шь на прошлую зиму. - Хорошо. В мае прошлого года в Москве был подписан договор между Китайской империей и Россией, согласно которому Россия обязуется защищать Поднебесную от всех, всех, - повторил Ли Хунчжан, - держав. - Я был извещен, что договор обращен лишь против Японии, - возразил Павлов. - Нет, - твердо заявил Ли Хунчжан, - против всех держав. Сейчас я прошу Вас составить срочную депешу правительству Российской империи о захвате германцами Цзяочжоу. - Хорошо, - быстро сдался Павлов. - Такую депешу я сейчас составлю, но, уверяю Вас, что договор обращен только против Японии. На бланке Российской дипломатической миссии с двуглавым хищным орлом с распростертыми крыльями он быстро написал депешу и Ли Хунчжан лично доставил ее в телеграфную контору и затем поспешил к императрице. Опять нужно было ждать. - Ты напомнил ему о договоре? - возбужденно спросила Цыси. - Конечно, конечно, именно на него я и сослался. - И что сказал русский посланник? - Он составил депешу своему правительству, которую я лично отнес в телеграфную контору. Но русский посланник сказал, что договор направлен лишь против Японии... - Одной лишь Японии? - гримаса разочарования исказила возбужденное лицо Цыси. - Прикажите доставить договор сюда! В напряженном молчании прошли полчаса и, наконец, запыхавшийся гонец доставил железный ларец. Ли Хунчжан отомкнул замок и вынул голубоватый лист бумаги с черными французскими буквами. - Читай, - велела Цыси, указывая на договор. Жун Мэй взяла лист, быстро пробежала его глазами, ища пункт о совместной обороне, и обомлела. В тексте было сказано, что Россия обязуется защищать Китай только от Японии! Но это же невозможно... Она ясно помнила, что в Москве подписывались тексты, в которых Россия обязалась защищать Китай от всех, всех, всех держав! - Колдовство белых варваров, - это все, что смогла она ответить на пристальный взгляд императрицы. - Она, она, она читала договор по-французски и уверила меня, что он обращен против всех держав, - затрясся от страха Ли Хунчжан. - Так вы обманули меня? - взъярилась Цыси. Взгляд императрицы стал пустым и холодным. - В кнуты ее, - велела она стоявшему за троном главному евнуху Ли Ляньину. Поздно ночью дверь каморки, в которую ее затворили, чтобы утром отдать палачу, бесшумно отворилась и на пороге со свечой в руке появился тот страшный евнух. - Иди за мной, - шепотом велел от Жун Мэй. - Мы отправим тебя к хушану Яню. Твое место здесь займет другая, преступница. Императрица Цыси ничего не узнает. В одежде простолюдинки через пять дней ее привезли в повозке к храму старого Яня. Старый хушан Янь участливо встретил ее, хотя и был явно расстроен. - Поспешность таит ошибку, - грустно говорил он. - Вот ты поспешила, не убедилась, что договор составлен именно так, как тебе хотелось. Ну что же, каждая неудача делает нас умнее. Знай себя, знай противника - в ста битвах одержишь сто побед.... Эту ошибку уже не исправишь, придется начинать с другого конца. Завтра же поедешь в горы Шаньдуна. Недавно там была открыта тайная школа, в которой наши люди готовят руководителей восстания против иностранных захватчиков. Школу создало Шань-дун цзун-туань - Шаньдунское главное общество. Оно объединяет и сплачивает все тайные общества для предстоящего восстания. Ему нужны энергичные, способные, высокообразованные патриоты, особенно люди, знающие иностранные языки, образ жизни, коварство и мерзкие повадки заморских белых дьяволов, чтобы разгадывать и предупреждать их тайные замыслы, сплачивать, руководить, обучать наш народ приемам борьбы и лично вести в бой. Чтобы победить заморских дьяволов, как мы уже убедились, нужно собрать большое регулярное войско. Но это нам не под силу. У нас нет денег на оружие, мы не сможем вооружить и обучить армию. Но если поднять весь народ, опираясь на ненависть, которую люди питают к иностранцам, их религии, их алчности и коварству, то, как говорится, дождь и ветер сметают пыль, а гром внушает страх. Твой путь будет далек и долог, на нем тебе встретятся хорошие и плохие, сильные и слабые, стойкие и малодушные, храбрые и трусливые люди. Но ты будь терпеливой и настойчивой, старательно учись сама и передавай свои знания другим. Отправляйся, девочка, и не бойся смерти. Судьба каждого из нас предопределена Небом. Умереть за Родину - значит свершить благое дело! На парусной лодке через Чжилийский залив ее перевезли в Чифу, а оттуда пешком, в привычной уже одежде простолюдинки - ватной куртке и ватных штанах, сопровождаемая молчаливым крепким молодым крестьянином, она пустилась в путь в горы Шаньдуна. В крохотных деревушках и небольших городках, в трактирах, где они останавливались перекусить, на базарах, куда заходили полюбоваться щедрыми дарами земли и плодами труда крепких мозолистых рук ремесленников, в кумирнях и монастырях, где им отводили место для ночлега, везде они видели гнев простых людей против иноземных червяков миссионеров и их китайских последователей. Они часто слышали рассказы об отнятых ими домах и землях, о несправедливостях, чинимых трусливыми местными чиновниками в защиту иноземцев, чувствовали нарастающий гнев трудового народа и радовались. Радовались и боялись. Боялись предстоящего трудного и опасного дела, а радовались тому, что они не одиноки в своей ненависти и жажде мщения; многие тысячи, а может быть и миллионы людей горят желанием изгнать с их родной земли всех чужаков и зажить спокойной жизнью предков. В маленьком монастыре на горе Наньхуашань создавалась школа общества Хун-дэн-чжао - Света красного фонаря. Среди прибывших постичь азы мудрости конфуцианства, даосского и буддийского учений, магии и искусства кулачного боя, способов возбуждения народных масс, умения обращаться с современным стрелковым оружием варваров и способов их проникновения в Поднебесную, она видела крестьян и торговцев, ремесленников и учителей, кули, лодочников и даже чиновников. Особенно обрадовалась Жун Мэй, когда узнала, что она не одна, что женщин среди слушателей школы было едва ли не треть. Сперва перед ними выступил Чжу Хун-дэн, руководитель Шань-дун цзун-туань. - С приходом маньчжурской династии Цин Поднебесная терпит страшные бедствия. Иноземные черви рвут ее на части. Особенно это проявляется сейчас, когда император Гуансюй совершенно не участвует в управлении государством. Известно, коли нет хозяина в доме, все в нем идет вверх дном. Страну наводнили ярые проводники чуждой нам религии, которые подкупают жадных, ленивых, развратных людишек, грабят и обогащаются за счет трудолюбивых, покладистых, смирных ремесленников и крестьян. Заморские дьяволы навезли свои железные машины, строят железные дороги, устраивают морское сообщение между портами на огромных прожорливых пароходах, из-за чего оказались ненужными наши каналы и города, где жили, работали и кормились миллионы кули, лодочников, торговцев, земледельцев, ремесленников и другого люда. Мало того, красноголовые дьяволы захватывают все новые и новые земли древней нашей страны. Франция требует отдать ей Мынъу и Удэ в провинции Юньнань, они замыслили строить железную дорогу из Вьетнама до Лунъчжоу в провинции Гуанси, хотят захватить подземные ископаемые в провинциях Юньнань, Гуандун и Гуанси. Англия, в дополнение к прежним захватам, потребовала себе территорию Ежэньшань на границе Поднебесной с Бирмой, наводнила своими, сделанными машинами и потому дешевыми товарами бассейны рек Янцзы и Синцзян, чем разорила миллионы ремесленников, ввела свои крейсера в порт Вэйхайвэй в Шаньдуне. Россия, завидуя захвату Германией Цзяочжоу, высадила десант и оккупировала Люйшунькоу и Далянь, принялась строить железную дорогу через Маньчжурию, прогоняя с родных наделов крестьян. И, наконец, неисчислимые беды принесли германцы на земли Шаньдуна. Они принялись строить железную дорогу из Цзяочжоу в Цзинань и захватили земли в тридцать ли по обе ее стороны, а тех крестьян, которые не желают отдавать свои наделы, выгоняют силой и даже убивают. Старая же императрица Цыси и ее алчные помощники грабят Поднебесную даже хуже, чем иноземцы. Растратив громадные деньги, собранные у нашего бедного народа в виде налогов, они оставили государство беззащитным перед японцами, а из занятых на выплату контрибуции Японии трехсот семидесяти миллионов ланов сто двадцать разворовали. Они постоянно повышают налоги, сгоняют с лучших земель крестьян и продают эти земли за взятки иноземным червям. Небо с ужасом взирает на беспорядки, творящиеся в Поднебесной, и насылает бедствия - засухи и наводнения. Варвары, словно крысы, разоряют наши деревни и города. Чиновники наживаются на горе народном. Поэтому мы сами должны спасти Поднебесную. Надо поднять весь народ и вышвырнуть иноземцев. Ведь если ядовитую змею или дикого зверя только пугают, а не убивают, то они становятся только опасней... - Еще с той поры, когда маньчжуры изгнали с Драконового престола Сына Неба династию Мин и стали всячески притеснять китайцев, для организации отпора стали создаваться тайные общества. Их лозунгом было "Фу Мин фан Цин" - "Восстановим Минов и ниспровергнем Цинов". Первым таким обществом стала секта Ца-гуа-хуэй, символом которой было Тай-цзи - "Верховное начало". Из этой секты в разных концах Поднебесной возникло множество тайных обществ, наиболее знаменитым из которых стало общество Бай-лянь-цзяо - Белого Ненюфара. Белый лотос является символом Майтреи - воплощения Будды. После того, как Цинский император Цзя-цин разгромил на девятый год своего правления (1806) длившееся девять лет в пяти провинциях восстание, поднятое этим обществом, его члены начали создавать секты во всех провинциях Поднебесной и готовить новые и новые сражения с ненавистными поработителями. Общество Байшандихуэй - Общество поклонения богу, и Саньхэхуэй - Триада в последнем году императора Даогуана (1850) подняли народ на крестьянскую войну. Восстание тайпинов, как его называли, длилось целых четырнадцать лет и едва не сокрушило Цинов, но вмешались иноземные черви. В Шанхае им пыталось противостоять общество Сяодаохуэй - Союз малых мечей, объединившее все тайные секты центральных провинций, но после трех лет сопротивления оно не устояло перед Цинами и красноголовыми дьяволами, как и вся крестьянская война тайпинов. Но тайна, как бы ее не скрывали, непременно выплывет наружу, а огонь в тлеющих углях рано или поздно вспыхнет. Для воспитания нового поколения борцов против чуждой нам христианской религии, против засилья заморских дьяволов и насквозь прогнившей династии Цинов даосские монахи создали общество Хун-дэн-чжао - Общество света красного фонаря, в котором мальчиков и девочек учат Шэн-цюань-чжи-ши - даосской гимнастике, посредством которой существующее, грубое тело сливается воедино с новым, духовно взращенным, и это тело становится нерушимым и бессмертным. Вы тоже постигните искусство превращать людей в невредимых и бессмертных воинов, которых и поведете в бой. Наше общество, которое готовит восстание, называется И-хэ-туань-лянь - "Упражняющиеся в гимнастике группами во имя справедливости и гармонии". Мы копим силы и ждем благоприятного момента, чтобы нанести последний удар и возродить былое могущество Срединного государства. И начались долгие месяцы учебы. Едва раздавался первый крик петухов и серебряный ковш бледнел на востоке, как старик сторож стучал колотушкой пятую стражу. Пора подниматься. Быстренько скатав войлочные тюфячки, на которых они спали, молодые женщины и девушки спешили к покрытому еще таинственной мглой горному озеру, робко, боясь потревожить сон водяных духов, умывались и бежали назад, в монастырь. Наскоро проглотив по маленькой чашке бобов или вареного проса и запив водой, они собирались на дворе постигать учения перевоплощения, колдовства и магии. Монах-даос растолковал им, что власть императора покоится на силе Дэ , которая может быть монолитна, как скала, и может двоиться или троиться. Если сила Дэ одна, то правление императора справедливо, народ живет в благополучии и довольстве. Но если сила Дэ двойственна, не добродетельна, то земли разоряются, источники иссякают, отовсюду набрасываются варвары, наступает голод и народ постоянно испытывает недовольство. Тогда жди беды. Но