1
В три часа пополудни Майкл Пул выглянул из окна своего номера на втором
этаже отеля "Шератон". Стоял серый ветреный ноябрьский день. Внизу, на
стоянке перед отелем, микроавтобус с какими-то неясными символами, очевидно,
призывающими к миру во всем мире, на бортах, за рулем которого сидел либо
пьяный, либо лунатик, пытался развернуться, не снижая скорости, на крошечном
пятачке между въездом на стоянку и первым рядом машин, угрожая разнести их
все в пух и прах. На глазах у Майкла он врезался-таки наконец передним
бампером в небольшой покрытый пылью "Камаро", смяв весь перед машины.
Заревела сирена. Водитель подал назад, и Майкл на секунду решил, что тот
собирается удрать с места происшествия, помяв еще парочку автомобилей. Но
вместо этого водитель поставил фургон на свободное место в том же ряду. "Что
ж, -- подумал Майкл. -- "Камаро" был принесен в жертву за возможность
припарковаться в соседнем ряду".
Майкл уже дважды звонил вниз, чтобы справиться, не оставляли ли для
него записки. Но ни один из трех друзей, которых он ждал, очевидно, еще не
прибыл в отель. Если только Конор Линклейтер не решит добираться из Норфолка
до нью-йоркского аэропорта на мотоцикле, друзья должны были успеть на
самолет. Хотя это было невозможно, Майкл на секунду представил себе, что все
трое вылезут сейчас из того самого фургона. "Обжора" Гарри Биверс --
"Пропащий" Гарри, самый жуткий на свете лейтенант, Тино Пумо -- Пумо-Пума,
которого Андерхилл называл "леди" Пумо, и маленький, вечно растрепанный
Конор Линклейтер -- почти все, кто остался в живых из их отряда. Конечно,
они прибудут по отдельности на такси и подъедут к главному входу отеля, но
Майклу очень хотелось бы, чтобы они вылезли сейчас из фургона. Только сейчас
Майкл понял, как сильно хотелось ему увидеть друзей -- до этого Майклу
казалось, что главное для него увидеть Мемориал одному, до приезда всех
остальных, но сейчас он вдруг осознал, что ничуть не меньше хочет осмотреть
его потом еще раз вместе со всеми.
Майкл смотрел, как открылась дверца фургона и оттуда появилась рука,
сжимавшая горлышко бутылки, в которой он без труда узнал виски "Джек
Дэниелз". Вслед за рукой показалась голова в помятом тропическом шлеме.
Человек, появившийся вслед за этим из машины, был около шести футов ростом и
весил никак не меньше двухсот тридцати фунтов. Одет он был в рыже-черную
полосатую солдатскую робу. Из кузова фургона вылезли еще двое мужчин
помельче, одетых в ту же самую одежду, а с места для пассажиров появился
довольно крупный бородатый мужчина в поношенной артиллерийской форме,
который тут же обошел фургон спереди и взял из рук верзилы, сидевшего за
рулем, бутылку виски. Он засмеялся, затем, запрокинув голову, сделал
огромный глоток и пустил бутылку дальше по кругу.
Все они вместе и каждый в отдельности выглядели, как десятки других
солдат, с которыми был когда-то знаком Майкл. Он прижался лбом к оконному
стеклу и пристально вгляделся в людей, стоящих внизу. Конечно же, никого из
них он не знал. Великан не был Андерхиллом, а остальные Биверсом, Пумо и
Линклейтером. Секунду эти люди, показалось Майклу, походили на его друзей,
но правда была в том, что ему просто очень хотелось сейчас увидеть
кого-нибудь из старых знакомых. Сегодня Майклу хотелось воссоединиться со
всеми, с кем он столкнулся во время войны во Вьетнаме, -- и с живыми, и с
мертвыми. И еще Майклу хотелось увидеть Мемориал. Ему от всей души хотелось,
было просто необходимо, чтобы Мемориал произвел на него по-настоящему
сильное впечатление -- не просто понравился, а вызвал благоговейное желание
преклонить колени. Он так боялся, что этого не произойдет, что было немножко
страшно вообще приблизиться к памятнику. Судя по открыткам, которые видел
Майкл, Мемориал был действительно красив -- строг и одновременно
выразителен, словом, стоил того, чтобы полюбить его по-настоящему. Майкл
понял вдруг, что воспринимал Мемориал как нечто, принадлежащее каждому в
отдельности, на самом же деле тот принадлежал и ему, и этим ребятам внизу,
на стоянке, потому что все они жили как бы отдельно от целого света,
навсегда были с ним в конфликте -- и живые, и мертвые. Майкл вдруг ощутил
это так отчетливо, что все, побывавшие во Вьетнаме, стали казаться ему
гражданами своей собственной страны, скрытой от взглядов непосвященных.
Было несколько имен, которые ему хотелось бы отыскать на Мемориале,
имен, на месте которых, возможно, могло стоять его собственное.
Верзила, сидевший за рулем, достал из кармана рубашки листочек бумаги и
начал что-то писать, положив его на крышу фургона. Остальные принялись
выгружать из фургона полотняные мешки. Бутылка ходила по кругу, пока
водитель не прикончил ее и не бросил внутрь одного из мешков.
Майклу захотелось вдруг выйти, пройтись. Если верить расписанию
праздничных церемоний, которое он прихватил внизу у портье, парад на
Конститъюшн-авеню должен был уже начаться. Он успеет взглянуть на Мемориал и
вернуться до приезда остальных.
Если вообще Гарри Биверс не напился до чертиков в баре ресторана Тино
Пумо и не торчит там сейчас, требуя еще одну порцию водки с мартини: "Еще
один ма-а-сенький бокальчик... и почему бы не улететь пятичасовым рейсом
вместо четырехчасового, а может, шести-, а может, семичасовым?"
Тино Пумо, единственный, с кем Майкл более или менее регулярно общался,
говорил ему, что Гарри Биверс проводит иногда в его баре весь день. С Гарри
Биверсом Майкл Пул общался со времен войны всего однажды -- три месяца
назад, когда тот позвонил ему, чтобы зачитать статью в "Старз энд Страйпс",
которую прислал ему брат, о серии убийств, которые совершил на Дальнем
Востоке некто, называвший себя Коко.
