгорском, так он ушел вместе с полковником Пушкаренко, возглавляет сотню ирклеевских казаков, - произнес другой чигиринский казак. Раздались отдаленные раскаты грома, стал накрапывать дождь. Казаки, объединившись в один отряд, направились от Днепра в лесную чащу. Позади всех двигался с двумя казаками Роман Гейчура. Ненастная погода помогла им скрыться от разыскивающих их гайдуков. 28 После первого неудачного боя с испанцами не только наказной атаман, но и казаки поняли, что воевать в этой далекой стране труднее, чем на Украине. Чуждая война, чуждая земля, - пропадешь ни за понюх табака. Испанцы воюют иначе, чем турки и татары. Они привыкли уже господствовать в этой стране. И, как разбойники, будут цепко, точно зубами, держать награбленное, захваченное чужое добро. Но самое страшное в том, что здесь уже применяют новейшее огнестрельное оружие. - Додумались же проклятые цыгане прямо с каравелл бить из пушек!.. - говорил на совете старшин полковник Вешняк. Стрельба с каравелл, правда, не так уж и опасна для казаков, потому что ядра беспорядочно перелетали через лесистые холмы. Но это оружие было таким неожиданным для казаков, что вызвало смятение, охладило даже воинственный пыл запорожцев. Особенно у нескольких сотен пеших казаков. Каравелла с пушками не стояла на одном месте. Она передвигалась, проклятая, вдоль берега в зависимости от обстановки на поле боя. Сейчас каравелла с пушками довольно рискованно приблизилась к крайнему северному крылу оборонительного рубежа Дюнкерка. Хмельницкий на совете больше молчал, давая возможность высказаться старшинам. Пушкаренко тоже возбужденно говорил о пушках на каравелле, находившейся совсем близко от правого фланга казаков: - Вот если бы нам такие пушки под Кумейками, мы не потерпели бы поражения... Тогда Потоцкий словно на турок напал, проклятый... А этих надо по-нашему бить, как запорожцы турок! - Поэтому я и советую, - сказал Золотаренко, - сосредоточить все наши силы и стремительно обрушиться на врага! Я заметил, что испанцы боятся нашей конницы, а это нам на руку. Возможно, она даже еще страшнее для них, чем их галера с пушками для нас. Разреши мне с полком прорваться вперед и прогуляться - сто чертей им в печенку! - так, как это умеют казаки. Прогуляться так, чтобы тошно было их командирам. Ведь они являются для нас главной опасностью, поскольку не достигают до них ни наши пули, ни острые сабли казаков Юхима Беды... Тут важны внезапность и боевой азарт. И, конечно, никакой пощады! Позавчера Беда набрал пленных да "парля", "парля" с ними. А они, проклятые, вон видишь, ружья свои портят перед тем, как поднять руки. Я приказываю рубить таких без сожаления, миловать только тех, кто сдается в плен с исправным оружием! - Да живые испанцы - это тоже оружие, - возразил Беда. - Мы более трехсот испанцев передали французам. Они уже не будут воевать против нас! При удачном нападении не каждый испанец успеет испортить оружие, думая прежде всего, как бы свою душу спасти. В моей сотне многие казаки уже научились обращаться с этими чудо-ружьями. Надо приказать нашим бойцам, чтобы в спешке не забывали подбирать пистоны к ружьям! - Это правильно, брат Юхим! - поддержал Хмельницкий Беду, впервые подав голос на этом совете казацких старшин. - Но неплохое и наше казацкое оружие - внезапное нападение. Ружье плюс внезапность, о которой мы сейчас говорим!.. Неожиданный отдаленный гул боя, ружейная стрельба как будто бы в тылу противника, встревожил старшин. По побережью прокатывалось эхо от выстрелов. Хмельницкий вопросительно посмотрел на полковников, сотников: - Чья сотня, панове сотники, находится в дозоре? - Кажется, молодого запорожского сотника ирклеевских казаков да запорожских пушкарей... - Николая Подгорского? Пан Пшиемский, вы предупредили, как я приказывал? - Я не успел его предупредить, спешил на совет старшин... Передал приказ связным пана Беды... Казак поскакал к нему. Но Подгорский во вчерашнем бою слишком углубился в расположение противника и, очевидно, самопалы ищет в оврагах... Шум боя быстро отдалялся к морю. Время от времени среди ружейных выстрелов раздавались отчаянные вопли людей. - Чувствуется рука запорожцев! - Ирклеевские казаки тоже умеют схватить врага за горло! - сдерживая волнение, воскликнул Юхим Беда. - Николай советовался со мной сегодня ночью. Собирался идти к испанцам одалживать пуль для ружей. Ведь неспроста и я посылал к Подгорскому связного казака. А бой отдалялся, то утихая, то снова вспыхивая на морском берегу. Вдруг послышался звон сабель и отчаянные крики людей. - Заседание совета прекращаем! - приказал Хмельницкий. - Полковнику Беде со своей сотней немедленно отправиться на помощь Подгорскому! Молодой, горячий запорожец так и погибнуть может. Остальным полковникам и сотникам тоже на коней и... в решительный бой, по-нашему, по-казацкому! Три мощных залпа, содрогая воздух, эхом прокатились по морю. Просвистели ядра, падая на предместье Дюнкерка или, возможно, и в море. Хмельницкий взмахом руки приказал джуре подать ему коня. Атаманы быстро ускакали к своим сотням. Лишь густой перелесок отделял место заседания совета старшин от передовых позиций казаков. Хмельницкий оставил вместо себя наказным атаманом полковника Пшиемского, а сам помчался в ту сторону, где вел бой молодой сотник Николай Подгорский. Иван Серко понял, что Хмельницкий поручает ему полк подольских казаков, поскольку полковника Пшиемского взял к себе. 29 Казакам уже после первых столкновений с испанцами не понравилась такая война. Молодой сотник Николай Подгорский хотя еще и не успел побывать в больших походах запорожцев на Черное море, но уже не один раз сражался с крымскими татарами. Война в далекой Фландрии показалась ему совсем иной. Но казаки постепенно приноровились и к ней. Казак из сотни Юхима Беды, посланный для связи с Подгорским, согласился пойти вместе с его казаками в глубокую разведку. Им было интересно выяснить, с кем приходится воевать, чего надо остерегаться. Да и скорострельные пистонные ружья не давали им покоя. Слышали они и о том, что сотники двух смежных сотен выслали казака "обманщика". Сам Хмельницкий присутствовал, когда отправляли в разведку этого храбреца... Казацкие разведчики, где во весь рост, а где и ползком, пробирались среди прибрежных кустов. Испанские воины безмятежно спали, убаюканные тишиной прохладного утра. Потому что еще со вчерашнего дня, после наступившего перемирия для захоронения погибших на поле боя, им стало известно от казака "беглеца" о том, что украинские казаки не хотят участвовать в этой войне, выражают недовольство ею. Разведчики-казаки и не нарушали этого затишья. Они выкрали у сонных испанских солдат ружья и тихонько вернулись к себе еще до наступления утра. Гордились не только захваченными скорострельными ружьями, а и тем, что хорошо изучили оборонительные укрепления противника. - Лафа, брат Николай! Они спят как убитые, ей-богу, у них можно забрать не только ружья, но и пушки на галерах, - докладывал Сидор Белоконь при молчаливой поддержке казака из сотни Юхима Беды. - Что бы ты с ними делал? - удивленно спросил Подгорский. - Пушка хорошо стреляет, когда она стоит на удобной позиции. Да и хороший пушкарь для этого нужен. - Иногда, Николай, лучше, когда она совсем не стреляет. А нам бы это было на руку. - Это правда, хлопцы, лучше, чтобы она не стреляла. Хотя среди нас есть и пушкари!.. Много ли испанцев охраняют пушки? - Да есть, конечно, на то и война. Но и нас немало под твоим командованием! Дорогу уже знаем. Если незаметно проскочить по этому, оврагу и внезапно напасть на них - одни слева, а другие устремятся к морю... Проснувшиеся испанцы вынуждены будут бежать, - во всяком случае, те, что возле моря. У них же не будет вооруженной поддержки. Вот их бы и надо добивать, покуда опомнятся в Дюнкерке... А глаза, глаза так и горят у казака! Он с восторгом то потрясает в воздухе "одолженным" ружьем, то шепотом докладывает, как необходимо внезапное нападение. - Хватит! Поведешь ты, Сидор! А я с ирклеевскими казаками буду сдерживать испанцев, что находятся с конницей слева от нас, - решил Подгорский. - Да господи боже мой, разве мне впервой! Под Кременчугом мы с Гуней вон какую кашу заварили! Поведу! - согласился казак, хотя не спал всю ночь - только что вернулся из разведки. Приближался рассвет, с моря на перелески подул свежий ветер, донесся крик чаек. Сотня под командованием Сидора, оставив десяток казаков в резерве, пробралась по оврагу в тыл испанского отряда, состоявшего из моряков и кондотьеров. Отряд получил подкрепление в составе двух десятков конников. Они должны были удерживать участок обороны, проходившей возле русла высохшего ручья. Их кони под присмотром нескольких кавалеристов паслись на лугу, остальные кавалеристы спали. Прекрасно спится утром на морском берегу! Даже чайки пели им колыбельную песню. Еще вечерам испанцы узнали от казацкого "пленного" о том, что украинские казаки тоскуют по родине, собираются менять свои боевые порядки, пеших будут сажать на коней, а бывшие конники будут идти следом... "Можно и поспать, противник отвоевался", - смеясь, успокаивали своих испанские офицеры. - Впереди лошади! - шепотом сообщил Белоконь, первым выбравшись из оврага. - Возьмешь запорожцев... - Всех? - Хотя бы и всех. Мне хватит ирклеевских казаков. Айда! А море, гляди, проклятое, как у нас, шумит! Да смотрите в оба! - Такое скажешь. На то и море... Разве мы не бывали на морском берегу у турок... Первый выстрел раздался со стороны луга, где паслись кони испанцев. Кто-то выстрелил, кто-то завопил смертельным криком. Подгорский старался не прислушиваться. Своих ирклеевских казаков он разбросал по оврагу, как сеятель зерна из горсти, вмиг отрезав испанцев от их лошадей. Изредка раздавались выстрелы, доносился стон умирающих. Ирклеевские казаки действовали тут саблями, пиками. Теперь только случайная пуля могла их настигнуть. Рассветало, когда стрельба перенеслась к самому берегу моря. Сотник прислушивался к этой стрельбе и к крикам людей. - Не наши ли кричат? - махнул рукой. - Нет, это испанцы орут, леший бы их взял. Ирклеевцы! Драться - как за родную землю, слышите! Мы и здесь ее защищаем! Бейте их, проклятых, беспощадно, покуда не опомнились, руби - и наутек! Сам размахивая саблей, точно косарь, первым ворвался во встревоженный муравейник захваченного врасплох противника. У Белоконя была крепкая рука, молодецкая храбрость и какое-то особое чутье в выборе своих жертв. Выбирать жертв не было времени, когда противник бросал оружие, падал на землю, Николай перескакивал через него и настигал следующего, не бросавшего оружие. Он преграждал путь каждому, кто стремился проскочить направо, к коням или к галерам, стоявшим на морском берегу. Запорожцы Белоконя за несколько минут уже сидели верхом на конях. Испанцы неохотно отдавали казакам лошадей, тем паче что к седлам некоторых из них было прикреплено оружие. И теперь уже на конях, размахивая саблями, казаки двинулись к морю. Ни прибрежная охрана, ни часовые у пушек на галере не ожидали нападения. Впереди у них находились такие знаменитые кабальерос! Лишь услышав топот лошадей и увидав, как летели головы у стоявших на часах воинов, пушкари бросились рубить швартовые канаты: в море их спасенье! Но Сидор Белоконь и тут оказался смышленее их. Он на бегу соскочил с коня и одним выстрелом уложил пушкаря рубившего топором канат. Остальные испанские пушкари побросали свои орудия, потому что стрелять по отдельным казакам бессмысленно. Они стремглав бросались в море, на ходу снимая одежду. В этот момент и прозвучали три орудийных выстрела из испанских пушек. Прозвучали не одновременно, а один за другим. Казаки теснили испанцев к морю, чтобы не дать им прорваться в лес, где завязывался настоящий бой. Казаки Белоконя обрубили уцелевшие канаты якорей, отталкивали галеры в море, прислушиваясь к завязавшемуся бою. - Наконец-то казаки Золотаренко вступили в бой! Слышишь, Сидор? - Слышу! Чего разглагольствуешь, как у тещи в гостях, зажигай-ка фитили, что лежат на ядрах. Черт с ними, с этими пушками. И айда в челн, на берег! - приказал Белоконь и последним прыгнул с галеры в челн. Едва пристав к берегу, они опрометью помчались в овраг к лошадям. А на галере разгорались фитили на пушечных ядрах. - Ложись, хлопцы! - крикнул напоследок. Хаотические взрывы ядер на галере слились в один страшный гром. С ревом и свистом летели чугунные осколки на берег, падали в море, поднимая снопы брызг. Галера перевернулась, затем закружилась, как бешеная собака, словно искала подходящего места на дне. Закипела вода, заклубился пар на месте, где погружалась в море пылающая галера с четырьмя бортовыми пушками. - Айда, братья пушкари, на помощь нашим! Ты, Григорий, бросай второго коня и скачи к сотнику. Доложи: приказ выполнен. Пушки теперь стрелять не будут! - радостно воскликнул Белоконь. А кому доложишь, где найдешь сотника в таком жарком сражении? Казаки начали первое, по-настоящему казацкое наступление на обманутых казацким "языком" испанцев. Хмельницкий скакал впереди всех на глазах у врага, - казалось, что и пули почтительно кланялись этому бесстрашному, храброму воину. 