не только государи обладают силой Дэ. Частицы этой силы могут быть обнаружены у многих людей, особенно женщин. Тут главное, чтобы эти люди обладали одной силой Дэ. Мы вместе разовьем и объединим ее в великую Дэ и тогда Дао и священное Небо помогут нам сокрушить погрязшую в разврате и довольстве Ниласы и восстановить могущество Срединной империи. - Что такое Дэ? Дэ - это любовь к родным, близким и дальним, это забота друг о друге и взаимная помощь. Дэ - это терпение и мудрость. Дэ - это внутренняя сила, помогающая выстоять в тяжелых испытаниях. Дэ - это нравственная чистота и целомудрие. Дэ - это ненависть к варварам, которые хотят сделать великий наш народ бедным, голодным, отнять у нас дома и земли, хотят хозяйничать и бесчинствовать в Поднебесной. Добродетельной силой Дэ обладает и крестьянин, возделывающий рис, и плотник, возводящий дом, и землекоп, роющий каналы и возводящий дамбы против наводнений, и ремесленник, изготавливающий массу необходимых вещей. А наибольшей добродетельной силой Дэ обладают женщины, рожающие детей и тем поддерживающие существование самой жизни. - Но бывает и злая сила Дэ - у крадущего чиновника, у вора и грабителя, у убивающего хороших людей солдата, у неправедно живущего и равнодушно взирающего на страдания людей и гибель государства правителя. - Тот, кто будет долго и старательно упражняться искусству даосской гимнастики духа - Шэн-цюань-чжи-ши и ежедневно совершать тысячу и более кэ-тоу - челобитий, тот станет невредимым и бессмертным - Ди-сянь. И под руководством фа-ши, учителя магических способов превращения, женщины долго, до исступления, потери сил и полного беспамятства повторяли движения гимнастики, совершали кэ-тоу, быстрыми шагами обходили чашу с чистой водой, выкрикивая "фэй" - полечу. Стремительно, день за днем летело время. Почти еженедельно опытный мастер учил их стрелять из лука, владеть мечом и копьем. Однажды ненастным днем песок во дворе монастыря заскрипел под колесами повозки, которую тянул маленький серый ослик с торчащими, постоянно прядающими длинными ушами. Ослика вел солдат отряда хо-пяо, поддерживающего порядок в Шаньдунской провинции. Женщины с любопытством окружили повозку и принялись угощать ослика травой и кусочками лепешки. Смутившегося от внимания большого количества молодых хорошеньких женщин солдата настоятельница монастыря увела в трапезную. Он скоро вышел и, стараясь выглядеть грозно, принялся доставать из повозки ружья иноземных дьяволов. Складывая их на траву, он называл каждое - гочкис, винчестер, маузер, снайдер, спенсер, ремингтон, бердан.... Женщины испуганно отступили, во все глаза разглядывая страшные черные ружья, способные убивать людей на большом расстоянии. А солдат успокаивал их, говоря, что ему приказано научить их владеть огнестрельным оружием и каждой из них придется разиков по пять выстрелить из каждого ружья. Целую неделю солдат заставлял женщин привыкать к ружьям, держать их в руках, прижимать к себе, заглядывать в черное отверстие дула, откуда вылетает смерть, показывал патроны, учил, как заряжать ружье и что надо сделать, чтобы оно точно выстрелило в цель. Женщины освоились довольно быстро и вроде перестали бояться прикрепленных к деревяшкам длинных черных трубок, но когда пришла пора стрелять в узкой горной долине, и когда эти страшные ружья оглушительно бухали и, вырываясь из слабых рук, больно толкали в плечо, женщины снова, было, забоялись их, тем более, что одной из них ружье ударом сломало ключицу. Однако фа-ши внушал, что можно бить варваров их же оружием, что им скоро придется вступить в сражение и ободрять, поднимать наступательный дух людей, а противостоять им будут даже пушки... Страх был преодолен и белый мешок с песком, хорошо заметный на фоне черной скалы в двухстах шагах, выстрелами они растрепали в грязное пятно. Чжу Хун-дэн каждый месяц приезжал в женский монастырь, долго беседовал с настоятельницей о ходе учебы, интересовался успехами прозелиток в овладении древними знаниями и торопил. Велика Срединная империя, а враг силен, поэтому ударить нужно во всех местах одновременно и внезапно, а для этого скорее надо подготовить отряды молодежи, юношей и девушек. Именно на них общество Ихэтуань возлагает главную надежду. Юности свойственно вспыхивать как порох, а в битве сражаться как тигр. Чжу Хун-дэн знал, что Жун Мэй раньше была фрейлиной императрицы и сопровождала Ли Хунчжана в столицу России. Он подолгу расспрашивал ее об окружении императрицы, об их взаимоотношениях, привычках, слабостях, симпатиях и антипатиях, старался прояснить, так ли едины враги в своем стане, можно ли отколоть китайцев от маньчжуров и кто из них бы мог поддержать восстание. Жун Мэй добросовестно отвечала, но знания ее были поверхностны. Чжу Хун-дэн привозил последние вести обо всем, что происходило в Поднебесной, о разорах и бесчинствах, творимых миссионерами и их китайскими последователями. Однажды он рассказал, что Ли Хунчжан обратился к русским с просьбой о займе ста миллионов ланов для уплаты контрибуции, которую Поднебесная обещала выплатить Японии до конца пятого месяца двадцать четвертого года Гуансюя (1898 г). Русский император потребовал взамен установить монополию для России во всех трех провинциях Маньчжурии и в Монголии для строительства там железных дорог и промышленных предприятий, об исключительном праве на строительство железной дороги от будущей русской трансманьчжурской магистрали к порту Даляньвань в Чжилийском заливе и право захода в этот порт только русских судов. Неслыханные требования после фактического захвата русскими Люй-шунь-коу! Об этом узнали англичане и принялись угрожать, что если Китай получит заем от России, а не от Англии, то они будут действовать по примеру Германии. Воистину, грянул весенний гром и разбудил черных драконов в черном озере. Надо быстро и хорошо постигать мудрость древних и скорее готовить всенародное восстание! В десятом месяце того же года Чжу Хун-дэн рассказал, что в стане правящей династии Цинов произошли великие потрясения. Богатеющие за счет ограбления родины компрадоры маньчжуры и китайцы наживались тем, что с помощью иноземцев завезли в страну железные машины и на построенных фабриках использовали труд бедного народа. Они выпускали много дешевых изделий и в большом количестве разоряли крестьян и ремесленников. Вот эти-то компрадоры заключили тайный союз с англичанами, чтобы напустить в Срединную империю побольше этих дьяволов и окончательно экономически поработить страну. Англичанин Ричард Тимоти через некоторых высших чинов из окружения императора подал тому челобитную, в которой предлагал посылать в Англию чиновников, чтобы там обратить их в свою веру и научить, как кровь простых людей превращать в золото. Кроме того, в той же челобитной он, под фальшивым предлогом защиты Великой Небесной империи, предлагал внедрить в императорскую армию иноземных военных инструкторов, чтобы те заставляли солдат убивать простолюдинов. Одним из рьяных сторонников закабаления Поднебесной иноземцами стал Кан Ю-вэй. Еще в двадцать первом году Гуансюя, когда Ли Хунчжан подписал в Симоносеки мирный договор с Японией, Кан Ю-вэй собирал подписи под петицией с требованием отказаться от мира. Но ведь тогда японцы поубивали бы значительно больше наших людей и захватили бы еще больше нашей земли! Кан Ю-вэй и его покровители - наставники императора министры Вэн Тун-хэ, Сунь Цзя-най и Вэнь Тин-ши для широкого распространения своих вредных идей и алчных пожеланий создали издательство, в котором печатали и затем раздавали придворной знати и чиновникам газету. Они образовали партию реформ, к которой примкнул сам император Цзай Тянь! Но императрица Цыси твердо знает главный принцип правителя - единовластие и никаких партий, никаких союзов. Столкнулись партия императора, желавшего наводнить страну иноземцами и идти по пути "революции Мэйдзи", и непреклонная императрицы, неспособная сохранить мир и спокойствие в Поднебесной, но желающая сохранить свою погрязшую в бездействии власть. Цыси узнала, что за ее спиной заговорщики уже пригласили в империю офицеров японского Генерального штаба и планируют ее убийство. Пока партия императора сто дней издавала малозначительные указы, Цыси готовилась к решительному удару. И старый дракон оказался сильнее молодого. Верные императрице генералы разогнали партию реформ, а наиболее активные ее сторонники бежали из страны. Сам император Гуансюй заточен в крохотной каморке на одном из островков дворца-парка Ихэюань. В чунь-фэнь - день весеннего равноденствия двадцать пятого года Гуансюя ( 1899 ) настоятельница монастыря позвала Жун Мэй к себе. Жун Мэй вошла, трижды низко поклонилась и по знаку хозяйки присела у дверей на корточки. - По моим наблюдениям, - обратилась к ней монахиня, - и по словам учителей, ты достаточно хорошо подготовлена во всех науках, которые у нас преподают. Готова ли ты отправиться в путь, чтобы самостоятельно браться за обучение; чувствуешь ли ты себя достаточно сильной, чтобы без сомнений и робости выполнить главное дело твоей жизни - поднимать знамя восстания против Цинов и иноземных дьяволов? - Да, - твердо ответила Жун Мэй, - я готова. - Тогда возвращайся в Цзин-чжоу-тин, к старому хушану Яню и займись созданием школ для подростков - мальчиков и девочек. В Ляодуне объявилось множество ло-ча - русских чертей. Они присвоили весь Ляодун и собираются строить туда железную дорогу. Помогай хушану Яню создать очаг восстания и будь готова по сигналу встать во главе его в Ляодуне. Янь уже стар, он будет тебе советчиком. Ответной враждой отзовется вражда, За обидой - чреда обид; Зло и отмщение между собой Единой связаны нитью. (Развеянные чары, стр.52) Вернувшись в Цзин-чжоу-тин Жун Мэй сразу же принялась создавать школу общества Хун-дэн-чжао - "Света красного фонаря". По совету хушана Яня она объехала ближайшие городки и деревушки, собирая в школу девочек и мальчиков-подростков, стараясь найти подвижных и физически развитых. Не все родители отдавали детей, но, находясь, большей частью, в нищете, довольствовались несколькими связками монет и обещанием, что их ребенок в школе получит знания и со временем станет шаньша - учителем. Жун Мэй приглашала и самих родителей наведываться в школу, навещать детей, утешать истосковавшихся по дому, да и самим проникнуться светом учения монахов-даосов. Тем же упрямцам, которые не желали отдавать детей в руки незнакомцев, двое сопровождавших Жун Мэй крепких молодых парней грозили увесистыми палками, обещая здорово поколотить, если те будут противиться будущему счастью своего отпрыска. Голос Жун Мэй звучал ласково, а палки выглядели убеждающе, и даже самые несговорчивые, поколебавшись и взяв с Жун Мэй честное слово, что их ребенку новое учение пойдет только на пользу, уступали и со слезами отпускали детей. В деревушке Су-цзя-тунь, что в пяти ли от Цзин-чжоу-тина, Жун Мэй заняла большой дом, хорошо заплатив его хозяину, и, разместив отдельно мальчиков и девочек, принялась их обучать. Научив первую группу подростков гимнастике, частым земным поклонам, от которых на голове появлялась плешь, и заклинаниям, Жун Мэй распускала детей группами по трое-четверо, и они бродили из деревушки в деревушку, от городка к городку, собирали на перекрестках селян и горожан и распевали: Европейцы на севере и на юге Сильные волнения подняли. Малые дети вступают в Общество Красного фонаря Искренность сердца создает "Философский камень". А чтобы местные власти или полиция не прогоняли детей, не мешали им собирать народ, для их защиты от миссионеров и китайцев, принявших чужеземную религию, с каждой группой детей шел парень с крепкой палкой. Он всегда сидел в сторонке и вмешивался лишь тогда, когда видел, что собравшийся народ не защищает подростков. Если охранник видел, что деревенский старшинка или полицейский слишком рьяно пытается выполнить свои обязанности, он с палкой бросался вперед и кричал, обращаясь к публике, - Слушайте, слушайте, что поют дети! И подростки дружно принимались голосить: Если я исполню свой сыновний долг, То не устрашусь ни ружья, ни пушки! Демоны и ангелы будут чтить меня, И создастся великий путь достижения святости! - и начинали с удвоенной энергией отвешивать земные поклоны, разбивая себе лбы до крови. Розовая пена пузырилась у них из губ, руки и ноги начинали непроизвольно дергаться, и возбужденные подростки совершали столь дикие телодвижения и прыжки, что люди, видя их святость, горячо вступались за них и прогоняли неразумных охранителей спокойствия и порядка. А Жун Мэй снова и снова ездила по деревушкам и городишкам, снова и снова обучала подростков, и к осени сотни групп заполнили Южную Маньчжурию. Буквально в каждом населенном пункте люди только и обсуждали столь необъяснимое нашествие святых детей и уверовались, что сами боги вещают устами младенцев, сами боги призывают народ подняться на борьбу с засильем заморских варваров, за сохранение векового порядка и спокойствия духов усопших предков. Вслед за детьми по деревушкам и городишкам бродили монахи-даосы, молились богу войны Гуанди и призывали народ вооружаться, учиться приемам рукопашного боя и быть готовым к яростной схватке за процветание Поднебесной. И вот парни и молодые мужчины, юные девушки и женщины шли к кузням, несли связки монет и просили кузнецов выковать им мечи, и сабли, и длинные ножи, и наконечники к копьям, и насаживали их на длинные древки, оттачивали мотыги и лопаты, и привязывали медные гирьки к длинным шнуркам, и из буйволиных кож шили себе нагрудники и шапки, и закаливали тело в долгих физических упражнениях. А подростки распевали: - И от одного фонарика сгорают порой города. И в луже огромные волны Вздымаются иногда. (Разв.