Повесть
---------------------------------------------------------------------
Книга: П.Мисько. "Грот афалины". Повесть
Авторизованный перевод с белорусского А.Чесноковой
Издательство "Юнацтва", Минск, 1988
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 13 декабря 2002 года
---------------------------------------------------------------------
События, описанные в повести, происходят на земле, на воде и под водой,
главные герои - не только люди, но и дельфины. Двенадцатилетнему Янгу и его
друзьям, которые борются за независимость родного архипелага, приходится
пережить множество невероятных и опасных приключений.
Для среднего и старшего школьного возраста.
Содержание
Часть первая. ВЕСЕЛЫЙ АРХИПЕЛАГ
Часть вторая. КОГДА ПЛАЧУТ ДЕЛЬФИНЫ
Часть третья. ГРОТ АФАЛИНЫ
Часть первая
ВЕСЕЛЫЙ АРХИПЕЛАГ
Глава первая
1
Слухи подтвердились: Султан Муту (чтоб ему жить еще лет сто и все сто
раком ползать!) продал их остров, их любимый Биргус, американцам за
полмиллиона долларов. Говорят, будто султану не хватило денег на новые ножны
для криса-кинжала. А ножны не простые - отлитые из золота и украшенные
бриллиантами. Такой крис - символ Верховной власти. Похожие крисы есть
только у раджи его Величества Верховного Правителя Малайзии и у брунейского
султана. Далеко Малайзия и Бруней, не одна тысяча километров до них. Кое-кто
называет другую причину продажи острова: Муту любит устраивать пышные
шествия и представления, ему очень нравится, когда несут его расцвеченные
портреты, водят по улицам двух купленных для таких торжеств белых слонов.
Так и не удивительно, что казна стала пустой!
Люди сидели под баньяном, Деревом Собраний. Пришли даже женщины и дети,
хотя прежде их никогда сюда не пускали. Младенцы и годовалые малыши были у
матерей на руках, сосали грудь и зыркали глазенками на окружающих.
По-настоящему, то разве полагается сидеть здесь женщинам и детям? Здесь
только старейшим мужчинам разрешалось мудро морщить лбы и чесать затылки.
Снова и снова заставляли ходоков рассказывать все, как было на Главном
острове, в Свийттауне, как их приняли в султанском дворце, что говорили. Ни
староста Ганеш, ни дед Амос, ни дядюшка Амат ничего не могли добавить к
своему рассказу. Все казалось чудовищным, невероятным, люди просто теряли
дар речи. Совсем недавно английская королева подарила архипелагу
самостоятельность. Создали султанат, архипелагом начал управлять султан, а
не английский губернатор. Но разве же для того султан получил власть, чтобы
распродавать архипелаг по частям?! Хоть и много в нем островов с атоллами и
атолльчиками, не одна сотня наберется, но куда же деваться людям?
Янг чувствовал на своих голых плечах жаркое дыхание матери, она гладила
его по голове, успокаивала. А как ты успокоишься, если вся молодежь
волнуется? Стоят юноши и девушки, подпирая спинами корни-стволы баньяна, и
гудят, гудят...
- ...Я чувствую, что вы опять нам не верите! - подслеповатый Ганеш
загорячился, шепелявя, забрызгал красной от бетелевой жвачки слюной. (Янгу
казалось, что Ганешу еще там, на Главном, двинули кулаком в зубы, и он до
сих пор исходит кровью). - Убейте меня тут, под этим деревом, если не
верите! Я хочу умереть на своей земле... Разве вы стали слепыми и глухими?!
Разве вам затянуло бельмами глаза, как мне? Пусть уж я плохо вижу, но зато
хорошо слышу и у меня есть нюх. Послушайте и вы! Послушайте!.. - Ганеш,
призывая к тишине, поднял вверх скрюченный палец, искалеченный когда-то
укусом змееподобной рыбы мурены.