30 Можно было бы сказать, что вот так и день проходил. Но он не проходил, это страшное побоище казалось бесконечным. Испанцы бросались то в одну, то в другую сторону. И не потому, что они пытались нащупать слабое место в боевых порядках казаков. Сам бой, внезапно навязанный им казаками, принуждал их действовать быстрее, искать выхода. Но они снова и снова попадали в страшную сечу. В эту ночь казаки были в ударе, а известно, что настоящую казацкую сечу пока не выдерживал ни один враг. Конница полковника Золотаренко, как буря, налетала на бегущих испанцев, сметая их. И тут же громила кичливых испанских кабальерос, зайдя с тыла. Не заставил себя ждать и полковник Пушкаренко. Его отдохнувшие казаки с остервенением бросились на испанцев. Они не сговаривались с казаками Золотаренко, действовали, как подсказывал разум, им надоели неудачи первых боев в этих далеких краях. Хмельницкий еще на заре побывал в каждом из этих полков. Рассказывал старшинам и казакам о беспримерном подвиге сотника Подгорского. В этот день двоих коней джуры сменили Хмельницкому, несколько раз почти силой вытаскивали его из опасной сечи - ведь он был наказным атаманом храбрых украинских воинов, сражавшихся далеко от своей родины! В полдень Хмельницкий приказал своему джуре пригласить к нему полковника Пшиемского и находящихся при нем французских офицеров. Казацкие войска продвинулись вперед на пятнадцать миль, приблизившись к Дюнкерку. Взяли в плен более тысячи испанцев, которых на поляне в лесу окружили вездесущие казаки Юхима Беды. Перепуганные, обесславленные испанцы падали на колени, в отчаянии молились своему ангелу-хранителю: "Спаси и помилуй!" - думая теперь только о спасении души. У каждого из них была семья, был дом. А ненавистные войны, то в Италии, с партизанами Мазаньело, то вот тут, на севере Европы, отнимают у них лучшие годы жизни... Связной полковника Пшиемского нашел Богдана Хмельницкого среди пленных испанских офицеров, совсем недавно таких заносчивых. - Пан атаман, - обратился к нему связной, - полковник Пшиемский приказал... - Кому приказал полковник? Может, связной из вновь прибывших войск с Украины? - прервал его Хмельницкий. - Приказали... - поправился связной, - что курьеры из Парижа прибыли, велели подождать Конде! - Конде, Конде... Граф Конде, полководец могущественной Франции, - совсем миролюбиво поправил Хмельницкий связного. - А не сказали курьеры, когда надо ждать самого графа Конде? - Нет, не сказали, прошу прощения. А пан полковник Пшиемский велел передать вам о том, что пан Конде встревожен и из Парижа курьеров к нам прислал. Сам следом за ними отправился. Хмельницкий подозвал к себе полковника Беду: - Сам Конде решил посетить нас! Оставляю тебя тут для связи, полковник. Сотню поручи толковому казаку, пленных надо доставить живыми. - Но как их доставить, пан Хмельницкий? - Как полагается! Сам поговори со всеми полковниками. Ивана Серко, этого способного полковника, назначаю наказным нашего войска. Бой надо продолжать до тех пор, покуда враг будет сопротивляться. Но если побегут с поля боя, не надо преследовать их. Приближается вечер. Пленных пускай своих казаки направляют навстречу нам. Ну, ни пуха ни пера, Юхим! Что-то мне как снег на голову этот неожиданный приезд графа Конде. Хмельницкий нагнулся в седле, протягивая руку Беде на прощание: - Да, Юхим, всем полковникам передай от меня дружеский привет. И сообщи им, что целый полк наших казаков под командованием Назруллы движется с Украины. Вместе с ним жду вестей из Субботова, от Карпа, что-то тревожится у меня душа за них. В сопровождении многочисленной свиты из полковников и джур поскакал в свой штаб. Но принц Конде Луи де Бурбон прибыл туда раньше его. Хмельницкий предполагал, что граф Конде прибудет к ним в сопровождении большой свиты, состоящей из генералов французской армии, с сотнями адъютантов и джур, с полками отборных сторожевых войск. А он приехал в сопровождении лишь одного полковника-адъютанта и двух десятков гусар. Их едва хватило, чтобы окружить походную карету графа, запряженную четверкой оседланных гусарских коней. Кони еще не остыли, с их удил, которые они беспокойно жевали, слетала на землю пена. Главнокомандующий французских вооруженных сил первым заметил приближение Хмельницкого, когда тот выскочил из леса на поляну. В тот же миг он поднял руку, останавливая полковника Пшиемского. И сам двинулся навстречу Хмельницкому. Хмельницкий соскочил с коня. - Искреннее уважение пану великому гетману могучих вооруженных сил французского народа! - Непривычно для уха француза прозвучало это пышное, но искреннее приветствие наказного атамана казачьего войска. Молодой самоуверенный граф дружески улыбнулся и воскликнул в ответ: - Салют мосье Хмельницкому! Прекрасно воюете, господа! В Париже стало известно о поражении казаков в первых сражениях с испанцами. Вынужден был отложить свои дела и двинуться в эти прерии, чтобы выяснить обстановку, при надобности и помочь. Да здесь, вижу... - Виктория, мой господин! - Мне бы хотелось услышать не "господин", а... Есть ли на языке запорожцев еще более мягкое слово, чем "друже"? Хотя я слышал из уст ваших помощников месье Серко и Золтенко, - кажется, так?.. - Золотаренко, прошу... - Да, да, Золотаренко. На их языке слово "друже" звучит как надежда в беде! - с трудом объяснил граф, обеими руками пожимая руку Хмельницкому. - За "друже" я тоже буду рад. Это слово означает полное взаимопонимание, надежду и веру. Но, наверное, пан граф, так называть друг друга годится лишь за столом гостеприимных хозяев. Вот и я, выпив с вами по кубку бургундского вина, с радостью назову вас своим другом. Но, к сожалению, здесь мы пока лишь воины! - Согласен. Сейчас будет бургундское вино. - Конде повернулся к сопровождавшему его полковнику и что-то сказал. В этот момент из леса донесся беспорядочный шум, а вскоре показались и первые военнопленные. Их сопровождали вытянувшиеся в цепочку казаки Юхима Беды с саблями наголо. - Прошу господина графа назначить старшего для принятия от нас пленных, - сказал довольный Хмельницкий. - Других трофеев наши казаки пока что не берут. Получил донесение о том, что с Украины движутся сюда свежие подкрепления... В шатре полковника Пшиемского долго продолжался разговор военачальников. Говорили не только граф Конде и Хмельницкий. Выслушали здесь и полковников, и пленного испанского "капитана-гидальго", и старшин Франции и Украины. - Война в этой стране еще не завершена, уважаемый господин граф. Но с прибытием нового казачьего пополнения она будет завершена именно так, как мы с вами договорились в Париже, - закончил. Богдан Хмельницкий, словно поставил точку на этом важном разговоре с командующим вооруженными силами Франции. Он чувствовал, судя по некоторым намекам графа, что тот желает еще о чем-то поговорить с ним. С минуту на минуту Хмельницкий ждал гонцов с докладом о прибытии полка под командованием Назруллы. Очевидно, Конде будет говорить об участии казаков в другой войне, и не только в Европе!.. 31 Только поздно вечером состоялся ужав, устроенный графом Конде. Компанию Хмельницкому и Конде составляли полковник Пшиемский с несколькими старшинами, сопровождавший графа французский полковник и даже старшин офицер из пленных кабальерос. И то, что ужин состоялся в глубоком лесу, по-походному, в шатре, а не во дворце, не помешало ему быть приятным. Конде попросил рассказать о бое, в котором взяли такую массу пленных. Предупредительный испанский пленный офицер охотно согласился рассказать об этом бое, как его оценивал побежденный воин. Испуганный испанский офицер, описывая ужасы сражения, не скупился на краски. - Неизвестная до сих пор в Европе тактика стремительных атак казаков тотчас сковала руки нашим закаленным в боях кабальерос! - говорил офицер. То ли рассказ его, то ли какие-то далеко идущие замыслы подогревали графа, он прерывал рассказчика, расспрашивал об испанских воинах, генералах... Очевидно, выпитое вино возбуждало воображение, придавало рассказу экспансивного испанца большую яркость. Около полуночи граф пожелал поговорить с Хмельницким с глазу на глаз. - Двум военачальникам на поле брани всегда есть о чем поговорить наедине, без свидетелей! - произнес он, словно оправдывался перед полковниками и сотниками, которым предлагалось оставить этот гостеприимный шатер. - Прошу пана Пшиемского позаботиться о создании соответствующих условий для беседы с его светлостью. Но если прибудет гонец от казаков с Украины, немедленно приведите к нам! - сказал Хмельницкий полковнику Пшиемскому. Граф Конде поднялся, проводил полковника Пшиемского до выхода из шатра. Затем он выглянул из шатра и вернулся, убедившись в том, что они с Хмельницким остались одни. Это придавало беседе еще большую таинственность и разжигало любопытство не только командующих. Меры предосторожности графа Конде немного угнетали Хмельницкого. О чем им еще говорить? Ведь уже все сказано о ходе боев, договорились и о плате казакам, о сроке пребывания их во Франции! Даже говорил с ним об ожидаемом прибытии отрядов казаков с Пьером Шевалье, о чем доложил Хмельницкому гонец, прискакавший из Гданьска. - По донесениям из Варшавы... - начал Конде, пристально посмотрев в глаза собеседнику, словно он требовал от него согласия на этот секретный разговор, очевидно не только о войне здесь, во Фландрии. У Богдана даже промелькнула мысль: не собирается ли граф говорить с ним о неудачах, которые постигли казаков в Польше и на Украине? - Если это донесение исходит от ее величества госпожи королевы... - начинал догадываться Хмельницкий. - О нет! Мария-Людовика - это не та лошадь, на которой гидальго добывает себе славу победителя! И он залился задорным, молодецким смехом. Взял графин и снова налил вина Богдану и себе. - Королева, правда, большая любительница интриг. Она не жалеет для этого ни денег, ни своего имени!.. Ее замужество говорит об этом. Но прелат Мазарини не возлагает больших надежд на ее помощь Парижу. Нам известно из ее писем не только о том, что украинское казачество недовольно своей судьбой, жестокой пацификацией войсками Потоцкого. - Неужели и это известно правителям Франции? - искренне удивился Хмельницкий. - Не скрою, коль уж заговорили об этом. Не только казачество, но и весь украинский народ не простят польской шляхте, не забудут жестокой несправедливости и унижения их военного и человеческого достоинства. - Вот именно это я и имел в виду, начиная разговор с вами! У нас с вами не так много времени, да и обстановка не совсем подходящая... Господин Хмельницкий, очевидно, видит и понимает, что война в Западной Европе подходит к