чары. стр.343) В середине второго месяца двадцать шестого года Гуансюя ( 1900 ) из Шаньдуна от Чжу Хун-дэна пришел приказ собрать все группы ихэтуаней Ляодуна и Южной Маньчжурии и идти к Тяньцзину, чтобы с севера оказать помощь шандунским братьям и захватить этот город. Жун Мэй мигом разослала гонцов к командирам отрядов и групп и не прошло и трех дней, как огромная масса молодежи с красными и желтыми повязками на головах, вооруженных самодельным оружием двинулась по дороге вдоль берега моря на Шанхайгуань. ИВАШНИКОВ. КИТАЙ. В марте месяце 1899 года Ивашников получил письмо от поручика Минаева, служившего в штабе Приамурского военного округа в разведотделе у подполковника Альфтана. Письмо было сухо и кратко, как сух и немногословен был и сам поручик. Правда, в конце, прощаясь, Олег Николаевич приписал, - Обнимаю! Ивашникова растрогался - это "Обнимаю" говорило о многом. Во всяком случае, о расположении к нему его прежнего наставника, учителя, покровителя и опекуна. Да, но о главном. В письме Олег Николаевич извещал, что во Владивостоке уже осенью этого года откроется Восточный институт, второе, после Томского университета, высшее учебное заведение в Сибири, и первое на Дальнем Востоке. Оно будет готовить к службе в администрации и торгово-промышленных учреждениях восточно-азиатской части России и прилегающих к ней государств. Проектом положения, разработанного канцелярией генерал-губернатора Приамурского края и направленного на Высочайшее утверждение, предусмотрено зачисление в число слушателей и пяти офицеров. Поручик Минаев сообщал, что сам он подаст рапорт, и советовал последовать его примеру. Тем более, что полковник Путята хорошо аттестовал Ивашникова подполковнику Альфтану, а все офицерские кандидатуры для зачисления в институт будут рассматриваться в их отделе. Курс института предусмотрен в четыре года и делится на четыре отделения: Китайско-Японское, Китайско-Корейское, Китайско-Монгольское и Китайско-Маньчжурское. Сам Минаев собирается поступать на Китайско-Японское отделение, считая, что отличное знание этих стран и языков в ближайшее время будет крайне необходимо. Раздумывал Ивашников недолго. Надежды когда-нибудь поступить в Петербургский или Московский университет растаяли давно, а для поступления в Академию Генерального штаба, как он уже узнал, необходимы были глубокие военные знания и чин хотя бы поручика. Диплом же высшего учебного заведения, пусть и гражданского, значил многое. Караульная при миссии служба его томила, а глубокое знание языков, диплом, да и сама учеба по направлению разведотдела округа давали перспективу. Не откладывая, Ивашников написал рапорт, к которому поверенный в делах России в Корее Шпейер приложил свою рекомендацию, и направил в штаб округа. В июне Ивашникова отозвали в штаб округа, где ему, в числе других офицеров было присвоено очередное воинское звание, подпоручика. А тепло встретивший его Олег Николаевич был произведен в штабс-капитаны. Проведя предоставленный ему за три года службы отпуск в родном Турьем Роге, в конце сентября Ивашников прибыл во Владивосток учиться в Восточном институте. Вскоре приехал и Олег Николаевич. Ивашников остановился у своего дядьки, коллежского асессора, служившего столоначальником в городском полицейском управлении. Двоюродный брат Ивана Ивашникова Петр, его ровесник, студент 2-го курса юридического факультета Томского университета, еще в августе уехал в Томск, и его комната, в которой Ивашников прожил семь лет, учась в гимназии, была опять предоставлена ему в полное распоряжение. Да и дядькина жена, Мария Аристарховна, любила Ивана не меньше, чем своего сына, и была рада, что дом ожил молодостью. Петр Лукич, дядька Ивана, службой своей тяготился, не раз говаривал, что бросит ее к чертовой матери, но что-то его удерживало. Привычка, видимо, да и сравнительно немалый оклад жалования. Он хоть и не нес постовую службу и не гонялся за преступниками, но домой возвращался усталый. Разговорчивым он не был и на просьбы иной раз рассказать о нашумевшем преступлении советовал заниматься своими делами и не быть излишне любопытным. Жили они на тихой Японской улице в Экипажной слободке. Штабс-капитан Минаев жил у товарища, в угловой комнатке в казарме роты, но заниматься там было невозможно, часто собирались холостые офицеры и устраивали пирушки. Поэтому вечера они просиживали над учебниками в комнате Ивана, а уже на ночь Олег Николаевич шел к себе вдоль бухты в Гнилой угол. Хоть и недалеко, с пару верст будет, да по осенней грязи, разбитым проселком, к тому же револьвер держать приходилось наготове - ночные тати пошаливали. Марья Аристарховна, видя его мучения, и с мужем посоветовавшись, предложила однажды Олегу Николаевичу перебраться к ним, разделить комнату с Иваном. Олег Николаевич принялся было отказываться, но Петр Лукич твердо поддержал супругу, да и Иван был рад. И Олег Николаевич не стал упорствовать. Подпоручик Ивашников и штабс-капитан Минаев пользовались большим успехом у местных барышень на выданье, и успешно конкурировали даже с блестящими, несколько высокомерными, весьма нарядными в строгой морской черной с золотыми шевронами форме молодыми флотскими офицерами. Гуленами, впрочем, они не были и наукам предавались всерьез. Но молодость брала свое и по субботам они посещали Морское собрание, где обзавелись широким кругом знакомых и даже друзей. Спиртным они не злоупотребляли и в нередких стычках держались твердо, за что их уважали, а наиболее горячие головы из друзей-соперников и побаивались. Мария Аристарховна с пониманием относилась к развлечениям молодежи. - Когда и погулять, как не в молодости, - вздыхала она, глядя на Ивана. - А вам, сударь, - обращалась она к Минаеву, - и жениться пора. Тридцать лет, скоро и перестарком станете. Олег Николаевич отшучивался, говорил, что не созрел внутренне для столь ответственного шага, но однажды расстроился и возразил, что жениться ему никак невозможно. Вот посмотрите. Подпоручик имеет жалование и столовых 477 рублей, в поручиках я получал 495, а сейчас, штабс-капитаном, 522. В год. На эти деньги я, холостой, едва свожу концы с концами. Тем более во Владивостоке, где все дороже, чем в России, едва ли не вдвое. Заниматься приходилось много, но лекции читали сильные профессора, так что учение приносило радость. Курс обучения был рассчитан на четыре года и предусматривал глубокое изучение богословия, китайского, японского и английского языков, общий курс географии и этнографии Китая, Кореи и Японии с общим обзором их политического устройства и религиозного быта, политической организации современного Китая и Японии, и обзор их торгово-промышленной деятельности, новейшей истории и истории их сношений с Россией, коммерческой географии Восточной Азии и истории торговли Дальнего Востока, политической экономии, международного права, государственного устройств России и главнейших европейских государств, основ гражданского и международного права и судопроизводства, счетоводство и товароведение. Добрую службу Ивашникову сослужили и собственные, накопленные в Корее знания, тем более, что, находясь в главной зоне противоборства между Японией и Китаем, он имел бездну информации об этих двух странах. Об Олеге Николаевиче и говорить было нечего. Имевшие общепризнанный мировой авторитет петербургские профессора Позднеев, Таберио и Подставин часто обращались на лекциях к нему с просьбой освежить их материал новейшими примерами. Как и другие студенты, Ивашников и Минаев не довольствовались лекциями, но стремились овладеть живой речью, для чего одевались попроще и заходили в китайские лавчонки, харчевни и прачечные, часто бывали на Семеновском ковше, где хозяевами рыбного базара были практически одни китайцы. Новые знания ложились на хорошо удобренную почву и росли как на дрожжах. Ивашников уже свободно говорил едва ли не на любую тему с китайцами и маньчжурами, а уж о Минаеве и слов нет... В конце марта 1900 года во Владивосток приехал подполковник Альфтан и пригласил их для беседы в штаб крепости. - По донесениям наших военных агентов в Китае полковников Вогака и Дессино, там сейчас складывается напряженная обстановка. Тайные секты, имеющие большое влияние в народных низах, сразу после установления правления Цинской династии стали проводить работу во всех провинциях за свержение маньчжуров. Особенно эта работа усилилась с недавнего времени, в ответ на захват колоний в Китае европейцами. Но если раньше очаги недовольства тлели, то сейчас, как сообщают наши военные агенты и дипломатические представители, после захвата германцами Цзяочжоу и широкого проникновения в Шаньдун, а также с занятием нашим военным флотом Порт-Артура и началом строительства железной дороги через Маньчжурию, грозят взрывом. А взрыв недовольства низов в такой густонаселенной империи, как Китай, может вызвать далеко идущие последствия, непредсказуемые, надо сказать, и чреватые обострением отношений с Россией. Разведотдел штаба округа получил кое-какую информацию о положении в Китае от наших офицеров в Ляодуне и по трассе КВЖД - Китайской Восточной железной дороги, но нужны сведения из Пекина и из Южной Маньчжурии. Штабс-капитану Минаеву надлежит немедля отправляться в Пекин, куда он назначается начальником охраны Российской дипломатической миссии, что пока входит в компетенцию секретаря посольства, а подпоручику Ивашникову - в Тяньцзин, в распоряжение советника начальника кавалерии столичной Чжилийский провинции китайского генерала Не Ши-чэна лейб-гвардии Гусарского полка полковника Воронова. Нам нужны точные данные из Пекина о позиции различных группировок в окружении императрицы, так как сведения, получаемые через Министерство иностранных дел от русского посланника в Китае Гирса в Штабе округа считают неполными или далекими от действительности. В то же время, если восстание в Шаньдуне разгорится, то возбужденные массы восставших двинутся вдоль Большого императорского канала к Пекину и город Тяньцзин станет узловым пунктом борьбы, откуда можно будет контролировать положение в Центральном Китае. Полковник Воронов грамотный, боевой офицер и ему нужен толковый помощник. А занятия в институте продолжите, как только разрядится обстановка в Китае. Там вы получите ценнейший опыт стратегической разведывательной работы. С документами студента Восточного института Ивашников прибыл в Тяньцзин и остановился в фешенебельном, но сравнительно недорогом Астер-хаузе, европейской гостинице, правда, в самом скромном номере. Утром, наняв на причале рикшу, прежде всего направился в Тяньцзинское отделение Русско-китайского банка, куда имел рекомендательное письмо, которое оставил у