Не надо было и призывать к тишине. Уже третьи сутки день и ночь в
несколько смен работали, визжали лебедки, ревели и грохотали моторы,
слышались выкрики-команды на английском языке. В бухте, которую образовала
лагуна их острова-атолла, выгружали всякие ящики и контейнеры, а также
огромные части машин, обитые со всех сторон досками. Ползли бульдозеры,
похожие на танки без башен и пушек, с большущими отвалами-ножами, скреперы и
экскаваторы-погрузчики, машины-самосвалы. Ящики сгружали с мотоботов,
различные машины - с моторизованных площадок-понтонов. Бульдозеры сползали
на берег своим ходом, едва только солдаты успевали закрепить понтоны и
положить широкие пандусы-съезды. А на рейде, за входом в лагуну, стояла
самоходная громадина баржа, в ее корме откинулась, словно подъемный мост,
стенка, и там зияла темная четырехугольная дыра. С баржи, из ее бездонного
чрева, и извлекалась вся эта техника и контейнеры. Чужеземцы торопились,
возможно, боялись, чтоб султан не передумал, не потребовал назад купчую на
остров.
- Так что же нам делать?
- А как с остальными деревнями? Может, их не будут трогать? - снова
послышались выкрики.
- Будут! Я говорил со старостами тех деревень. Всем приказано
собираться и выезжать! - ответил Ганеш.
Вокруг снова громко зашумели:
- Как это собираться? Куда-а?!
- Разве я заберу с собой кокосовые пальмы?
- А куда же деваться мне-е-е? А мои же вы ноженьки! А кому же я нужна,
если мне и тут житья нет?!. - голосила старая Рата. Она сидела впереди Янга,
выставив толстые, как колоды, ноги в обвислых уродливых складках. Сколько
помнит Янг, у нее всегда были такие ноги. Все силы она тратила на то, чтоб
таскать их. Родные отказались от Раты - слоновая болезнь неизлечима, - и
старуха нищенствовала.
- У меня девять пальм. Как я проживу без них, кормилиц?! - выкрикивал
кто-то плаксивым голосом.
- Султан же обещал при коронации: столичный остров, Главный, будет
беречь, как наседка каждого своего цыпленка. А теперь что? Сам клюет нас,
как коршун! - это был голос Раджа, брата, Янг выделил его из всех голосов.
- О, великий Вишну! Всемогущий Вишну! Наипрекраснейший Вишну! За какие
грехи послал эти муки? Сотвори чудо, спаси нас!
Крики, плач... Глядя на матерей, заплакали и дети.
- Тихо-о! Дайте и мне сказать! - кричал, надрывался в этом содоме
китаец Ли Сунь. Он пробрался в центр, поклонился во все стороны. Хвостики
повязанной косынки мотались сзади, как две косички. - Ну, чего вы паникуете?
Все идет к лучшему, а не к худшему. Хоть свет повидаете, а то некоторые из
вас за всю жизнь дальше Биргуса нос не высовывали.
- Верно говорит! Пусть сгорит этот остров! Сидим, как в норе! - кричал
Пуол. По возрасту он ровесник Раджу, в детстве даже играли вместе, водили
компанию. "Но почему он не любит свой Биргус?" - думал Янг.
- Вас же не просто выгоняют отсюда! - все еще надрывался Ли Сунь.
- "Вас..." А тебя что - не выгоняют? Ты тут остаешься? - бросил ему
Радж.
- Нас, нас... Я просто оговорился! - продолжал Ли Сунь. - Нас же
пе-ре-се-ля-ют! В другое место, на другой остров. Транспорт дают.
- Не нужен нам другой! Знаем, какая земля на Горном! Слышали! С одной
стороны гора, с другой - болото! А хорошая земля вся занята!
- Говорю: дадут хорошие участки - разводите кокосы, сушите копру. А кто
не захочет... - голос Ли Суня охрип, сорвался.