концу. Завершаем ее мы, французы, как победители. Почти тридцать лет продолжалась она. Да еще каких тяжелых лет! Разве Франция воевала столько времени только для того, чтобы подписать еще один мир с черной коалицией иезуитов?.. С какой ненавистью и горячностью говорил Конде об этом! Богдан почувствовал, как и в его душе загорается ненависть и жажда отмщения давним жестоким врагам его народа. - Но иезуиты остаются, уважаемый граф! Остаются с поднятым мечом, возможно - с еще большей уверенностью в своей силе, с жаждой реванша... - Да, да. И меч, и до сих пор не сломленная уверенность, господин Хмельницкий, в том, что право интердикта [запрет, вето (лат.)] принадлежит только им, слепым последователям Игнация Лойолы! - Игнаций Лойола!.. А Лютер, прошу прощения, уважаемый граф? Разве он не призывал убивать, душить, как бешеных собак, людей, то есть народ, который добивался человеческих прав? - Святая правда, - в тот же миг согласился граф. - Лютер тоже был духовником, как и все они... Я говорю о том, что украинское казачество великолепным ударом по иезуитам сбило спесь с испанского короля! - Еще не совсем сбили... Но все идет к этому! - Не сомневаюсь, что будет именно так. А не интересует ли вас судьба всей иезуитской коалиции после нашей полной победы в Европе? Правда, существует еще и Турция, ближайший сосед будущей антииезуитской коалиции в Европе! - Какую вы имеете в виду коалицию, позвольте спросить, господин граф? Ведь Франция находится в дружественных отношениях с Турцией. Понятно, что иезуитская Польша, господствующая в Восточной Европе, представляет собой значительную силу, преграждающую путь экспансии протестантского Запада. - Мне приятно беседовать с человеком, который так прекрасно разбирается в политической обстановке в Европе! Королевская Польша сейчас представляет собой нечто подобное стволу старого, подгнившего уже, трухлявого дерева! Лицемерие, консерватизм - вот их традиции! Она рухнет под натиском казачества, умно поддержанного Западом и, вполне возможно, Москвой. Это вы, господин Хмельницкий, очевидно, хорошо понимаете и сами. Но поймите, что настало время и для польской шляхты отказаться от наследования престола королевской династией и перейти к избранию королей из среды знатных людей могущественной западноевропейской коалиции. Это приведет к объединению сильных государств континента. - Выбирать королей из других стран, то есть варягов, как говорится у нас! А кого же из принцев Европы может избрать своим королем польская шляхта? Разве что... - Вы, господин Хмельницкий, верно оцениваете политическую ситуацию в Европе. Действительно, и я считаюсь принцем по крови, но у меня нет никаких шансов получить престол Франции... Польшу можно было бы превратить во вторую Францию, возможно еще более могущественную, при наличии таких доблестных казаков... - О-о, понимаю, господин Конде. Конечно, вполне понимаю, да и не только я один. Понимает весь наш народ, но и благоразумно ждет... - Богдан как бы опомнился. - Погодите. Может быть, нам только кажется, что мы разговариваем без свидетелей... О, слушайте... Не убегает ли отсюда мерзавец, подслушивавший наш разговор? Граф Конде даже кубок не поставил, а бросил на стол. Вокруг шатра поднялась какая-то суматоха. - Что здесь? - воскликнул Конде. К шатру подбежали казаки и французы из охраны графа. Но их опередили несколько забрызганных грязью всадников. Один из них соскочил с коня. - Где Богдан Хмельницкий? - раздался молодой, немного охрипший голос. - Я тут... Не снится ли мне? Кого я вижу? Петро Дорошенко!.. Что случилось дома?.. - Да нет, пани Ганна еще не умерла, пан Богдан, хотя дни ее уже сочтены. Там такое творится, в нашем Субботове... Но и тут тоже не лучше... Полковник Пшиемский только что с обнаженными саблями встретил нас в лесу. Набросился на нас, как на турецких захватчиков. Вместе с тремя жолнерами он поскакал к шведской границе, горланя: "Измена, гунцвот, измена!.." ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. РУБЕЖ СОМНЕНИЙ, РАЗДВОЕНИЯ И ТЕРЗАНИЙ 1 Не в таком бы настроении возвращаться Богдану в родные края!.. Почти целый год пришлось, как изгнаннику, рисковать своей жизнью на воине в далекой Франции. Но прошлого не вернешь, не поднимешь настроения только тем, что снова оказался на знакомой еще с юных лет окраине Варшавы. Усталость, особенно тяжелые душевные переживания наложили свой отпечаток на лицо Богдана. Не прошла даром и бешеная скачка, когда он мчался от берегов Северного моря, опережая дни и ночи. Это поспешное путешествие началось так же внезапно, как и наступившее затмение солнца. В этом захватывающем явлении природы он видел грозное предзнаменование. Тяжелые мысли, вызванные известием Дорошенко о сгустившихся тучах над Субботовом, как эти черные шторы на солнце, омрачали его душу. Что творится в мире, куда исчезли порядочность, честность в человеческих отношениях? Умер Конецпольский, вместе с ним ушли и его обещания, заверения. Покойного ни в грош не ставит даже родной сын! Сгустились тучи над могилой коронного гетмана, а, как известно, вместе с тучами приходят бури! Подлый, ничтожный доносчик! Удастся ли опередить его, как солнце опережает тень луны? А надо бы любой ценой опередить Пшиемского, чтобы он не запятнал его воинскую честь подлой клеветой! Хмельницкий не находил успокоения. Правда, сообщение Дорошенко скорее было лишь его предположением. Он уехал из Субботова, зная только о намерении Чаплинского вернуть староству принадлежащие ему угодья, якобы захваченные покойным Михайлом Хмельницким. А это угрожало спокойствию семьи Богдана, могло кончиться, разграблением нажитого им добра. Вооруженные жолнеры староства, зная о намерениях Чаплинского, готовы в любую минуту приступить к разгрому усадьбы. И нет ничего удивительного в том, что они, подстрекаемые выкрестом корчмарем Захарией, напали на сына Хмельницкого Тимошу, который мчался по улицам Чигирина к Тясьмину. Они остановили его, стащили с седла. Подстароста Чаплинский, не отличавшийся особой отвагой в военном деле, остервенело отстегал плетью Тимошу. Хмельницкий и Чаплинский повздорили еще до сражения у Кумейковских озер. Пренебрежительное отношение Богдана Хмельницкого к Чаплинскому, словно короста, глубоко въелось в его душу. Этого Чаплинский не забудет и не простит ему, пока жив. Вот и хотел отомстить Хмельницкому, сгоняя злость хотя бы на его сыне. Что теперь может сделать ему Хмельницкий, банитованный любимец короля! А тут в Чигирин прискакали гонцы от коронного гетмана с приказом: "Сжечь гнездо изменника Речи Посполитой!" Прибытие из Франции ревностного доносчика полковника Пшиемского ускорило осуществление мстительных намерений чигиринского подстаросты. К сожалению, Хмельницкому не удалось опередить Пшиемского. В Субботове семья Хмельницкого жила под постоянной угрозой подстаросты Чаплинского изгнать их с хутора. Мелашка советовала немедленно мчаться хоть на край света к Богдану. В тот же день Карпо Полторалиха и снарядил Петра Дорошенко в дорогу. Ганна лежала тяжелобольная - у нее парализовало руку и ногу. Но она просила Мелашку не сообщать Богдану о ее недуге. В то же время она понимала, какое страшное несчастье нависло над их семьей, и советовала именно об этом известить мужа. Ее так измучила болезнь, что свет был не мил. Какое горе навалилось вдруг! А у нее ведь дети. Что будет с ними, как будут жить? Скорее бы вернулся отец!.. С волнением и тревогой она говорила об этом с Мелашкой. Чаплинской все-таки напал на гумно с необмолоченным хлебом. Услышав об этом, Ганна потеряла сознание и, не приходя в себя, скончалась... 2 Богдан Хмельницкий, терзаемый тревожными думами, еще не знавший о постигшем его горе - смерти жены, подъезжал к Варшаве. Небольшой отряд отважных чигиринских казаков с подменными лошадьми и старшиной Петром Дорошенко, сопровождавший Богдана, проезжая по дорогам Польши, не вызывал никакого подозрения. В это тревожное военное время столько воинов передвигалось с запада и с востока! Дороги, ведшие в Варшаву, особенно были забиты разными воинами. Богдан Хмельницкий вспомнил о корчме Радзиевского, находившейся на окраине Варшавы, о которой распускалось много всяких слухов. Вспомнил о благосклонном отношении к нему ее молодого владельца Иеронима Радзиевского (теперь известного государственного деятеля!), который неоднократно гостил у него в Субботове. Этот энергичный, жаждавший действий человек, кажется, является сторонником короля, а не шляхты. Именно к нему и решился обратиться со своими жалобами Богдан Хмельницкий. Богдана больше всего беспокоила мысль, удастся ли ему опередить полковника Пшиемского, помешать этому подлецу оклеветать его. - Тебе, Петро, придется остаться с казаками да почаще заглядывать ко мне в корчму тоже, - приказал он Дорошенко, прерывая тяжелые мысли. То ли его тревожила неизвестность, то ли им овладевало чувство страха. Неприветливой и чужой показалась ему столица государства, терзаемого беспокойными войнами. Но в корчму Богдан зашел с высоко поднятой головой, как подобает сильному духом воину. Ведь в пароде неспроста говорят: на слабого, шелудивого пса свои суки, как на врага, оскаливают зубы! Рукой поправил сивую смушковую шапку с длинным малиновым донышком, - пусть видят, что вошел не какой-нибудь прощелыга, а полковник! В самой большой светлице корчмы облюбовал себе стол со свободными четырьмя дубовыми скамьями. И радовался, что может по очереди накормить и своих казаков. - Подать вина и закуски на четверых! - потребовал он, словно находился в корсунской или чигиринской корчме. И удивился, увидев обеспокоенного его появлением пана Янчи-Грегора Горуховского. Тот вдруг застыл на месте, словно испугался полковника Хмельницкого. Словно шелудивого пса, разглядывал Богдана прихвостень пана Радзиевского. Горуховский остановил слугу, который должен был обслуживать Богдана Хмельницкого. - Пану полковнику лучше было бы пообедать у меня в комнате... - понизив голос, сказал он. - Пан Янчи-Грегор хочет пригласить меня в гости или... предостеречь? - спросил Богдан, не выдавая своего беспокойства. И тоже понизил свой немного охрипший голос и, как бы извиняясь, окинул взглядом свою загрязнившуюся в дороге одежду. - По-дружески хочу предостеречь уважаемого пана Богдана. Прошу вас в мою служебную комнату, там поговорим. Он даже взял Хмельницкого под руку, то ли проявляя уважение, то ли торопя его поскорее пройти мимо подвыпивших жолнеров, купцов и разгулявшихся шляхтичей. - Уже почти две недели вас всюду ищут гонцы коронного гетмана, получившие приказ арестовать как изменника, - шепотом сказал Янчи-Грегор, плотно прикрывая за собой дверь. - Приказано схватить пана и немедленно заковать в цепи. И я не могу поручиться, что и в нашей корчме не находятся такие гонцы. - Получается, что пан Янчи-Грегор на себя накликает беду, принимая тут банитованного! Или, может быть, я уже и арестован? - Хмельницкий схватился за саблю. - Банитованный... За что, дьявольская ты судьба, за что? Ведь я повел свои войска, выполняя волю королевы... Оказывается, не в ту сторону повел их, будучи верен верноподданническому долгу. Что же, можно и изменить направление! Хмельницкий тут же овладел собой, опустил руку. Кому жалуется? - Кстати приехали, пан полковник! С минуты на минуту ждем пана Иеронима, еще вчера условились. Коронный гетман такую кашу заварил в стране! Король сейчас остался один. Канцлер Осолинский и хорунжий Конецпольский сейчас где-то на Украине. Пан Иероним сейчас в немилости у шляхты из-за того, что поддерживает оскорбленного ею короля Владислава и его политику. В этой стране шляхта может оскорблять даже короля, и не только на заседаниях в сейме. - Так король еще не отдал приказа о моем аресте? - Сила короля у нас сейчас измеряется силой взбесившейся шляхты. Король, очевидно, сам остерегается, боясь стать жертвой заговорщиков. Он весьма сожалеет о том, что не вовремя отправил Осолинского. А ведь королева отправила вместе с паном Хмельницким и полковника Пшиемского... Разве разгадаешь их замыслы... А вот и пан Иероним! - воскликнул Горуховский, посмотрев в окно. "Разве знаешь, разве разгадаешь их замыслы? Делают одно, а думают о другом, посылая с тобой таких шпионов, как Пшиемский!.." Чтобы освободиться от гнетущих мыслей, Богдан резко встал из-за стола и подошел к окну. Он увидел большой двор корчмы. Утренний туман рассеялся, поднявшись над лесом, окружавшим Варшаву, начинался теплый летний день. Во дворе стояла карета с гербом, запряженная тройкой лошадей. Молодой, но уже располневший Радзиевский молодцевато выскочил из кареты, словно хотел покрасоваться перед окнами своего многолюдного заведения. Он что-то приказал сопровождавшим его всадникам и легко взбежал по ступенькам на просторное крыльцо корчмы. Богдан отошел от окна, стараясь подавить гнев, вызванный сообщением Горуховского. Резко обернулся к двери, куда опрометью выбежал этот слуга, встречая своего хозяина. Богдан одернул смятый в дороге кунтуш, потрогал рукой саблю и пистоль. 