секретаря. Затем Ивашников отправился к полковнику Воронову. Еще во Владивостоке ему сообщили, что полковник, женатый на дочери богатого владивостокского промышленника и купца, ведущего чайную торговлю Старцева, живет в его доме в Тяньцзине. Слуга-китаец сообщил Ивашников, что полковника сейчас дома нет, но к обеду, к двадцати часам, он должен вернуться. В распоряжении Ивашникова было порядка восьми часов, которые он и решил посвятить знакомству с городом. Лейб-гвардии полковник Воронов оказался черноусым высоким, стройным, молодым еще, одетым в китайскую кавалерийскую форму офицером. Он крепко пожал руку одетому в штатский костюм, и потому лишь щелкнувшему каблуками при представлении подпоручику Ивашникову и с явной симпатией пригласил к себе в кабинет. Все среди китайцев, да китайцев, - со смехом говорил он, усаживая гостя под медленно крутящимися широкими крыльями новомодного электрического вентилятора, - жена гостит у своего отца во Владивостоке. Отправил от греха подальше. Вы-то хоть знаете, что здесь происходит? - В общих чертах, - ответил Ивашников. - На улицах, правда, довольно много детей и подростков занимаются своей митинговой гимнастикой, но в целом, на мой взгляд, все спокойно. - О, тут вы глубоко заблуждаетесь, подпоручик. Китай бурлит, а гимнастические экзерсисы молодежи - лишь белая пена на могучих валах народного возмущения. Территориальные уступки европейцам, завезенные ими дешевые товары и станки, выпускающие массу дешевых и качественных изделий, быстрое пароходное сообщение между отдаленными портами, заменившее сообщение на медленных джонках по каналам, плюс старое недовольство китайцев поработившими их маньчжурами и послужили факелом во взрывоопасную бездну многомиллионного населения империи. - Ну, причем же здесь станки и джонки, господин полковник? - Вы недооцениваете значения машинной продукции и современного транспорта. Сами по себе станки и пароходы значат, действительно, не много, но они разоряют китайцев. Скажем, дешевые товары лишают средств к существованию каждых девять человек из десяти ремесленников, особенно в ткацком производстве. Железные дороги доставляют эти товары вглубь Китая, а пароходы лишают работы сотни тысяч лодочников и кули на специально прорытых для сообщения каналах и вызывают запустение тысяч прежде густо заселенных поселений вдоль каналов. - Ну, что поделаешь, это неизбежный процесс... - Конечно, машинное производство повсеместно заменяет ручной труд, но китайцы связывают стремительное свое обнищание с иноземцами и в озлоблении мстят. - Властям следовало бы предвидеть подобный результат, на примере, хотя бы английских луддитов, и как-то занять людей... - Власти и пытались, в Европе закупали машиностроительные заводы и оборудование для фабрик, но вы же знаете, что такое чиновник на жаловании. Ему хоть трава не расти, но свое жалование он получит исправно. Надо бы отдать это дело в частные руки, чтобы был личный интерес, вот тогда бы и сдвинулись каменные жернова. Реформаторы поняли суть проблемы и два года назад хотели провести дворцовый переворот и оттеснить впадающую в старческий маразм вдовствующую императрицу. Но силенок собрали они мало, да и мужеством их бог явно обделил. И их сто дней реформ окончились конфузом, а для них самих - частью смертью, а частью - изгнанием. - Я немного знаком с новейшей историей Китая, - поскромничал Ивашников, - и помню, что реформаторы - суть представители тех же господствующих классов. - Не совсем. Вы, должно быть, знакомы со всеобщей историей, в военных училищах ее преподают неплохо... - Я имею всего лишь гимназию... - Вот как? Довольно странно...., но , тем не менее, и в гимназиях ее изучают. Вспомните-ка Великую Английскую революцию, Великую Французскую революцию, во главе которых встали представители нового класса. Увы, историческая неизбежность - смена общественных формаций, сопровождается гигантскими катаклизмами. Тоже и в Китае. Под иностранным влиянием зарождающаяся буржуазия сбрасывает оковы, рвется к политической власти. - Однако у нас, в России, такое не происходит... - Как сказать, подпоручик, как сказать.... И наши толстосумы тужатся.... Да, но о Китае. Ситуация здесь такова - представители радикальной буржуазии не сумели удержаться на гребне и волна стихии грозит снести легонький павильон императорской власти. Сейчас восставшие, для прикрытия своих подлинных намерений, используют лозунг "Поддержим Цин, смерть иностранцам", но этот лозунг вдруг может трансформироваться самым неожиданным образом. Не в наших интересах быть безучастными созерцателями. У нас в Китае значительные интересы, гарантами которых являются вдовствующая императрица и ее ближайшее окружение. Поэтому мы не можем допустить их свержения. Генерал Не Ши-чэн, советником которого я являюсь, находится под моим влиянием. Используя его армию, я стараюсь препятствовать проникновению восставших китайцев из Шаньдуна в столичную Чжилийскую провинцию и далее, в Маньчжурию, и этим сохранить Цинов. - А кто такой, этот генерал Не Ши-чэн? Достаточно ли он надежен для нас как командующий армией? - Вполне грамотный офицер, неплохо воевал в Корее против японцев, - кратко, не вдаваясь в подробности ответил полковник Воронов. - И службист, неукоснительно выполняет приказы Пекина. - А те, кто отдает ему приказы? - Вот здесь-то самая большая неясность. В окружении императрицы идет борьба различных течений. Она колеблется, находится попеременно под влиянием то одной группы, то другой, и ее приказы непредсказуемы... Но это уже не в наших силах каким-то образом изменять направление мыслей императрицы. Хотя, есть одно весьма важное обстоятельство. Императрица очень чутко чувствует баланс сил и старается быть во главе именно стороны, берущей верх. Так что все зависит от военных успехов и неудач восставших. Массы восставших грандиозны, но они вооружены большей частью самодельным холодным оружием и нам с генералом Не пока удается отражать их натиск. Но если новейшее германское и английское оружие, хранящееся в арсеналах Пекина, попадет в их руки, то противодействовать им будет невозможно. Я, признаться, со страхом жду со дня на день известий, что огнестрельное оружие поступает на вооружение "боксеров". Разведотдел округа сейчас ведет большую игру в Пекине с целью оставить оружие на складах, но с надежными людьми для проведения операции у них плохо. Поэтому полковник Вогак, наш военный агент в Китае, просил меня отправить прибывающего ко мне на помощь офицера, имея в виду вас, подпоручик, в Пекин. Туда в охрану дипломатической миссии назначен опытный офицер, в распоряжение которого вы и поступите. Игра предстоит крупная, от итогов которой зависит не только будущность наших с Китаем отношений, но и судьба самого Китая. Ивашников понял, что судьба опять сводит его с Олегом Николаевичем и повеселел. - Слушаюсь, господин полковник. Когда прикажете отбыть? - Вы молоды и скоры на подъем. Давайте-ка прямо завтра. На днях из Порт-Артура прибыл отряд военных моряков. Вместе с ними вы вполне благополучно, надеюсь, доберетесь до Пекина. Моряков затребовала наша дипломатическая миссия для охраны своей территории. Обстановка в Пекине значительно осложнилась и полагаться на дюжину казаков посланник уже не может. Днем 31 мая с отрядом военных моряков, которыми командовали лейтенант барон Раден и мичман Ден, подпоручик Ивашников последним поездом недавно построенной железной дороги едва ли не чудом пробился на захваченную восставшими станцию Ма-цзя-пу в Пекине и вечером был в русском посольстве. Моряков давно уже ждали и встретили радостно. Обстановка в городе была тревожной, по улицам группами бродили подпоясанные красными и желтыми кушаками ихэтуани и громко распевали свои песенки, привлекая толпы горожан: Открыли порты, впустили иностранцев. А они свирепее тигров и волков. Питаются человечиной и пьют людскую кровь. Народ отощал, как скелет. В Китае - горы серебра, В Китае - горы золота, А иностранцы жаждут их захватить. Простой народ воспылал гневом, Не отдает золото и серебро, Сохранит драгоценные горы и реки. Ихэтуани осмеливались даже забредать в посольский городок, возбуждая жителей Монгольской площади. Капитан Минаев, тепло встретив Ивашникова, определил его на жительство к себе в домик на территории русской миссии и, оставив приводить себя в порядок с дороги, отправился размещать десант. Умывшись и побрившись, Ивашников вышел побродить по посольскому городку и тут же увидел спускавшегося со ступенек стоявшего напротив миссии невысокого двухэтажного здания с вывеской Русско-Китайского банка господина Покотилова. Дмитрий Дмитриевич его узнал и явно обрадовался, - Ба! Кого я вижу! Тесен мир при всякой погоде. Не массовое ли переселение русских вояк из Сеула в Пекин? Или вы с капитаном Минаевым как сиамские братья? И почему не в форме? Получили ли вы повышение в звании и по службе? - забросал словоохотливый Покотилов Ивашникова. Смущенно улыбаясь, сконфуженный вниманием столь высокого лица к своей скромной персоне, Ивашников доложил, что, как студент Владивостокского восточного института, прибыл на языковую практику. - Да, да, - лукаво подмигнул Покотилов, - Минаев тоже студент, однако назначен на ответственную должность начальника ораны дипломатической миссии. - И, дружески хлопнув по плечу тяжелой, но мягкой ладонью, отправился в посольство. - Я настоятельно не советую вам пускаться в одиночное плавание по столь бурному морю, - обернувшись, бросил он. - Не стоит рисковать понапрасну. Секунду поколебавшись, Ивашников в душе согласился с добрым советом и вернулся на территорию миссии. Разыскав капитана Минаева, он предложил ему свою помощь, но Минаев, занятый с лейтенантом Раденом схемой расстановки караулов, лишь отмахнулся, - Потом. Да, - тут же спохватился Минаев, - я доложил о твоем прибытии господину посланнику и он вечером приглашает нас к себе на чашку чая. Посланник Гирс Михаил Николаевич, потомственный дипломат, второй сын пять лет назад умершего министра иностранных дел России Николая Карловича, успел уже побывать и советником министерства иностранных дел и посланником в Аргентине и Бразилии, и считал себя опытным дипломатом. Он внимательно оглядел Ивашникова, одетого в полотняную белую, стоял конец мая и было довольно жарко, куртку, серые брюки в мелкую полоску и серые же парусиновые туфли. - Почему не в форме, ведь вы же офицер? - Мне рекомендовали носить партикулярное платье. Я - студент. - А почему не студенческую форму? - Ее могут принять за военную. - Ну, хорошо. Капитан Минаев мне доложил, что вы прибыли помочь ему выполнять деликатные поручения вашего командования. Поэтому я не стану обременять вас заботами по охране миссии, разве что вы сами изъявите желание и найдете возможности. Олег Николаевич находился здесь же, в кабинете посланника; с безразличным видом он глядел за забранное толстой железной решеткой окно в темный уже сад. - Да уж какие там деликатные поручения, - робко возразил Ивашников. - Это и звучит довольно двусмысленно. Но, боже упаси, кодекс чести офицера запрещает мне заниматься чем-либо предосудительным, да и внутренне я не расположен к сомнительным похождениям. Насколько я понял полковника Воронова, военный представитель в Китае полковник Вогак дает общую информацию о военно-стратегической обстановке в стране и ее вооруженных силах, я же буду заниматься деталировкой, так сказать, помогать капитану Минаеву оценивать военное и политическое положение в районе Пекина. - Все несколько проще и довольно сложнее, - засмеялся довольный собственным каламбуром Покотилов. Он сидел на диване в углу кабинета, курил сигару и забавлялся пестрой китайской детской игрушкой. - Вы, слава богу, прибыли не к папуасам на острова Содружества. И до вас здесь люди жили, и кое-что сделали. Но не гневайтесь, юноша, и не расстраивайтесь, - заметив легкую гримасу обиды на лице Ивашникова, продолжил он. - Это общее заблуждение молодости - считать себя центром вселенной и принимать тех, кому за пятьдесят, едва ли не за маразматиков. - Положение дел здесь сейчас такое. В столичной Чжилийской провинции и в соседних - Шаньдуне, Шаньси и Шэнцзине широкий размах приняло движение