одной веры и любви к природному. Теперь понятно, почему
говорилось о посетивших небеса, что они видели никем не виданное, слышали
(по данному им постижению Божественности явлений этих) то, что покуда ничье
ухо не слыхивало.
Кто ничего не делал скрытно, а всегда желал, чтобы все помыслы его были
гласны, насколько жизнь гражданская это допускает, тот за то, что мыслил
по-Божески, об одном прямом и правом, является на небесах с лицом, сияющим
от света, и в лице его свет этот являет все чувства и мысли, так сказать, в
образе. В речах же и действиях своих люди эти как бы сами являются образами
любви и чувств своих; таких людей любят там более прочих. Во время речи их
лицо их несколько помрачается, но зато после все, что было высказано ими,
является на лице их в полной ясности своей. Все, что окружает таких духов,
отвечает состоянию внутренних начал их и является в таком виде, что всякий
ясно постигает значение и знаменование этих предметов.
Духи, которые в жизни любили действовать скрытно, бегают от первых,
едва завидя их, и, кажется, будто уползают от них, как змеи. Кто считал
разврат (adulterium) скверностью и жил в непорочном супружестве,
преимущественно перед прочими обретается в порядке и в образе небес, а
потому и в полной красоте и вечно юношеском возрасте. Наслаждения любви его
невыразимы и растут во веки веков: на эту любовь влияют все услады и утехи
небес, ибо она исходит из союза Господа с небесами и церковью и вообще из
союза благ и истин; союз же этот образует небеса как в целом, так и в
частности в каждом ангеле (н. 366-386). Внешние наслаждения подобных духов
таковы, что их словами описать невозможно. Вот, для примера, немногое о
соответствии наслаждения духов, живущих в небесной любви.
490. Из этого видно, что услада или утеха всякого после смерти
обращается в соответствие свое, а сама любовь остается вовеки, как,
например, любовь супружеская, любовь к правде, прямоте, благу, истине,
любовь к наукам и знаниям, к разуму и мудрости и проч. Из такой любви
истекают, как ручьи из своего источника, услады или утехи, которые также
остаются при человеке, но растут и возвышаются до высшей степени, переходя
из наслаждений природных в духовные.
О первом состоянии человека после смерти
491. До перехода в небеса или преисподнюю человек после смерти своей
должен пройти через три состояния: первое - состояние внешности его, или
внешнее; второе - состояние внутренности его, или внутреннее; третье -
приуготовительное. Эти три состояния человек проходит в мире духов. Иные,
впрочем, не проходят через эти состояния, а прямо либо восходят в небеса,
либо нисходят в ад.
Прямо в небеса восходят духи возрожденные, приготовившиеся к небесам
еще на земле. Кто до того возродился и приуготовился, что нуждается только в
отбрасывании вместе с телом природной грязи, тот прямо ангелами возносится в
небеса; я видел вознесенных на небеса час спустя после смерти их.
Люди внутренне коварные, а внешне добрые для одного вида, т.е. питавшие
злобу свою лукавством и надевавшие для этого личину добродушия как средство
обмана, тотчас после смерти бросаются в преисподнюю. Я видел таких людей,
низринутых тотчас после смерти в ад, и, между прочим, одного самого
коварного и лукавого, летевшего туда стремглав; другие падали иначе, смотря
по состоянию. Иные тотчас заключаются в пещеры и этим отделяются от мира
духов, они попеременно выпускаются оттуда и снова ввергаются в заключение.
Это те люди, которые злобно преследовали других под гражданскими предлогами.
Но, вообще, весьма немногие идут, подобно этим, прямо в путь, а большая
часть духов удерживаются в мире духов и там по законам Божественного порядка
приуготовляются для небес или для ада.
492. В первое состояние, т.е. внешности, человек вступает тотчас после
смерти своей. У каждого человека относительно духа своего есть внешность и
внутренность. Внешностью духа человек приспособляет здесь тело свое,
особенно лицо, речь и телодвижения, к общественной жизни. Внутренность же
духа его состоит из того, что собственно принадлежит воле и помыслам его и
что редко изобличается лицом, речью и движениями тела, потому что человек
привыкает сызмала выказывать приязнь, радушие и откровенность, а помыслы
воли своей таит. Таким образом, всякий по привычке ведет жизнь нравственную
и гражданскую во внешности, каков бы он ни был по внутренним началам. По
этой привычке человек сам едва ли когда знает о своих внутренних началах и
даже редко о них заботится.
493. Первое состояние после смерти весьма близко к мирскому, потому что
человек остается во внешности своей и даже похож на себя лицом, речью и
нравом (animus), а стало быть, и нравственной и гражданской жизнью. Поэтому
он и полагает, что все еще продолжает ту же мирскую жизнь, если только не
обратит должного внимания на все встречаемое и на внушения ангелов,
сказавших ему при восстании его, что он теперь дух (н. 450). Таким образом,
одна жизнь продолжается в Другой, и смерть служит только переходом.
494. По всему этому прибывшего из здешнего мира новичка друзья его и
вообще бывшие знакомые тотчас узнают не только по лицу и по речи, но и по
жизненной сфере его, когда они к ней приближаются. Если на том свете
кто-либо думает о другом, то представляет себе мысленно наружность его, а с
тем вместе и разные обстоятельства его жизни; от этого мысленно призываемый
является в лике своем, как бы привлеченный. Таков порядок в духовном мире,
потому что там сообщаются мысленно, а расстояний в смысле природного мира
нет (н. 191-199). Поэтому все вновь прибывающие на тот свет или в ту жизнь
узнаются друзьями, родными и знакомыми, беседуют с ними и дружат снова по
мирской приязни.
Я много раз видел и слышал радость вновь прибывших, нашедших там старых
друзей своих, равно и удовольствие последних при этой встрече. Супруги
всегда отыскивают друг друга и радуются свиданию, они даже остаются в
сожительстве более долгое или короткое время смотря по удовольствию
сожительства в миру. Если же они не были соединены истинной супружеской
любовью, т.е. союзом духовным по небесной любви, то вскоре опять расходятся,
а если супруги по духу были вовсе разнородны и внутренне противны друг
Другу, то между ними возникает открытая вражда и нередко драка. При всем том
они не разлучаются до вступления во второе состояние, о чем говорится ниже.
495. Итак, жизнь вновь прибывших духов мало разнится от жизни в миру,
они притом ничего почти не знают о посмертной жизни своей. Равно нет у них
правильного понятия о небесах и преисподней, кроме того разве, что могли
заключить из буквального смысла Слова и из проповедей, на этом же смысле
основанных. Поэтому они, надивившись, что видят себя и там в телесном образе
и со всеми чувствами, с какими жили на земле, что даже видят подобные
предметы, выражают желание узнать, что такое небо и ад и где они. Друзья
наставляют их о быте вечной жизни и водят их по разным местам и в различные
общества, иногда по городам, по садам и райским насаждениям, показывая им
великолепные зрелища, услаждающие внешность, в которой духи эти пребывают.
Затем они попеременно впадают в прежние земные мысли свои о состоянии души
после смерти, о небесах и аде и напоследок изъявляют негодование, что ничего
об этом не знали и что даже сама церковь этого не знает.
Все почти жаждут проведать, попадут ли они на небеса. Многие надеются,
что должны попасть, потому что жили в свете по нравственным и гражданским
законам, не размыслив, что злые и добрые иногда живут в свете по внешности
одинаково. Они равно делают другим добро, посещают храмы, слушают проповеди,
молятся, но не ведают, что внешние действия и внешнее богопочитание сами по
себе вовсе ничтожны, а важно состояние внутренних начал, из которых внешнее
истекает. Из числа многих тысяч едва ли один знает, что такое внутренние
начала человека и что в них заключаются небеса и церковь. Они еще менее того
понимают, что внешние дела таковы, каковы намерения и помышления, которые
зависят от любви и веры. Даже при наставлении они не понимают, чтобы помыслы
и хотения что-нибудь значили, а сущностью считают то, что говорится и
делается. Такова большая часть людей, приходящих ныне на тот свет из
христианского мира.
496. Добрые духи делают дознание над новичками, каковы они, на что есть
разные способы, потому что в этом первом состоянии злые одинаково с добрыми
произносят истины и делают добро, как объяснено было выше, - т.е. потому,
что они, равно с прочими, жили во внешней нравственности, подчиняясь общему
порядку и законам, чем старались заслужить славу людей правдивых и
правосудных: лицемерие даровало им почести и богатства. Но злые духи
узнаются особенно тем, что жадно прислушиваются ко всякой беседе о
внешности, а о внутренних началах человека, т.е. об истинах и благах церкви
и небес, хотя и слушают, но без внимания и удовольствия. Другой признак: они
часто обращаются к известной стороне света (по соответствию) и, покинутые
одни, идут по этим направлениям. То и другое обращение к известной стороне
лицом и шествие по ведущим туда путям обнаруживает господствующую любовь.
497. Все прибывающие из мира духи связаны уже с каким-либо обществом
небес или ада, но связаны по внутренним началам, а внутренние начала
человека закрыты, покуда он сам во внешности. Наружность прикрывает и
скрывает внутренность, особенно у живущих во внутреннем зле, но
впоследствии, во втором состоянии духа, внутренность становится явной,
потому что открывается, а внешность, напротив, усыпляется.
498. Это первое состояние человека после смерти длится для иных по
нескольку дней, для других по месяцам или даже целый год, но уже редко
дольше одного года. Разница эта у каждого зависит от степени однородства
внутренности его с внешностью. Внешность и внутренность каждого должны
совпадать и составлять одно, почему никому и не дозволено в мире духов
мыслить и хотеть одно, а говорить и делать другое. Там каждый должен быть
образом любви или чувств своих, а потому и одинаков по внутренним началам
своим и по внешности. Вследствие этого внешность духа прежде всего
разоблачается и приводится в должный порядок, чтобы служить внутренним
началам соответствующим средством или основой (plano) действия.
О втором состоянии человека после смерти
499. Второе состояние человека после смерти именуется состоянием
внутренних начал, или внутренним, потому что он переходит тогда во
внутренний, или духовный, быт свой, в жизнь по воле и помыслам, а внешность,
в которой пребывает он в продолжение первого состояния, усыпляется. Всякий,
кто обратит внимание на жизнь человека, на речи и дела его, убедится, что во
всяком человеке есть внешность и внутренность, или внешние и внутренние цели
и помыслы. Это видно из следующего: в гражданской жизни всякий думает о
другом, судя по тому, что слышал и знал о нем по слухам или в беседах, но
никто не станет высказывать ему в лицо такого рода убеждения свои, а
обращается с ним вежливо и прилично, как бы дурно о нем ни думал. Так в
особенности поступают лицемеры и льстецы, которые говорят и делают совсем не
то, что думают и чего хотят; также ханжи, беседующие о Боге, о небесах, о
спасении души, об истинах церкви, о благе отечества и о ближнем как бы по
вере и по любви, между тем как они сердцем веруют совсем в иное и любят
только себя самих. Из этого следует, что мысли бывают двоякие, внешние и
внутренние; что согласно первым люди говорят одно, а согласно вторым
чувствуют совсем иное.
Те и другие мысли раздельны, и человек остерегается, чтобы внутренняя
мысль его не перешла во внешнюю и как-нибудь не обнаружилась. Человек создан
так, чтобы внутренние помышления его по соответствию составляли одно и то же
со внешними; они и составляют одно у людей, живущих в добре, потому что они
помышляют и говорят только о добре. Но у людей, живущих во зле, внутренние
помыслы разнятся от внешних, потому что такие люди помышляют о зле, а
говорят о добре. У них порядок извращен, добро снаружи, а зло внутри, -
почему зло и господствует над добром, подчиняя его себе, как раба, который
служит ему только средством для известных целей согласно любви его. При
такой цели добра на словах и на деле ясно, что добро в людях этих вовсе не
есть добро, потому что оно заражено злом, хотя по внешности своей и в глазах
людей, не знающих внутренних побуждений, оно и принимает вид добра. Иное
дело, если человек сам живет в добре: тут порядок не извращен; добро течет
из внутренних помыслов во внешние и таким образом переходит в речи и дела.