3 Полковник Пшиемский скакал напрямик, по кратчайшей дороге к Бару, где размещалась военная резиденция коронного гетмана, а не в Варшаву. Пшиемский почти на две недели опередил Хмельницкого. Стремясь как можно скорее найти гетмана, он загнал не одну лошадь, словно под их копытами горела воеводская земля. Не щадил он и себя. Прискакав в Бар, он не думал об отдыхе, а тотчас же направился к гетману. И, как воин с поля брани, предстал он перед глазами коронного гетмана! - Измена, вашмость пан гетман! - закричал он, едва перешагнув порог кабинета гетмана, вместо приветствия и пожелания здоровья хозяину. - Пресвента матка боска! Пан полковник Пшиемский? О какой измене говорите вы в моем доме? Что за наветы! И в каком виде явились вы, пан Пшиемский! Позор для шляхтича! - Хмельницкий!.. Известный вам Хмельницкий с графом Конде, родственником королевы, в заговоре! - В своем ли вы уме, пан? С французами, с родственниками королевы, - хлопы в заговоре! Мог бы пан Пшиемский спокойно, без истерики, подробно доложить, как подобает воину? Вижу, что пан явился ко мне прямо с дороги! - Да, ваша милость, чуть живой. Но дело не терпит промедления. Ваша милость, очевидно, знает известного итальянца кардинала Мазарини, этого ренегата и интригана... Сейчас глава французского правительства привлек на свою сторону такого же, как и сам, но совсем еще молодого интригана - главнокомандующего вооруженными силами Франции графа Конде. - Это все нам известно, ведь наша королева родственница ему. Но при чем тут измена Хмельницкого? Он послан во Францию нашим королем! - Хмельницкий становится орудием интриг молодого политика! Конде задумал создать всеевропейскую коалицию против Речи Посполитой и хочет вовлечь в нее Хмельницкого с казаками. А это означает, что вся украинская чернь по призыву Хмельницкого возьмется за оружие!.. Слова Пшиемского прозвучали как предупреждение о приближающейся гражданской войне. Слава Конде Луи де Бурбона, молодого полководца, туманила головы европейским самодержцам, немецким курфюрстам. Втягивание казаков, этой огромной вооруженной силы, в союз с протестантской коалицией действительно представляло неожиданную и грозную опасность для польской шляхты. Очевидно, и король состоит в этом заговоре! Почему вдруг он так внезапно направил канцлера Осолинского на Украину? Не по этим ли соображениям король настаивал на том, чтобы казацкое войско, направляемое во Францию, непременно возглавил Хмельницкий? Казацкая сила подобна сухому пороху, которому не хватает только искры, чтобы вспыхнуло пламя на восточных границах Польши. Не повез ли пан Осолинский казацким экстремистам эту искру от короля? Войско Речи Посполитой деморализовано, обессилено бесконечными войнами в Европе под знаменами иезуитизма! Даже полк самых лучших гусар преступно разделили между собой коронный гетман и хорунжий Александр Конецпольский не для войны, а для тщеславия, чтобы сопровождали их, как янычары турецкого султана. Самые лучшие полки реестровых казаков прихватил хорунжий якобы для отражения нападения крымских татар. - Сознает ли пан Пшиемский, какую он, с позволения сказать, новость привез для шляхетской Польши? - грозно изрек коронный гетман Потоцкий. - О, вполне! Я не страшусь первым пасть от меча этого изменника. Перед шляхтой стоит альтернатива - или мы сложим свои головы, или должны обезглавить мятежных хлопов! С этой минуты снова зашевелились сановники Речи Посполитой, руководимые Николаем Потоцким. На Украину поскакали отряды, чтобы схватить возвращающегося из Франции Хмельницкого. Потоцкий приказал Александру Конецпольскому использовать жолнеров и реестровых казаков для поимки Хмельницкого. Родного сына не жалел коронный гетман, гоняя его, как гончего пса, по Приднепровью, готовя из него еще одного усмирителя казацкой вольницы. Подготовив силы для междоусобной войны, коронный гетман поскакал в Варшаву. Он стремился сюда не затем, чтобы получить у короля разрешение на ведение этой войны, а похвастаться перед ним на сейме своей политической дальновидностью. И напомнить королю о его слепой вере в казаков, на помощь которых рассчитывал в своей борьбе с сановной шляхтой, захватившей управление государством. Потоцкий обуздает своевольных украинских хлопов, бросив против них коронное войско, которое сражалось с ним у Кумейковских озер, усмиряло непокорных на Левобережье. 4 Любимец королевы, заранее предупрежденный Горуховским о Хмельницком, вошел в комнату с улыбкой на устах. Улыбка его должна была означать, что ему, пользующемуся доверием короля, встреча с человеком, которого обвиняют в измене, нисколько не повредит. Разве только с одним Хмельницким приходится ему встречаться тайком, помогая королю бороться с зазнавшейся родовитой шляхтой. Одетый с иголочки, Радзиевский, розовощекий, словно херувим, нарисованный на лаврских киотах, похлестывал, забавляясь, модным английским стеком. - Что здесь произошло? Пан Иероним, прошу объяснить мне. Ведь ясно, меня оклеветали?.. - горячился Хмельницкий, даже не стараясь скрыть волнение. Радзиевский игриво приподнял вверх стек: мол, успокойтесь! И тут же протянул правую руку Богдану, переложив стек в левую. В пожатии его руки Богдан не почувствовал прежней искренности, и это еще больше насторожило его. Как он возвысился! Это уже не тот Иероним, с которым встречался Хмельницкий на свадьбе у Мартына Калиновского. - Не могу утешить пана полковника радостными вестями! Король, как известно, бессилен опровергнуть клевету Пшиемского. А клевета страшная! Он донес, будто пан Хмельницкий вступил в предательский заговор с графом Конде... - Проклятый шпион!.. Неужели король поверил? Да не было никакого заговора, клянусь богом! Опьяневший от славы фаворит Франции действительно говорил со мной о своих военных планах, о своем отношении к восточноевропейским государствам. Но пусть он сам и отвечает за это. Я, в то время подчиненный ему, должен был слушать. Только слушал - и больше ничего, на кой черт мне все это! - Только слушал... А разговор этого хваленого в Европе полководца, стало быть, заслуживал внимания! - то ли с иронией, то ли восторженно воскликнул Радзиевский. Его глаза заблестели, и трудно было понять, что выражали они - восхищение или осуждение. Неужели на северном побережье Франции говорилось об этом так туманно? - Только и всего, уважаемый пан Иероним! Стоило ли мне унижаться перед ним, чтобы сейчас оправдываться! Не скрою, граф Конде говорил о союзе украинских казаков с протестантской лигой. Я не мог не понять его слов. А еще лучше, вижу, растолковал их подлый шпион... Я не собираюсь оправдываться, а жажду собственными руками задушить этого мерзавца, шпиона в звании полковника! - Подожди-ка, пан полковник! - совсем другим тоном заговорил Радзиевский. Теперь он уже не скрывал своей заинтересованности рассказом Хмельницкого. Но это длилось лишь мгновение, и он снова заговорил с Богданом как королевский дипломат. - А пока что пану Хмельницкому следует самому позаботиться о своей судьбе, тем более что над его головой уже занесена секира палача. Присядем, пожалуй, за этот стол у пана Горуховского. Пан Янчи, подайте нам вина, хотя бы и венгерского, и хорошую закуску, - сказал он корчмарю. - С самого утра еще ничего не ел. Да о казаках пана Богдана позаботьтесь. О, они сейчас очень пригодятся полковнику Хмельницкому. О чем думает теперь этот государственный муж с холодным сердцем и циничной душой? Интересно, верит ли он сам в то, что Хмельницкому угрожает секира палача, или это только предположение экзальтированного молодого человека? Янчи-Грегор не скупился, подавая на стол отборные вина. Он распоряжался в корчме не как подчиненный, а как хозяин. Закуски тоже было достаточно. Обед, очевидно, придется растянуть до ужина. Днем Богдану не следует показываться в городе, ибо теперь его судьба находится в руках коронного гетмана. Богдан держался нечеловеческим усилием. Еще в детстве он приучился владеть собой, иезуитская коллегия закалила волю, а сложные перипетии на жизненном пути превратили его в человека с львиным сердцем. Ничем не выказал своей тревоги. Сначала он пил, как голодный, хорошо закусывал после каждого кубка вина. Еще бы, после такой бешеной скачки! Но потом стал заливать вином вспыхнувший в душе пожар. А рассказ Радзиевского еще больше подливал масла в огонь. - ...Не знаю, не скажу, - продолжал Радзиевский свой страшный рассказ. - Мне известно, что пани Ганна померла. Но не знаю, от болезни или печали, а возможно, и от страха, когда нагрянули захватчики. Еще бы - всю жизнь прожила в полной уверенности, что трудится на своей земле! А тут приходит чиновник староства, выгоняет ее, как преступницу, из дому за измену мужа, заявляя, что она живет на панской земле... А весь Субботов должен перейти в собственность подстаросты! Выгоняют, словно из чужого двора, уничтожают плоды ее многолетнего труда и забот. Ведь пришла она в Субботов совсем молодой, трудилась, не щадя своего здоровья... Говорят, что она почти целый год болела. А умерла во время нападения подстаросты на вашу усадьбу, пан Хмельницкий. Говорят, что Чаплинский хотел поглумиться над ее трупом. Но ваши друзья и слуга или побратим, какой-то Полторалиха, проявили себя как настоящие воины, отбиваясь от захватчиков. Рассказывают, что они дрались, как рыцари!.. Хозяйку хутора похоронили по своему обычаю, сопровождаемые вооруженными кривоносовцами. Как будто сам подстароста едва не погиб от их сабли. Но казак только ранил его... - А что с детьми? - простонал Богдан. - Детей вместе с матушкой Мелашкой приютили монахини лесной обители. Полторалиха, этот настоящий рыцарь, тоже, очевидно, остался вместе с детьми. А казаки по лесам и оврагам подались, наверное, на Запорожье. Туда бежит ваш брат в трудную минуту. Об этом я докладывал королю, сообщаю и вам, пан Богдан. - Очень признателен, пан Иероним, вам за откровенность. Отблагодарила меня шляхта. Змеиным жалом ужалила! Но я не подставлю второй щеки для удара. Теперь уж и мы померяемся силами, хоть секира палача и занесена над нашими головами. Будущее покажет, кто первый опустит ее... - воскликнул Богдан, ударив кулаком по дубовому столу. На дворе темнело. Янчи-Грегор зажег свечи в канделябре, поставил на стол еще один жбан вина. Несколько раз переглянулись с Радзиевскнм, как заговорщики. Радзиевский заботился о спокойствии в корчме, и Янчи-Грегор заверил его, что все будет в порядке. - Пан Хмельницкий должен взять себя в руки. Это в его интересах. Положение у вас сложное, по и не такое уж безвыходное. У вас есть сторонники даже в Варшаве... Очень жаль, конечно, что сейчас отсутствует Осолинский... Мы не считаем изменой разговор пана Хмельницкого с графом Конде. Да и вряд ли помогут разные прожекты поднять престиж короля в нашем государстве... - пьянея, утешал Радзиевский. - Трагедии наподобие той, которая произошла с Гамлетом, не так редки в этом суетном мире, пан Хмельницкий. - А о чем пан говорит? Гамлет... ха-ха-ха! Поверишь и в Гамлета, не поняв всей трагедии человеческого рода в наш век! Боже праведный, куда смотрит твое всевидящее око?.. Хочу, должен, черт возьми, обязан встретиться с королем. И потребовать от него защитить меня, своего верного слугу. Когда мы нужны для ведения войны, тогда жалуют нас нежной рукой королевы, посылают на край света, на верную смерть. А когда заходит речь о наших интересах, тогда нами пренебрегают. Хватит, дослужились! Гамлет, уважаемый пан Иероним, напрасно искал какой-то особенной мести и этим впустую тревожил свою душу. А казаку, который с молоком матери впитал любовь к сабле, не долго думать, как отомстить! 