инсургентов, именующих себя ихэтуанями. Темные, забитые массы голодных и бесправных людей считают виновниками своих жизненных невзгод проводников учения христова - миссионеров и вообще всех иностранцев. Оно бы и можно было рассматривать эти события как сугубо внутренне дело Китая, да ведь мы, русские, имеем сейчас в Поднебесной довольно значительные интересы. В Маньчжурии полным ходом строится КВЖД, мы арендовали в полное и исключительное пользование южную оконечность Ляодунского полуострова на двадцать пять лет, и вообще для нас открываются здесь широкие перспективы. Поэтому и взирать равнодушно мы не можем. - Ну, не вводить же сюда войска, - не удержался Ивашников. - О чем вы говорите, подпоручик, - недовольно покосился на него Минаев. - Вы офицер, посланы сюда помогать мне и будете выполнять приказания по службе. Жестом руки Покотилов призвал молчанию и продолжил, - Положение осложняется тем, что ихэтуани установили постоянное наблюдение за всеми жителями Пекина, прежде имевших какие-либо контакты с иностранными дипломатическими представительствами и миссионерами. Поэтому мы лишены возможности передавать с ними поручения тем, с кем мы хотели бы установить связи. Вы же, Ивашников, я это помню по Сеулу, обладаете даром мимикрии, пардон, перевоплощения в человека восточного... - Да, дипломатические миссии блокированы ихэтуанями и скорой помощи от наших десантов или усмирения восстания правительственными войсками мы не ждем, - вяло пробормотал посланник Гирс. - Более того, - энергично продолжил Покотилов, - сейчас существует острая опасность того, что правительственные войска, особенно зелено-знаменные, набираемые из китайцев, перейдут на сторону восставших, сформируют регулярные подразделения, обучат, вооружат современным оружием, которое хранится и производится в арсеналах в предостаточном количестве. Тогда они уничтожат не только всех иностранцев, но и закроют Китай для западных держав на долгие, долгие десятилетия, если не на века. - И я смогу чем-либо помочь изменить положение? - усомнился Ивашников. - Для того и вызывали, - кивнул Минаев. - Слушайте внимательно, - владел инициативой разговора Покотилов, - ситуация здесь такова... Несмотря на восстание, руководимое, безусловно, рукой опытной и властной, центральное правительство вполне может не только контролировать положение, но и направлять ход событий в нужное ему, правительству, русло. Маньчжурские армии вполне боеспособны и подчиняются Жун Лу, верховному командующему. Но в самом правительстве существует несколько противоборствующих группировок и мы не можем безучастно ждать, которая из них победит. Вам, конечно, известно, что два года назад реформаторы, поддерживаемые императором Гуансюем, попытались направить Китай по пути привлечения иностранных капиталов, прежде всего английских, и широкого внедрения современных способов производства, транспорта, связи. Феодалы-землевладельцы из окружения императрицы Цыси, да и она сама, вовремя увидели в начинаниях реформаторов опасность для себя и разгромили их, а Гуансюя, фактически, посадили под домашний арест. Но опасность реформизма, поддерживаемого англичанами, французами и германцами, сохраняется. В случае смерти императрицы Цыси, а она, увы, далеко не в юном возрасте, все полномочия власти перейдут к императору Гуансюю. В таком случае полетят головы его противников. Поэтому они задумали, было, убийство императора, маскируя его болезнью, но французы послали своего врача из дипломатической миссии, который не нашел императора тяжелобольным. Не желая ухудшения и без того весьма напряженных отношений с державами Западной Европы, Цыси решила, опять же ссылаясь на состояние его душевного здоровья, заставить Гуансюя отречься от престола, и даже назначила его преемником своего племянника Пу Цзюня - сына князя Дуаня. Но этому воспротивились губернаторы южных провинций, находящиеся под сильным влиянием англичан и французов, и, к тому же, располагающие значительными вооруженными силами. Тогда Цыси и послала Ли Хунчжана, личность, безусловно, широко известную, отчасти в знак немилости, а главным образом для изменения положения в свою сторону, губернатором южных провинций Гуандун и Гуанси. Князь Дуань, полный ненависти к иностранцам, в которых он видит главных противников возведения его сына на драконовый престол, горячо поддерживает ихэтуаней за их лозунг "Смерть иноземцам". К тому же он один из крупнейших феодалов-землевладельцев и боится реформаторов. Вокруг него сплотилась большая группа маньчжуров из правящей династии. Они-то и позволили ихэтуаням войти Пекин и натравливают их на разгром сеттльмента дипломатических миссий и уничтожение живущих здесь иностранцев. - Более осторожную позицию занимает группировка командующего войсками Жун Лу, приближенного императрицы Цыси. По нашим сведениям, он один из авторов плана умерщвления или отречения от трона Гуансюя, поэтому и боится прихода того к власти. Но он свидетель оккупации Поднебесной сорок лет назад англичанами и французами, знает силу союзных держав, знает весьма скромные возможности маньчжурских и китайских армий и опасается нового союзного вторжения и захвата Пекина иностранными армиями. Жун Лу колеблется. Душой он всецело на стороне Дуаня, но боится потерять не только должность, но и голову, что может случиться при неминуемом поражении ихэтуаней. Существование двух этих группировок в окружении императрицы Цыси, в общем-то, на руку англичанам и французам. Уже сейчас есть планы карательного похода союзного десанта на Пекин. Нас тоже приглашают участвовать в нем, да и наш отряд из Порт-Артура уже готов. Но тогда существует опасность введения настойчиво проталкиваемой англичанами, французами и, особенно, американцами политики открытых дверей в Китай. Мы не сможем успешно конкурировать с их промышленностью и капиталами. Поэтому мы хотим оказать поддержку третьей, довольно сильной группировке в правительстве Китая. Ее возглавляют министры Юань Чан и Сюй Цзин-чэн. Воздействовать на них прямо сейчас мы лишены возможность, так как наш сеттльмент уже блокирован ихэтуанями и визиты в министерства и дворец невозможны. - Вам, Ивашников, предстоит трудная и опасная миссия. Китайский язык вы знаете достаточно, чтобы хорошо понимать и быть понятым. Но знание языка вам пригодится, главным образом, на улицах Пекина, чтобы не быть легко опознанным ихэтуанями как иностранец. Вам предстоит, завтра же, пройти в Цзунли-ямынь, китайское министерство иностранных дел, и встретиться там с секретарем Сюй Цзин-чэна. Этот чиновник по имени Тянь Цзин-цин, долгое время жил в Петербурге, в то время, когда Сюй Цзин-чэн был посланником Китайской империи в Петербурге и Берлине. Он достаточно хорошо знает русский язык и имеет перед нами определенные обязательства. Передайте ему, чтобы Сюй Цзин-чэн и Юань Чан внушали императрице Цыси о крайней необходимости вызова в Пекин Ли Хунчжана, как наиболее опытного дипломата и государственного деятеля, имеющего, к тому же, обширную практику дипломатических сношений с иностранцами, побывавшего в столицах Европы Петербурге, Берлине, Париже, Лондоне и лично знающего вершителей политики этих государств. Словом, те знают, как внушить императрице Цыси эту мысль. Ли Хунчжан, а мы имеем определенную уверенность, будет действовать в нужном нам направлении, сумеет покончить с восстанием ихэтуаней и сохранит с немалым трудом достигнутое Россией в Маньчжурии. Из Петербурга в ближайшие дни срочно направляется в Шанхай князь Ухтомский для встречи с ЛиХунчжаном и соответствующих с ним бесед. Рано утром, в халате и просторных штанах, напялив на голову чиновничью шляпу с красной лентой, через северную калитку миссии выскользнул он в темный еще проулочек и сразу поспешил на Монгольскую площадь. Здесь он побродил немного среди сонных еще фанз, а затем через Цянь-мыньские ворота отправился в город. Схему расположения улиц он помнил хорошо, но и спешить было некуда. Цзунли-ямынь располагался недалеко, да и чиновники собирались туда едва ли не к полудню . Несмотря на ранний час, на улицах было довольно много солдат в форме, с четко выделяющимися на ней белыми кругами, но без винтовок. Они собирались кучками по пять - десять человек и о чем-то оживленно беседовали. Проходя мимо, Ивашников заметил косые, довольно недружелюбные взгляды на себя и начал опасаться, не признали ли в нем иностранца, но потом здраво рассудил, что неприязнь скорее вызывает его чиновничья шляпа, однако снимать ее не решился. Во-первых, обнаружилось бы, что коса его фальшивая, и во-вторых, эта шляпа должна была послужить ему как бы пропуском в Цзунли-ямынь. Более всего боялся он сфальшивить, очутиться в ситуации, которая выдала бы его незнание местных обычаев в мелочах, скажем, не так обратиться, не так сделать что-нибудь. Поэтому он и решил напустить на себя вид спесивый и неприступный. Заважничав, он выпятил грудь, походка его стала неторопливой, глядел он уже поверх голов, словом, почувствовал себя чиновником. Как гласит пословица - придал Будде облик Будды. Еще покружив немного по городу и несколько раз проверив, не следят ли за ним, Ивашников решил, что пора и за дело браться. Подойдя к Цзунли-ямыню, он уверенно поднялся на крыльцо и, не снисходя до вопросов к чиновничьей мелочи, прошел анфиладой комнат в левое крыло и совершенно как к себе домой толкнул дверь с табличкой иероглифов Тянь Цзин-цина. Тот был в комнате один и явно бездельничал. - Вы секретарь господина министра Сюй Цзин-чэна по имени Тянь Цзин-цин? - вежливо спросил Ивашников, чтобы убедиться, что говорит с тем, кем надо. Впрочем, господин Покотилов довольно подробно и точно описал нужного человека, и словесный портрет сходился с оригиналом.. - Да, это я, - спокойно ответил господин Тянь. - Я от господина Покотилова, едва ли не прошептал Ивашников, памятую, что не следует забывать, что могут подслушать, ведь в подобных местах в смутные времена и стены имеют уши. - Господин Тянь кивнул, словно давно ожидал подобного гостя, поднялся, взял свою шляпу и предложил прогуляться, а заодно и пообедать где-нибудь. - Нам будет удобней поговорить в спокойной обстановке, - уже на улице сказал он. - Доброе дело, сделанное тайно, ценится вдвое дороже. - Приятно иметь дело с человеком, уверенным в своей правоте, - про себя отметил Ивашников. Его новый знакомый, изредка оглядываясь, не следят ли за ними, провел Ивашникова на рынок "Восточное спокойствие", что совершенно не соответствовало действительности, и попросил хозяина одной их харчевен принести им поесть в отдельную комнату. Дождавшись, пока хозяин принесет тарелки с бобовым творогом, горячие пирожки с овощной начинкой, жареной баранины и чайник душистого чая, и удалится, господин Тянь приветливо сказал уже по-русски, - Путь совершенного человека - это созидание, но не вражда. Я давно ждал посланца от господина Покотилова. Вы с ним давно знакомы? Ивашников решил поднять свое реноме и важно ответил, - Четыре года назад мы вместе с ним служили в дипломатической миссии в Сеуле. - Вот как, - удивился Тянь Цзин-цин. - И я его знаю примерно столько же. Мы познакомились в Петербурге, когда возник вопрос о строительстве Китайской восточной железной дороги и господин Покотилов имел долгие беседы с Сюй Цзи-чэном, тогда посланником Поднебесной империи в Петербурге. Они недолго помолчали, размышляя, как перейти к главной теме, и, наконец, Ивашников продолжил, - Господин Покотилов весьма обеспокоен развитием событий в Китае и считает, что создавшееся положение может привести к катастрофе империи. - Что однажды родилось, непременно когда-нибудь созреет, - философски ответил Тянь. - Мы пожинаем плоды своей собственной слабости и нерешительности. Вот перед нами пример Японии. Они, как и мы, пытались не пустить иностранцев, но уж если увидели, что самоизоляция неизбежно ведет к упадку государства, экономической и военной слабости, уж если перетерпели бесцеремонный обстрел столицы американскими пушками, то здраво решились на обновление. Мы же цепляемся за обветшалые догмы, латаем дыры... - Господин Покотилов искренне сочувствует вам и считает, что для облегчения обновления Китая вам не следует изгонять иностранцев. Без них