Для этого порядка человек создан: тогда внутренние начала духа его пребывают
в небесах и в небесном свете; а как небесный свет есть Божеская истина,
исходящая от Господа, или есть сам Господь в небесах (н. 126-140), то такие
люди руководятся Господом. Все это сказано здесь для объяснения, что у
человека есть мысли двух родов: внутренние и внешние, что те и другие между
собой различны. Под мыслями здесь разумеется также воля, из которой помыслы
исходят, потому что никто не может размышлять без участия воли своей. Ясно
теперь, что понимается под состоянием человека внешним и внутренним.
500. Когда говорится о воле и помыслах, то под волей разумеются также
чувства и любовь, а затем и всякая утеха и наслаждение этих чувств и любви,
ибо они относятся к воле как к своему подлежащему: чего человек хочет, то,
стало быть, и любит, то считает утехой и усладой своей; и наоборот, что
человек любит, чем тешится и услаждается, того и хочет. Мыслями в этом
случае называется все то, чем человек оправдывает и утверждает чувства свои
или любовь свою; мысль есть не что иное, как вид или образ воли, или
наружное проявление ее. Образ этот устанавливается различными приемами
(анализисами) рассудка, происходящими из духовного мира и свойственными духу
человека.
501. Надо знать, что человек вполне таков, каковы внутренние начала
его, а не таков, какова внешность его отдельно от внутренних начал, потому
что внутренние начала человека - дух его, а жизнь человека - жизнь этого
духа, которым живет и тело. Поэтому человек и остается навеки таким, каковы
внутренние начала его. Внешность же, как принадлежащая телу, после смерти
отпадает, а часть ее, прилипающая к духу, усыпляется, служа только как бы
основой для внутренних начал, как объяснено было выше в главе о памяти,
остающейся после смерти. Из этого следует, что именно составляет собь
человека и что затем не есть собь его; т.е. у дурных людей все внешние
помыслы, как они сказываются в речах, и внешняя воля, какова она в
поступках, не составляют соби их, но то, что принадлежит внутренним мыслям и
воле человека.
502. По миновании первого состояния, о котором сказано выше, т.е.
состояния внешности, человек-дух вступает во второе - в состояние внутренних
начал своих, или внутреннее, т.е. в состояние внутренней воли своей и
помыслов по ней, в котором был и в миру, когда мыслил сам по себе, свободно,
без всякого стеснения. В состояние это он впадает бессознательно, не замечая
того, как бывало и в миру, когда, сосредоточив внутрь внешние помыслы, на
которых основана речь, он пребывал в одних внутренних помышлениях. Впадая в
такое состояние, человек-дух пребывает в себе и в самой жизни своей, ибо
свободное мышление по своим чувствам есть собственно жизнь человека, есть
сам человек.
503. В этом состоянии дух мыслит вполне согласно с волей своей, а стало
быть, и по чувствам или по любви своей, и потому помыслы его и воля
сливаются в одно, и до такой степени в одно, что в нем почти незаметно
мыслей, а видно только, что он желает или хочет. То же делается, если он
говорит, с той разницей, что тут заметно какое-то опасение, как бы не
проговориться, не обнаружить помыслов воли, потому что эта осторожность по
привычке в мирской, гражданской жизни также вошла в хотение или волю его.
504. В состояние это приводятся все без изъятия люди после смерти
своей, потому что оно свойственно духу их. Первое же состояние есть быт духа
человека в общежитии, а потому и не есть настоящее, собственное состояние
его. Что это первое после смерти, или внешнее, состояние человека, о котором
сказано было выше, не есть настоящее, собственное состояние его, ясно по
многим доводам, а именно: дух не только мыслит, но и говорит по чувствам
своим, ибо сама речь вытекает из этих последних, как объяснено в главе о
речи ангелов (н. 234-245).
Человек в миру мыслил точно тем же порядком, когда входил в себя; он
тогда не размышлял при помощи телесной речи, а просто будто видел все перед
собой, и притом видел в течение одной минуты гораздо более, чем мог бы
рассказать в полчаса. Что внешнее состояние не есть собственное состояние
человека или духа его, явствует также из того, что, будучи здесь в обществе,
человек беседует по правилам жизни нравственной и гражданской; причем
внутреннее мышление управляет внешним, как иногда человек управляет
человеком, наблюдая, чтобы все условия вежливости и приличия были соблюдены.
Это ясно еще из того, что человек, размышляя в себе самом, обдумывает, как
ему говорить и поступать, чтоб нравиться, войти в дружбу или в расположение
и милость другого. Для этого он придумывает чуждые ему самому средства и,
стало быть, действует противно внутренней, собственной воле своей. Ясно
после этого, что состояние внутреннее, в которое ставится дух, есть
собственное состояние его, а следовательно, и подлинное, собственное
состояние человека, покуда он жил в миру.
505. Если дух находится во внутреннем состоянии своем, то он для всех
открыто является таким, каким человек был в миру, потому что действует уже
по внутренней воле, или по соби, своей. Кто был добр по внутренним началам
своим, тот действует разумно и мудро, даже разумнее, чем на земле, потому
что отрешен от плотских вещей и вообще от всего земного, помрачавшего
видение как бы облаком. Бывший во зле действует, напротив, глупо и безумно,
даже безумнее, чем на земле, потому что воле его дан полный простор, ничем
не стесняемый. В миру такой человек был здрав умом во внешности и этим
средством мог принимать личину разумного человека, но коль скоро внешность
эта отнята, то безумие обнаруживается. Злой, притворно принимающий внешность
доброго человека, подобен сосуду, снаружи гладкому и блестящему, между тем
как в нем, под крышкой, собраны всякого рода нечистоты; к нему применяются
слова Господа: Уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся
красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты (Мат. 23. 27).
506. Все жившие на земле в добре и по совести, а стало быть,
признававшие Божественное начало и любившие Божеские истины, а в особенности
прилагавшие их к делу, будучи приведены в состояние внутренних начал своих,
как бы внезапно пробуждаются от сна или будто выходят из-под тени на солнце,
ибо они тогда мыслят при помощи небесного света, следовательно, по
внутренней мудрости, и поступают по благу, следовательно, по внутреннему
чувству своему. Небесное начало влияет на помыслы и хотение их и, сообщая их
с ангелами небесными, разливает внутри их усладу и блаженство, которого они
прежде не знавали. Они тогда признают Господа и чтут Его самой жизнью своей,
потому что, перейдя во внутреннее состояние, они живут настоящей,
свойственной им жизнью (см. н. 505). Они признают и чтут Господа по
свободной воле своей, потому что свобода принадлежит внутреннему чувству.
Таким образом, они удаляются от благочестия внешнего и обращаются к
благочестию внутреннему, в котором и состоит истинное богопочитание. Таково
состояние христиан, живших по закону Слова; но противно этому состояние тех,
что жили на земле во зле и у которых не было совести, вследствие чего они
отрицали все Божественное, ибо все живущие во зле внутренне отрицают
Божественное начало, хотя внешне и думают, что не отрицают, а признают его.
Но признавать Божество и жить во зле - одно другому противоположно. Такие
люди, войдя на том свете в состояние внутренних начал своих, по речам и
поступкам своим со стороны кажутся помешанными, потому что дурные
наклонности вовлекают их в преступления, ведут к презрению других, к обидам,
поношениям, ненависти, мести. Они вымышляют коварства иногда с таким
лукавством и злобой, что с трудом верится, какая злонамеренность может
скрываться в человеке. Они тогда находятся в состоянии полной свободы
действий по помыслам воли своей, потому что отрешены от внешности, которая
неволила и обуздывала их в миру; словом, хотя они считали себя умнее и
мудрее всякого, тем не менее они лишены рассудка, потому что в земной их
жизни рассудок пребывал не во внутренних началах их, а в одной только
внешности. По этим причинам такие духи из второго состояния своего
приводятся попеременно и на короткое время снова в первое состояние, или в
быт внешний, и с тем вместе в памяти их повторяются предшествовавшие речи их
и поступки. Иные стыдятся и сознаются, что безумствовали, другие не знают
никакого стыда, еще иные негодуют, что им нельзя оставаться навсегда в
состоянии внешности (как в миру). Но этим последним объясняется, чем бы они
наконец сделались, если бы постоянно пребывали в этом состоянии, а именно:
что они бы продолжали скрытно строить козни свои и совращать простых сердцем
и верой, принимая обманчивую личину блага, прямоты и правды, а затем
погубили бы целиком и самих себя, потому что внешность их наконец
воспламенилась бы таким же огнем, как и внутренние начала, что и уничтожило
бы всю их жизнь.
507. Когда духи пребывают в этом втором посмертном состоянии, то
являются точно такими, какими были по внутренним началам своим в миру,
оглашая сверх того все, что скрытно делали и говорили, потому что они тогда,
не стесняясь внешним, открыто говорят и даже пытаются делать то же самое, не
опасаясь огласки, как бывало на земле. Они в это время также приводятся к
личным состояниям зла своего, чтобы они явились ангелам и добрым духам в
истинном виде своем, каковы суть. Таким образом, скрытное становится явным и
тайное разоблачается, по словам Господа: Нет ничего сокровенною, что не
открылось бы, и тайного, чего не узнали бы. Посему, что вы сказали в
темноте, то у слышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет
провозглашено на кровлях (Лук. 12. 2, 3). Говорю же вам, что за всякое
праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда (Мат. 12.
36).
508. Каковы дурные духи в этом состоянии, нельзя рассказать вкратце:
всякий безумствует по-своему, по своим страстям, а их много. Поэтому я и
намерен упомянуть здесь только о некоторых особенностях, из которых можно
сделать заключение о прочем.
Любившие сами себя больше всего, а в службе и должностях гонявшиеся
только за почестями, долг же свой исполнявшие не ради долга, а на утеху
свою, ради славы, - чтобы прослыть более достойными перед прочими и
наслаждаться славой почестей, - такие духи, придя во второе состояние,
бывают глупее всех прочих, ибо насколько кто сам себя любит, настолько он
удаляется от небес, а насколько кто далек от небес, настолько же он далек от
разума и мудрости. Если же к себялюбию присоединялось еще коварство, а
знатность достигалась происками, то такие духи приобщаются к самым дурным,
предаются чародейству, т.е. извращению и употреблению во зло Божественного
порядка, и такими средствами мучают и томят всякого, кто не хочет им
подчиниться. Они строят козни, предаются делам ненависти, сгорают
нетерпением мести и жаждут свирепствовать против всякого, кто им не
поддается. Всему этому предаются они настолько, насколько толпа злых духов
этому способствует, и наконец замышляют, как бы взять им небеса приступом и
разорить их либо, поселясь там, быть признанными за богов. Вот до какой
степени доходит их безумие.
Те из людей этого разбора, которые принадлежали к римско-католическому
вероисповеданию, безумнее всех прочих: они убеждены, что небеса и ад им
подвластны и что могут отпускать грехи по произволу; они присваивают себе
все Божественное и называют себя Христом. Это убеждение в них так сильно,
что оно влиянием своим поселяет беспокойство в душе других и помрачает ее
даже до болезненного чувства. Эти духи почти одинаковы в обоих состояниях,
но во втором вовсе лишены рассудка. О безумии их и последующей участи
говорится в сочинении О Последнем суде и разрушенном Вавилоне. Кто
мироздание приписывает природе и потому, если не словами, то сердцем,
отрицает Божественное начало, а затем и все относящееся к небесам и церкви,
тот собирает себе подобных в одно толпище, которое из среды своей называет
Богом всякого, кто только лукавее прочих, воздавая ему на самом деле
Божеские почести.