5 Радзиевский рассказал Богдану только о беде, которая, словно грозная буря в широкой степи, обрушилась на семью в его отсутствие. Богдан и не пытался уточнять, как все произошло. Ему казалось, что в пламени пожара сгорели его жизнь, детские радости, юношеские мечты, пристань, где собирался доживать свой век. ...Когда на околице Субботова раздались первые выстрелы, возле умирающей хозяйки хутора Ганны Хмельницкой находилась только старуха Мелашка. В соседней комнате лежал Тимоша, избитый подстаростой Чаплинским в Чигирине. Его старшая сестра Степанида неожиданно вбежала к нему в комнату, белая, как стена, с расширенными глазами. Она не могла произнести ни слова, словно онемела от страха. А ей ведь необходимо рассказать брату! Вдруг она замахала руками, словно поторапливая его: - Скорей, Тимоша! Там Чаплинский!.. Превозмогая боль, брат поднялся. Вместе с сестрой они побежали к дверям, но в это время в комнату вбежал, заливаясь слезами, семилетний Юрко. - Мама умерла-а!.. - закричал, глядя с мольбой на брата и сестру. Степанида прижала малыша к себе. Но кто кого утешал в эту страшную минуту их сиротства, трудно было сказать. Тимоша опрометью бросился к постели матери. Страшен миг расставания с родной матерью, единственной опорой и надеждой! Возле покойницы на коленях стояла Гелена, - казалось, что она молилась, сложив на груди, под подбородком, свои полные белые руки. Впервые она почувствовала за десять лет жизни в этом доме, как дорога ей хозяйка. Лишь мертвая стала ей родной. Вспомнила ее теплые, материнские слова: "Если, Гелена, не почувствуешь радости детства, не познаешь и счастья материнства..." А во дворе уже раздавались вопли людей. Там не добро делили, а защищали его ценой жизни! Одни напали, другие защищались. Мелашка вместе с девушками обмывала и одевала покойницу, вздрагивая после каждого выстрела, хотя знала, что на хуторе были дворовые люди и несколько казаков, оставленных Хмельницким перед отъездом в далекий поход. Раздались крики у самого порога дома, прогремел выстрел. Но вот, как посланное судьбой спасение, прозвучал голос Карпа, который согрел им души. Словно Карпо и Назрулла никуда и не уезжали, а занимались хозяйством. Во дворе разгорелся бой, как во время нападения татар. Отряд Кривоноса выскочил из лесу и ринулся прямо на ток, где уже хозяйничали подручные подстаросты. Завязалась схватка с численно превосходящим врагом. Казакам пришлось отойти к усадьбе. Но там уже хозяйничал сам подстароста Данило Чаплинский. - А ну, казаки, за мной, - приказал Кривонос, поняв, что происходит на хуторе у Хмельницкого. Дубовые ворота лежали на земле разбитые, во дворе гайдуки подстаросты гонялись за девушками, дрались с дворовыми людьми. Карпо первым вскочил во двор, начал драться с гайдуками, не ожидая приказов. Богдан поручил ему свое хозяйство, и он должен сам навести порядок. - Руби, хлопцы! - крикнул он наугад. Джеджалий со своими несколькими казаками бросился помогать Карпу. А с улицы донесся зычный голос Максима Кривоноса: - Роман, гони со своими хлопцами на помощь Карпу, а мы с пани Василиной поспешим к детям... Нападение кривоносовцев было таким неожиданным и стремительным, что Чаплинский приказал своим гайдукам отступить. Но шляхтичу все же хотелось помериться силами с хлопами, и он бросился навстречу Гейчуре. Однако в горячке Чаплинский не заметил, что это был Гейчура. И ничто не спасло бы его от сабли этого отчаянного рубаки, если бы он вовремя не спохватился. Узнав Гейчуру, Чаплинский резко повернул коня и рысью поскакал к воротам. Разъярившийся Гейчура успел только слегка ранить его в плечо. Изгнав с хутора разбойников Чаплинского, Кривонос и его казаки узнали о горе, постигшем семью Богдана. Раненый гайдук рассказал им об "измене" полковника Хмельницкого во Франции. - Коронный гетман приказал отобрать владение у сотника Хмельницкого. А его семью выгнать с хутора. Самого Хмельницкого приказано поймать и заковать в цепи, - признался раненый гайдук. - Хлопцы, надо спасать семью Богдана! Сам он, пока жив, не позволит обесчестить себя. Давайте спасать детей!.. - приказал Кривонос. Наступили сумерки. Вокруг хутора выставили дозорных, готовясь отдать последний долг покойнице, похоронить ее. Казаки при свете факелов делали во дворе гроб. Гейчура с двумя хлопцами съездили в лесную обитель святой Матрены. Они привезли оттуда верхом на коне престарелого священника, едва живого от испуга. Ночью и похоронили хозяйку дома возле ворот усадьбы, под развесистым дубом. Еще мать Богдана посадила это дерево в первую субботу поселения на этой земле. Поэтому и назвали хутор Субботов. Говорили, что Матрена посадила этот дуб в честь рождения сына. Правда, рассказывали старики, что пани Матрена и сама хорошо не помнила, где она родила Богдана - в Переяславе, на возу, перед выездом в эти дикие степи, то ли тут, в Субботове. - А что, братья, будем делать с живыми, похоронив хозяйку? - спросил Максим после печальных похорон. - Надо уберечь детей пана Богдана! - робко посоветовал священник. - Детей надо немедленно увезти из этого проклятого гнезда. Может быть, на Сечь, к запорожцам? - посоветовала Василина Кривонос. - Разве сейчас пробьешься с ними туда, пани Василина? Это же дети, теперь их только с мечом устережешь! А хватит ли у нас сил? - Хватит! - крикнул Роман Гейчура. - Я с казаками буду отбиваться, а ты, батько Максим, прорывайся с детьми Богдана... - Так не годится! - возразил Карпо. - Если Роман с батьком Максимом берутся сдержать гайдуков, я с несколькими своими хлопцами прорвусь с семьей Богдана хоть на край света. До запорожского коша, во всяком случае, пробьемся. - Я тоже с тобой, Карпо, - отозвался Филон Джеджалии. Усиленные новыми отрядами, гайдуки подстаросты Чаплинского сосредоточивались на берегу реки Тясьмин для нападения на хутор. На востоке занимался рассвет. И казаки приготовились к бою. Женщины и дети, дрожа от страха, не сдерживали уже плача. - Дети мои! - торжественно, с дрожью в голосе, произнес монастырский священник, который до сих пор молчал, больше прислушиваясь к нарастающему шуму войны, чем к разговору старшин. - Увезем детей пана Богдана в нашу обитель, построенную в честь его матери Матрены. Десницей божьей защитим ее внуков за высокими стенами в лесу. Есть у нас и кое-какое оружие... А к их отцу советую отправить на всякий случай несколько смельчаков. И да расточатся врази брата нашего во Христе Зиновия-Богдана... Карпу Полторалиха вместе с несколькими казаками поручили сопровождать детей Хмельницкого и старуху Мелашку. Настоятеля прихода тоже посадили на коня, вооружив его рогатиной... Не успели кривоносовцы опомниться после отправки детей Хмельницкого в монастырь, как на хутор с трех сторон началось наступление гайдуков Чаплинского. Пешие гайдуки двигались снизу, от реки. Отбиваться от них конным казакам было не с руки. А приказать казакам слезть с коней тоже рискованно. - Оставить усадьбу, казаки! - крикнул Максим Кривонос. - Айда к перелеску! Да рубите гайдуков, как врагов! А главное, надо не упустить зачинщика этого беззакония! - Разве в темноте узнаешь его? - Руби, Роман, каждого, не пропустишь и подстаросту! - посоветовал Филон Джеджалий. - Но не увлекаться, казаки! Нас горсть. Мы должны задержать их, чтобы дать возможность Карпу спасти детей и пани Мелашку. А потом и ускачем в лес, на Каменец, к своим подолянам, - приказал Максим Кривонос. Когда на улице разгорелся бой, гайдуки старосты уже подожгли усадьбу Хмельницкого. Завыли собаки на привязи, мычала скотина в хлевах. - Пойду выпущу скотину, - помчался Филон Джеджалий к скотному двору. - Если успеешь! Уже бой идет, сам будешь пробиваться к своим! - приказал Максим, выхватывая из ножен саблю. ...Чаплинский знал о том, что где-то на Украине находится канцлер Осолинский. Надо спешить, ведь канцлер поддерживает стремление короля в его намерении вступить в войну с турками, в которой не последнюю роль должен играть Хмельницкий. Подстароста торопился закончить свое черное дело. Он приказал сжечь всю усадьбу Хмельницкого. - Не оставлять и следа от гнезда этого мятежного ворона-изменника! - орал приходящий в ярость подстароста, мечась с факелом в руке. А в этом "гнезде" осталась лишь одна Гелена. Может, ей было жаль расставаться с домом, в котором выросла? Или растерялась, снова оставшись сиротой? "Не уйду, - думала она в отчаянии, - не оставлю одинокой в могиле свою матушку Ганну! Пан подстароста не посмеет тронуть меня, шляхтянку. Да и ухаживал он за мной в Чигирине, на ярмарке, не как за своей пуречкой..." [дочерью (польск.)] Когда же гайдуки с трех сторон подожгли солому и сухой хворост, чтобы сжечь дом, Гелена выбежала во двор и стала умолять не делать этого. Один из гайдуков бесцеремонно схватил за рукав неосторожную девушку. Она резко вывернулась, вырываясь, и, полуодетая, столкнулась с подстаростой. - Что вы делаете, негодяи?.. Ведь она шляхтянка! - накричал на гайдуков Чаплинский, подхватив девушку. Он вмиг сорвал с себя керею, накинул ее на голые плечи Гелены. Взяв девушку под руку, повел ее вниз, к реке, где стояли челны. Покорилась ли она ему, или сама поняла, что стала уже взрослой шляхтянкой и должна искать собственных путей в жизни, связывая свою судьбу с судьбой других людей в этом беспокойном мире?.. Дом Хмельницкого запылал в костре безумной мести спесивого шляхтича. 