Китай еще более закостенеет. Стремительный прогресс идет во всех областях науки и техники и только иностранцы могут прямо сейчас помочь вам стать современной державой. Конечно же, этот процесс болезненный, но все новое рождается в муках... - Это-то понимают все, но никто не желает лишаться доходов и привилегий. Если вчера сановники сонно купались в роскоши, то завтра обещает им весьма беспокойную жизнь. - Господин Покотилов уверен, что крайности, в вашем случае реформизм Кан Ю-вэя и откровенный анахронизм князя Дуаня, чреваты очень тяжелыми для Китая последствиями. Реформизм Кан Ю-вэя, его решительная готовность широко открыть двери иностранным товарам ведут к стремительному обнищанию и без того бедного населения, и, как следствие, взрыву ярости. Лозунг же "Вышвырнем иностранцев" нереален, как вы уже не раз убеждались. Вооружения несравнимы, а силы армий несопоставимы. Вот вам и поражение от Англии шестьдесят лет назад, от Англии и Франции сорок лет назад, от Японии - пять лет назад. Иностранцы приходят в ваш дом уже и не спрашивая позволения хозяев. Господин Тянь невозмутимо пил чай. - Господин Покотилов полагает, что наиболее разумна в нынешнем положении политика Ли Хунчжана - сохранение целостности Китая, его традиционных институтов и широкое привлечение иностранных капиталов для создания новых рабочих мест, для обновления Китая. - Да мы уже и без того в долгах, как в шелках, как гласит русская поговорка, - ответил господин Тянь. - Но я говорю не о займах, - не согласился Ивашников. - Иностранцы привозят не золото или бумажные деньги; они прокладывают железные дороги, строят фабрики и заводы, привлекают на работу ваш бедный люд, учат их производить нужные вещи, торговать или внутри страны, или вывозить за границу. Богатеет народ - богатеет и государство. Это отнюдь не прежняя политика - не стесняйся, бери и не думай, когда отдашь. Развивайся вы экономически и вам будет значительно легче расплатиться с прежними долгами, и в будущем вам будут охотно давать в долг, зная, что Поднебесной есть чем расплатиться. - Так то оно так, - соглашался господин Тянь, - да тот ли человек Ли Хунчжан? Вы же знаете, что после того, как японцы захватили у нас Тайвань, Ляодун и острова Пэнхуледао, германцы отняли Цзяочжоу, русские бесцеремонно обосновались в Люйшунькоу и Даляньване, а англичане - в Вэйхайвэе, и Ли Хунчжан не смог ни задобрить алчущих тигров, ни отвести беду от Поднебесной, его репутация при дворе сильно пошатнулась. Великие князья Цин и Дуань открыто говорят, что китаец Ли делает все, чтобы Поднебесная престала быть достоянием династии Цин. - Плох хозяин, что вперед не смотрит. Господин Покотилов считает, что Ли Хунчжан еще полон сил, и сама судьба предназначила ему именно в этом возрасте совершить выдающийся подвиг - обуздать ихэтуаней, спасти маньчжурскую династию и возродить Китай. Передайте, пожалуйста, господам Сюй Цзин-чэну и Юань Чану это мнение господина Покотилова и попросите проявить настойчивость, убедить императрицу сделать верный выбор и правильный шаг, срочно вызвать из Кантона господина Ли Хунчжан. Тянь нерешительно ответил, - Спасителем империи себя уже объявил великий князь Дуань. Он открыто опирается на ихэтуаней. - Последний иностранный десант, прибывший вчера в Пекин, весьма мал и предназначен только для охраны дипломатических миссий. Но сейчас готовится большой десант, которому ихэтуани противостоять не смогут. Тогда Пекин опять попадет в руки грубых и безжалостных англичан и французов. Уж на сей раз они потребуют очень многого. И ведь сама жизнь императрицы будет в опасности, - привел едва ли не крайний довод Ивашников. - Вообще-то министры Юань Чан и Сюй Цзин-чэн склоняются к тому, чтобы просить императрицу Цыси вызвать в столицу Поднебесной Ли Хунчжана. Но, кроме весьма сомнительных доводов в защиту подмоченной репутации Ли-дипломата, нужно что-то более веское. Тем более, что вы явно недооцениваете силу наших армий. Ведь после войны с Японией прошло пять лет, мы извлекли уроки, армии сейчас неплохо вооружены и обучены германскими, да и русскими офицерами, хотя бы и полковником Вороновым. Армии, по уверениям главнокомандующего Жун Лу и великого князя Дуаня, вполне могут противостоять вашим десантам. - Этого-то господин Покотилов и опасается больше всего. Встретив сильное сопротивление, объединившиеся державы будут вызывать из метрополий и колоний новые и новые полки и может случиться так, что зальют Поднебесную кровью, принесут неисчислимые беды и разрушения. Дипломаты в посольском городке ежедневно обсуждают создавшееся положение и оценивают ваши возможности к сопротивлению. Они не считают ихэтуаней серьезным противником, и дадут рекомендации своим правительствам сломить сопротивление вашей армии, если она выступит на стороне восставших. Обдумайте возможность удержать императрицу Цыси и главнокомандующего Жун Лу от этого опрометчивого шага, не вовлекайте в противоборство с объединенными державами вашу армию и не раздавайте хранящееся в арсеналах вооружение ихэтуаням. На этот раз вы будете иметь дело не с жалкой Японьюшкой, а едва ли не с десятком держав. - Да, но вернемся к старому Ли. Верно говорят: пролитая кровь взывает к отмщению, а звон золота - к взаимному удовлетворению, - намекнул Тянь. - И я думаю, что господин Покотилов, директор Пекинского отделения Российско-Китайского банка, и известный вам господин Ухтомский, который, как мне сообщили, на днях отправляется в Шанхай для встречи с Ли Хунчжаном, обсудят вопросы финансовой помощи Поднебесной и лично тем, кто способен на что-то, - согласился Ивашников. Договорившись встретиться здесь же через неделю, они расстались. В русской миссии Ивашникова привлекли к подготовке обороны на случай попытки ихэтуаней разгромить посольский городок. И они встретились. Господин Тянь рассказал, что он передал суть их разговора министру Цзунли-ямыня Сюй Цзин-чэну и тот вместе с Юань Чаном настойчиво убеждал императрицу Цыси разогнать ихэтуаней и вызвать в Пекин Ли Хунчжана для переговоров с державами о невмешательстве во внутренние дела Китайской империи. Да беда в том, что при дворе сильны партии желающих, как говорится, почесать морду тигру. Князь Дуань ярится, изо всех сил выпячивает свою старческую куриную грудку и обещает во мгновение ока уничтожить всех иностранцев. Он даже уверял, что среди ихэтуаней есть волшебники, способные груды бумажных солдатиков превращать в грозных вооруженных и обученных воинов. А тайные сторонники императора Гуансюя не желают простить Ли Хунчжану гонений на реформаторов в южных провинциях и обещания большого денежного приза за голову Кан Ю-вэя. Они против возвращения в Пекин старого хитрого лиса Ли. Более того, они всячески стараются подтолкнуть императрицу Цыси к действиям сомнительным и необдуманным. Они восхваляют мудрость великого князя Дуаня и раздувают слухи о непобедимости ихэтуаней, чтобы вовлечь Поднебесную в конфликт с державами, спровоцировать интервенцию, оккупацию Пекина и тем самым отстранение от власти Цыси, освобождение Гуансюя и торжество реформизма. Но самая большая беда в том, что главный евнух Ли Ляньин, сводник императрицы Цыси с молодыми мужчинами, доверенное ее лицо и главный советник по всем вопросам - тайный сторонник ихэтуаней. Он-то и строит козни, он-то и находит очень убедительные доводы, чтобы противодействовать всем резонам Юань Чана и Сюй Цзин-чэна. А сам Ли Ляньин, и об этом уже шепчутся во дворце, через бывшую фрейлину императрицы, а сейчас одну из предводительниц Пекинских ихэтуаней, тайно связан с главарем секты Белого лотоса, монахом-даосом, который живет в храме на горе Тайшань и сами боги подсказывают ему, что делать дальше. Впрочем, министр Сюй Цзин-чэн заметил, что не так уж и непоколебима императрица Цыси, не так уж и уверена в силе ихэтуаней, не так уж и полагается на князя Дуаня и Жун Лу. Господин Сюй заметил, что у нее безвольно отвисает нижняя губа и падают с колен руки, глаза ее тусклы и трусливы и есть в них искры сомнения и, значит, страх в ее душе. И это хорошо и плохо: она способна в любой момент на самое неожиданное решение, на самый необъяснимый поступок, и любое событие может повлиять на нее. Поэтому еще не все потеряно, считает министр Сюй Цзин-чэн. Однако он боится готовящегося десанта и интервенции держав. Императрица мстительна и под давлением Дуаня может объявить войну и вооружить бандитов. Хотя, памятуя позорное и трусливое свое бегство из Пекина сорок лет назад, она может и приказать Жун Лу разогнать ихэтуаней и подавить восстание. Вот так обстоят дела, - закончил господин Тянь. О готовящемся объединенном десанте держав из Тяньцзина в Пекин Ивашников знал. Знал он и о попытках русского военного агента в Китае полковника Вогака убедить английского адмирала Сеймура не спешить, не провоцировать китайское правительство на вооруженное сопротивление, не позволять их армии перейти на сторону восставшего народа. Но англичанина манили лавры если и не Наполеона, то покорителя Африки сэра Стэнли, и он рвался в бой... - Я доложу господину Покотилову ваши соображения, - сказал Ивашников, - а вы продолжайте действовать в прежнем направлении. Даст Бог, все уладится... - Только и остается надеяться на вашего бога, - горестно кивнул господин Тянь, - наши боги явно перешли на сторону ихэтуаней. Еще дня через три в посольство поступило известие о том, что из Тяньцзина по линии железной дороги в Пекин выступил объединенный десант держав под общим командованием адмирала Сеймура. Русский отряд тоже участвует в десанте. Посольский городок, окруженный ихэтуанями, изрядно всполошился - не предпримут ли китайцы, в ответ на карательный десант, попытку уничтожить иноземцев в центре Пекина? И действительно, ихэтуаней на городской стене, окружавшей посольский городок, стали сменять солдаты китайской армии. Положение осложнялось тем, что солдаты военных отрядов всех без исключения иностранных дипломатических миссий, блокированных в посольском городке, на крики ненависти и брошенные камни открывали прицельный огонь, убивали ихэтуаней и тем самым провоцировали ответное применение оружия. На следующий день министры Цзунли-ямыня Юань Чан и Сюй Цзин-чэн, в сопровождении всего лишь нескольких сопровождавших, пешком, как простые мелкие чиновники, обошли все миссии на территории посольского городка, прося остановить десант Сеймура. Но посланники оставались непреклонны. Впрочем, что сейчас от них зависело? Без связи с внешним миром, окруженные на территории в пяток десятин, они беспокоились лишь о собственной жизни. К тому же Юань Чан и Сюй Цзин-чэн известили посланников, что членом Цзунли-ямыня назначен самый опасный враг иностранцев в Китае - великий князь Дуань! Жун Мэй. Пекин В Пекине Жун Мэй проводили в дом старого канцлера Сюй Туна, жившего на Цзяо-мин-сянь - Посольской улице. Жун Мэй знала, что Сюй Тун ученый-книжник и воспитатель императора Гуансюя, страстно ненавидел чужеземцев и даже плевался, едва ему стоило услышать о них. - Не от того ли он такой маленький и тощий, - думала Жун Мэй, глядя на старенького согбенного Сюй Туна, - ведь на Посольской улице столько иноземцев, сколько же ему приходится ежедневно плеваться? Едва прозвенел гонг, оповещавший первую стражу, как пришел знакомый ей евнух, некогда очень испугавший ее. - Пойдем в Запретный город, - велел он, отказываясь даже от чашки чая, предложенной слугой Сюй Туна. - А стража меня пропустит? - неуверенно спросила Жун Мэй, зная строжайшие порядки Запретного города. - Не пропустит, даже и со мной, - рассмеялся евнух, - однако есть и тайный путь. Иди за мной и ничему не удивляйся. По Посольской улице они дошли до канала Юй-хэ, несущего медленные воды из Запретного города в Пекин, и вдоль канала, минуя российскую и английскую миссии, прошли к Хань-линь-юаню - придворной академии. Встречные иноземцы с явной неприязнью и подозрительностью осматривали громадного толстого в синем халате евнуха и Жун Мэй, одетую в голубую кофту, грубую шерстяную юбку и тряпичные тапочки на босу ногу. Через боковую калитку и сад евнух провел ее в одно из строений, что-то буркнул там стражнику и запетлял по узким темным коридорам, едва ли не до потолка