Я видел сборище таких духов, обожавших чародея, державших совет о силах
природы и поступавших при этом до того бессмысленно, что походили на скотов
в образе человека. Между ними были люди знатные, сановные и даже такие,
которых почитали в миру учеными и мудрыми. Тому подобное бывает и с другими.
Из этих немногих примеров можно заключить, каковы вообще те, чьи
внутренние начала духа закрыты к небесам, что бывает у всякого, кто
признанием Божества и жизнью в вере не принял никакого небесного влияния.
Всякий может рассудить сам по себе, каков бы он был, если бы при таких
внутренних качествах ему можно было делать, что он хочет, не опасаясь ни
кары законов, ни самой смерти, ни какой-либо внешней неволи, как-то: боязни
утратить добрую славу, лишиться почета, выгод, доходов, а с тем вместе и
наслаждений. При всем том безумие таких духов обуздывается Господом, чтобы
оно не могло перейти за пределы должной службы или пользы, ибо даже и такие
духи несут службу на общую пользу, а именно: добрые духи видят в них, что
такое зло, каково оно и что выходит из человека, отказавшегося от
руководства Господня. Служба или польза от них еще и та, что они собирают
всех себе подобных в одну толпу, отделяя их от добрых духов; также, что
истины и блага, которые дурными людьми притворно выказываемы были во
внешности, от них отбираются, а сами они остаются в своем житейском зле и во
лжи этого зла, готовясь в преисподнюю, ибо никто не заключается в ад прежде,
чем поставлен будет в житейское зло свое и в отвечающую ему ложь, почему
никому и не позволяется там разделять дух свой, т.е. мыслить и говорить
одно, а хотеть другое. Там всякий вынужден мыслить ложь согласно злу своему
и говорить ложь согласно злу этому, притом то и другое по свободной воле,
т.е. по собственной любви своей и согласно утехе или наслаждению ее, так же
точно, как человек делает это духом своим на земле, когда помышляет в себе
по внутреннему влечению, потому что воля человека есть самый человек, а
мысль может быть им в той только степени, в какой она согласуется с волей;
воля есть и природа или нрав человека. Поэтому пребывать в воле своей -
значит быть в своей природе, во нраве своем и, наконец, в жизни своей (по
роду ее), так как жизнь человека согласуется с природой его, и после смерти
он пребывает таким, какой нрав или природу он усвоил себе жизнью на земле.
Этого нрава недобрый дух уже не в силах исправить или изменить, как на
земле, путем размышления или понимания истины.
509. Находясь во втором состоянии, злые духи часто бывают под строгим
наказанием, потому что впадают во всякого рода зло или преступление. Кары
эти в мире духов разнородны, на личность или звание при этом не обращается
никакого внимания: будь король, будь холоп - все одно. Всякое зло неминуемо
вслед за собой приносит и кару; то и другое связано нераздельно, а потому
кто во зле, тот и под наказанием. Никто, однако, не наказывается там за зло,
содеянное здесь, а за преступления, в которые впадает там; но, в сущности,
все равно сказать, что там карают за зло, содеянное в миру, или наказывают
за зло, содеянное в той жизни, ибо всякий после смерти продолжает жить на
том свете своей земной жизнью и, стало быть, остается и в своем зле, своих
грехах. Выше было объяснено, что человек и там бывает таков, каким был в
телесной жизни своей (н. 470-484). Кара там необходима потому, что в этом
состоянии, кроме страха наказаний, нет иного средства для обуздания зла:
убеждения и наставления бессильны, страха законов и опасения утраты доброй
славы нет, ибо своеволие по природе своей таково, что ничем не может быть
подавлено или сломано, кроме кары. Но добрые духи никогда не наказываются,
если и делали что-либо дурное в этой жизни, потому что они там не впадают
снова во зло свое. Мне также дано быть знать, что зло их иного рода или
свойства: в них не было умысла против истин или закоснелости, а только
наследственное зло от родителей, которому они и предавались по слепой
страсти, когда находились в состоянии внешности, раздельной от внутренних
начал.
510. Каждый присоединяется к тому обществу, в каком был дух его еще в
мирской жизни, ибо всякий человек по духу своему связан с каким-либо
обществом, адским или небесным: злой с адским, добрый с небесным, о чем
говорится в н. 438. Дух сближается с обществом своим постепенно и наконец
входит в него. Злой дух, будучи в состоянии внутренних начал своих,
постепенно обращается к своему обществу и наконец направляется прямо туда
еще до окончания этого (второго или внутреннего) состояния. При окончании же
его злой дух сам бросается в преисподнюю к ровням и товарищам своим. Само
действие это представляется зрителю, будто кто падает вниз головой и вверх
ногами. Видимость эта основана на том, что дух этот находится в превратном
порядке, любя адское и откидывая небесное. Иные злые духи в этом втором
состоянии попеременно входят в ад и опять оттуда выходят, но в этом случае
они не кажутся падающими стремглав, как духи, над которыми совершено
опустошение (vastatio), о которых сказано выше. Само общество, в котором они
состояли по духу своему, еще будучи в миру, показывается им, когда они
бывают во внешности, чтоб они знали, что находились в аду еще в земной жизни
своей, - в состоянии, однако, не вполне адском, но которое уподоблялось
более быту мира духов. Об этом быте сравнительно с адским будет сказано
ниже.
511. В этом втором состоянии совершается отделение злых духов от
добрых, тогда как в первом состоянии, покуда дух во внешнем быту своем, все
перемешаны вместе, как на земле: злые с добрыми и добрые со злыми. Иначе
бывает, когда дух уже перенесен во внутренний быт свой и предоставлен нраву
своему и воле. Отделение добрых от дурных делается различно, обыкновенно же,
не говоря о прочих способах, таким образом: злые духи обходят те общества, с
которыми они входили в сношение по добрым мыслям и чувствам своим, когда
были еще в первом (внешнем) состоянии, и которые они обманывали внешностью
своей, стараясь выказаться добрыми; большей частью носятся они в обширной
окружности и всюду показываются добрым духам, чтобы эти видели, каковы они,
при взгляде на них добрые духи отвращаются, а затем и сами посетители их,
т.е. дурные духи эти, отворачиваются от них лицом в ту сторону, где
находится их адское общество, т.е. куда им окончательно должно прибыть.
О третьем состоянии человека после смерти,
которое есть состояние наставления для поступающих в небеса
512. Третье состояние человека после смерти, или духа его, есть
состояние наставления. Оно свойственно только тем, которые идут в небеса и
делаются ангелами, а идущих в ад не касается, потому что они не могут
принять никакого наставления. Поэтому для этих последних второй быт или
состояние есть также и третье, которое оканчивается тем, что они сполна
обращаются к любви своей и, следовательно, к адскому обществу, живущему в
одинаковой с ними любви. Далее, они хотят и мыслят по этим чувствам, т.е. по
адской любви, а потому и хотят одно зло и помышляют одну ложь: вот услада и
утеха их, ибо это согласно с их любовью. Вместе с тем они уже явно
отрекаются от всякого блага и истины, хотя прежде и принимали то и другое,
но только в виде средства на услугу своим страстям.
Добрые же духи приводятся через второе состояние в третье, в
приуготовительный быт, для наставления и поступления в небеса, ибо никто не
может быть иначе приспособлен в небожители, как познанием благ и истин, т.е.
наставлением. Никому без этого не дано познать, что такое духовное благо и
истина и что такое противоположные им зло и ложь.
Что такое благо и истина гражданские и нравственные и что зовется
правдой и прямотой, это человек может узнать и в миру, потому что там есть
гражданские законы, которые учат, что такое правосудие, и есть общество, в
котором человек научается жить по законам нравственным, относящимся к
прямоте и правде. Но познанию духовных благ и истин учат не на земле, а в
небесах. Конечно, человек может знать их из Слова и из учения церкви,
основанного на Слове, но они не могут слиться с самой жизнью его, покуда он
внутренними началами духа своего не вознесется в небеса.
Человек тогда живет в небесах, когда, признавая Божественное начало,
живет в правде и в прямоте ради того, что так повелевает Слово Божие, т.е.
живет в правде и прямоте ради Божественного начала, а не ради себя самого и
мира. Но поступать так никто без наставления не может: он должен знать для
этого, что есть Бог, есть небеса и ад, есть посмертная жизнь; что Бога
должно любить более всего, а ближнего - как самого себя; что должно веровать
в Слово, ибо оно Божественно. Без знания и признания всего этого человек не
может мыслить духовно, а без мыслей этих не может и хотеть этого. Чего
человек не знает, того не может думать, а о чем не думает, того не может и
хотеть.
Если же человек захочет благ и истин, то небеса влияют на него, т.е.
Господь через небеса влияет на жизнь человека, ибо Господь влияет на волю
человека, а через нее и на помышления его; через оба же пути эти - на самую
жизнь его, так как вся жизнь человека состоит из воли и мыслей. Из этого
следует, что духовному благу и истине поучаются не от мира, а от небес и что
никто не может быть приуготовлен для небес иначе как посредством
наставления.
Насколько Господь влияет на чью-либо жизнь, настолько же Он и
наставляет человека, ибо настолько же Он воспламеняет волю его любовью к
истинам и просвещает ум его на их постижение. В той же мере отверзаются и
внутренние начала человека и в него вносятся небеса; и, наконец, в той же
мере Божественное и небесное начало влияет на правдивые дела его
нравственной жизни и на праведные дела его гражданской жизни, возвышая дела
эти в духовную степень, потому что человек исполняет их тогда по началу
Божественному и ради него. Прямота и правда нравственной и гражданской
жизни, если они истекают из такого источника, являются уже как последствия
духовной жизни, ибо сущность всякого последствия зависит от действующей
причины: какова причина, таково и следствие ее.
513. Наставлением вообще занимаются ангелы разных обществ, особенно
ангелы сторон северных и южных, потому что эти ангельские общества состоят в
разуме и мудрости по познанию благ и истин. Места наставлений этих
расположены к северу и весьма различны; они устроены и отделены по родам и
видам небесных благ, чтобы все и каждый могли быть наставляемы по
наклонностям своим и по способностям. Места эти простираются вокруг на
огромные пространства. Туда переносятся Господом для наставления добрые духи
по прожитии ими второго состояния в мире духов, но не все. Принявшие уже на
земле хорошее наставление прямо готовятся Господом в небеса, куда возносятся
другими путями: иные тотчас после смерти своей, другие после краткого
пребывания с добрыми духами для очищения и удаления грубых помыслов и
чувств, принятых на земле по мирским понятиям о почестях и богатствах. Иные
прежде подлежат опустошению (vastatio)*, что делается под ступнями, в месте,
именуемом исподней землей. Иные при этом сильно страдают, а именно люди,
усвоившие себе ложные убеждения, хотя и жившие по добру. Ложные убеждения
глубоко укореняются, а, не рассеяв их, человек не в силах понять и усвоить
себе истину, потому что не видит ее. Впрочем, об этом опустошении и о
способах к тому говорилось уже в сочинении Тайны Небесные. (* Т.е. отделению
и отстранению от себя всего не сродного небесам.)
514. Все в местах наставления живут порознь, и каждый внутренними
началами своими связан с тем небесным обществом, куда предназначен;
а как небесные общества устроены по небесному образу (см. н. 200-212),
то и места наставлений принимают тот же образ; поэтому при обзоре их с небес
они являются как бы небесами же, но в уменьшенном виде. Они простираются в
длину от востока на запад, а в ширину от юга на север, но ширина по виду
короче длины.