6 Радзиевский, устраивая свидание Хмельницкого с королем, пытался трезво оценить неблагоприятные для полковника условия, сложившиеся в стране. Варшава - столица! Именно в ней плетется сеть коварных политических интриг, ополячивания украинского народа. Именно тут решается и его, Богдана, судьба. - Может быть, пану наказному атаману лучше в закрытой карете поехать на свидание с его величеством королем Владиславом? - советовал предусмотрительный и опытный в подобных делах дипломат Иероним Радзиевский. - Мне нечего прятаться в карете, я не преступник, а наказной атаман его величества короля Речи Посполитой! - возразил Богдан Хмельницкий. - А если нападут на меня, буду отбиваться! Пусть жители Варшавы увидят, как шляхтичи воздают почести воинам королевской службы. Я здесь отстаиваю честь своего народа. Заодно и свою жизнь защищаю... На свежем гнедом коне из конюшни Радзиевского Богдан ехал рядом с каретой сановника. Пятеро казаков во главе с Петром Дорошенко ни на шаг не отступали от кареты, составляя своеобразный кортеж. Для варшавян это было привычно. Еще продолжались бурные заседания сейма, по улицам столицы проезжали сенаторы из провинций необозримой Речи Посполитой. Сопровождение у сенаторов всегда было пышным. Заранее предупрежденный, король готовился к встрече с Хмельницким. Не много осталось у него прославленных полковников, которых он мог бы принять как своих доброжелателей. Его нескрываемые симпатии к казакам приводили к козням и заговорам сенаторов против него. А это не только нервировало, но и серьезно настораживало Владислава, принуждая его подбирать себе преданных сторонников. Король приказал маршалку двора никого, кроме Хмельницкого, не принимать - он болен! Богдан тоже волновался, вспоминая о разговорах с Радзиевским в корчме. Трагедию своего положения, опасность, нависшую над семьей, позорное изгнание из родного дома он воспринял как тяжелый крест, взваленный врагами на его плечи. Но нести ли это бремя - решит после встречи с королем. На разъезжавшие по улицам Варшавы кареты сенаторов не обращал внимания. Он был погружен в думы, как полководец окруженной врагами армии. Король ждал приезда Хмельницкого. Когда ему доложили о прибытии Радзиевского с казачьим полковником, поспешно кивнул головой. Тут же поднялся с кресла, пошел навстречу, хотя дверь была еще закрыта и шагов не слышно было. "Разве он не в полковничьей форме? Или шпоры у воина заржавели в далеких походах?.." - подумал Владислав. Но в этот момент дверь, как всегда во время приемов, резко открылась, зазвенели шпоры. Иероним Радзиевский вежливо пропустил Богдана Хмельницкого к королю, ожидая, когда тот пригласит и его. Но приглашения не последовало. Возможно, озабоченный король забыл о Радзиевском. Ведь он принимал своего наказного гетмана, возглавлявшего его войска во Франции! Дверь закрылась. Встреча короля со своим подчиненным фактически превратилась во встречу окруженного врагами полководца с одним из немногих преданных ему воинов. - Не надо, прошу пана!.. - сказал король, когда Хмельницкий опустился на колено, чтобы приветствовать монарха. - Владислав Четвертый хотел бы принять вас не как слугу, а как союзника, соратника и друга, да будет вам известно, уважаемый пан полковник! Да, да, пан полковник! - Но мне стало известно... - порывался Богдан. - И мне известно. Королю должно быть все известно, уважаемый пан Хмельницкий! Могу лишь посочувствовать вашему горю. На Украине сейчас находится пан Осолинский. Будем надеяться, что он призовет к порядку дебоширов!.. Недавно на сейме шляхтичи разбирали десятки подобных дел. Напали на Ольбрихта Арцышевского, на заседателя суда Мартина Скжицкого, особенно отличается нападениями и разбоем князь Вишневецкий... Такова реальная действительность Польского государства. Дурную славу создает себе знатная шляхта Речи Посполитой. Сейм рассмотрит и позорное дело о нападении на усадьбу полковника Хмельницкого! Я, как король, своей властью потребую этого! - Но это чинило не государство, ваше величество, а... - А страна анархии шляхты и иезуитизма... Присядем, полковник, и поговорим об этом, как государственные мужи, а хотелось бы и... как друзья в этом мире. Такой прием и тон короля поразили Хмельницкого. Ведь он шел к нему с жалобой и намерением потребовать сатисфакции. А приходится выслушивать жалобы самого короля. В словах короля звучала тревога за судьбу страны и страх за свою собственную жизнь. - Король имеет право сказать: моя жизнь - это жизнь страны и ее народа! А могу ли сказать это я, Владислав Четвертый, королевствуя вот уже столько лет? Страна, ее народ из года в год скатываются, как по крутому горному склону, едва успевая удовлетворять алчные аппетиты шляхтичей. Не король, а шляхта управляет, подчиняя интересы страны интересам собственного, благополучия. Шляхта взяла на свое вооружение религию. Иезуиты завлекают в свои сети влиятельнейших магнатов, даже королевского брата, наследника престола, втянули! - Что я слышу, ваше величество? Да королю же подчиняются государственные люди, сенаторы, наконец, армия, гетманы, полковники. - Все это фикция, уважаемый пан полковник. Фикция в условиях господства распущенной знатной шляхты! В этой стране есть король, но в ней есть и зловещее либерум вето! Именно этим страшным правом и пользуется шляхта, лишая короля всякой возможности проводить законы в сейме, отказаться от ежегодной выплаты позорной дани султану... Королю Речи Посполитой не с кем разговаривать вот так, как с вами, пан Хмельницкий. Я сожалею, что своевременно, присваивая вам звание полковника, не назначил вас главнокомандующим вооруженных сил страны. Весьма сожалею... - Это на десяток лет раньше, ваше величество, сделало бы меня банитованным. Даже существование на земле покорного слуги вашего величества давно бы стало таким же проблематичным, каким оно есть ныне. Ведь из-за благосклонности ко мне вашего величества моих детей, как щенков, выгнали из родного дома, меня самого по навету предателя осудили на смерть. - Знаю. Но я еще король и имею хоть какую-то власть. В это время отворилась дверь и вошла королева Мария в сопровождении Иеронима Радзиевского. Ее высоко поднятая голова свидетельствовала о неуважении к своему мужу - королю Речи Посполитой. Придерживая подол своего длинного платья, она прошла мимо Владислава, даже не взглянув на него, подчеркивая этим пренебрежительное отношение к нему, о чем знали не только в столице. - Прошу простить меня, ваше величество, за мое вмешательство, но я хотела опередить коронного гетмана пана Николая Потоцкого, который хотел сейчас войти к вам. Я считала своим долгом спасти вас в создавшемся положении или хотя бы предупредить. Королева в любое время имеет право зайти к своему мужу. Пан коронный гетман взволнован, озабочен неблагополучием в нашей стране... Король Владислав бросил растерянный взгляд на Радзиевского, посмотрел на Хмельницкого, как бы умоляя дать ему какой-нибудь совет. - Что я могу посоветовать вашему величеству? Пан коронный гетман согласно конституции... - начал было Радзиевский, подбирая слова, чтобы не разгневать ни короля, ни королеву. - К черту вашу конституцию, знаю! У меня на приеме полковник, которого мы по милости ее величества посылали во Францию, чтобы... чтобы в его отсутствие обесчестить гнусной клеветой, обвинить в измене родине и тем временем поглумиться над семьей!.. Конституция!.. - Но коронный гетман настаивает, в его руках армия! - Лучше бы с этой армией устраивал парады в честь шляхты... Пригласите сюда пана коронного гетмана! - приказал Владислав стоявшему в дверях маршалку, едва сдерживая себя. 7 Когда маршалок вернулся и с поклоном открыл дверь, король уже сидел в кресле. Усталость делала преждевременно состарившееся лицо озабоченного правителя серым и непроницаемым. Владислав достал платочек с золотистым гербом короны и вытер чело. Вошел гетман Потоцкий, звякнув шпорами. На его сабле и поясе блестели золото и драгоценные камни. Пышные усы придавали лицу родовитого шляхтича особенную горделивость. Потоцкий, пристально посмотрев на короля, королеву и Радзиевского, смерил Богдана грозным взглядом всесильного. - Произошло что-то страшное в войске, пан коронный гетман? - торопил король, стараясь быть твердым, хотя голос его дрожал. - Произошло, ваше величество... Произошло то, чего не должно быть в цивилизованной стране!.. - Потоцкий гневно посмотрел на Хмельницкого. - Произошла измена, позорная для чести Речи Посполитой! Об этом я уже имел честь докладывать вашему величеству и сейму! - Что же именно? - Король поднялся с кресла. - А то... Да что же меня, коронного гетмана государства, король принуждает говорить обо всем этом в присутствии изменника нашего государства? - Имя? - глухо промолвил король. - Полковник Хмельницкий!.. - далеко не тоном победителя произнес Потоцкий. - Ложь! - воскликнул Хмельницкий. - Вы изменяете государству своей политикой попирания прав украинского народа! Вот это является настоящей изменой отечеству! Не мир и спокойствие страны нужны вам, а междоусобная война! - И Хмельницкий вызывающе шагнул навстречу Потоцкому. Потоцкий не ожидал такой смелости от обвиненного в измене человека, такой достойной шляхтича независимости в отстаивании своей чести. И стоял, словно заколдованный. Позор! Коронному гетману на приеме у короля нечего возразить этому банитованному изменнику. Ведь ему следовало бы приказать маршалку позвать свою охрану, чтобы арестовать Хмельницкого и заковать в кандалы... Успеют ли? Законы подобных поединков по-своему решают секунды. Казак вооружен. Хмельницкий значительно скорее выхватит саблю, чем подоспеет вооруженная охрана гетмана. А слава об этом казаке уже разнеслась по всей стране! - Имеет ли право заподозренный в измене воин приходить на прием к королю вооруженным и так открыто апеллировать к его величеству, возводя оскорбительную клевету на всю королевскую Речь Посполитую? Пусть пан полковник устанавливает свое алиби перед сеймом, - спокойнее сказал Потоцкий. - И установлю! Но только ли перед сеймом, на котором безраздельно господствуют сенаторы и его милость пан Потоцкий, а не наделенные государственным умом представители народа! Потоцкий хотел было ответить Хмельницкому, но король, стоя у кресла, поднял руку: - Пусть так бендзе! [будет (польск.)] Дело чигиринского полковника, наказного атамана наших войск во Франции Богдана Хмельницкого еще раз вынесем на обсуждение сейма. И непременно в его присутствии!.. Пан коронный гетман позаботится о безопасности полковника и о беспристрастности при рассмотрении дела, касающегося его чести... Пан Потоцкий хочет еще о чем-то поговорить с королем? - Да, ваше величество. Но хотел бы... - Потоцкий посмотрел на Хмельницкого. - Разумеется, без посторонних, как всегда, - согласился Владислав, довольный своей победой. 8 Обездоленный Богдан ждал в Варшаве решения сейма до самой осени. Сенаторы пожелали выслушать и вторую сторону в рассматриваемом ими деле и послали гонца за Чаплинским. А Потоцкий лично советовал Хмельницкому: - Полковнику лучше всего ждать решения сейма в корчме Радзиевского. Нужны ли теперь Богдану, выбитому из колеи, какие-то решения сейма? Его судьба всецело зависит от подстаросты Чаплинского. Но стоит ли и возражать против предложения коронного гетмана? Да. Он ждал справедливого решения сейма, хотя уже и убедился в том, что ему самому нужно искать пути к лучшему своему будущему. Еще летом он отправил из Варшавы на Украину своих друзей казаков. Мало осталось их у него. А сколько гонцов ему нужно разослать во все концы этого суетного мира! - Обо мне, Петр, не беспокойся, - успокаивал Богдан Дорошенко, - сам король приставил ко мне надежную охрану. В Чигирин буду ехать не один. Вишь, как охраняют меня... - У панов шляхтичей свои порядки. Король велит одно, а коронный гетман, говорят люди, делает по-своему. Боюсь я за тебя, пан Богдан, - беспокоился Дорошенко. - Ах, если бы ты знал, Петр, как осточертело мне это слово "пан", да еще когда так обращаются свои люди! Не тревожься. Не в лесу же я остаюсь среди разбойников. Потоцкий и без короля отдавал такое же приказание гусарам. Да если и случится что, буду защищаться, покуда смогу держать в руке саблю. Мне теперь все равно. Поезжайте, на великие дела провожаю вас! Да не забудь сказать, что "убегаешь в полк", оставив банитованного. А в Москве... - Знаю, что в Москве, Богдан!.. Добраться бы до нее, воспользовавшись этой суматохой... Так что же, ждать тебя в приказе или встретимся где-нибудь? - Подождешь у путивльского воеводы, но уже с вестями от царя. Дорошенко взял с собой двух казаков, а еще двоих направил к Серко и Золотаренко во Францию. Они должны были передать им приказ Хмельницкого о немедленном возвращении казачьих войск на Украину. Богдан остался ждать решения сейма в Варшаве лишь с одним субботовским казаком Гаркушей. Разъехались его казаки, словно вырвались из-под надоевшего заключения. Для вида они даже поругались между собой на конюшне, чтобы не вызывать подозрения. Ночью и выехали из Варшавы, словно бежали от полковника. Хмельницкий дождался еще большего позора. Сенаторы в своем кругу уже решили его судьбу. На сейме свели, словно двух петухов, Хмельницкого и Чаплинского с его "шляхетскими претензиями". И осмеяли Богдана, опозорили публично. - Вопрос о донесении полковника Пшиемского советую, панове, передать на суд Чигиринского полка, как вопрос об измене сотника их полка... - в заключение предложил коронный гетман сенаторам. Краткая, но пламенная речь одного из провинциальных сенаторов о том, что таким решением шляхта сама подрубает сук, на котором сидит, вызвала