Пул отошел от окна. Сейчас явно не время для мыслей о Коко. Великан в
тигровой робе закончат писать записку и подсунул ее под стеклоочиститель
"Камаро". Интересно, что он написал? Что-нибудь вроде "Извини, приятель, я
помял твою тачку, приходи, пропустим вместе по стаканчику "Джека"?
Пул присел на край кровати, взял телефонную трубку и, секунду
поколебавшись, набрал школьный номер Джуди. Когда на другом конце провода
ответили, Майкл произнес:
-- Я на месте, Джуди, но остальные ребята еще не подъехали.
-- Я должна сказать "бедный Майкл"? -- спросила Джуди.
-- Нет, просто думал, что тебе интересно, как у меня дела.
-- Послушай Майкл, что у тебя на уме? И какой смысл в этом разговоре?
Ты собрался провести пару дней, напившись и предаваясь сентиментальным
воспоминаниям в компании старых армейских друзей. Какое отношение ко всему
этому имею я? Мое присутствие только заставит тебя чувствовать себя
виноватым.
-- И все-таки мне хотелось бы, чтобы ты была рядом.
-- Я считаю, что прошлое принадлежит прошлому и должно оставаться
прошлым, если тебе говорят о чем-то эти слова.
-- Думаю, что да. -- Последовала долгая пауза, пока Майкл наконец не
понял, что жена не заговорит первой.
-- Ну что ж, -- произнес он наконец. -- Я надеюсь провести сегодняшний
вечер с Биверсом, Тино Пумо и Конором, завтра состоятся кое-какие
мероприятия, на которых мне тоже хотелось бы побывать. Думаю, что вернусь в
субботу часов в пять-шесть.
-- Твои пациенты изумительно деликатны.
-- Потница, как правило, не ведет к смертельному исходу, -- попытался
отшутиться Майкл (Он был педиатром).
На другом конце провода послышалось что-то вроде смешка.
-- Позвонить тебе завтра?
-- Не стоит беспокоиться. Спасибо, что предложил, но, право же, не
стоит.
-- Ну что ж, -- пробормотал Майкл, опуская трубку на рычаг.
2
Майкл медленно прошел через вестибюль, мельком взглянув на людей,
столпившихся у конторки портье и сидящих на темно-зеленых креслах и
банкетках, стоящих вдоль стен. Полосатый верзила из фургона и трое его
приятелей тоже были здесь.
"Шератон" был одним из тех отелей, где бара как такового не
существовало. Официантки в тоненьких облегающих платьицах обносили напитками
двадцать или около того столиков, которые находились тут же, в вестибюле, --
надо было только спуститься вниз буквально на три ступеньки. Все эти
хорошенькие, субтильные создания казались родными сестрами. Этим принцессам
скорее пристало подавать джин с тоником и виски с содовой изящным, коротко
стриженным мужчинам в темных костюмах вроде соседей Майкла Пула по
Уэстчестеру, они же вместо этого сновали сегодня с рюмками отвратительной
мексиканской водки и бутылками пива между сорвиголовами в полосатой
маскировке и тропических шлемах, в дурно пахнущей военной форме и каскетках
цвета хаки.
После довольно напряженного разговора с женой Майклу захотелось
присоединиться ко всем этим людям и заказать себе выпивку. Но если он
усядется за один из столиков, то обязательно во что-нибудь ввяжется.
Кто-нибудь завяжет с ним разговор. Майкл закажет выпивку для
какого-нибудь парня, который был в тех же местах, что и он, или где-то
рядом, а может, просто знаком еще с кем-то, побывавшим в тех же местах, что
и он, или где-то рядом. Потом тот закажет выпивку для Майкла. Затем пойдут
истории, воспоминания, теории, новые знакомства, братания, клятвы в любви и
верности. Словом, кончится дело тем, что он отправится на парад в составе
подвыпившей банды совершенно незнакомых людей и увидит Мемориал сквозь
пелену опьянения. Поэтому Майкл продолжал двигаться дальше. "Вперед,
кавалерия!" -- завопил чей-то пьяный голос за его спиной.
Через боковой вход Майкл вышел на стоянку. Было немножко прохладно в
одном твидовом пиджаке и свитере, но Майклу не хотелось подниматься в номер
за пальто. Свинцово-серое небо не оставляло сомнений в том, что будет дождь,
но Майкл не боялся промокнуть.
Обилие машин вдоль пандуса. Номерные знаки Флориды, Техаса и Айовы,
Канзаса и Алабамы, автомобили всех типов и марок -- от массивных надежных
пикапов "Дженерал Моторс" до импортных японских жестянок, фургон, за которым
наблюдал из окна Пул, был из Нью-Джерси -- Штата Садов. На записке под одним
из дворников пострадавшего "Камаро" было написано: "Ты стоял у меня на пути,
мать твою!"
Майкл вышел на дорогу и, поймав такси, попросил отвезти его на
Конститъюшн-авеню.
-- Собираетесь принять участие в параде? -- сразу же заинтересовался
водитель.
-- Да, собираюсь.
-- Вы тоже ветеран, тоже были там?
-- Да. -- Майкл поднял глаза на шофера, отметив про себя, что тому
больше подошла бы роль студента медицинского колледжа.
Он не раз встречал таких за время учебы -- пластиковые очки, бледная
нежная кожа, бесцветные жидкие волосы. Эти парни, казалось, самой судьбой
были предназначены для своей профессии. На табличке парня было написано, что
того звали Томас Штрек. На вороте его рубашки красовалось засохшее кровяное
пятно от раздавленного прыща.
-- Участвовали в боях? -- продолжал расспрашивать таксист. -- Были под
обстрелом?
-- Время от времени.
-- Мне всегда хотелось знать -- я надеюсь, вы не обидитесь?..
Майкл знал, о чем его собираются спросить.
-- Если не хотите, чтобы я обиделся, не задавайте обидных вопросов.
-- Хорошо. -- Парень обернулся и пристально взглянул на Майкла, затем
снова уставился на дорогу. -- Ну ладно, не надо заводиться.
-- Я не могу объяснить вам, что испытываешь, когда убиваешь человека.
-- Хотите сказать, что вам не приходилось этого делать?
-- Хочу сказать, что я не могу объяснить этого вам. Остальная часть
поездки прошла в тяжелом молчании. Таксист был явно разочарован. Можно было
угадать его мысли: "Ну что тебе стоило рассказать мне что-нибудь, дать
покопаться в твоем грязном белье, ведь это так захватывающе".