Порядок там вообще таков: впереди размещены умершие младенцами,
воспитанные наставницами в небесах до юношеского возраста и перенесенные
затем Господом в эти места для учения. За ними находятся умершие в полном
возрасте и жившие в мире в любви к истине и благу. За ними мусульмане,
жившие в доброй нравственности, признававшие одно Божеское начало и чтившие
Господа первым пророком; отрекаясь от Магомета, в котором не видят, наконец,
никакой пользы, они обращаются к Господу, поклоняются Ему, признают Его
Божественность и тогда наставляются в христианском учении. За ними, еще
далее к северу, места наставления различных языческих народов, живших в
добре по вере своей, приобретших этим нечто вроде совести и поступавших
право и прямо не ради законов гражданских, а ради законов веры, которые
чтились ими свято и нерушимо. Все эти люди по научению легко обращаются к
признанию Господа, ибо они хранили в сердце своем то убеждение, что Бог не
есть существо невидимое, а, напротив, видимое в образе человека. Таких
народов более, чем всех прочих, и лучшие из них - жители Африки.
515. Но не все наставляются одинаковым образом и одним и тем же
небесным обществом. Воспитанные с самого младенчества своего в небесах
получают в наставники ангелов внутренних небес, потому что не упитались
ложью из ложных учений веры и не загрязнили духовной жизни своей грубой
привязанностью к мирским почестям и богатствам. Умершие уже взрослыми обычно
поступают в учение к ангелам низших небес, более им сродным, чем ангелы
высших, потому что у последних мудрость внутренняя, которую духи эти еще не
имеют возможности постичь. Мусульмане же поучаются ангелами, бывшими
единоверцами своими, обращенными в христианство, а язычники - своими
ангелами.
516. Наставления даются там согласно учению, взятому из Слова, а не по
одному только Слову Божиему без учения или науки. Христиан учат по учению
небесному, во всем согласному с внутренним смыслом Слова; остальных же, как
мусульман и язычников, наставляют учением, доступным их понятиям, которое
тем только отличается от учения небесного, что учит духовной жизни
посредством жизни нравственной, согласной с хорошими догматами веры их, по
которой они жили на земле.
517. Способ учения на небесах тем разнится от земного, что сведения или
познания там передаются не памяти, я прямо жизни. Память духов заключается в
самой жизни их: они принимают и усваивают себе все, что согласно с их
жизнью, а отвергают и еще менее усваивают все неподходящее, ибо духи суть
олицетворения любви или чувств и находятся в человеческом образе, чувствам
этим подобном. Вследствие этого любовь к истине всегда внушается им для
службы жизни, и Господь заботится о том, чтобы каждый любил службу,
согласную со свойствами и способностями своими; эта любовь еще усиливается
надеждой стать со временем ангелом. А как всякая служба на небесах относится
к службе общественной, т.е. к царству Господнему, общему отечеству ангелов,
и как всякая частная и особенная служба тем выше, чем более и ближе
относится к службе общественной, то всякая частная и особенная служба, виды
которой бесчисленны, именуется благой и небесной. Для этого-то в каждом духе
любовь к истине так соединяется с любовью к службе, что составляет одно;
через это истина переходит в службу (в дело) и сами истины, которым
поучаются духи, становятся истинами службы (дела). Вот каким образом
поучаются ангельские духи, готовясь к небесам.
Любовь к истине, прилагаемой к службе (к делу), вселяется различными
способами, частью вовсе неизвестными на земле; особенно же посредством
изображения такой службы, что делается в духовном мире на тысячи ладов, и
притом доставляет такое удовольствие, что проникает человека от самой
внутренности духа его до самой внешности тела его и таким образом проникает
его всего. Через это дух как бы весь обращается в службу свою и, приходя в
свое общество, куда он вводится посредством этих наставлений, обретается в
своей жизни, если только исполняет свою службу. Из этого ясно, что познания,
т.е. внешние истины, никого не вводят в небеса, а делает это сама жизнь,
т.е. жизнь службы, как следствие этих познаний.
518. Были духи, принесшие с собой убеждение, что они должны войти в
небеса предпочтительно перед прочими, потому что славились ученостью, хорошо
изучили Слово и учение церкви и считали себя мудрыми. Они разумели себя под
словами пророка Даниила: И разумные будут сиять, как светила на тверди, и
обратившие многих к правде - как звезды, во веки, навсегда (12. 3). Но
прежде всего сделано было над ними дознание, в одной ли только памяти их
заключаются познания их или в самой жизни. Духи, оказавшиеся в подлинной
любви к истине, ради службы, отрешенной от всего телесного и мирского, т.е.
ради службы духовной, приняты были по должном наставлении в небеса, и им
дано было понять, что именно сияет на небесах, т.е. Божеская истина, которая
там есть свет небесный в службе или деле. Им показано было, что служба эта
есть основа (planum), которая приемлет лучи этого света и отражает их
разноцветным блеском.
Противное бывает с людьми, чьи познания заключались в одной только
памяти, посредством которой они приобрели себе способность рассуждать об
истинах и доказывать те из них, которые были произвольно приняты ими сперва
за первые начала, а потом и за сами истины, хотя бы они и были ложные. Такие
люди, как нисколько не жившие в небесном свете, а в надменной
самоуверенности, убеждены, что, превосходя других ученостью, они должны
поступить в небеса, где ангелы будут им служить. Вследствие этого, чтоб
разубедить таких духов в их надменной уверенности, их возносили к первому,
или низшему, небу, вводя в какое-либо ангельское общество. Там, при самом
входе, влиянием небесного света зрение их начинало меркнуть, рассудок
мешался и наконец дыхание прерывалось, как у людей умирающих. А почувствовав
небесное тепло, т.е. небесную любовь, они страдали внутренними муками.
Поэтому они были оттуда удалены и затем наставлены в том, что не познания
образуют ангела, а сама жизнь, приобретаемая познаниями, потому что познания
или сведения сами по себе находятся вне небес, а жизнь, основанная на
познаниях, внутри небес.
519. Когда духи через данные им в описанных местах наставления уже
готовы к небесам, - что совершается в короткое время, ибо они в духовном
быту своем легко и много зараз постигают, - тогда облекаются они в
ангельские одежды, обычно белые, как бы тонкополотняные. После того они
направляются по пути, идущему вверх, к небесам, и передаются ангелам,
охранителям этих небес; затем принимаются другими ангелами и вводятся в
различные общества, где познают различного рода наслаждения, и, наконец,
каждый переносится Господом в свое общество; это также делается различными
путями, и нередко весьма окольными. Пути эти неведомы ни одному ангелу, а
самому только Господу. По прибытии каждого в свое общество внутренние начала
его отверзаются, и как они вполне согласуются с внутренними началами ангелов
этого общества, то вновь прибывшие тотчас узнаются и с радостью принимаются.
520. К этому я прибавлю нечто замечательное о путях или дорогах,
ведущих от помянутых мест к небесам и по которым вводятся туда
ангелы-новички. Дорог этих восемь, по две из каждого места наставления; одна
из них подымается на восток, другая на запад; идущие в небесное царство
Господне вводятся туда по восточному пути, а назначенные в духовное царство
- по западному. Четыре дороги, ведущие в небесное царство, являются как бы
украшенными масличными и другими плодовыми деревьями, а ведущие к духовному
царству усажены виноградом и лавром. Это основано на соответствии: виноград
и лавр отвечают любви к истине и службам ее, а маслина и плодовые деревья -
любви к добру и службам ее.
Никто не может сподобиться царства небесного
по одному только непосредственному милосердию Господню
521. Не получившие должного наставления о небесах, о пути к ним и о
небесной жизни человека полагают, будто прием в небеса есть дело одного
только милосердия к верующим и тем, за кого ходатайствует Господь, или будто
небеса доступны только по благодати или милости Божией; что, стало быть,
всякий человек без изъятия может быть спасен по благоусмотрению Господню.
Иные же думают, что даже и самые обитатели преисподней могут быть спасены.
Но люди такого мнения ничего не понимают о человеке, который вообще весь
таков, какова жизнь его; а жизнь его такова, какова любовь его не только по
внутреннему началу своему, но воле и разуму, но и по внешности своей, по
телу или образу: телесный образ не что иное, как внешний вид или образ, в
котором внутренние начала его проявляются на деле, почему и весь человек
есть представитель любви своей (н. 363). Люди эти не ведают, что тело живет
не от себя и не собой, а духом своим; что дух человека есть любовь или
чувства его, а духовное тело не что иное, как любовь эта в человеческом
образе, в котором и является он после смерти (н. 453-460). Кто всего этого
не знает, тот может полагать, что спасение человека зависит от одного только
благоизволения Божиего, называемого милосердием и благодатью (gratia).
522. Но прежде объясним, что именно должно разуметь под Божием
милосердием. - Это есть чистое милосердие ко всему роду человеческому во
спасение его; оно одинаково и постоянно ко всякому человеку и никогда ни от
кого не отступается, поэтому всякий, кто только может быть спасен,
спасается. Но никто не может быть спасен иначе как Божескими средствами,
показанными Господом в Слове. Божественные средства эти именуются Божескими
истинами, они учат, каким образом человек должен жить во спасение свое; ими
Господь ведет человека к небесам и посредством их насаждает в нем небесную
жизнь. Это Господь одинаково творит всякому, но Он может насадить небесную
жизнь в том только, кто воздерживается от зла, ибо иначе зло препятствует.
Итак, насколько человек удерживается от зла, настолько Господь по
единому и чистому милосердию своему руководит им Божественными средствами
своими; руководит от самого младенчества до конца жизни на этом свете и
далее в вечности. Вот что понимается под именем Божеского милосердия; из
чего и ясно, что милосердие Господне есть чистое милосердие, но не
непосредственное, т.е. не такое, которое могло бы спасать всякого, как бы
кто ни жил, - по одному благоусмотрению.
523. Господь никогда и ничего не делает вопреки порядку, потому что Он
сам есть порядок. Божеская истина, исходящая от Господа, образует собой
порядок, а Божеские истины суть законы этого порядка, по которым Господь
водит человека. Поэтому спасение человека по непосредственному милосердию
было бы противно Божественному порядку и, следовательно, противно
Божественному началу вообще. Божественный порядок образует в человеке
небеса, которые он извратил в себе жизнью, противной законам этого порядка,
т.е. противной Божеским истинам. К этому-то порядку человек возвращается
снова по чистому милосердию Господню и по законам порядка: насколько человек
возвращается к нему, настолько он приемлет в себя небеса, а кто небеса в
себя приемлет, тот и сам в них входит. Из всего этого следует опять то же,
т.е. что Божеское милосердие есть милосердие чистое, но не непосредственное,
не произвольное.
524. Если б люди могли быть спасаемы непосредственным милосердием, то
были бы спасаемы все без изъятия, даже и сущие в аду; мало того, тогда бы не
могло быть и самого ада, потому что Господь есть само милосердие, сама
любовь, само благо. Вследствие этого противно Божественности Его говорить,
что Он мог бы спасти всех, но не спасает; ведомо из Слова, что Господь хочет
спасения всех и каждого, а не гибели.
525. Многие из христианского мира, являясь на тот свет, приносят с
собой убеждения, что могут быть спасены непосредственным милосердием, о
котором и привыкли молиться. При испытании их обнаружилось, что, по их
убеждению, сподобиться небесного царствия - значит быть туда допущенным и
что всякий, кому дозволяется вступить туда, наслаждается небесным
блаженством. Очевидно, они вовсе не понимали, что такое небеса и небесное
блаженство; им объяснили, что вход в небеса никому от Господа не воспрещен и
что не только все, если желают, могут быть туда допущены, но что даже они
вольны там оставаться. Затем желающие свободно туда допускались, но на самом
рубеже встречал их поток небесного тепла, т.е. любви, в которой пребывают
ангелы, и лучи небесного света, т.е. Божеской истины; от этого на них
нападала такая тоска, что они подвергались вместо ожидаемого блаженства
адским мукам. Пораженные этим, они спешно бросались вон и, таким образом,
живым опытом познавали, что никому не может быть дано небесное царство по
одному милосердию.
526. Я нередко беседовал об этом с ангелами, говоря, что многие живущие
в мире во зле утверждают, рассуждая о небесах и вечности, будто достичь
небесного царства - значит быть допущенным туда по единому милосердию. Этому
веруют особенно те, что веру почитают единым путем и средством к спасению.