только злое осуждение со стороны Потоцкого. После этого уже никто не решился выступить против предложения коронного гетмана. Даже король и тот воздержался. Казалось всем, что будет лучше, если" решит дело беспристрастный и справедливый полковой суд. Даже сам Хмельницкий не возражал против этого соломонова решения. Он выходил из дворца вместе с депутатами сейма. Шел, пошатываясь, словно пьяный, думая о своей дальнейшей судьбе. И не видел перед собой никого и ничего. А его ждал не только Гаркуша. На привязи стояло трое коней, а не двое. Вдруг он увидел Станислава Хмелевского, шедшего ему навстречу. - Не грезится ли мне, Стась? Боже мой, как нужен мне именно сейчас ты, твой совет! - обрадовался Богдан. - Скажи, что мне делать, где искать правды, спасения?.. - Постой, постой, Богдан! Ради этого и приехал сюда. Я сию же минуту должен исчезнуть, пока никто не заметил нас вместе. Сенаторы сейма, как Иуду за сребреники, склонили на свою сторону коронного гетмана. Тебя ошельмовали и обрекли на смерть... Надо спасаться! Как друг, предупреждаю тебя: предательство! Уже снаряжены отряды гусар, которые должны сопровождать тебя до Чигирина. Среди них есть такие, которым поручено расправиться с тобой. Берегись! Приказано заковать тебя в цепи или отсечь голову и привезти ее Потоцкому! В отчаянии Хмелевский наскоро пожал Богдану руку, вскочил на коня и вмиг исчез, словно ветром его сдуло. - На когда приготовить пану полковнику гусар для сопровождения? В Чигирин или в Киев направится пан Хмельницкий? - не моргнув глазом спросил молодой ротмистр уже возле корчмы Радзиевского. - Думаю, что задерживаться мне здесь незачем, пан ротмистр. Наступает осенняя распутица, развезет дороги. Если можно, хотел бы выехать завтра, после завтрака. И, конечно, в Чигирин, в полк, ведь пан ротмистр и сам видит, что со мной остался только один казак! - с неподдельной горечью сказал Хмельницкий. Поверил ли хитрый ротмистр? Кажется, поверил. Но сейчас Богдан уже не доверял даже собственным впечатлениям. ...Утром, как условились, отряд гусар во главе с ротмистром прибыл к корчме Радзиевского. Но при въезде во двор им сообщили: - Хмельницкий, вызванный королем, еще в полночь выехал со своим казаком. И гусары, словно гончие псы, бросились к коронному гетману, чтобы уведомить его об этом. Решили узнать у короля. Сначала король удивился, а в душе обрадовался, что Хмельницкому удалось бежать. Он долго и настойчиво, словно сообщник, расспрашивал придворных о Хмельницком. Наконец через маршалка сообщил: - Полковник Хмельницкий всю ночь, до рассвета, ждал приема у короля, но король не смог принять банитованного. Потоцкий догадывался, что его ловко обвели вокруг пальца. И лично отправил гонца в Киев и Чигирин с приказом: - Поймать! Заковать и доставить ко мне на суд! Будет сопротивляться - снять голову! И король дал звание полковника такому лайдаку! - Как это могло случиться, пан полковник? - вмешался полковник Скшетуский, стараясь показать своему грозному гетману, что он не обратил внимания на проявление такого непочтения к королю. - Вот так и случилось, уважаемый пан полковник! С этой минуты судьбу этого изменника Корона вручает в руки вооруженных гусар. Посылаю в погоню за ним и свой отряд во главе с вашим сыном, пан полковник. Нех пан мчится за этим бандитом! - в заключение подчеркнул Потоцкий. 9 Еще днем Хмельницкий спокойно разговаривал с Горуховским о своей встрече с королем: - Удивляюсь, пан Янчи-Грегор, почему так поздно назначил его величество пан Владислав это свидание. Ведь утром я должен выехать с гусарами в Чигирин. Там полковой суд должен окончательно разобраться в моем деле. Большое спасибо пану за гостеприимство и приют. - Стоит ли благодарности? Для всех один закон, уважаемый пан полковник. Пан Иероним уже мне намекал о недовольстве коронного гетмана тем, что мы приютили пана Хмельницкого. Пан Иероним всю вину свалил на меня, - очевидно, придется мне нести наказание за это. И, говоря откровенно, трепещу в предчувствии грозной немилости пана коронного гетмана. Гетманы по-своему измеряют век слуг корчмы. Учился при отце на часового мастера, а что будет дальше со мной, не знаю... Богдан встревожился перед отъездом, увидев во дворе двух хорошо вооруженных, даже с самопалами, воинов на оседланных конях. Спросил у Гаркуши: - Что это за всадники? Куда едут? - Признаюсь, пан Богдан: это я подговорил их ехать с нами, - виновато промолвил чигиринский казак. - Недовольны хлопцы, ропщут на свою судьбу... - Хватит, наслужились у пана Иеронима, хотим бежать от этой проклятой жизни к казакам, - подъехав к Богдану, сказал один из всадников. - Пан Гаркуша согласился взять с собой и нас. В дальней дороге одного казака пану полковнику мало... - Так сразу и согласился? - удивился Богдан. - Да что вы, пан полковник! О казацкой свободе мы уже давно беседуем с Гаркушей, еще с первых дней нашего знакомства на этом постое. Коронный гетман вооружил нас, своих крепостных, навоевались уже. А снова становиться крепостными не хотим, уважаемый пан полковник. Хотя и нелегкая судьба ждет нас на Днепре, но все же - сам себе пан! Поверил или только сделал вид, что поверил, но как им откажешь? Он согласился взять этих двух воинов с собой. Ведь после сообщения Стася Хмелевского сколько их еще надо ему! - Будем вас, друзья, считать жолнерами, которые по воле коронного гетмана сопровождают меня. "Жолнеры" засмеялись, но не возражали против такой разумной предусмотрительности полковника. Богдан, разумеется, и не думал заезжать на свидание с королем. Бежавшие с ним воины хорошо знали дорогу на Смоленск, но советовали объехать ее стороной. - Польские войска зорко следят за Смоленском, потому что коронный гетман Потоцкий не верит никаким письменным соглашениям с русскими. Лучше бы обойти его через полесские леса, а потом через Чернигов направиться в Москву, если в этом полковник видит свое спасение. Хмельницкий должен был согласиться со своими попутчиками, потому что самому ему никогда не приходилось ездить по этой дороге. А упоминание о Чернигове пробудило в нем надежду на спасение. Там родная сторона, свои люди, а как они нужны ему сейчас! Как жаль, что нет рядом с ним Стася Хмелевского. Только бы с ним одним, с другом, - хоть на край света! По очереди он посылал вперед с Гаркушей то Йозефа Шкрабу, то Лукаша Матулинского. Оба беглеца прекрасно понимали нескрываемую предосторожность полковника. Будучи на его месте, они поступали бы точно так же. Вскоре и Богдан убедился в полной искренности своих новых польских друзей. Он был доволен ими и просил Гаркушу еще подыскивать хороших воинов. Потоцкий отправил в погоню за беглецами не только полковника Скшетуского с отрядом гусар. В помощь ему он послал на Украину и его сына, Ежи Скшетуского, на которого надеялся, как на самого себя. Это он делал для того, чтобы полковник не распылял свои отряды, отрезая пути банитованному Хмельницкому к границам Московии. - Пан полковник понимает, как важно для безопасности королевства поймать предателя Хмельницкого. Хлопы Приднепровья давно уже ждут вожака. Поэтому мы должны не допустить его к этим бунтарям. А Хмельницкий с его настроениями очень бы им пригодился!.. Через несколько дней гусарские отряды полковника Скшетуского разбрелись вдоль московской границы. Младшему Скшетускому было поручено наблюдение за лесом, окружающим Субботов и Чигирин. Однажды Матулинский и Гаркуша натолкнулись на один из таких отрядов гусар полковника Скшетуского. - Подожди, пан казак, - шепотом остановил Матулинский Гаркушу. - Будто слышу голос самого полковника Скшетуского. Соскочили с коней, прижались к земле. Матулинский осторожно выбрался на вершину холма, спрятавшись между березами. Действительно, впереди них, на перекрестке песчаных дорог, суетились столичные гусары. Разве Матулинский не знает этих заносчивых вояк! - Что прикажете теперь, пан полковник? - спросил Матулинский, повернувшись к Богдану, хотя сам уже сообразил, что надо делать. - Там полковник Скшетуский с гусарами. Я уверен, что он гонится за нами. Правда, гонится как-то неуверенно - часто сбивается со следа. Это совсем не похоже на дотошного Скшетуского. Нам повезло, что его отчаянный сын Ежи не пошел следом за нами, пан Хмельницкий. - А не удастся ли нам прорваться с боем? - спросил Богдан, по привычке проверяя разведчика. - Конечно, можно. Но, мне кажется, лучше обойти их. Вступить в бой можно со слабым противником. А это известный рубака. Ведь пану интереснее живым добраться до Днепра! Советую оставить одного из нас, чтобы какое-то время не выпускать их из виду. А вам надо взять вправо, обойдя Мазурские болота. - Согласен! Кого же мы оставим для наблюдения? - Можно и меня. Пан Гаркуша непременно должен ехать вместе с вами. Ведь вас на каждом шагу подстерегает опасность, - сказал Матулинский. - Дельный совет. Гаркуша должен быть с полковником, иначе как он узнает о его новых планах, - добавил Шкраба. - Хорошо. Вижу, вы, хлопцы, опытные воины! - согласился Хмельницкий. - Кого же из вас пошлем вместо Гаркуши? - Хотя бы и обоих! - улыбнулся Матулинский. - Придется мне, потому что я уже и местность эту знаю. А пан Йозеф лучше меня знает каждую тропу в Мазурских болотах. - Что же потом вы будете делать один, пан Лукаш? - полностью доверившись жолнерам, спросил Богдан. - Придется догонять вас, если избежим стычки с гусарами! До поздней ночи пробивались сквозь густые заросли. Еще днем они слышали какие-то неясные звуки, похожие на хлопанье плетью. Неужели выстрелы? Но кто стрелял - Матулинский или гусары? Вдруг они наткнулись на какой-то хутор. Богдан припомнил, что Матулинский советовал Шкрабе обойти этот хутор справа, не ехать по дороге, проходящей мимо него. Йозеф Шкраба время от времени останавливался, делал какие-то пометки на деревьях, которые все реже и реже встречались тут, и они мчались дальше. Только в полночь остановились они отдохнуть и попасти коней на лугу около реки. Богдан велел обоим своим попутчикам немного уснуть на снятых с коней седлах, а сам поднялся на холм, прислушиваясь к ночным голосам. Не впервой приходится ему искать спасения в лесных дебрях! Неужели это были выстрелы, которые предвещали или извещали о гибели Матулинского? Проведенная в тревоге ночь и обворожительный рассвет убаюкали и Богдана. Он присел на мшистый камень и задремал. Но и дремля настороженно прислушивался к шуму. Вдруг сквозь сон услышал топот конских копыт. Припал ухом к земле - топот слышался четче. Странно: не Скшетуского ли ведет Матулинский сюда? Посмотрел с холма на своих воинов. Один из них тоже поляк... - Черт знает что такое! Каких еще доказательств тебе надо с их стороны, разве они не рискуют, отправившись вместе с тобой в этот путь! - вслух корил себя, поднимаясь на ноги. Вскоре в предрассветной мгле меж деревьев Богдан увидел Матулинского. Он тащил за собой в доводу изнуренного коня. - Ну, слава Езусу, наконец нашел вас. Я так и предполагал, что вы здесь заночуете. А наш бестолковый Йозеф так усердно делал пометки на деревьях, что их нетрудно заметить и гнавшимся за нами гусарам... - Разве нас и до сих пор преследуют? - Более опасного гончего пса, чем сын Скшетуского, трудно найти. Умный и догадливый пес, весь в отца. Но с его отцом что-то непонятное делается, или, может быть, мне действительно удалось сбить его со следа. Похоже на то, что самому королевскому полковнику надоело гоняться за нами и он, по-видимому, возложил поиски на сына. - А удалось ли пану жолнеру сбить их со следа? - не успокаивался Хмельницкий. - Выстрелами, конечно. Первым выстрелом за озерцом мне хотелось и какого-нибудь гусара зацепить. А вторым - указал им направление своего бегства. Они снова побрели назад через озерцо. Какое-то время будут кружиться по моему ложному следу. - Скшетуский может найти эти следы и на этой стороне озера! - Да нет, уважаемый пан полковник. Через озеро я переправлялся по их следам и в ту же самую сторону. Только спустя некоторое время на звериной тропке повернул в противоположную сторону. Я далеко за озеро завел гусар. На мой след пан Скшетуский не нападет. Но я хорошо знаю этих служак Короны, советую не задерживаться тут. Только нам надо взять еще правее на восток, пан полковник. Потоцкий сообразил, что вы, пан полковник, будете бежать в Москву, и по всем направлениям разослал гусар, чтобы перерезать вам пути. Думаю, что теперь по всей Московской дороге до самого Путивля шныряют польские гусары. 