"Прошлое принадлежит прошлому, не так ли? Не стоит беспокоиться. Ты
стоял у меня на пути, мать твою!
Я выпил бы тройной мартини со льдом. Не забудь оливку, разбавь вермутом
и не жалей льда. И то же самое четыремстам моим друзьям. Может, они и
выглядят немного странно, но они -- мои братья, мое племя".
-- Сойдете здесь? -- спросил водитель. Перед ними была толпа, то здесь,
то там мелькали флаги и знамена. Майкл расплатился и вылез из машины. Ему
хорошо было видно через головы толпы, стоявшей на тротуаре, всю колонну,
двигавшуюся к Мемориалу. Что ж, парад так парад. Люди, бывшие когда-то
солдатами, одетые так, как будто они были солдатами до сих пор, заполнили
всю Конститъюшн-авеню. Разбившись на группы, они двигались вниз по улице
вперемежку со студенческими оркестрами. Остальные стояли на тротуаре и
аплодировали идущим, потому что те вызывали у них уважительное одобрение
тем, что делали сейчас, и тем, что совершили в прошлом. Зрители
аплодировали. Майкл понял вдруг, что только сейчас он окончательно осознал
реальность происходящего. Хотя и не было торжественного кортежа из лимузинов
на Пятой авеню, как при возвращении заложников из Ирана, но в каком-то
смысле сегодняшние торжества казались даже величественней, теплее и
душевней. Майкл пробрался сквозь толпу на тротуаре, ступил на мостовую и
пристроился в хвост проходившей мимо группы. К великому удивлению Майкла,
глаза его вдруг наполнились слезами.
Группа, к которой он присоединился, на три четверти состояла из
колониальных войск и на четверть -- почему-то из ветеранов второй мировой
войны, которые напоминали ему бывших боксеров. Только увидев длинные тени,
которые отбрасывали его спутники, Майкл понял, что сквозь облака проглянуло
солнышко.
Он увидел вдруг Тима Андерхилла, еще одну длинную тень, гордо несущую
впереди себя довольно круглый животик, а в зубах сигару, от которой
поднимался дым. Андерхилл отпускал непристойные шуточки по поводу всех, кого
мог разглядеть в толпе. На нем была пестрая летняя форма с пятнистыми
маскировочными штанами. На левом плече виднелся след раздавленного москита.
Несмотря ни на что, Майклу захотелось, чтобы сейчас Андерхилл
действительно был рядом. Майкл понял, что Андерхилл маячил где-то на
задворках его сознания -- хотя нельзя было сказать, что Пул явно думал о нем
или вспоминал его, -- с тех самых пор, когда Гарри Биверс позвонил в конце
октября, чтобы сообщить о газетных статьях, которые прислал ему брат с
Окинавы.
Речь шла о двух внешне не связанных между собой убийствах. В первом
случае жертвой был английский турист лет приблизительно сорока, во втором --
пожилая американская чета. Оба убийства произошли в Сингапуре с интервалом в
неделю-две, примерно в то же время, когда вернулись в Америку иранские
заложники. Тело англичанина обнаружили в отеле "Гудвуд-парк", а американскую
пару нашли в заброшенном бунгало в районе Орчад-роуд. Все три трупа были
изуродованы, а на двух из них были найдены игральные карты, небрежно
подписанные необычным и загадочным именем -- Коко. Через полгода, летом
тысяча девятьсот восемьдесят первого, в номере одного из отелей в Бангкоке
были найдены трупы двух французских журналистов, изуродованных таким же
образом. На телах их опять лежали карты, подписанные тем же самым именем.
Единственным, что отличало все эти убийства от других, совершенных полтора
десятка лет назад после военных действий в Я-Туке, было то, что на сей раз
использовались обычные игральные карты, а не военные эмблемы.
Майкл считал, что Андерхилл живет в Сингапуре. По крайней мере, тот
всегда говорил, что переберется туда, как только демобилизуется. Но Майкл не
мог преодолеть некий барьер в своем сознании, который мешал ему даже
мысленно обвинить в убийствах Тима Андерхилла.
Пул встретил во Вьетнаме двух весьма необычных людей, которые стояли
для него как бы в стороне от всех остальных, заслуживая большего, чем кто бы
то ни было, уважения и симпатии среди того замкнутого коллектива, той
лаборатории человеческого поведения, каковой являлся их удаленный от
основных частей отряд. Одним из этих людей был Тим Андерхилл, другим --
парень из Милуоки по имени М.О.Денглер. Это были самые смелые люди, каких
доводилось встречать Майклу, и во Вьетнаме оба они чувствовали себя как
дома.
После войны Тим Андерхилл действительно вернулся на Дальний Восток и
стал более или менее популярным автором детективов. Денглер же так и не
вернулся из Азии -- он погиб в весьма странном дорожном происшествии в
Бангкоке вместе еще с одним солдатом по имени Виктор Спитални.
О, Майклу Пулу очень не хватало Андерхилла все эти годы. Вернее, ему не
хватало их обоих -- Андерхилла и Денглера.
Сзади Майкла догнала еще одна группа ветеранов -- такая же
разношерстная, как и та, к которой недавно пристроился в хвост он сам.
Очнувшись от своих мыслей, Майкл окончательно понял, что движется теперь не
сам по себе, а в толпе. Несколько человек в толпе напоминали ему Денглера --
такие же низенькие и усатые.
Словно прочитав его мысли, один из них подошел к Майклу и что-то
прошептал. Майкл пригнулся, сложил ладонь и приставил ее к уху, чтобы лучше
слышать.
-- Я был классным штурмовиком, парень, -- прошептал "Денглер" чуть
громче. В глазах его блестели слезы.
-- По правде говоря, -- сказал Майкл, -- вы напоминаете мне одного из
лучших солдат, кого я когда-либо знал.
-- Не трепись, -- неожиданно резко ответил его собеседник. -- Ты где
служил?
Пул назвал свою дивизию и батальон.
-- В каком году? -- Мужчина внимательно вгляделся в лицо Майкла, как
будто пытаясь вспомнить его.
-- Шестьдесят восьмом -- шестьдесят девятом.
-- Я-Тук, -- немедленно откликнулся коротышка. -- Я помню. Это о твоих
ребятах писали в журнале "Тайм"?
Пул кивнул.