заваленным старинными книгами. В темной каморке евнух снял с полки иноземный фонарь со стеклом в проволочной сетке, зажег его, толкнул рукой покрытый толстым слоем пыли стол в середине каморки и тот боком отъехал в сторону, открывая в полу темный провал колодца. - Спускайся вниз, - велел евнух, - там есть ступени. Из колодца дохнул холодный спертый воздух. - Страшно, - забоялась Жун Мэй. - Иди, иди, - рассердился евнух, - я пойду следом, мне нужно будет закрыть лаз. Он посветил и Жун Мэй увидела темные идущие вниз ступени и с обрывающимся сердцем шагнула вниз. Евнух закрыл за собой люк колодца, взял Жун Мэй за руку и, освещая себе путь, осторожно повел вперед. - Этому туннелю уже двести пятьдесят лет, - тихо говорил он и слова его глухо звучали в тишине. - Он был прорыт по приказу последнего императора из династии Мин Чун Чжэня, когда крестьянские войска Ли Цзы-чэна окружили Запретный город. Но воспользоваться туннелем императору не пришлось - восставшие захватили столицу Поднебесной. Ему осталось приказать удавиться жене, зарубить мечом пятнадцатилетнюю дочь и повеситься самому на кривом ясене. В едва ли не полной темноте идя за евнухом, касаясь иногда рукой сочившихся влагой каменных стен туннеля, Жун Мэй тряслась от страха, слушая такие слова. Евнух каркающе засмеялся, довольный, что напугал женщину. - Зато еще недавно, несколько лет назад, по этому туннелю я водил молодых красивых мужчин к императрице Цыси, и никто из них не вернулся обратно. Сейчас об этом туннеле знают двое - я и Ли Ляньин, главный евнух императрицы. Третья - ты, - евнух обернулся, - и то лишь потому, что тебя послал хушан Янь. Они долго пробирались по извивающемуся змеей туннелю, пока каменные ступени не вывели их к деревянной стене. Евнух тихонечко поскреб ее и стена отодвинулась. В залитой последними лучами солнца комнате стоял Ли Ляньин! Она быстренько нырнула в свою лисью шубку, метнула хвостом, обнажила острые белые зубки, выгнула спину, как готовящийся к прыжку на мышь кот, боком взглянула на высоченного, толстого, с грубым лицом простолюдина мудреца Ли Ляньина, державшего в правой, унизанной золотыми перстнями руке кисточку для письма, а в левой - толстый древний фолиант и, словно только что вспомнив, зачастила, - Ли Ляньин, хушан Янь прислал меня помочь тебе управлять императрицей Цыси. Он велел передать, что, изгоняя красноголовых червей из Поднебесной империи, надо начинать со столицы. Именно здесь гнездится опасность, именно отсюда разбрасывают они свои паучьи тенета, именно здесь они создают свои миссионерские школы, возводят храмы, развращают людей, заставляют молиться своим богам, плетут интриги.... Более того, здесь они содержат даже свои войска! Да, я говорю о Посольском городке. Надо действовать немедленно и не упускать случай, а то они могут вызвать себе на подмогу своих солдат и тогда в опасности окажется сама императрица Цыси! К тому же, если захватить Посольский городок и всех живущих в нем иноземцев, то можно будет заставить их правительства выполнить нашу волю, убраться вон из Срединного государства. Время настало и благоприятный момент упускать нельзя. - Я передам распоряжение хушана Яня командиру столичных ихэтуаней, - кивнул Ли Ляньин. - Этого мало, Ли Ляньин, - заюлила, завертела она хвостом, - что могут сделать безоружные ихэтуани? Ведь пока очень немногие из них владеют волшебными заклинаниями. А у армии - и винтовки, и пушки. Жун Лу не пустит их в Пекин, рассеет своими армиями, внушит им страх и подорвет веру в свои возможности. И императрица Цыси подумает, что ихэтуани - лишь толпы взбунтовавшей черни. Она не понимает, что истина заключена в пословице: "Становится деревом в тысячу сюней даже слабый росток. Волну высотою в тысячу чжанов Вздымает и мелкий поток". Именно ей надо внушить, что наследию, оставленному ей великими предками, грозит гибель, что коварные иноземцы из Посольского городка, расположенного прямо под стенами Запретного Пурпурного города задумали освободить императора Гуансюя. Он-то отдаст им за это всю Поднебесную, ее саму заставит вдохнуть золотой листок, а Жун Лу, их дочери, великому князю Дуаню, Юань Шикаю и многим, многим другим отрубят головы... У Ли Ляньина побледнело лицо и выступил пот на лбу. Он помнил, как тридцать лет назад по плитам дворца катилась, сверкая белками выпученных глаз и высунутым красным языком, катилась, роняя струпья засохшей уже крови, катилась вытряхнутая из мешка голова его предшественника на должности главного евнуха Ань Дэхая, любимца императрицы Цыси. А ведь Ань раскрыл заговор и спас императрицу! Прошло тридцать лет и ничего не изменилось! И уже через день ихэтуани заполнили, захлестнули столицу Поднебесной и осадили Посольский городок. Через два дня после возвращения императрицы Цыси из летнего дворца Ихэюань в столицу в императорском Запретном городе был созван Государственный совет. Как многое изменилось за эти два с половиной года! Сам Сын Неба - император Гуансюй уже не принимал участия в Императорском совете. Да и называли его часто пренебрежительно по имени - Цзай Тянем. Его трон был закрыт небрежно наброшенным покрытым пылью желтым халатом. Сильно изменился и состав Совета. Не было опального Ли Хунчжана. Не было умершего великого князя Гуна, главный министр Цзунли-ямыня великий князь Цин сник и сморщился, как гнилое печеное яблоко. Ее двоюродный дед Жун Лу, прежде даже стоя на коленях гордо возвышавшийся над остальными, сейчас толстой жабой в своем темно-зеленом халате плющился над полом, не поднимая головы. Зато раздувался спесью новый глава Цзунли-ямыня великий князь Дуань - сын и брат давно покойных императоров Даогуана и Сяньфэна. И еще были канцлер Ган И, начальник уголовного приказа Чжао Шуцяо, наставник императора Сюй Тун и министры Цзунли-ямыня Юань Чан и Сюй Цзин-чэн. Лишь Ли Ляньин, как и прежде, сидел за троном императрицы Цыси, чтобы оказать своей повелительнице тот же миг любую помощь, да Жун Мэй встала на свое место, готовая подать ей желтый веер, либо шелковый платок, стакан персикового сока или баночку тигровой мази от мигрени. - Докладывай, - вяло махнула императрица князю Дуаню. - Громадное, громадное количество ихэтуаней, - опустив толи в спешке, толи преднамеренно непременную и обязательную при докладах императору или императрице фразу "Нуцай имярек докладывает" начал Дуань, - возникло сразу во всех провинциях Поднебесной. Их отряды под лозунгом "Спасем Цин, вышвырнем иностранцев" успешно сражаются с иноземными войсками, одерживая победу за победой. И остановить их невозможно. Они владеют тайными заклинаниями, которые делают их тела неуязвимыми для пуль и снарядов, штыков и сабель, а бумажных солдатиков превращают в настоящих солдат. Многочисленные отряды ихэтуаней уже вошли в столицу Поднебесной и окружили посольский городок, Именно на них следует положиться Вашему императорскому величеству, чтобы вернуть былую славу и величие Срединному государству! Юань Чан заелозил коленями по полу, прокашлялся, чтобы привлечь к себе внимание и смиренно начал, - Нуцай Юань осмеливается задать вопрос только что назначенному главой Цзунли-ямыня великому князю Дуаню. Знает ли он, чем, кроме тайных заклинаний, вооружены ихэтуани, точное их количество, имеют ли они опытных командиров и смогут ли они в действительности противостоять иноземным варварам? Уж если наши обученные армии не смогли противостоять пять лет назад японцам, то сейчас на нас набросятся сразу восемь государств. Вот, поступили сведения, что из Тяньцзина в Пекин выступил десант иноземцев в количестве две тысячи солдат. Императрица перевела взгляд на Дуаня. - Но в той войне японцы разбили наши малочисленные дивизии, а сейчас восстал едва ли не весь народ. Да, у них лишь копья, самодельные мечи и алебарды, но многие из них владеют магическими заклинаниями и способны уничтожать сразу тысячи иноземцев. Жун Мэй чувствовала, что императрица в нерешительности задумалась. - Да, конечно, - заметив ее колебания, продолжил Дуань, - далеко не все еще владеют этим волшебным искусством, многие лишь приступили к овладению древними таинственными способами ведения сражений, но ведь у нас есть армия, есть современные вооружения, есть опытные командиры... - Что мне скажет командующий войсками Жун Лу? Жун Лу с явной неохотой разогнулся, с ненавистью посмотрел на Дуаня, втягивающего в эту, явно неприятную и с неизвестными последствиями историю, и с трудом выталкивая из себя слова, заговорил, - Многочисленные воска есть в каждой провинции и они выполняют распоряжения губернаторов. А ведь известно, что очень немногие наместники провинций поддерживают ихэтуаней. Более того, наши войска повсеместно выполняют карательные функции и ведут сражения с восставшими ихэтуанями. Юань Шикай в Шаньдуне использовал войска для разгона и уничтожения ихэтуаней. То же делает генерал Не Ши-чэн в районе Тяньцзина. Лишь Юй Сянь послал войска Дун Фусина на помощь восставшим и сейчас они вошли в Пекин. В районе столицы империи размещены до двухсот тысяч знаменных войск, но все знают, что представляют собой эти войска. Большей частью это пожилые, ленивые, спесивые, по наследству передающие старшим сыновьям свои совершенно не обременительные должности, тяжелые на подъем маньчжуры из знатных родов. Они плохо вооружены и обучены... - Как, я вложила громадные деньги в вооружение и обучение войск, и что же? Опять мы беззащитны? - Есть и вооруженные и обученные войска, но они дислоцированы в местах наиболее вероятных сражений с иноземцами. В Шаньдуне это армия Юань Шикая, в районе устья Байхэ - войска Не Ши-чэна, в южных провинциях... А в Пекине традиционно служит малоподвижная знать, используя все возможности, чтобы быть ближе к родному дому. - А как насчет вооружений? - Современные винтовки куплены и доставлены, но они в ящиках и разобраны. Немногие иностранные инструкторы разбежались, и сейчас никто не знает, как собрать, как заряжать, как стрелять из винтовки. Уж не говоря о пушках. Ли Ляньин, ревновавший императрицу Цыси к Жун Лу и потому его ненавидевший, прошептал сзади, - Он врет! Он нарочно не хочет дать оружие и войска, он боится поражения как главнокомандующий! Затянувшееся молчание нарушил Сюй Цзин-чэн, - Осмелюсь доложить, Ваше императорское величество, что не прошло и месяца с начала бунта боксеров, а какая получилась ужасная картина! Сюда движется десант иноземцев и, значит, столица находится в опасном положении. Народ повсюду волнуется. Все державы земного шара хищно взирают на Поднебесную. Начинается война - бедствие для народа. Полагаю, что положения, подобного нынешнему, не бывало и в древности. Возможно и то, что случатся такие бедствия, каких и не предугадаешь. Недаром говорят, что народу, как и невинным девушкам, свойственны скромность и стыдливость, но стоит им переступить запретную черту, как они теряют голову и уже не останавливаются ни перед чем. В царствование императора Сяньфэна мятежники "Фа" и "Не" бунтовали более десяти лет и от них пострадали жители более десяти провинций. А в царствование Цзяциня восстание из провинций Сычуань и Шаньси перекинулось еще на четыре провинции. И упомянутых мятежников удалось уничтожить лишь силами всей империи. Но, сравнивая боксеров с мятежниками тех времен, приходится сознавать, что первые - болезнь внутренняя, тогда как последние - внешняя. Дело в том, что тех мятежников все, от правительства до простого народа признавали за бунтовщиков, а нынешних даже некоторые сановники считают за верноподданных, но ничуть не изменников. Есть и такие, - Сюй Цзин-чэн легонько качнул бритым подбородком в сторону Жун Лу, - кто, считая их за мятежников, не выражает прямо своего мнения. Как министр Цзунли-ямыня я принимаю иногда иноземных посланников и сам наношу визиты в их миссии. Да вот, буквально на днях, посланники прибыли в Цзунли-ямынь с требованием восстановить железнодорожное сообщение с Тяньцзином... - Проговорился, - злобно захихикал за креслом императрицы Ли Ляньин, - рыба знает, какую воду пьет! Сказано было тихо, но Сюй Цзин-чэн, видимо, услышал, потому что внезапно замолчал и склонил голову. Тут заговорил Юань Чан, - Нуцай считает, что боксеры давным-давно были бы