10 С трудом удалось кривоносовцам оторваться от преследовавших их жолнеров подстаросты. Обойдя Холодноярский лес, где могли наскочить на засаду подстаросты, казаки Кривоноса старались обойти стороной и Белую Церковь, прорываясь на Каменец. - Поменьше разговоров! - приказывал Максим Кривонос своим казакам, заботясь о том, чтобы запутать следы своего небольшого отряда. - Тебе, Карпо, советую тайком вернуться в монастырь, к семье Богдана. Кроме тебя, некому защитить детей в случае опасности. Да и в Чигирин наведаться не мешало бы... - Нам в Чигирин нельзя и нос показать. Там наши люди так напуганы, что самих себя чураются, не то что казаков, спасая свои семьи. - Так надо и вам объединяться в этих лесах, собирать свои полки, как мы делаем на Подольщине. Пора уже поднимать людей! Ненависти к панам шляхтичам у них достаточно, а вот смелости не хватает. Вот и нужно, чтобы вы поддали ее им. Вишь, скрываются... Хотя к нам вон сколько чигиринцев пристало... Ночь разлучила друзей, а лесные чащи прикрыли Карпа с двумя десятками казаков. Но каких казаков! Кони у них необыкновенные, с какой-то дьявольской сноровкой, сами выбирали дорогу. Перед рассветом, когда в лесу замолкли совы, казаки Карпа пробирались через потайной лаз в каменной стене монастыря, указанный им самими монахинями. Они горели ненавистью к шляхтичам, почти все были ранены в бою. Монахини промыли казакам раны кипяченой водой, смазали смальцем и перевязали белыми, выстиранными в гречишной золе бинтами. Карпо разрешил Тимоше Хмельницкому, который теперь был старшим в осиротевшей семье, уехать на хутор к Филону Джеджалию. Он пытался отговорить его: - Война, Тимоша, не для таких мальцов, как ты. Думаешь, как удался ростом, так уже и казак... Да и нельзя оставлять сестер и Юрася. Кому, как не тебе, быть их опорой... Тимоша смущался, ему не хотелось перечить Карпу, которого он боготворил за его военную смекалку и во всем старался подражать ему. Кроме того, Карпо считался побратимом отца. Но у подростка ломался характер, в нем уже бурлила юношеская удаль. И все же, хотя в душе и не соглашался с Карпом, не выражал своего протеста. Он только исподлобья смотрел на Карпа, буркнув, что не станет ожидать еще одного нападения подстаросты. Карпо решил не удерживать его, только предупредил: - Смотри, никому не говори, куда путь держишь. Не каждый нищий признается, на какое богомолье собирается. Может быть, ты поехал бы в Киев, к святым отцам на учение. Почему бы и нет, разве не поверят сыну полковника, который сам получил духовное образование?.. Словом, смотри, Тимоша, поступай сам как знаешь, ты уже не ребенок. А Филону передай, что Карпо, мол, собирает надежных людей. Пускай и он попытается поговорить с лубенцами в своем полку. В случае чего пойдем к запорожцам, а то и на Дон. Я и среди донских казаков чувствую себя как дома. Вот только бы отца твоего дождаться. Передай Филону, что казаки теперь не будут сдерживать крымских татар, если они нападут. Пускай попотрошат шляхту. Вон сам хорунжий, сынок коронного гетмана Конецпольского, и паны шляхтичи едут сюда испробовать свои силы. Пусть испробуют, хотя бы и с турками. Хватит, навоевались, защищая шляхтичей от голомозых. Пускай теперь сами воюют. По мне, я натравил бы татарскую орду на этих спесивых, высокомерных и ненасытных шляхтичей. Тимоша молча кивал головой, только в конце разговора спросил: - А если нападут, отбиваться? Карло деловито, как старшина, промолвил: - Всего не предусмотришь... Я в твои годы отбивался... - В таком случае я тоже буду отбиваться! Тимошу проводили через яр за монастырские владения два отчаянных казака. Больше всего они остерегались разъездов подстаросты Чаплинского. А чигиринский подстароста помышлял лишь о том, чтобы закрепить за собой захваченный Субботов. Этот хутор он получил за то, что первым оказал помощь коронному гетману в усмирении взбунтовавшихся хлопов в пограничных районах Речи Посполитой. Если не успеешь закрепить за собой, подоспеют другие, набросятся, как вороны на падаль. Победа должна быть завершена полным разгромом, чтобы и духу Хмельницкого да этого банитованного Кривоноса тут не было. Правда, посланные подстаростой в Холодноярский лес разведчики не принесли ничего утешительного. - Нет казаков в этом лесу, - докладывал чигиринский казак Лигор. - Они прослышали, что сам сынок Конецпольского идет навстречу крымчакам. Теперь поднепрянам не до бунтов. А в монастырь нас не пустили. - С кем вы там говорили? - С кем же? С Карпом Полторалиха, который охраняет детей Хмельницкого, спрятанных в монастыре. Сказал, что только через его труп войдет туда реестровый казак, если бы даже и захотел помолиться у монастырских матушек. - Не помолились - ну и дьявол с ними. Значит, неправда, будто бы Полторалиха помогает Кривоносу? - Так оно или нет, не знаю, - пожал плечами реестровый казак. - Сам Пешта направил его для помощи подстаросте. Карпо - родственник Мелашки, считается побратимом Хмельницкого. Очевидно, как родственник и оберегает сирот. - Разве нет других, кроме Карпа? Что это вы все - Карпо да Карпо... - Что же, по-вашему, мы должны разбить стены единственной нашей святыни, которая отстаивает православие от унии? Только разбивать их придется жолнерам. А пан Пешта приказал нам монастыря не трогать... Подстароста задумался. Такое соседство с Субботовом будет портить ему не только настроение. Посполитые, которых он хотел заставить обрабатывать ему землю, не позволят глумиться над монастырем святой Матрены. Не лучше ли и мне прикинуться таким же богобоязненным? - Монастыря не трогать! - решительно приказал. - Этот Полторалиха действительно опасный казак. Но если уж ему приходится стеречь детей Хмельницкого, пускай стережет. - Старший сын полковника, Тимоша, которого пан подстароста уму-разуму учил в Чигирине, подался уже в Киев, собирается учиться в Могилянской бурсе, - сообщил второй разведчик из чигиринских казаков. Положение семьи Хмельницкого, находившейся в Матренином монастыре, было ясным для подстаросты. Он не был наделен особой сообразительностью, а казаков ему посылал полковник Пешта, и у него не было оснований не верить им. Чаплинский посмотрел на тучи, плывшие по небу, как молотильщик на току: не застигнет ли его в этом лесу ненастье? - Но если Полторалиха появится в Чигирине, немедленно схватить его и доставить ко мне! Пускай тогда молится, лайдак!.. Казак, которого посылали на разведку, едва сдержался, чтобы не засмеяться. На самом деле с ним разговаривал сам Карпо Полторалиха, возвратившийся от Кривоноса. - Спасибо тебе, Лигор, если правду говоришь, - искренне молвил Карпо, выслушав рассказ казака. - Конечно, в монастырь мы его не пустим, а если ворвется туда, живым оттуда не выйдет! Людям так и передай: сожгли ляхи хутор Хмельницкого и вот так будут жечь добро каждого нашего хлебопашца, не говоря уже о казаках. Они хотят отнять у нас землю, разграбить наше добро, а нас превратить в быдло! Мы для них только быдло и больше ничего, будь они трижды прокляты! Так и говорите людям. Да вместо вил и граблей лучше бы запаслись ружьями да порохом, пряча их в закромах под зерном. Так и передай... 11 После битвы у Кумейковских озер именем Потоцкого казачки пугали своих детей: - Замолчи и спи! Слышишь за окном: ж-ж, гр-грр!.. Это кровопивец Потоцкий пришел за тобой. Спи, ж-ж... Вдруг по Украине разнесся слух, что и сын коронного гетмана Потоцкого, Стефан, правая рука Александра Конецпольского, с королевскими жолнерами движутся уже вдоль Днепра. Они идут на Низ крадучись, как гончие псы, желая скрыть от поселян готовящееся нападение на крымских татар. - Не знаю, как и понимать пана хорунжего, - удивлялся Адам Кисель, разговаривая с коронным гетманом Николаем Потоцким. - С одной стороны, сенаторы Речи Посполитой запрещают королю затевать войну с ордой, а с другой - разрешили коронному хорунжему отправиться в поход против басурман! - Пусть это не тревожит пана сенатора, - хладнокровно ответил коронный гетман. А сын покойного канцлера Конецпольского тем временем почувствовал себя главнокомандующим в этом первом для него самостоятельном походе. Он с горячностью начал поднимать полки реестровых казаков. Они в это время были в староствах не в полном составе, почти половину из них Хмельницкий повел во Францию. И до сих пор еще там находились самые отборные полки реестровых казаков. Коронных войск же под командованием Стефана Потоцкого была всего лишь горсть. Поэтому Конецпольский настойчиво старался привлечь на свою сторону как можно больше казаков. Называли их реестровыми казаками, а принимали всех желающих, не спрашивая, состоят ли они в реестре. Самый большой полк черкасских казаков хорунжий поставил во главе своей армии. Он засылал гонцов в Корсунь, Чигирин, призывая казаков присоединиться к нему вместе с их полковниками и сотниками. А генеральных есаулов Барабаша и Илляша поставил во главе казацкого войска. Князь Вишневецкий, узнав о тяжелом положении с войском у Конецпольского, послал ему около двухсот лубенских казаков. - Для стычек с крымчаками и мои пригодятся пану хорунжему! - как всегда, чванливо сообщал Вишневецкий. Во главе своего отряда поставил ротмистра Самойловича, отличавшегося казацкой удалью. С некоторых пор в Лубенском полку было заведено, что веремеевские реестровые казаки числились в сотне Мартына Пушкаренко. Целый полк их ходил с ним воевать во Франции. Теперь Филону вместе с двадцатью хуторянами пришлось присоединиться к ротмистру Самойловичу. Пришлось расставаться со своей молодой женой, с маленьким сыном Семеном. - Не тужи, Евдокия, так уж нам на роду написано, - утешал он жену, засовывая пистоль за кумачовый пояс. - Ходили в походы деды наши, воевал отец, приходится и нам воевать, женушка моя милая! Может быть, Семенушке нашему не придется воевать, а будет пахать, если не прогонят нас с нашей земли проклятые шляхтичи. - Когда вернешься, Филонко? Пусть хранит тебя пречистая матерь божья, родной наш. Береги себя, не рвись вперед других!.. Джеджалий весело засмеялся, нежно обняв свою расцветшую после родов молодую жену. - Буду осторожным, Евдокиюшка моя милая, а как же. Других буду посылать, а сам... Да, может быть, и воевать не придется, а только пройдутся хорунжие, распустив знамена, как индюки хвосты. Так ты и не собирай меня в дорогу, не годится молодухе снаряжать мужа на войну, как говорит наша мудрая матушка Мелашка. А может, на самом деле мне не идти на войну?.. - Тоже выдумал! - вмешалась Богуниха. - Надо идти, сынок. Все равно пронюхают, проклятые, как ты вместе с кривоносовцами помогал Карпу спасать семью Хмельницкого. Вон видишь, как они расправились с Хмельницким! Не постигла бы та же участь и его друзей... Хоть со своими людьми будете. Слава богу, мы с Евдокией не одни тут остаемся. Как-нибудь справимся, не беспокойся о нас. - Доберемся и мы до проклятого подстаросты Чаплинского! Слыхали, приемную дочь Хмельницких Гелену, как татарин, в ясырь увел. - Гелену? Может быть, сама напросилась, уж слишком непоседлива она, сказывают люди. А он ведь шляхтич! - Хоть и шляхтич, но старик! Разве она и у Хмельницких жила не как шляхтянка, матушка моя? Сказывают чигиринцы, будто бы Чаплинский к себе в дом уже забрал девушку. - Тьфу, сумасшедший! Да в уме ли ты, Филон, такое говоришь при Евдокии... Гелена во внучки ему годится. Проклятые шляхтичи!.. - Так люди говорят,