-- Черт бы их всех побрал, этих канцелярских крыс. Они должны были дать
лейтенанту Биверсу медаль за отвагу, а потом отобрать ее за то, что он
распустил язык перед этими чертовыми журналистами, -- пробормотал коротышка
себе под нос, растворяясь в толпе. Теперь между ними оказались две толстые
женщины в пастельных брючных костюмах, с постными лицами, которые мерно
раскачивали красный флаг с надписью "Поу-Миа". В нескольких шагах за ними
двое бывших солдат, чуть моложе остальных, несли другое знамя, на котором
было написано: "Кто ответит за "Эйджент Оранж?" "Эйджент Оранж"...
Виктор Спитални задирал голову, высовывал язык, делая вид, что у
"Эйджент Оранж" просто божественный вкус. "Вы, придурки, да вы только
попробуйте. Эта ссань -- то, что доктор прописал, для ваших желудков".
Вашингтон, Спэнки Барредж и Тротман -- их чернокожие товарищи -- катались по
траве рядом с лафетом, хлопая друг друга по спине и повторяя: "...то, что
доктор прописал...", выводя из себя Спитални, который, и все это отлично
знали, просто пытался на свой дурацкий манер позабавить товарищей. Запах
"Эйджент Оранж" -- что-то среднее между бензином и техническим растворителем
-- еще долго преследовал их, пока не был смыт потом и заглушен запахом
репеллента и ружейной смазки.
Пул постоянно ловил себя на том, что потирает ладони, но смывать
"Эйджент Оранж" было уже слишком поздно.
"Что чувствуешь, когда убиваешь человека? Я не могу объяснить тебе
просто потому, что я не могу объяснить тебе. Может, меня и самого убили, но
сначала я убил своего сына. Ты -- куча дерьма и у тебя жутко противный
смех".
3
К тому моменту, когда впереди показался парк, марширующая колонна
превратилась уже в вяло бредущую толпу -- участники парада и зрители
двигались теперь вместе прямо через лужайку, группы разбрелись между
деревьями -- каждый сам выбирал дорогу. Хотя Майклу не был виден Мемориал,
он как бы чувствовал, где тот находится. Примерно в сотне ярдов от него
толпа начинала спускаться по невидимым ступенькам в некий естественный
котлован, который, казалось, излучал совокупную энергию огромного количества
народа. Мемориал находился под ногами этих людей. У Майкла заныли виски и
зазвенело в ушах.
Группа людей в инвалидных колясках двигалась через лужайку в
направлении котлована. Одно из кресел неловко накренилось, и его хозяин
выпал на траву. Лицо его было необычайно знакомым. Майкл похолодел: перед
ним был Гарри Биверс. Майкл бросился к нему, желая помочь, но тут же одернул
себя: вокруг упавшего были его друзья, да и в любом случае он никак не мог
действительно оказаться лейтенантом Майкла. Два инвалида выправили упавшее
кресло и держали его, пока "Биверс" забирался обратно. Наконец он уселся на
свое место и взялся за рычаги.
Толпа постепенно поглотила группу инвалидов. Майкл огляделся вокруг.
Все лица казались ему знакомыми, но, когда он приглядывался, оказывались на
поверку лицами совершенно чужих людей. Огромные бородатые двойники Тима
Андерхилла двигались в направлении котлована бок о бок с жилистыми
Денглерами и Спитални. Сияющий круглолицый Спэнки Барредж стукнул ладонью о
ладонь чернокожего парня в форме спецподразделений. Пул удивился, что они не
обменялись традиционным ритуальным рукопожатием, которым так часто
обменивались на его глазах чернокожие солдаты, относясь к этому одновременно
серьезно и весело.
Толпа все стекала и стекала в котлован. То здесь, то там мелькали
пожилые дамы и маленькие детишки с разноцветными флажками. Справа от Майкла
двигались два молодых человека на костылях, за ними -- совершенно лысый
пожилой крестьянин с медалями, приколотыми на левый карман его клетчатой
рубашки, рядом с крестьянином -- старик лет семидесяти в фуражке гарнизона
VFW. Пул вглядывался в лица людей одного с ним возраста и в ответ встречал
такие же полувопросительные-полудовольные взгляды, как будто его тоже
пытались узнать, вспомнить. Майкл смотрел вперед.
Мемориал был уже виден. Он казался темной каменной полосой, связывающей
воедино фигуры столпившихся перед ним людей. Толпа двигалась вдоль всего
сооружения, как будто меряя шагами аккуратно подстриженную лужайку. Одни
карабкались наверх, другие приседали, чуть ли не ложились, пытаясь
разглядеть имена, выгравированные на камне. Пул сделал еще несколько шагов
вперед, и котлован, став шире, начал засасывать и его.
Огромное черное неправильной формы крыло Мемориала было окружено
толпой, которая, однако, бессильна была поглотить его полностью. Пул
попытался представить себе, сколько же еще нужно народу, чтобы Мемориал не
стал виден. Майкл понял, что открытки, которые он рассматривал, бессильны
были передать настоящие размеры памятника, которые, видимо, были ключом к
объяснению исходившей от него силы. С обеих концов Мемориал был не выше
нескольких дюймов, тогда как в середине раза в два превышал человеческий
рост. По всей длине памятника, у его подножия, отделенные от черного камня
узкой полоской земли, которая была уже вся усыпана цветами и разноцветными
флажками, стояли покатые гранитные блоки, к которым прислонены были венки и
портреты погибших. Люди проходили между блоками дальше, к высокой стене,
время от времени кто-нибудь из них останавливался и наклонялся, чтобы
коснуться рукой имени одного из павших героев. Тощий сержант высаживал в
промежутки между панелями крошечные красные маки. Толпа, пришедшая к
Мемориалу, казалось, излучала эмоции.
Вот и все, что осталось от войны. Вьетнамская война состояла теперь из
имен, начертанных на Мемориале, и толпы, двигающейся между его
величественными колоннами или стоящей вдоль гранитных плит, пытаясь прочесть
имена. Для самого Пула настоящий Вьетнам был сейчас чем-то призрачным,
просто восточной страной за тысячи миль от него, история которой была
историей войн, а культура -- слишком своеобразной и непостижимой для белого
человека. Хотя теперь эта история и культура так или иначе болезненно
переплелись в какой-то своей части с историей Америки. И все-таки настоящий
Вьетнам -- был не тот Вьетнам, настоящий Вьетнам был сейчас здесь -- в
именах погибших, в лицах американцев, пришедших поклониться Мемориалу.