Они по началам веры своей не обращают внимания на жизнь и на дела любви (что
составляет саму жизнь), т.е. не ищут, кроме веры, никаких других средств,
которыми Господь мог бы поселять в них небеса и соделывать их способными к
принятию небесного блаженства.
Отвергая, таким образом, всякое деятельное средство к достижению
желанной цели, такие люди, как неизбежное следствие принятого ими начала,
должны утверждать, что человек поступает в небеса по одному только
милосердию, к которому склоняется Бог-Отец по предстательству сына. На все
это ангелы мне отвечали, что им известна необходимость такого догмата из
принятого начала о спасении единой верой как догмата главного, но что такое
ложное учение никак не может быть проникнуто небесным светом. Оно есть
причина того невежества, в котором ныне находится церковь относительно
понятий о Господе, о небесах, о посмертной жизни, о небесном блаженстве, о
сущности любви и благостыни; вообще о благе и союзе его с истиной, а стало
быть, и о самой жизни человека; о том, что она такое и откуда; что мысли
сами по себе никогда и ни в ком не образуют жизни, а воля и дела ее с
участием в этом мыслей настолько, насколько сами они согласуются с волей;
что, следовательно, вера образует жизнь только в той мере, насколько сама
вера истекает из любви. Ангелы соболезновали, что такие люди не ведают
вовсе, что одной веры самой по себе и быть не может, потому что вера без
своего источника, без любви, есть одно только знание или какое-то убеждение
под видом веры (н. 482); убеждение, которое не усваивается жизнью человека,
а остается вне ее, ибо оно вовсе отделяется от человека, если не связуется с
его любовью.
Далее ангелы говорили, что люди, принявшие такое превратное убеждение о
существенном средстве к спасению души, поневоле должны верить в
непосредственное милосердие, ибо они понимают и видят по природному здравому
смыслу, что отрешенная от всего вера не составляет жизни человека, ибо таких
же мыслей и убеждений могут быть и люди самой дурной жизни; вследствие чего
им и приходится верить, что добрые и злые одинаково могут быть спасаемы,
лишь бы они в смертный час с полным упованием беседовали о предстательстве
Господнем и об сказуемом вследствие того милосердии. Ангелы утверждали, что
пока не видели еще ни одной души, которая бы, несмотря на дурную земную
жизнь свою, была принята в небеса по непосредственному милосердию, сколько
бы такие люди ни толковали в мире о таком убеждении или уповании своем, как
называли они веру в высшем значении. На вопрос об Аврааме, Исааке, Иакове,
Давиде и апостолах, не были ли они приняты в небеса по непосредственному
милосердию, ангелы отвечали: ни один из них, а каждый по делам жизни своей в
миру; знаем, где они теперь, и знаем, что они там не в большем уважении, чем
и все прочие. Если же о них с особым почетом упоминается в Слове, то потому
только, что под их именами во внутреннем смысле разумелся сам Господь: под
именем Авраама, Исаака, Иакова - Господь по Божественности своей и его
Божественная человечность; под именем Давида - Господь относительно
Божественной царственности своей; под апостолами - Господь в отношении к
Божеским истинам. Затем они сказали, что при чтении человеком Слова они
вовсе не думают об этих личностях, потому что сами имена эти не доходят до
небес, а вместо них понимается Господь в тех значениях, как выше объяснено.
Поэтому и в Слове Божием, хранимом на небесах (н. 259), мужи эти нигде не
поименованы, так как Слово это есть внутренний смысл того Слова, которое у
нас на земле.
527. Могу подтвердить по множеству опытов, что невозможно даровать
небесную жизнь тому, кто жил наперекор ей на земле. Иные полагали, что легко
примут после смерти Божеские истины, услышав их от ангелов, и что, уверовав
в них, изменят род жизни и затем будут приняты на небеса. Это было испытано
над многими, бывшими в такой уверенности, и допущено было для того, чтоб
убедить их, что после смерти нет покаяния. Иные из них при этом опыте
понимали истины и, по-видимому, принимали их, но лишь только они обращались
к жизни по любви своей, то отбрасывали истины эти и даже начинали говорить
против них; иные тотчас же отвращались от них, не желая и слышать их. Другие
требовали, чтобы жизнь по любви или страстям, принятая в миру, была отнята у
них и на место ее дана была жизнь ангельская, небесная; и это сделано было
над ними по соизволению, но как только жизнь по любви была у них отнята, то
они тотчас падали, будто мертвые, без чувств и более собой не владели.
Этими и подобными опытами внушено было простым, но добрым духам, что
жизнь человека не может измениться после смерти и что дурная, или адская,
жизнь не может быть превращена в добрую, или ангельскую, а всякий дух от
головы до пятки таков, какова любовь его, т.е. какова его жизнь, и что
превратить ее в противоположную - значит уничтожить этого духа вовсе. Ангелы
объявили, что легче превратить сову в голубку или филина в райскую птичку,
чем адского духа в небесного ангела. Что человек после смерти остается
таким, каким был по жизни на земле, - см. н. 470-484. Из всего этого ясно
следует, что никто не может быть принят на небеса по непосредственному
милосердию.
Не столь трудна, как полагают, жизнь, ведущая к небесам
528. Иные полагают, что вести жизнь, приводящую человека в небеса,
называемую жизнью духовной, весьма трудно. Люди эти слышали, что человек
должен отказаться от мирского, от так называемых похотей плотских и
телесных, и жить духовно, т.е., как они понимают, что все светское должно
быть откинуто, особенно богатства и почести; что должно постоянно
предаваться благочестивым помышлениям о Боге, о спасении души, о вечности,
проводить все время в молитвах, в чтении Слова и спасительных книг. Это они
называют отречением от света и жизнью духовной, не плотской. Но мне дано
было познать многими опытами и беседами с ангелами, что это совсем не так,
что, напротив, отрекающиеся от мира и живущие духовно по этому способу
готовят себе жизнь печальную, не способную к принятию небесного блаженства,
потому что жизнь каждого остается при нем навсегда. Чтобы приспособить себя
к небесной жизни, человек, напротив, должен жить в миру, в должностях,
занятиях и сношениях с людьми, возвышаясь к духовной жизни посредством жизни
нравственной и гражданской. Иначе не может образоваться в человеке духовная
жизнь или дух его - приготовиться к небесам; а жить одной только внутренней
жизнью, не живя в то же время и внешней, значило бы жить в доме, выстроенном
без основания, - почему он либо садится, либо, трескаясь, расседается, либо
клонится туда и сюда и разрушается.
529. Если разобрать жизнь человеческую разумным взглядом, то
оказывается, что она трояка: духовная, нравственная и гражданская - и что
каждая из жизней этих различна. Есть люди, живущие одной гражданской жизнью,
устранив и нравственную, и духовную; другие живут жизнью нравственной, но не
духовной; а иные - жизнью гражданской, нравственной и духовной. Последние
живут жизнью небесной, а первые все - жизнью чисто мирской, с устранением
небесной. Из этого следует прежде всего, что духовная жизнь не раздельна с
жизнью природной, или мирской, но что первая соединена со второй, как душа с
телом, и что если бы разделить их, то это, как сказано выше, уподобилось бы
жилищу в доме без основания, ибо жизнь нравственная и гражданская есть
деятельность жизни духовной; к последней относится всякое благое желание
воли (velle), к первым - исполнение его на деле. Если же отделить одно от
другого, то духовная жизнь будет состоять в одних только размышлениях и в
разговоре, а воли не будет, потому что ей нет опоры; между тем воля-то и
образует всю сущность духовного человека.
530. Из последующего можно убедиться, что не столь трудно жить небесной
жизнью, как обычно полагают. Кто же не может жить должной гражданской и
нравственной жизнью, когда всякий с самого детства знакомится с ней и она
внушается ему? И почти всякий человек, дурной или добрый, живет этой жизнью,
потому что всякий желает прослыть честным и правдивым; почти всякий по
внешности старается поступать откровенно и справедливо, и до того, что
кажется прямым и правдивым от души и будто действует по самой прямоте и
правде. Так же точно должен жить духовный человек, что на деле ему не
труднее, чем человеку природному, с той только разницей, что духовный
человек верует в Божественное начало и живет честно и правдиво не только
ради законов гражданских и нравственных, но и ради законов Божеских. Кто при
исполнении дел своих мыслит о законах Божеских, тот сообщается через это с
небесными ангелами и по мере того, что он так поступает и мыслит,
соединяется с ними; через это самое отверзается его внутренний человек,
который сам по себе и есть человек духовный. Если же человек таков, то он
приемлется и руководится Господом, сам того не зная; тогда прямота и
справедливость его, хотя и относятся к жизни нравственной и гражданской,
исходят из духовного источника, а жить в прямоте и правде по духовному
источнику - значит жить так ради самой прямоты и правды, или жить так по
сердцу. Правда и прямота такого человека по внешнему явлению своему ничем не
отличаются от правды и прямоты людей природных, даже дурных и адских, но по
внутренним началам своим свойства эти совсем различны: люди дурные действуют
правдиво и праведно только ради себя и ради мира, и потому если б не
опасались законных взысканий, утраты доброй славы, почестей, выгод и самой
жизни, то стали бы действовать неправедно и неправдиво, не боясь ни Бога, ни
законов Божеских. Их не удерживают никакие внутренние узы, и потому если бы
можно было безопасно плутовать и мошенничать, воровать и грабить, то они
делали бы это с большим удовольствием. Истина эта проявляется на том свете,
где внешность отнимается, а внутренность каждого открывается на вечную жизнь
(см. н. 499-511). Действуя тогда без всяких внешних уз, без страха законов,
без опасения утраты славы, чести, богатства и самой жизни, такие люди в
поступках своих безумны, а над прямотой и правдой насмехаются. Напротив,
жившие в прямоте и правде ради законов Божеских, отрешась от внешности и
оставшись при внутренних началах своих, действуют мудро, потому что
сообщаются с небесными ангелами, от которых и получают мудрость свою. Из
всего этого следует, что человек духовный по жизни гражданской и
нравственной может действовать одинаково с человеком природным, лишь бы
внутренними началами, т.е. волей и помыслами, был в союзе с Божеством.
531. Законы жизни духовной, гражданской и нравственной даны нам и в 10
заповедях: в трех первых - законы жизни духовной, в трех последующих -
законы жизни гражданской, в четырех последних - законы жизни нравственной.
Чисто природный человек во внешности своей живет по тем же правилам,
что и человек духовный: он также поклоняется Божеству, посещает храмы,
слушает проповеди, смотрит благочестиво; он не убийца, не вор, не блудник;
не лжесвидетельствует и не обирает своего товарища. Но так он поступает ради
себя самого и чтобы показать себя таким миру; внутренность же его вовсе не
походит на этот внешний образ, потому что он сердцем отрицает Божество, при
изъявлении богопочитания ханжит и сам про себя смеется святости церкви,
считая ее только уздой для черни. Такой человек вовсе отлучен от небес и, не
будучи духовным человеком, не может быть ни нравственным, ни гражданским. Не
убивая в буквальном смысле, он, однако, ненавидит всякого противника и горит
местью этой ненависти. Если б он не был связан гражданскими законами и
внешними узами и вообще страхом кары, то решился бы и на убийство; а как в
нем есть эта страсть, то он и убивает беспрестанно. Если он не распутничает,
то в сущности все-таки блудник, потому что считает это дозволенным и делает
каждый раз, когда считает возможным и безопасным. Он также не крадет, но в
душе все-таки вор, потому что жаждет чужого богатства и считает лукавство и
коварные проделки дозволенными; таким же образом он ведет себя и
относительно заповедей жизни нравственной: не лжесвидетельствуй, не пожелай
добра ближнего твоего.