- Посадишь пальму - жди шесть-восемь лет, пока появятся на ней орехи. А
эти восемь лет зубы на полке держать? У меня же пятеро детей!
- ...А кто не захочет... Я хотел сказать - кто захочет поменять свою
жизнь на городскую, устроиться на другом острове, не на Горном, -
пожалуйста, перевезут со всем барахлом! - кричал Ли Сунь. - Слышите? И еще
пятьдесят долларов на семью дадут! - китаец закашлялся.
"И чего этот лавочник горло дерет? Может, ему заплатили за это? Обирала
проклятый..." - думал Янг.
- А где найдешь работу? Кто нас там ждет? Кому мы нужны? - сыпались
выкрики.
- Лишь бы хорошие деньги - всюду можно жить! - кричал свое Пуол.
- Ли Сунь! Твой язык сегодня легко ходит! Каким маслом его смазали? За
сколько долларов продался?! - гневно восклицал Радж, и его слова вызвали
новую волну возмущения.
Янг сел боком, чтоб было удобно и за Раджем наблюдать. Залюбовался
братом: белая трикотажная тенниска плотно облегала выпуклые плечи и грудь,
подчеркивая каждый бугорок мускулов. На груди, на тенниске, рисунок: пять
синих волн, оранжевый обруч солнца с лучами-брызгами, а сквозь этот обруч
прыгает синий дельфин. Радж работает на острове Рай в дельфинарии - это не
что-нибудь!
Лавочник беззвучно раскрыл рот - перехватило дыхание. Но справился с
собою - снова расплылся в улыбке.
- Слышите? По пятьдесят долларов! Вы таких денег никогда и не нюхали...
А ты, молодой человек... - повернулся он к Раджу. - Ты мог бы и помолчать!
Ты тут уже не живе-ш-шь... И не имее-ш-шь права голоса! - зашипел он коброй.
- Лети на свой остров Рай - развлекайся! Разводи там тра-ля-ля! Забавляй
туристов! Плескайся!
- Как это не имею?! - вскипел Радж, ("Как это не имеет права голоса?" -
поддержали его парни, особенно Амара). - Разве я не отсюда родом? Разве не
тут живут мои родители? Разве не тебе, живоглоту, они за бесценок отдают
копру и сушеную рыбу? - Радж несколько раз вытянул из ножен и с лязгом снова
загнал в них крис. Шрам-полумесяц под левой челюстью то краснел, то бледнел.
- Радж, помолчи... Не срами меня перед людьми... - слабым голосом
попросил отец. Болезненный, тихий и молчаливый, он и сегодня мог просидеть
молча.
- Ах, молодой человек... - Ли Сунь поправил косынку. На улыбчивом лице
была уже не усмешка, а застывший оскал. - Свернешь ты себе шею... Помни мои
слова. Побереги ее! А вам, люди, я скажу еще вот что: кто не рассчитался со
мной за долги, прошу сегодня же рассчитаться. Жена дома, она примет. Если
нет денег - отдавайте натурою. Приму в счет долга орехи, приму свиней, кур,
уток. Домашний скарб... Все равно вам трудно будет забрать все с собой.
- С этого и начинал бы! Тебя только это и беспокоит! - снова не
выдержал Радж.
Ли Сунь поклонился во все стороны. Белая рубашка-распашонка с боковыми
разрезами каждый раз при поклонах задиралась на спину, чуть ли не оголяя
зад.
Ли Сунь не побыл с людьми, не посидел в толпе - покатился прочь, часто
перебирая ногами. Но не домой, не в свою лавку, а туда, где раздавался
пронзительный скрежет и был удушливый смрад от работы моторов.
Люди сидели и стояли в оцепенении, и слышно было, когда затихали чужие
звуки, как с тихим шумом катилась на песок утихомиренная лагуной волна
прибоя. Солнце было уже за лесом, над самым горизонтом, и временами багряные
лучи прорывались сквозь частокол пальмовых стволов и стволов-корней баньяна.