Призрак Андерхилла вновь появился рядом с Майклом. Тим тер плечо
окровавленными пальцами -- яркие пятна крови насекомых на загорелой коже.
"А, Леди Майкл, они все отличные ребята, просто они дали втянуть себя в эту
бойню, вот и все. -- Сухой смешок. -- Ведь это сделали не мы, правда. Леди
Майкл? И мы должны быть выше всего этого. Скажи мне, что я прав, Майкл".
"Мне показалось, что это ты разбил сегодня машину, чтобы поставить свой
фургон на свободное место", -- поведал Майкл Пул воображаемому Тиму
Андерхиллу.
"Я бью машины только на бумаге", -- ответил тот.
"Андерхилл, это ты убил тех людей в Сингапуре и Бангкоке? Это ты
положил на их трупы карты Коко?"
"Не стоит, Леди Майкл, вешать это на меня".
-- Да здравствует десант! -- завопил кто-то почти над самым ухом
Майкла.
-- Слава авиации! -- подхватили в разных концах. Сквозь толпу, почти
уже прекратившую движение, Майкл протиснулся поближе к Мемориалу. Сержант,
который напоминал Майклу его сержанта из Форт-Силл, сажал теперь красные
маки между двумя последними высокими колоннами. Маки отражались в
полированном камне. Растрепанный высокий мужчина размахивал флагом с длинной
золотой бахромой. Пул прошел мимо мексиканского семейства по выложенной
гранитными плитами дорожке и впервые увидел отражение толпы в черном зеркале
полированных колонн. Отраженная толпа мерно двигалась перед его глазами.
Мексиканцы -- мать и отец, две девочки-подростки, маленький мальчик с
флажком -- все смотрели на один и тот же кусочек стены. Взволнованные
родители вдвоем держали перед собой фотографию молоденького моряка. Пул
вгляделся в собственное отражение. Голова его была высоко поднята, как будто
и он пытался найти нужное ему имя. Затем у Пула все поплыло перед глазами,
стало казаться, что имена отделяются от черной стены и движутся прямо на
него. Дональд З.Павел, Мелвин О.Элван, Дуайт Т.Понсфут. Майкл взглянул на
следующую панель. Арт А.Маккартни, Сирил П.Даунтейн, Мастере Дж.Робинсон,
Билли Ли Барнхарт, Пол П.Дж.Бедрок, Ховард Кс.Хоппе, Брюс Г.Хиссоп. Все
имена казались знакомыми и незнакомыми одновременно.
Кто-то за спиной Майкла произнес:
-- Альфа Папа Чарли. -- Майкл обернулся и прислушался. Весь котлован за
его спиной был заполнен людьми. Альфа Папа Чарли. Не начав расспрашивать,
нельзя было определить, кто из этих людей, седых, лысых, с конскими
хвостами, с чистой кожей и лицами, обезображенными оспой, произнес эти
слова. Из компании четырех-пяти человек в зеленой форме и тропических шлемах
послышался другой, более низкий голос:
-- ...потеряли его при Да-Нанге...
Да-Нанг. Первый корпус. Его Вьетнам. Пул застыл неподвижно,
прислушиваясь к знакомым до боли названиям, которые он не вспоминал уже лет
четырнадцать, -- Чу-Лэй, Там-Кай. Пул увидел почти воочию грязную улочку
между хижинами, в носу защекотало от запаха марихуаны, которая сушилась на
крыше хижины Ван Во. О, Господи! Долина Дракона. Фу-Бай, Эль-Зед Сью, Хью,
Кванг-Три. Альфа Папа Чарли. Стадо быков, бредущее по грязи к подножию горы.
Жужжание мух в воздухе. Мраморная гора. Все эти очаровательные маленькие
местечки между Аннамиз Кордиллера и Южно-Китайским морем, в котором медленно
тонул, погружаясь в розовеющую воду, Коттон, снятый снайпером по имени
Элвис. Долина А-Шу: "Раз я миновал..."
"Раз я миновал долину А-Шу, мне не страшно уже ничего на свете".
М.О.Денглер стоит около лафета, через плечо улыбаясь Майклу, кругом
разбросаны пулеметные ленты и снаряжение. За Денглером -- потрясающей
красоты тропический пейзаж, в котором слились все мыслимые и немыслимые
оттенки зеленого и голубого, пейзаж теряется в нежной, едва уловимой глазом
дымке, уходя в бесконечность.
"Струсил? -- только что спросил его Денглер. -- Если нет, тебе не о чем
беспокоиться. Кто миновал долину А-Шу..." Пул понял, что плачет.
-- С обеих сторон поляки, -- услышал он рядом с собой женский голос.
Пул вытер глаза, но они тут же вновь наполнились слезами, так что все вокруг
казались ему теперь расплывчатыми цветными пятнами. -- Отцу Тома пришлось
остаться дома -- эмфизема легкого.
Пул достал платок, приложил его к глазам и попытался унять рыдания.
-- ...Но я сказала: "Можешь делать, что хочешь, но уж меня-то ничто не
остановит -- в День Памяти Ветеранов я буду в Колумбии". Не волнуйся, сынок.
Никто здесь не осудит тебя, даже если ты все глаза выплачешь.
Майкл с трудом осознал, что последняя реплика адресована ему. Он
опустил платок. Перед Пулом стояла полная седоволосая женщина лет
шестидесяти, смотревшая на него с почти материнской лаской. Рядом стоял
чернокожий солдат в выцветшей форме спецподразделения и вьетнамской фуражке.
-- Спасибо, -- сказал женщине Пул. -- Эта штука, -- он указал на
Мемориал, -- подействовала на меня таким образом. Парень кивнул.
-- И еще я услышал кое-что, сейчас уже не вспомню, что именно...
-- Со мной то же самое, -- опять кивнул негр. -- Стоило мне услышать,
как кто-то произнес: "в паре миль от Ан-Кхе", как все во мне оборвалось.
-- Второй корпус, -- отреагировал Майкл. -- Вы были чуть южнее, чем я.
Меня зовут Майкл Пул, рад познакомиться.
-- Билл Пиерс. -- Мужчины пожали друг другу руки.
-- А эта леди?
-- Флоренс Маджески. Я воевал с ее сыном.