Таков всякий человек, отрицающий Божественное начало, у которого
совесть не основана на вере. Такие люди обнаруживаются в загробной жизни при
лишении их внешности своей и оставлении при одной внутренней жизни: будучи
отрешены от небес, они действуют заодно с преисподней, почему туда и
приобщаются.
Совсем иначе бывает с теми, кто, признавая всем сердцем Божественное
начало, в делах своих следует Божеским законам и живет согласно первым трем
и всем остальным десяти заповедям: они, утратив внешность и оставшись при
одной внутренней жизни, становятся более разумными, чем были на земле. Когда
они вступают во внутреннюю жизнь свою, то как бы внезапно переходят из-под
тени на солнечный свет, от невежества - к мудрости, из жизни скучной и
печальной - к жизни блаженной, потому что они живут тогда в Божественном
начале, а стало быть, и в небесах. Все это сказано здесь для объяснения,
каков один человек и каков другой, хотя оба они по внешней жизни одинаковы.
532. Всякому понятно, что мысли направляются туда, куда направлены
намерения, или к цели, которую человек хочет достигнуть. Мышление есть
внутреннее зрение и, подобно ему, обращается туда и останавливается там,
куда человек его направляет. Если внутреннее зрение, или мышление, обращено
к мирскому и на нем останавливается, то родятся мысли мирские; если оно
обращается человеком на себя и на почет свой, то мысли родятся плотские;
если же к небесам, то и мысли бывают небесные. Поэтому, обращаясь к небесам,
мысли поднимаются; обращаясь к себе, к человеку, отрываются от небес и
погружаются в телесное; а обращаясь к миру, также уклоняются от небес и
растекаются на том, что перед глазами. Намерение человека, стремление его,
есть следствие любви его или чувства, поэтому любовь эта и направляет
внутреннее зрение, или мышление, к известному предмету, а именно: себялюбие
направляет мысли к себе самому и к своему, любовь к миру направляет их к
мирскому, любовь небесная к небесам. Поэтому и можно видеть, в каком
состоянии внутренние начала духа человека, коль скоро известна его любовь:
кто любит небеса, у того внутренние начала обращены к небесам и сверху
открыты; кто любит мир и себя самого, у того внутренние начала сверху
замкнуты, а извне открыты.
Из этого можно заключить, что если внутренние начала человека сверху
замкнуты, то человек не может видеть предметов небес и церкви, и они для
него в непроницаемой тьме; а что во тьме, то либо отвергается, либо вовсе не
постигается. Поэтому кто любит себя и мир больше всего и у кого затем
внутренние начала сверху замкнуты, тот сердцем отрицает Божеские истины;
если же он говорит о них на память, то сам ничего не понимает, судя о них
как о предметах мирских и телесных. Таких людей занимает только то, что
доступно пяти чувствам, и одним этим они услаждаются; сюда принадлежит много
грязного, развратного, кощунственного и преступного. И подобные мысли не
могут быть удалены от них, потому что тут не может быть никакого небесного
влияния на дух их, который, как объяснено уже, сверху замкнут.
Стремление, или намерение, человека, направляющее внутреннее зрение или
мышление его, есть воля его: чего человек хочет, к тому он стремится, а к
чему стремится, о том мыслит. Если он стремится к небесам, то туда же
направляет и помыслы свои, а с ними и весь дух свой, который, таким образом,
находится в небесах, и затем он глядит на все мирское как бы сверху вниз.
Поэтому человек, у которого внутренние начала духа его открыты, может видеть
в себе зло и ложь, ибо они расположены как бы под духовным его началом. И
наоборот, человек, у которого нутро закрыто, не может сам видеть зло свое и
ложь, потому что он не выше их, а, так сказать, погряз в них сам. Из этого
видно, откуда дается человеку разум и мудрость и откуда безумие; равно
видно, каков человек должен быть после смерти, когда ему предоставляется
хотеть и мыслить, а затем действовать и говорить согласно с внутренними
началами своими. Все это объясняется здесь для того, чтобы ведома была
разница между внутренним и внешним человеком, хотя бы один и казался
подобным другому.
533. Понятно теперь, что жить небесной жизнью не столь трудно, как
полагают: для этого только необходимо при появлении в мыслях чего-либо
противного прямоте и правде, хотя бы душа к тому и стремилась, помнить и
помышлять, что этого делать не должно, как дела, противного Божеским
заповедям. Если человек приучится к такому размышлению и оно обратится в
привычку, то он мало-помалу соединяется с небесами, и по мере этого союза
отверзаются внутренние начала духа его. Насколько же начала эти отверзаются,
настолько видит и отличает он все противное прямоте и правде, а насколько он
это видит, настолько зло и ложь могут быть удалены и рассеяны, но никакое
зло не может быть удалено, если его не видишь и не знаешь. В такое состояние
всякий может войти по своей свободной воле, потому что всякий мыслит по
своей воле; и, будучи однажды наставлен на путь этот, человек наитствуется
Господом на всякое благо: ему дается не только видеть зло, но и не хотеть
его, и наконец оно становится ему противным. Вот что понимается под словами
Господа: Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мат. 11. 30). Но должно
заметить, что трудность таких помыслов возрастает, как равно и затруднение
противостоять злу, по мере того как человек делает зло по воле, по любви. От
этого зло обращается в привычку, человек сам его уже не видит и наконец,
полюбив его, наслаждается им, извиняет его и утверждается в нем всякого рода
ложными рассуждениями; он считает зло не только дозволенным, но называет его
благом. Это, впрочем, случается с тем только, кто в юношеском возрасте,
очертя голову, мечется в пропасть зол и в то же время сердцем отрекается от
Божественного начала.
534. Однажды представилась мне дорога, ведущая в рай и в ад. Это была
широкая дорога, пролегавшая влево, или на север; множество духов шли по ней,
а на некотором расстоянии, там, где дорога оканчивалась, виднелся большой
камень, за которым путь расходился надвое, налево и направо. Налево шла
дорога тесная, узкая и вела через запад на юг, к небесному свету; дорога
направо была широка, просторна и вела наискось вниз, в преисподнюю. Сначала
все шли одним общим путем до камня на распутье, а там разделялись: добрые
сворачивали влево на узкую дорогу к небесам, злые, не видя камня на
распутье, падали через него и ушибались, а вскочив на ноги, спешили далее
бегом по широкой дороге прямо в ад. Мне объяснено было значение этого
видения: общий широкий путь, по которому одинаково и вместе идут добрые и
злые, беседуя дружески и не представляя на вид никакого различия, изображает
всех людей, живущих по внешности одинаково в прямоте и правде и потому не
различаемых на вид; камень распутья, или угольный, через который падали
злые, спеша бегом по пути в преисподнюю, изображает Божескую истину,
отвергаемую людьми, обратившимися к преисподней; а в высшем значении камень
этот представляет Божественную человечность Господа; поэтому видящие и
признающие Божескую истину и Божественность Господа направляются по
небесному пути. Из этого также следует, что злые и добрые по внешности идут
одним и тем же путем и что одному это нисколько не труднее, чем другому. Но
признающие сердцем Божественное начало, особенно же христиане, признающие
Божественность Господа, направляются к небесам, а не признающие - к
преисподней.
Помышления людские, исходящие из намерения или воли, представляются на
том свете путями, дорогами, которые принимают иносказательный вид, во всей
точности отвечающий помыслам и замыслам, и каждый человек идет своей дорогой
согласно помыслам и намерениям своим; поэтому духи относительно качеств и
помыслов своих легко узнаются по путям, которыми идут. Все сказанное здесь
поясняет Слова Господа: Входите тесными вратами; потому что широки врата и
пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими, потому что тесны
врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их (Мат. 7. 13, 14).
Путь жизни узок не потому, что труден, а потому что немногие находят и торят
его, как сказано было выше. Камень угольный в конце общей широкой дороги,
откуда распутье идет в две противные стороны, объясняет Слова Господа:
Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла. Всякий,
кто упадет на тот камень, разобьется (Лук. 20. 17, 18). Камень - Божеская
истина; камень Израильский - Господь в Божественной человечности; строители
- люди церкви; глава угла - распутье; падать и разбиваться - отрицать и
гибнуть.
535. Мне дано было беседовать на том свете с людьми, удалившимися от
мирских сует ради благочестивой, святой жизни; также с людьми, налагавшими
на себя по обету страдания разного рода, полагая, что этим отрешаются от
мира и обуздывают плоть. Большая часть из них, осудив себя по привычке к
жизни унылой, печальной и удалясь от жизни любви (charitas), для которой
необходимо оставаться в миру, не могла быть присоединена к ангелам; жизнь
этих последних - радостная и блаженная, состоящая вся из добрых дел, из дел
благостыни. Кроме того, жившие в миру такой отвлеченной жизнью
воспламеняются заслугами своими, беспрерывно жаждут небес и почитают
небесное блаженство должной себе платой или наградой, вовсе не понимая
сущности небесного блаженства. Если они затем переносятся в среду ангелов
соучастниками их радостей, т.е. блаженства бескорыстного, не в виде награды
и заслуги, а состоящего в исполнении долга и обязанностей и в блаженстве по
мере сделанного добра, то дивятся, видя вовсе не то, что ожидали; не будучи
в состоянии насладиться таким блаженством, они удаляются, присоединяясь к
своим, жившим одинаково с ними на земле. Жившие во внешнем богопочитании,
постоянные посетители храмов и всегдашние богомольцы, отягчавшие душу свою
печалью, и притом всегда много думавшие о себе в чаянии большого уважения и
почета, даже святости после смерти, на том свете не находятся на небесах,
потому что они все это делали ради себя самих и оскверняли Божеские истины,
утопляя их в себялюбии. Иные из них так безумны, что почитают себя богами,
почему и поступают к подобным себе в преисподнюю. Другие лукавы и коварны, а
потому идут и в ад лукавых; это именно те, что посредством хитрых происков
притворной жизни соблазняли толпу, чтившую в них Божественную святость. В
таком состоянии многие из числа святых римского исповедания; со многими дано
мне было беседовать, и вся жизнь их в миру и после того была мне показана.
Все это объясняется здесь для убеждения, что жизнь, ведущая к небесам,
не есть жизнь отвлеченная от мира, но жизнь в миру и что богомольная жизнь
без деятельной жизни любви (charitatis), которую можно найти только в миру,
не ведет к небесам; а ведет к ним жизнь деятельной любви, т.е. прямое,
честное и правосудное исполнение всякой должности или обязанности, всякого
дела и сношения с людьми по внутреннему и, стало быть, небесному началу; из
этого начала истекает такая жизнь, когда человек поступает прямо и честно
ради Божественных законов. Жизнь эта немноготрудна, а тяжела, напротив,
отрешенная от деятельной любви жизнь богомола, которая, сверх того,
настолько же удаляет от небес, насколько, по мнению людей, должна бы вести к
ним.
ОБ АДЕ
Господь управляет адом
536. Когда выше говорилось о небесах, везде было показано, что Господь
есть Бог небес (в особенности см. н. 2-6) и что, таким образом, все
управление небесами принадлежит Господу. А как отношение небес к аду и ада к
небесам такое, как между двумя противоположными, друг против друга
действующими началами, от действия и воздействия которых происходит
равновесие, в котором все прочее должно существовать, - то вот почему для
содержания всего существующего в равновесии необходимо, чтобы тот, кто
управляет одной частью, управлял и другой, ибо если тот же самый Господь не
сдерживал бы порывов ада и не укрощал его неистовств, то равновесие бы
нарушилось, а с ним и все остальное.