уничтожены, если бы в самом начале бунта было поручено какому-нибудь опытному военачальнику подавить восстание. Они ведь не имеют ни ружей, ни пушек, не знают строя и увлекают к бунту других негодяев под предлогом воззвания "Ху Цин, ме янь"!, то есть поддержим нынешнюю династию Цинов и уничтожим заморских дьяволов. Ю Сянь, бывший губернатор Шаньдуна, потакал боксерам, Юй Лу, вице-губернатор Чжилийской провинции, не только милостиво обходится с ними, но даже и снабжает военными припасами. Не значит ли это снабдить крыльями тигра? А если вдуматься, что означают эти слова - Ху Цин, ме янь? Если то, что боксеры готовы жертвовать жизнью за государство, это хорошо. А может быть и так, что в нынешнем затруднительном для империи положении они, хотя и простые люди, обещают поддержать государство, то ничего нет удивительного, если выяснится позднее, что они готовы и уничтожить его... - Не выдумывайте лишнего, - вскричал Дуань, - ихэтуани сражаются только против иноземцев! - Не считая себя проницательным и дальновидным, - упрямо продолжал Юань Чан, - нуцай находит поселения иностранцев внутри Срединного государства невыгодными для империи. Но все же нам следует поступать иначе, если мы действительно хотим выгнать их вон. Сначала следует исправить неустройство внутри государства, осторожно продолжать сношения со всеми государствами, а уже потом, отыскав удобный случай и повод, начать войну с одной из наиболее слабых держав и тут проявить свое значение и мощь. С уважением нуцай отнесся бы к тому, кто предоставит план борьбы с иноземцами, и считает, что лишь Ли Хунчжан обладает достаточным опытом ведения сношений с иноземцами, и способен не допустить захвата страны варварами. Боялись все. Чувствовалось, что даже Дуань, превозносивший военные доблести ихэтуаней, не особенно в них уверен. Ведь хоть и становится их все больше и больше, но они постоянно терпят поражения - и в Шаньдуне от Юань Шикая, и в Чжилийской провинции от Не Ши-чэна... А от иноземцев Срединная империя уже столько натерпелась! Кто бы сейчас осмелился взяться за исправление положения? И с какого конца? Давно известно, что легкомысленно начатое дело всегда чревато печальными последствиями... Императрица еще поколебалась недолго, махнула рукой и крикнула, - Передайте Ли Хунчжану мое повеление немедленно следовать в Пекин! Лицо князя Дуаня скривила гримаса растерянности и ненависти. - А генералу Не Ши-чэну передайте приказ остановить десант иноземцев, не пропускать их в столицу. Пусть докажет свое умение воевать не только против ихэтуаней, но и против варваров. Очень я сомневаюсь в военных способностях ихэтуаней, - добавила она. - Вы же, - обратилась императрица Цыси к министрам Юань Чану и Сюй Цзин-чэну, - завтра же отправляйтесь в иностранные дипломатические миссии и передайте посланникам мое желание, чтобы они обратились к своим правительствам с требованием вернуть иноземный десант обратно в Тяньцзин. - Но телеграфная связь ведь нарушена, - робко возразил Юань Чан, - и посланники не смогут передать это сообщение своим правительствам. - Тогда пусть посылают гонцов в Тяньцзин, - нетерпеливо махнула рукой императрица. А вечером, перед сном, она сказала Жун Мэй, - Пойдешь с ними и следи за ними очень внимательно. На следующий день Жун Мэй вместе с министрами обошла английскую, французскую, германскую и русскую дипломатические миссии. Везде министры Юань Чан и Сюй Цзин-чэн на французском, дипломатическом языке, примерно одними словами передали посланникам наказ императрицы. Но русскому посланнику Сюй Цзин-чэн говорил по-русски, язык он знал, так как раньше был посланником в Петербурге, и добавил, что императрица вызвала Ли Хунчжана в Пекин. И что-то еще, упомянув имя генерала Не, но Жун Мэй русский язык не знала и фразу не поняла. Жун Мэй подробно доложила императрице о визитах и та осталась довольна выполненным приказом. Но Ли Ляньин насторожился. - То, что Сюй Цзин-чэн не сказал о вызове в Пекин Ли Хунчжана англичанам, французам и германцам вполне понятно и объяснимо - те не любят Ли, считают его коварным шакалом и, узнай о вызове его в Пекин, постараются поскорее захватить город и навязать свои условия Поднебесной. Но зачем Сюй сообщил об этом русскому посланнику? Надо обдумать. Впрочем, Ли Хунчжану все равно придется добираться в Пекин через Шанхай, да на юге от глаз англичан и французов никуда не скроешься, так что они все и сами узнают. Сейчас, до прибытия Ли, надо задержать иностранцев в Тяньцзине. Передай хушану Яню, чтобы именно ихэтуани, а не генерал Не, победили иноземный десант. Тогда императрица поверит в их силу. Ты же, Жун Мэй, внимательно следи за Сюй Цзин-чэном. Он долго жил в столицах германцев и русских, и вообще мне не по душе. Я чую, что продался он красноголовым червякам. Через день неподалеку от посольского городка солдатом армии Дун Фусиня был убит советник японской миссии Сугияма. Как утверждали, он отправился было на встречу со своим шпионом. Жун Мэй представился случай внимательно присмотреться к поведению Сюй Цзин-чэна, когда они большой группой министров Цзунли-ямыня обходили иностранные представительства с выражением соболезнования и уверениями о случайности трагической гибели. Побывали они и в русской миссии, но министр Сюй ничем не обнаружил своего к ним расположения. Едва ли не ежедневно Жун Мэй, используя часы дневного отдыха императрицы Цыси, а иногда и поздно вечером, когда Цыси, накурившись опиума, засыпала, уже не таясь, заходила к Ли Ляньину и они вместе лихорадочно искали способы решить свою трудную задачу. Жун Мэй шептала заученные заклинания, отвешивала поклоны, чертила магические знаки, составляла триграммы; Ли Ляньин пересказывал слухи, которые доставляли ему шнырявшие по городу евнухи и дворцовые слуги; они расспрашивали астрологов, гадателей и толкователей снов, но искомое решение не приходило. Связь с хушаном Янем действовала налаженно, но и самый лучший гонец возвращался лишь через две недели. А тут еще разгорелись бои вдоль железнодорожной линии от Пекина до Тяньцзина - кратчайшем и самом удобном пути в Цзин-чжоу-тин. Хушан Янь передавал одно - для победы ихэтуаням нужны оружие и поддержка армии. Иначе их ждет полный разгром. Его люди пробовали разжигать ненависть к иноземцам в душах губернаторов провинций, но те трусливо выжидали - чья возьмет. Они не желали нарушать предписанные Небом законы безусловного повиновения императорской власти, наживались на торговле с иностранцами, да и просто боялись их. Губернаторы южных провинций сразу принялись бороться с ихэтуанями и жесточайше наказывали попавших к ним в руки. Лишь Юй Сянь, бывший губернатор в Шаньдуне, справедливо указывал, что в возникающих конфликтах всегда виноваты иноземцы; удаленный же из провинции по требованию германцев и получив назначение губернатором в Шаньси, он люто их возненавидел, приказал изгнать из провинции и послал армию генерала Дун Фусиня на оборону Пекина. Вскоре в Пекин гонцы доставили известие, получив которое, Жун Мэй и Ли Ляньин возликовали. На полпути от Тяньцзина к Пекину ихэтуани разгромили объединенный десант английского адмирала Сеймура и заставили иноземцев бежать! Надо сообщить скорее эту весть императрице! А то она уже перестала верить словам Ли Ляньина и Жун Мэй о волшебной силе магических заклинаний, о всемогуществе ихэтуаней и даже велела было Жун Лу вышвырнуть их из города. Они поспешили к императрице. Она еще почивала после обеда и Жун Мэй легким позвякиванием чайных чашек разбудила ее. - Ты принесла добрые вести? - обрадовалась Цыси, видя счастливое лицо своей фрейлины. - Нуцай Жун Мэй принесла радостную весть! Небольшая группа ихэтуаней, числом едва ли более десятка, с совершенно пустыми руками, лишь вытряхнув из корзин бумажных солдатиков и вдохнув в них жизнь, с помощью магических заклинаний уничтожила громадное количество красноголовых червей, а их ружья превратили в простые палки. Пушки же иноземных отрядов, под влиянием их колдовства, стали стрелять друг в друга и нанесли большой урон. Десант адмирала Сеймура разгромлен и бежит к Тяньцзину! Тут вошел Ли Ляньин, искавший в последнее время в древних фолиантах ответ на мучивший всех вопрос, - как же быть дальше? - Первый император династии Да-Цин - Великая Цин Шунчжи (1644-1661) учил: Ставший Государем заменяет людям Небо и распространяет повсюду совершенное правление. Он непременно должен заставить людей расти и развиваться, как положено, и довести совершенство своего правления до предела. После этого он может, взирая наверх, ответствовать милосердным повелениям Неба. Небо порождает людей. Нынче, вот уже в течение ряда лет, они тяжело страдают. Они без повелителя затевают смуту. И тогда Небо ставит им государя, чтобы навести порядок. Вот и сейчас, чтобы в Поднебесной воцарил порядок, надо послать на помощь побеждающим ихэтуаням армию, чтобы та впитала в себя их боевой дух и колдовское искусство, их воинское мастерство и опору на широкие крестьянские массы, и повела за собой в нужном правящей династии направлении. Иначе ихэтуани, после столь внушительной победы над иноземцами, возомнят себя всемогущими и, поскольку они в основном китайцы, вспомнят свой старый лозунг "Фу Мин, Фан Цин". И императрица Цыси отдала приказ армиям Не Ши-чэна и Дун Фусина присоединиться к восставшим и окончательно разгромить иноземцев. В тот же вечер Жун Мэй послала гонца доложить хушану Яню, что одну часть задания она выполнила. Жун Мэй часто видела своего двоюродного деда Жун Лу во дворце и на приемах у императрицы, иногда бывала в женской половине его дома, и однажды даже попробовала заговорить с ним о деле. Но Жун Лу, постоянно озабоченный и рассерженный, лишь грубо оборвал ее, - Не женского это ума дело! Занимайся своими делами... Именно своими делами она и занималась, но как объяснить это важному, грозному в своем военном мундире и с саблей на боку деду? Он просто не снисходил до разговора с ней. И через домашних подступиться к нему было невозможно - все его боялись. Но ведь получить оружие для ихэтуаней можно было только через него! Тогда она решила следовать совету хушана Яня и, посовещавшись с Ли Ляньином, они принялась воздействовать на императрицу Цыси. Книжник Ли Ляньин подолгу задерживался у императрицы и внушал ей, - На землю, которую завещали тебе предки, нахлынули злобные чудовища, поклоняющиеся свои богам и повсюду творящие зло. Они ни во что не ставят нашу религию и надсмехаются над нашими мудрецами. Именно под их влиянием зародилась смута в душах высших сановников и даже императора Гуансюя. С ними надо бороться, но человеку не под силам бороться со злыми духами. А хорошо обученных, владеющих всеми тайнами магии, умеющих побеждать иноземцев ихэтуаней очень мало. Отшельники Пяти хребтов, те, что живут на горе Тайшань и напрямую общаются с бессмертными, передают их слова, что врагов можно и нужно бить их же оружием, а "заморских дьяволов" - придуманными ими винтовками и пушками. С помощью древних волшебных заклинаний и современного огнестрельного оружия нам легче и быстрее удастся их победить. Эти дьяволы состоят из злобной души и мерзкого тела, и поэтому, учат бессмертные, против их душ надо бороться волшебными заклинаниями, а против тел - земным оружием. Ведь иноземцы потому и побеждают наши армии, что лучше вооружены, их ружья и пушки чаще и дальше стреляют, и убивают сразу множество наших солдат и ихэтуаней. Для того, чтобы успешно сразиться с врагом, владеющие волшебными заклинаниями ихэтуани должны подойти к врагу, но те уже стали бояться их и стараются убить на большом расстоянии. Генералы Не Ши-чэн и Дун Фусин не помогают ихэтуаням оружием, а используют их в качестве щита, безжалостно гонят безоружными на врага впереди своих солдат и, как сообщают, часто стреляют им в спины. Так мы можем истребить и потерять лучших, энергичных, активных, владеющих всеми тайнами колдовства людей и опять останемся беззащитными перед иноземцами. Ихэтуаням нужно современное оружие! И оно у нас есть. На складах и в арсеналах, которыми распоряжается Жун Лу, хранится множество закупленного у иноземцев или изготовляемого у нас оружия. Императрица, прикажи ему раздать оружие ихэтуаням. Вели ему вооружит