Пул почувствовал неожиданное желание обнять эту пожилую женщину, но
понял, что снова расплачется. Вместо этого он задал первый вопрос, который
пришел в голову:
-- Где вы взяли эту фуражку? Сняли сами?
Пиерс улыбнулся.
-- Скорее не снял, а сорвал, проезжая мимо в "Джипе". Бедный парень...
Тут Майкл вдруг понял, что действительно необходимо спросить у Пиерса:
-- А как вам удается найти здесь имена тех, кто вам нужен?
-- В обоих концах памятника стоят морские пехотинцы, -- ответил Пиерс.
-- У них книги, где перечислены все имена и рядом с каждым помечено, где его
искать. Или спроси одного из ребят в желтых беретах. -- Пиерс обернулся к
миссис Маджески, как бы ища одобрения своим словам.
-- Тома мы нашли по этой книге, -- кивнула она.
-- Мы только что прошли мимо одного из них, -- Том показал куда-то
вправо от Майкла. -- Он найдет тех, кто вам нужен. -- Действительно,
невдалеке стояла кучка людей, окружив бородатого молодого человека в желтой
кепке с длинным козырьком, напоминавшим утиный клюв, который рылся в
скоросшивателе, отыскивая имена, о которых спрашивали, а затем указывал
рукой в направлении соответствующей колонны.
-- Господь благословит тебя, сынок, -- сказала миссис Маджески. -- Если
когда-нибудь окажешься в Айронтоне, Пенсильвания, обязательно задержись на
денек погостить у нас.
-- Удачи вам, -- пожелал Пиерс.
-- И вам того же, -- улыбнулся Майкл и направился в сторону желтой
кепки.
-- Я говорю серьезно, -- кричала ему вслед миссис Маджески. --
Обязательно остановись погостить у нас.
Майкл помахал ей рукой и продолжил свой путь. Не менее двадцати человек
обступили мужчину со списками.
-- Я могу заниматься только одним именем. Остальным необходимо
подождать, -- монотонно повторял мужчина.
Пул задумался. Должно быть, его друзья уже прибыли в отель. То, что он
делает сейчас, довольно смешно.
Парень в желтой кепке листал списки, указывал рукой на колонны, отирал
ладонью пот со лба. Вскоре подошла очередь Майкла.
Подойдя к добровольному помощнику организаторов парада, Майкл
разглядел, что тот был одет в хлопчатобумажную рубашку поверх футболки и
джинсы. Борода его блестела от пота.
-- Имя? -- спросил парень у Майкла.
-- М.О.Денглер, -- сказал Пул.
Юноша зашелестел страницами, содержащими фамилии на букву "Д", затем
заскользил пальцем по строчкам.
-- Нашел. Единственный Денглер в списке -- Мануэль Ороско Денглер из
Висконсина. Кстати, я и сам оттуда. Четырнадцатая западная колонна.
Пятьдесят вторая строка. Это вон там. -- Он показал куда-то справа от
Майкла. Маки красненькими точечками рябили в промежутках между колоннами,
перед которыми стояла неподвижная теперь толпа. "Не допустим второго
Вьетнама!" -- призывало ярко-голубое знамя.
Мануэль Ороско Денглер? Испанское имя было для Майкла полной
неожиданностью. Пока он пробирался к голубому знамени, ему даже пришло в
голову, что это был не тот Денглер. Но потом Пул вспомнил: ведь парень
сказал, что в списке всего один Денглер. Инициалы совпадали. Так что Мануэль
Ороско просто не мог не быть их Денглером.
Пул снова стоял перед Мемориалом, на сей раз бок о бок с рыдающим
лохматым ветераном с огромными усами. По другую сторону стояла молодая
женщина с белокурыми волосами до пояса, держа за руку такую же беленькую
девочку. Ребенок без отца. А он был теперь навеки отцом без ребенка.
Майкл нашел наконец четырнадцатую панель, отсчитал пятьдесят две
строчки сверху и надпись -- МАНУЭЛЬ ОРОСКО ДЕНГЛЕР -- как будто прыгнула ему
в глаза. Ему нравилась гравировка -- четкие, исполненные достоинства буквы.
Что ж, Майкл прекрасно понимал, что он должен быть прийти сюда постоять
перед памятником Денглеру.
Денглеру нравилось в армии все, что проклинали остальные. Он утверждал,
что жуткая сухая индюшатина, закатанная в банки в тысяча девятьсот сорок
пятом году, была вкуснее всего, что готовила когда-либо его мать. Он любил
патрулировать ("Хей, да я все свое детство провел в пикете!"). Жара, холод,
сырость, казалось, не имели для Денглера ровно никакого значения. Денглер
любил говорить, что во время снежных бурь в Милуоки сама радуга замерзала на
небе, и ребята выбегали из домов, отламывали каждый по кусочку своего
любимого цвета и лизали до тех пор, пока тот не становился белым. Что же
касалось жестокости и страха перед смертью, то он часто повторял, что на
улице перед любым обычным кабаком в Милуоки жестокости можно увидеть столько
же, сколько в бою, а если зайти внутрь -- то даже больше.
Во время боя в Долине Дракона Денглер дотащил под огнем раненого
Тротмана до Питерса -- военного врача, не прекращая при этом веселой
непринужденной болтовни. Денглер был уверен, что убить его невозможно.
Пул подался вперед, стараясь не задеть венок или фотографию, и коснулся
вытянутой рукой имени Денглера, вырубленного в холодном камне.
Перед глазами стояла теперь ужасающе знакомая картина: Спитални и
Денглер бегут сквозь дым ко входу одной из пещер Я-Тука.
Пул отвернулся от стены. Ему было слишком тяжело. Белокурая женщина
наградила его усталой сочувственной улыбкой и притянула девочку к себе,
чтобы та не мешала Майклу пройти...
Пулу необыкновенно сильно захотелось вдруг оказаться сейчас со своими
товарищами по оружию. Он почувствовал себя таким одиноким в этой толпе.
2
Записка
1
Майкл был настолько уверен, что в отеле его уже ожидает послание от
друзей, что, пройдя через вращающиеся двери, немедленно направился к
конторке портье. Гарри Биверс клятвенно заверил его, что все они прибудут "в
течение дня". Сейчас было приблизительно без десяти пять.
Пул начал искать глазами записку на доске за спиной портье, как только
смог различить номера комнат. Просмотря примерно три четверти ячеек, Майкл
разглядел наконец записку и в своей. С него тут же как будто слетела
усталость. Значит, Биверс и вся компания уже здесь.