537. Скажу прежде несколько слов о равновесии. Известно, что когда два
начала взаимно действуют друг против друга и действие и напор с одной
стороны равны воздействию и сопротивлению с другой, то обе силы, по случаю
равенства своего, уничтожаются, и тогда обе они могут быть движимы по
произволу третьей силы, ибо когда два начала вследствие равного
противодействия лишаются всякой силы, то сила третьего начала делает все, и
так легко, как если б не было никакого сопротивления. Таково равновесие
между небесами и адом; однако это не такое равновесие, как бы между двумя
состязающимися особами, силы которых равны между собой, но это равновесие
духовное, т.е. лжи и истины, зла и добра: ад постоянно дышит (spirat) ложью,
происходящей от зла; небеса же постоянно дышат истиной, происходящей от
блага. Вследствие этого духовного равновесия человек находится в свободе
мысли и воли, ибо все, что человек мыслит и волит, относится или ко злу и
потому ко лжи, или к добру и потому к истине. Следовательно, когда он в
равновесии, он свободен или допустить и принять зло, а потому и ложь, идущую
от ада, или допустить и принять добро, а потому и истину, идущую с небес.
Каждый человек содержится в этом равновесии Господом, потому что Господь
управляет и небесами и адом. Но для чего человек посредством равновесия
содержится в свободе и зачем Божественным всемогуществом не отняты от него
зло и ложь и не исполнен он одним благом и истиной - это будет сказано ниже,
на своем месте.
538. Мне несколько раз дано было постичь, как сфера лжи, происходящей
от зла, вытекала из ада. Это было как бы постоянное усилие уничтожить всякое
благо и всякую истину, усилие, сопровождавшееся гневом и как бы яростью
вследствие неудачи; усилие состояло в особенности в том, чтобы разрушить и
уничтожить Божественность Господа потому, что от Него исходит всякое благо и
всякая истина. Из небес же, напротив, я постигал, как вытекала сфера истины,
исходящей от блага; эта сфера укрощала ярость усилия, возникавшего из ада, и
следствием этого было равновесие. Я постигал, что сфера, вытекавшая из
небес, происходила от одного Господа, хотя она и казалась как бы исходящей
от ангелов небесных. Она потому постигалась исходящей от одного Господа, а
не от ангелов, что каждый ангел на небесах признает, что нисколько блага и
нисколько истины не принадлежит ему самому, а что все исходит от Господа.
539. В духовном мире вся сила принадлежит истине по благу, ложь же,
исходящая от зла, совершенно бессильна. Всякая сила принадлежит истине,
исходящей от блага, потому что само Божественное начало на небесах есть
Божественное благо и Божественная истина и что Божественному началу
принадлежит всякая сила; а ложь, исходящая от зла, совершенно бессильна,
потому что всякая сила принадлежит истине, исходящей от блага, и что во лжи
от зла нет этой истины нисколько. Вследствие того всякая сила принадлежит
небесам, а в аду нет ее вовсе, ибо каждый на небесах обретается в истине по
благу и каждый в аду обретается во лжи по злу: никто не допускается в
небеса, если он не живет в истине по благу, и никто не ввергается в ад, если
он не во лжи по злу. Что это так, видно в главах, в которых говорилось о
первом и третьем состоянии человека после смерти (см. н. 491-520); а что
всякая сила принадлежит истине, исходящей от блага, это видно в главе о
могуществе ангелов на небесах (см. н. 228-233).
540. Итак, вот каково равновесие между небесами и адом. Обитатели мира
духов находятся в этом равновесии, ибо мир духов занимает середину между
небесами и адом; потому и все люди на земле содержатся в таком же
равновесии, ибо Господь управляет людьми на земле посредством духов,
находящихся в мире духов; об этом будет сказано ниже в особой главе. Такое
равновесие не могло бы существовать, если б Господь не управлял как
небесами, так и адом и не умерял ту и другую сторону: иначе ложь, исходящая
от зла, брала бы верх и заражала простых, добрых духов, которые находятся на
последних границах небес и которые могут быть легче совращены, чем ангелы;
таким образом, погибло бы равновесие, а с ним и свобода в людях.
541. Ад, равно как и небеса, разделяется на общества, и даже на столько
обществ, сколько их на небесах, ибо у каждого общества на небесах есть
противоположное ему общество в аду, и это вследствие равновесия. Но общества
в аду различаются по разного рода злу и происходящей от него лжи, потому что
небесные общества различаются по благам и истинам своим. Что у каждого блага
есть противоположное ему зло и у каждой истины противоположная ей ложь, это
можно знать из того, что нет вещи, которая бы не относилась к чему-либо
противоположному; что из этой противоположности узнаются вещи относительно
качеств и степеней своих и что на этом основано вообще понимание и ощущение
(sensatio). Вот почему Господом постоянно предусматривается, чтоб у каждого
небесного общества было свое противоположное в аду и чтоб между ними было
равновесие.
542. Если ад делится на столько же обществ, сколько их на небесах, то,
следовательно, и адов столько же, сколько небесных обществ, ибо каждое
небесное общество образует небеса в малом виде, вследствие чего и каждое
общество в аду есть ад в малом виде. Как вообще трое небес, так вообще и три
ада: низший противоположен самым внутренним, или третьим, небесам; средний
противоположен средним, или вторым, небесам; и высший, который
противоположен последним, или низшим, небесам.
543. Скажу также в нескольких словах, каким образом Господь управляет
адом. Ад вообще управляется общим влиянием (affluxus) Божественного блага и
Божественной истины, от небес идущим и которым общее усилие адское умеряется
и удерживается; и, сверх того, особенным влиянием каждых небес и каждого
небесного общества. В частности же ад управляется ангелами, которым поручено
смотреть за адом и умерять его кичение и буйство; иногда ангелы даже
посылаются туда и присутствием своим усмиряют его. Но вообще все находящиеся
в аду управляются страхом, который в иных врожден и привит еще здесь; но как
этот страх недостаточен и мало-помалу пропадает, то они управляются страхом
наказаний - им в особенности они воздерживаются от зла: наказания в аду
многочисленны, иные легче, другие тяжелее, смотря по сделанному злу. Вообще
над другими духами поставляются самые злые, которые, превосходя прочих
коварством и хитростью, могут наказаниями и страхом содержать их в
повиновении и покорстве; но сами начальники эти не смеют преступать
назначенных им границ. Должно знать, что единственное средство сдерживать
насилие и ярость жителей ада есть страх казни, - другого средства нет.
544. До сих пор верят в мире, что во главе ада стоит дьявол, который
сперва был создан ангелом света, а после восстания своего вместе с сонмищем
своим был ввергнут в ад. Это верование вышло из того, что в Слове говорится
о дьяволе и сатане и также о Люцифере и что в этих изречениях Слово было
понято в буквальном его смысле, меж тем как тут под дьяволом и сатаной
разумеется ад. Под дьяволом - тот ад, который позади и в котором находятся
самые злые духи, называемые злыми гениями; а под сатаной - тот ад, который
впереди и в котором находятся духи не столь злые и называемые просто злыми
духами. Под Люцифером разумеются духи, принадлежащие Вавилону, т.е. те, что
мечтают о распространении господства своего даже до самых небес. Что нет
никакого дьявола, которому бы ад был подвластен, это ясно из того, что все
находящиеся в аду, равно как и все находящиеся на небесах, происходят от
рода человеческого (см. н. 311-317); и еще из того, что от самого создания
мира до нынешнего дня там находятся мириады мириад духов, из которых каждый
есть дьявол в той самой степени, насколько он, живя на земле, сам стал
таким, идя против Божественного начала.
Господь никого не ввергает в ад, но это делается самим духом
545. В некоторых людях укоренилось понятие, что Господь отвращает лицо
свое от человека, отметает его от себя и в гневе своем за соделанное им зло
низвергает его в ад. Иные идут еще далее и думают, что Бог наказывает
человека и делает ему зло. Люди утверждаются в этом понятии вследствие
буквального смысла Слова, в котором находятся подобные выражения, не ведая,
что духовный смысл Слова, объясняющий смысл буквальный, совершенно от него
отличен и что, следовательно, настоящее учение церкви, основанное на
духовном смысле Слова, учит другому, а именно тому, что никогда Бог не
отвращает лица своего от человека и не отвергает его от себя; что Он никогда
никого не ввергает в ад и не гневается. Равно и всякий человек, чей ум при
чтении Слова хоть несколько озарен, постигает это из одного того, что Бог
есть само благо, сама любовь и само милосердие, что само благо не может
никому сделать зло и что сама любовь и само милосердие не могут отвергнуть
человека, ибо это было бы противно самой сущности милосердия и любви, а
следовательно, и противно самому Божественному началу. Поэтому люди с умом
озаренным (ex mente illustrata) ясно постигают, читая Слово, что Господь
никогда не отвращается от человека, а если не отвращается, то поступает с
ним по благу, по любви и по милосердию, т.е. что Он желает ему блага, любит
его и милосердствует о нем. Из этого люди эти видят также, что буквальный
смысл Слова, в котором находятся подобные выражения, заключает в себе смысл
духовный, согласно которому должны быть объяснены те выражения, которые в
буквальном смысле своем приспособлены были к пониманию человека и
согласованы с его первоначальными и общими понятиями.
546. Человек озаренный видит, кроме того, что благо и зло суть два
противоположные начала, и столь же противоположные, как небеса и ад; что
всякое благо идет с небес, а всякое зло из ада; а как Божественное начало
Господа образует небеса (см. н. 7-12), то от Господа наитствует на человека
одно только благо, а из ада одно зло; что, таким образом. Господь постоянно
отклоняет человека от зла и наклоняет его к добру, а ад постоянно склоняет
его ко злу. Если б человек не находился между тем и другим, он был бы лишен
всякого мышления и всякой воли, и еще более всякой свободы и всякого выбора,
ибо человек одарен всем этим вследствие равновесия между добром и злом.
Поэтому если б Господь отвратился от человека и человек был бы предоставлен
одному злу, то он и не стал бы более человеком. Из этого ясно, что Господь
наитствует благом на всякого человека, как на злого, так и на доброго, но с
той разницей, что злого человека Он постоянно отклоняет от зла, а доброго
человека постоянно склоняет к добру и что причина такой разницы в самом
человеке, ибо он приемник.
547. Из этого видно, что человек делает зло по влиянию ада, а добро по
влиянию от Господа. Но как человек думает, что он все делает сам от себя, то
и зло, которое он делает, принадлежит ему как собственное, из чего следует,
что виной своего зла сам человек, а никак не Господь: зло в человеке есть ад
в нем, ибо все равно сказать - зло или ад. Итак, если сам человек - виной
своего зла, то, следовательно, он сам собой ввергается в ад, а не Господом;
Господь так далек от этого, что Он освобождает человека из ада, как только
человек не хочет и не любит более оставаться в своем зле. Вся воля и вся
любовь человека после смерти его остаются при нем (н. 470-484): кто хочет и
любит зло на земле, тот хочет и любит то же самое зло и в той жизни и не
терпит, чтоб его тогда разлучали с ним; поэтому человек, находящийся во зле,
привязан к аду и духом своим действительно пребывает в аду, а после смерти
своей ничего большего не желает, как быть там, где его зло. Из этого
следует, что человек после смерти сам собой ввергается в ад, а не Господом.
548. Скажу также, как это делается. Когда человек вступает в ту жизнь,
он сначала принимается ангелами, которые оказывают ему всевозможные услуги,
говорят с ним о Господе, о небесах, об ангельской жизни и поучают его
истинам и благам. Но если человек, тогда уже ставший духом, таков, что он
еще в мире слыхал о том же, но сердцем отрицал или презирал это, то,
несколько поговорив с ними, он желает оставить их и ищет, как бы уйти; когда
ангелы замечают это, они оставляют его. После некоторого пребывания с
другими, он наконец присоединяется к тем, которые живут в одинаковом с ним
зле (см. н. 445-452). Когда это совершается, он тогда отвращается от Господа
и обращается лицом к аду, с которым он был соединен еще на земле и в котором
находятся все живущие в одинаковом с ним зле. Из этого ясно, что Господь
влечет к себе каждого духа посредством ангелов и небесного наития, но что
духи, находящиеся во зле, совершенно тому противятся, отрываются, так
сказать, от Господа и злом своим как бы на веревке влекутся в ад. А если они
таким образом влекутся и, по любви ко злу, поддаются влечению, то ясно, что
они сами и по доброй воле ввергаются в ад. В мире не верят, чтобы это было
так, вследствие понятия, составившегося здесь об аде, и даже в той жизни
тем, которые не находятся в аду, кажется, будто это совершается таким же
образом. Но иначе кажется это тем, кто сам ввергается в ад, ибо они идут
туда добровольно; и те, которые вступают туда с горячей любовью ко злу, даже
будто бросаются вниз головой и вверх ногами. Вследствие такой видимости
другим кажется, что они ввергаются в ад силой Божественной (см. подробности
об этом в н. 574). Из всего этого можно теперь видеть, что Господь никого не
ввергает в ад, но что каждый ввергается туда сам, не только покуда он живет
на земле, но даже и после смерти, ставши духом, как и прочие.
549. Господь по Божественному естеству своему, которое есть благо,
любовь и милосердие, не может поступать одинаково с каждым человеком, потому
что разного рода зло и ложь этому препятствуют и не только ослабляют, но и
отталкивают Его Божественное наитие. Зло и ложь подобны черным тучам,
которые становятся между солнцем и оком человека, скрывая от него блеск и
ясность света; солнце же постоянно силится разогнать противостоящие тучи и в
это время с разных сторон, то тут, то там, бросает на человека хоть
несколько света. Точно так и в духовном мире: солнце там есть Господь и Его
Божественная любовь (н. 116-140); свет есть Божественная истина (н.
126-140); черные тучи - это ложь, происходящая от зла; око есть разум.
Насколько кто находится там во лжи по злу, настолько он окружен тучей,
черной и густой по степени своего зла; из этого сравнения можно видеть, что
Господь постоянно присущ каждому, но приемлется различно.
550. Злые духи в мире духов строго наказываются с той целью, чтоб они,
страшась наказаний, воздерживались от зла. При этом кажется, будто и
наказываются они Господом, но тем не менее ни одно наказание не идет от
Господа, а все они происходят от самого зла, потому что зло до того
соединено со своей карой, что одно с другим не может быть разлучено. Адское
сонмище ничего большего не желает и не любит, как делать зло и в особенности
налагать наказания и мучить, а потому и делает зло и подвергает наказаниям
каждого, кто не находится под охраной Господа. Когда зло совершено
кем-нибудь от злого сердца, что устраняет всякую защиту (tutela) со стороны
Господа, тогда злые духи нападают на виновного и наказывают его. Это может
быть несколько пояснено преступлениями и наказаниями их в здешнем мире, где
они также неразлучно соединены: здесь для каждого преступления или зла закон
определяет наказание, вследствие чего кто совершает преступление, тот
подвергается и наказанию; разница только в том, что в мире зло может быть
сокрыто, меж тем как в той жизни это невозможно. Из этого легко убедиться,
что Господь никому не делает зла и что в той жизни точно так же, как и
здесь, царь, судья и закон не причины тому, что наказывается виновный, ибо
никто из них не был причиной зла, совершенного преступником.
Все жители ада обретаются во зле
и потому во лжи по любви к себе и к миру
551. Все жители ада обретаются во зле и потому во лжи, и нет там
никого, кто бы находился в то же время во зле и в истине. Большая часть злых
людей в мире знакомы с истинами духовными, т.е. с истинами церкви, ибо в
детстве они учились им, потом узнавали их из проповедей и чтения Слова и
вследствие того сами говорили о них. Даже некоторые из них, умея говорить от
имени истины с притворным чувством и поступать при этом искренне, как бы по
вере духовной, умели заверять других, что они в душе христиане. Но те из
них, которые внутренне думали против этих истин и от зла, мысленно
желаемого, воздерживались только ради гражданских законов, славы, чести и
выгод, все эти люди, по сердцу злые, обретаются в истине и потому в благе
только по действиям тела, а не духа. Поэтому когда в той жизни их внешнее
откидывается, а внутреннее, духу их принадлежавшее начало раскрывается, то
они вполне обретаются во зле и во лжи, а нисколько не во благе или в истине.
Ясно, что истины и блага эти как познания научные пребывали в одной памяти
их и что они только извлекали их оттуда, когда говорили о них или когда
выказывали добро свое, как бы исходящее от любви и веры духовной. Когда
подобные духи предоставляются своему внутреннему началу и, следовательно,
своему злу, они не могут более произносить истин, но говорят одну ложь,
потому что они говорят по злу своему, а говоря по злу, невозможно
высказывать истину, ибо тогда дух есть не что иное, как свое зло; от зла же
исходит одна ложь. Каждый злой дух, прежде чем быть ему ввергнутым в ад,
приводится в это состояние (см. н. 499-512); это называется совлечься,
отщетиться (vastari) истин и благ. Это совлечение есть не что иное, как
введение (immissio) во внутреннее начало человека, т.е. в собь, или,
наконец, в самый дух его (см. об этом н. 425).
552. Когда человек после смерти приходит в это состояние, он уже более
не дух, кажущийся человеком (homo spiritus), как это было в первом его
состоянии, о котором говорилось выше (н. 491-498), но он подлинно становится
духом; ибо настоящий дух лицом и телом соответствует внутренним, духу
(animi) принадлежащим началам и, следовательно, внешний образ его есть
отпечаток его внутренних начал. Таков дух после первого и второго состояния,
о которых говорилось выше: в это время, смотря на него, тотчас узнаешь не
только по лицу и телу, но и по речи и движениям его, каков он. Будучи тогда
в себе самом, он не может быть в ином месте, как с подобными себе.
В духовном мире все чувства и происходящие от них помыслы всячески
общаются, поэтому дух как бы от себя самого влечется к себе подобным, ибо он
влечется тогда своим чувством и удовольствием этого чувства. Он даже сам
обращается в ту сторону, ибо он тогда вдыхает в себя жизнь свою или дышит
свободно, чего не бывает с ним, когда он обращается в другую сторону. Должно
знать, что в мире духовном общение с другими совершается посредством
обращения лица, и что живущие в сходной любви постоянно обращены друг к
другу лицом, и что это бывает всегда, как бы тело их ни вращалось (см. н.
151). Вот отчего происходит, что все адские духи обращаются в противную от
Господа сторону, ко тьме и мраку, которые в духовном мире занимают место
солнца и луны природного мира; и что, напротив, ангелы обращаются к Господу
как к небесному солнцу и луне. Из этого теперь видно, что все живущие в аду
находятся во зле и потому во лжи и что они обращены к своим любовям.
553. Все духи в аду, рассматриваемые при некотором свете небесном,
предстают в образе своего зла, потому что каждый из них есть изображение
своего зла; ибо в каждом внутреннее и внешнее составляют одно, и внутреннее
видимо проявляется во внешнем, т.е. в лице, теле, речи и движениях. Таким
образом, при первом взгляде можно узнать, какого они свойства. Вообще их
(внешние) образы выражают презрение к другим, угрозу тем, кто не почитает
их, различного рода ненависть и мщение. В этих образах злость и жестокость
проглядывают из внутренних начал, но, когда другие их хвалят, почитают и
поклоняются им, лицо их изменяется, и в нем выражается как бы радость от
удовольствия. Невозможно описать в немногих словах, чем кажутся все эти
образы, ибо ни один из них не подобен другому. Только между теми, которые в
одинаковом зле и которые поэтому находятся в одном адском обществе, есть
общее сходство, вследствие которого, как бы от общего источника, все лица
этого общества кажутся несколько схожими. Вообще их лица ужасны и, подобно
трупам, лишены жизни: у некоторых они черны, у других огненны, подобно
факелам; у других безобразны от прыщей, нарывов и язв; у весьма многих лица
не видать, а вместо него что-то волосатое и костлявое, у других торчат
только одни зубы. Тела их точно так же уродливы, и речь их звучит как бы
гневом, ненавистью или мщением, ибо каждый из них говорит по своей лжи, и
звук его голоса отвечает злу его, - словом, они все суть образы своего ада.
Мне не было дано видеть, каков образ самого ада вообще; мне только было
сказано, что как небеса в совокупности изображают (referat) одного человека
(н. 59- 67), так и ад в совокупности изображает одного дьявола и также может
представиться в виде одного дьявола (см. н. 544). Но мне часто дано было
видеть, каков образ ада в частности, или отдельных адских обществ, потому
что при отверстиях, ведущих к ним, или при так называемых вратах ада,
обыкновенно является чудовище, в котором виден образ, общий всем жителям
этого ада; причем и лютость их изображается в жестоких и свирепых действиях,
о которых нечего упоминать.
Следует, однако, знать, что адские духи кажутся такими только при
небесном свете, но что между собой они кажутся людьми. Божественным
милосердием Господа допущено, чтобы они между собой не казались столь
противными, как перед ангелами, но эта видимость обманчива, потому что если
только несколько небесного света проникнет к ним, то их человеческие образы
превращаются в чудовищные, которые, как было сказано выше, им действительно
принадлежат, ибо при небесном свете все показывается тем, что оно есть в
себе самом. Вот почему они бегут от небесного света и обращаются к своему,
более грубому свету (lumen), который кажется как бы светом от раскаленных
углей, а иногда как бы светом от пылающей серы; но и этот слабый свет
превращается в совершенную темноту, когда его коснется хоть один луч
небесного света. На этом основании сказано, что ад находится во тьме и
мраке, а тьма и мрак означают всякого рода от зла исходящую ложь, такую
именно, которая находится в аду.
554. Из усмотрения этих чудовищных образов адских духов, которые все,
как было сказано выше, выражают презрение к другим, угрозы против тех,
которые не почитают и не уважают их, ненависть и мщение, направленные против
тех, которые им не благоприятствуют, мне стало ясно, что все они вообще суть
образы любви к себе и любви к миру и что разное зло, которое они, в
частности, изображают, происходит от этих двух видов любви. Мне также было
сказано с небес и, кроме того, доказано несколькими опытами, что эти оба
рода любви, т.е. любовь к себе и любовь к миру, царствуют в аду и образуют
(faciant) его, что любовь к Господу и любовь к ближнему царствуют на небесах
и образуют их и что, наконец, эти оба рода любви, как адской, так и небесной
друг другу диаметрально противоположны.
555. Вначале я дивился тому, что любовь к себе и любовь к миру до того
дьявольские и что живущие в этих любовях являются на вид такими чудовищами.
Потому что в мире мало думают о любви к себе, а более о той внешней
напыщенности духа, которая называется гордостью и которая, будучи видима для
глаза, одна и принимается за любовь к себе. А та любовь к себе или то
самолюбие, которое таким образом не выказывается, почитается в мире душой
жизни;
им человек побуждается к занятию должностей и службе, и если он не ищет
в них чести и славы, то говорят, что дух его коснеет. Разве не говорят: кто
сделал что-нибудь хорошего, полезного и достопамятного, если не с той целью,
чтоб снискать почет и славу между людей или стать высоко во мнении других?
Откуда, говорят, происходит это стремление, если не от пылу любви к славе и
чести и, следовательно, от любви к себе? Из этого следует, что в мире
неизвестно, что любовь к себе, рассматриваемая в себе самой, есть та любовь,
которая царствует в аду и образует в человеке ад. Вследствие чего я сперва
скажу, что такое любовь к себе, а затем - что от этой любви как от общего
источника истекает всякого рода зло и всякого рода ложь.
556. Любовь к себе состоит в том, чтоб желать добра себе одному, а не
другим, и даже не церкви и не отечеству или какому человеческому обществу,
если и тут опять не ради себя самого; или еще в том, чтоб делать добро
другим ради почести и славы для себя самого. Если человек не видит этих
выгод в службе, которую он несет, то он внутренне говорит себе: что мне в
этом? для чего я буду это делать? какая мне от этого польза? - и затем
бросает свое дело. Из чего ясно, что кто пре