Майкл добрался наконец до конторки и обратился к клерку:
-- Для меня оставили записку. Пул, номер двести четыре. -- Майкл достал
из кармана огромных размеров ключ и продемонстрировал номерную табличку
клерку, который обернулся и начал изучать доску в поисках нужной ячейки с
пугающей нерасторопностью. Наконец он нашел, что искал, и, улыбаясь, подал
записку Пулу. Тот отвернулся, чтобы прочитать ее. Записка оказалась
телефонограммой: "Я пыталась перезвонить тебе. Ты действительно повесил
трубку? Джуди". Время звонка было проставлено красными чернилами -- три
пятьдесят пять. Джуди перезвонила, как только он вышел из номера.
Майкл вновь обернулся к клерку.
-- Мне хотелось бы узнать, вселились ли уже люди, у которых
забронированы номера с сегодняшнего дня. -- Пул назвал имена.
Клерк лениво потыкал кнопки на клавиатуре компьютера, нахмурился,
покачал головой, опять нахмурился, не поворачивая головы, искоса взглянул на
Майкла и произнес:
-- Мистер Биверс и мистер Пумо еще не прибыли. А на мистера Линклейтера
у нас ничего не заказано.
Видимо, Конор планировал сэкономить, переночевав в комнате Пумо.
Пул отвернулся от конторки, сложив записку Джуди, засунул ее в бумажник
и только тогда обратил внимание на то, как изменилась публика в вестибюле
отеля за то время, что он отсутствовал. Теперь банкетки и столики занимали
мужчины в темных костюмах и полосатых галстуках. Почти все они были
лысоваты, и у многих на груди была табличка с именем и профессией. Они
вполголоса переговаривались, время от времени заглядывая в папки с
документами и занося цифры в карманные компьютеры. Первые год-полтора после
возвращения из Вьетнама Майкл мог безошибочно, даже по осанке, определить,
был человек на войне или не был. С тех пор его интуиция несколько
притупилась, и все же на счет теперешних посетителей отеля можно было не
сомневаться.
-- Добрый вечер, сэр, -- произнес довольно скрипучий голос рядом с
Пулом. Перед ним стояла улыбающаяся во весь рот молодая женщина с лицом,
обрамленным облаком взбитых в прическу белокурых волос. В руках блондинки
был поднос со стаканами, в которых плескалась какая-то пенистая темная
жидкость.
-- Могу я поинтересоваться, сэр, являетесь ли вы одним из ветеранов
войны во Вьетнаме?
-- Да, я был во Вьетнаме.
-- Компания "Кока-кола" вместе со всей Америкой хочет поблагодарить вас
лично за героизм, проявленный в боях во время вьетнамского конфликта. Мы
рады возможности в знак нашей признательности предложить вам попробовать
новый продукт нашей фирмы -- "диет-коку" -- и выражаем надежду, что вкус
этого напитка принесет вам истинное наслаждение, которым вы не преминете
поделиться со своими друзьями-ветеранами.
Подняв глаза, Пул увидел, что противоположная стена вестибюля была
затянута огромным ярко-алым транспарантом с надписью огромными же белыми
буквами: "КОРПОРАЦИЯ КОКА-КОЛА И ДИЕТ-КОКА ПРИВЕТСТВУЕТ ВЕТЕРАНОВ ВОЙНЫ ВО
ВЬЕТНАМЕ". Майкл вновь посмотрел на девушку.
-- Думаю, мне пора идти.
Девушка улыбнулась еще шире и стала похожа на всех вместе взятых
стюардесс из самолета, на котором Пул летел в свое время из Сан-Франциско во
Вьетнам. Она отвернулась и отошла от Пула.
-- Пройдите вниз, там собираются ветераны, -- посоветовал ему клерк. --
Может, и друзья уже ждут вас там.
2
Бизнесмены в своих синих костюмах потягивали выпивку, делая вид, что не
замечают снующих мимо девиц с подносами "диет-кока". Майкл нащупал в
бумажнике записку от Джуди. Если остаться в вестибюле и следить за входом,
через несколько минут еще кто-нибудь наверняка подойдет и спросит, был ли он
во Вьетнаме.
Пул подошел к лифтам и подождал, пока из одного из них вышли вперемежку
ветераны и представители "Кока-колы" в костюмах, причем каждая группа
старалась сделать вид, что другой не существует. В лифт с ним зашел всего
один пассажир -- очередной великан в полосатой маскировке, вдребезги пьяный.
Он долго изучал кнопки, и после пяти-шести неудачных попыток ему удалось
наконец нажать шестнадцатый этаж, после чего он тяжело облокотился на
дальнюю стенку лифта. Приглядевшись, Пул узнал в верзиле водителя фургона,
который врезался в "Камаро" на стоянке.
-- Знаешь эту песню? -- наполняя весь лифт запахом бурбона, пробормотал
парень и начал напевать песню, которую каждый, побывавший во Вьетнаме,
безусловно помнил наизусть. Пул даже начал было тихонечко подпевать, но в
этот момент двери лифта открылись. Великан продолжал петь с закрытыми
глазами, а Пул ступил с темно-коричневого ковра лифта на зеленый ковер
коридора. Двери за ним закрылись, лифт поехал дальше, из шахты по-прежнему
раздавалось пение.
3
Встреча друзей
1
Северо-вьетнамский солдат -- паренек лет двадцати стоял над Пулом,
упирая ему в шею ствол контрабандного шведского автоматического ружья,
которое он наверняка добыл, убив его предыдущего владельца. Пул притворялся
мертвым, чтобы парень не выстрелил. Глаза его были закрыты, но он ясно видел
перед собой лицо мальчишки -- жесткие черные волосы падали на широкий, без
единой морщинки лоб. Черные глаза и маленький, почти безгубый рот настолько
лишены были всякого выражения, что лицо выглядело почти безмятежным. Когда
ствол ружья больно уперся в шею Майкла, тот судорожно задергал головой,
надеясь, что движения его будут вполне сносной имитацией предсмертной
агонии. Он не мог умереть -- он был отцом и обязан был жить. Над лицом
Майкла вились огромные слепни. Ружье перестало упираться в шею. Капелька
пота медленно стекала со лба. Одно из этих мерзких насекомых опустилось на
губу Майкла. Вьетнамец не двигался. Если ничто не отвлечет его внимания,
Пулу предстоит умереть. Жизнь его оборвется, и он так никогда и не увидит
своего сына -- мальчика по имени Роберт. Майкл чувствовал огромную любовь к
сыну, которого никогда не видел. Другим, не менее ясным и отчетливым
ощущением было предчувствие того, что вьетнамец вот-вот разнесет на куски
его череп, разбрызгав мозги по этому грязному полю, усеянному трупами его
убитых товарищей.
Но выстрела не последовало. Вместо этого еще один слепень ударился с
лету о потную щеку Майкла и, прежде чем впиться в нее, долго расправлял
крылышки и почесывал лапки. Потом Пул услышал какой-то странный лязг, как
будто некий металлический предмет доставали из футляра. Пул почувствовал,
что парнишка опускается около него на колени. Маленькая, похожая на женскую,
ручка вдавила его голову в землю и потянулась к уху: видимо, имитация смерти
была настолько успешной, что юноша захотел отрезать ухо Майкла в качестве
трофея. Совершенно непроизвольно глаза Майкла широко раскрылись и
встретились с пустыми черными глазами вьетнамского солдата. Тот тяжело
дышал. И тут в воздухе почему-то запахло рыбой с соусом.
Пул подскочил на постели в гостиничном номере, и вьетнамский солдат
исчез. Звонил телефон. Пул вновь, уже в который раз, вынужден был вспомнить,
что сына его давно нет в живых. Вместе с вьетнамцем исчезли трупы и
назойливые насекомые.
Майкл потянулся к телефону.
-- Майкл? -- спросили на другом конце провода. Пул обернулся, оглядел
бледные, пастельного тона обои и репродукцию, изображавшую туманный
китайский пейзаж, висевшую над кроватью, и только тут почувствовал, что
дыхание его начинает потихоньку восстанавливаться.
-- Это Майкл Пул, -- произнес он в трубку.
-- Мики! Как дела? Голос у тебя, признаться, какой-то странный. -- Пул
узнал наконец голос Конора Линклейтера, который, отвернувшись от трубки,
сообщал в этот момент остальным:
-- Эй, я дозвонился до него. Майкл в своем номере. Помните, ведь я же
говорил, что Майкл наверняка окажется у себя.
Затем Конор снова заговорил, обращаясь на сей раз к Майклу:
-- Эй, парень, а ты получил нашу записку? Майкл вспомнил, что разговоры
с Конором Линклейтером всегда отличались особой сумбурностью.
-- Кажется, нет, -- ответил Майкл на вопрос Конора. -- Когда вы
приехали?
Взглянув на часы, Майкл обнаружил, что проспал всего полчаса.
-- Приехали мы в четыре тридцать и сразу же тебе позвонили, сперва нам
ответили, что в отеле нет таких, но Пумо заставил посмотреть еще раз, после
чего девица сказала, что в принципе ты здесь, но телефон в номере не
отвечает. Как же получилось, что ты не ответил на наше послание?
-- Я ходил к Мемориалу, -- сказал Пул. -- Вернулся около пяти. Вы
разбудили меня посредине одного из самых жутких кошмаров.
Конор не распрощался, не положил трубку, очень мягко, отчетливо
выговаривая каждое слово, он произнес:
-- Да, парень, голос твой звучит так, будто ты и сейчас еще во власти
кошмара.
Рука, хватающая его ухо, земля, липкая от крови. Память вновь
воскресила картину поля боя, усталых, измученных людей, в неярком утреннем
свете таскающих трупы к вертолетам. У большинства тел -- красные дыры на
месте ушей.
-- Думаю, я побывал во сне в Долине Дракона, -- сказал Майкл, только
сейчас поняв, что же это было.
-- Успокойся. Мы уже идем. -- Конор Линклейтер положил трубку.
В ванной Пул плеснул себе в лицо водой, небрежно промокнул щеки
полотенцем и стал внимательно изучать себя в зеркале. Несмотря на то, что
немного поспал, выглядел он бледным и усталым. На полочке рядом с зубной
щеткой лежала прозрачная коробочка с витаминами. Майкл достал и проглотил
таблетку.
Прежде чем отправиться к автомату со льдом, Майкл набрал номер для
сообщений.
Мужчина, ответивший на звонок, сказал, что для Пула оставлено Два
послания, на одном стоит время три пятьдесят пять и оно начинается словами:
"Пыталась перезвонить..."
-- Я получил его у портье, -- сказал Майкл.
-- Другое получено в четыре пятьдесят: "Мы только что приехали. Где ты?
Позвони в номер тысяча триста пятнадцать, когда вернешься". Подпись --
"Гарри".
Они звонили, когда Майкл был еще внизу, в холле.
2
Майкл Пул ходил взад-вперед между дверью и окном, выходящим на стоянку.
Каждый раз, подходя к двери, он останавливался и прислушивался. Мимо
официанты провозили тележки с ужином, слышен был скрип лифтов. Вот лифт
остановился на его этаже. Майкл открыл дверь и выглянул в коридор. По
коридору шли худощавый седоволосый мужчина в белой рубашке и синем костюме,
на кармане которого красовалась табличка с именем, а в нескольких шагах
позади него -- высокая блондинка в сером фланелевом костюме и пестром
шотландском шейном платке. Пул закрыл дверь. Было слышно, как мужчина звенит
ключами около одного из соседних номеров. Пул опять подошел к окну и
посмотрел на стоянку. С полдюжины мужчин в разношерстной военной форме с
банками пива устроились на капотах и багажниках нескольких автомобилей.
Похоже, они пели. Майкл вновь подошел к двери и стал ждать. И снова выглянул
в коридор, как только открылись двери лифта.
Показалась долговязая фигура Гарри Биверса. Рядом шел Конор Линклейтер,
за ними -- выглядевший довольно усталым Тино Пумо.
Конор первым заметил Майкла и отсалютовал ему сжатой в кулак рукой:
-- Мики, малыш!
Конор Линклейтер был чисто выбрит, и его рыжеватые волосы были коротко
подстрижены, почти как у панка. Не то что в последний раз, когда Майкл видел
Конора. Как правило, Конор Линклейтер носил мешковатые синие джинсы и
хлопчатобумажные рубашки, но в этот раз он всерьез позаботился о своем
гардеробе -- ему уда