Жара спадала, дышать становилось легче. Из зарослей донеслись крики и возня
птиц. Вслед за птицами ожили и дети. Те, что постарше, голопузые и
голозадые, оставили своих матерей, принялись наперегонки бегать с собаками и
визжать, потом сыпанули на отмель - поплескаться в воде.
Янг не трогался с места, сидели рядом и его друзья. Янгу скоро
исполнится двенадцать лет, он уже многое понимает, начинает разбираться в
жизни, Янг ждал, до чего додумаются взрослые, что решат. Недетская тревога
за судьбу людей, за судьбу всего острова сжимала сердце.
- Слышите, люди? Вон он, злой дух... Нюхайте! - тихо проговорил Ганеш,
ощутив запах солярки, снова долетевший из лагуны. Он плюнул красным под
ноги, и многие мужчины, жевавшие бетель, тоже плюнули. - Гнать надо этот дух
с нашего Биргуса! Гнать! - потряс Ганеш палкой. - К бомо надо идти! Пусть
нашлет на них проклятие!
- Раньше надо было до этого додуматься!
- Раньше... Раньше ведь думали, что ходоки чего-нибудь добьются! А они
не добились!
- Больно ты ловок! Тебя послать! Ты бы добился!
- Перестаньте, люди! Никакой бомо не поможет! Надо послать гонцов в
соседние деревни. Подымать народ! Загородить лодками вход в лагуну! -
старался перекричать всех Радж.
- Правильно! Чего сидеть сложа руки! - поддержал его Амара, лучший друг
Раджа.
- Если вас всех посадят в тюрьму - так вам и надо! - откололся от них
Пуол и зашагал на берег лагуны.
Победили те, кто хотел идти к бомо.
Первым двинулся Ганеш. Он устало опирался на бамбуковую палку, ощупывая
ею дорогу. За ним тронулись все. Шествие замыкала Рата, ее подняли на ноги,
подтолкнули: "Иди!", и она зашаркала по песку распухшими ногами-колодами,
охая, сопя и задыхаясь.
Ганеш шел и говорил, что с пустыми руками к бомо идти нечего. Надо
сразу нести подарки. Он назвал тех, кому придется ловить петухов или кур,
кому взять сушеных тунцов, кому принести вареный рис и тоди - забродивший, с
градусами, кокосовый сок.
Молодежь отстала, шла позади всех. В центре ее шагал Радж, слева от
него был Амара, справа - Янг. Он держался за руку брата и старался ступать
широко, чтоб попадать с ним в ногу, быть похожим на Раджа.
"Нервный стал Радж... - думал Янг. - Особенно в последний месяц, когда
появился у него этот шрам. Никогда о шраме никому не рассказывал. Тайна
какая-то, загадка... Невеселая у него работа, опасная - много времени
приходится быть под водой. Но как бы мы жили без Раджевой помощи, без его
заработка?"
- Вот же глупые люди... Вот же темнота... - говорил Радж, будто шептал
заклинание. Но его хорошо слышали все парни. - Разве в этом бомо поможет?
2
Их остров очень похож на кокосового краба биргуса (отсюда и название),
огромного краба, с туловищем-панцирем размером в три на четыре километра.
Маленькие рифы вокруг - будто его поджатые ножки. У острова и клешни есть,
точно у краба, левая, более широкая и длинная, охватывает лагуну с востока.
Она состоит из узкого мыса-полуострова и цепочки зеленых островков-скал,
разделенных узкими проливчиками. А правая клешня Биргуса еще уже, в ней семь
белых коралловых атолльчиков, на них почти ничего не растет, лишь чайки
гнездятся. Янг не раз вместе с другими ребятами выбирал из гнезд яйца -
сосешь их и чувствуешь запах рыбы.
Люди шли к полуострову-мысу - бомо жил там, отделился от деревни,
расставил вокруг хижины и возле дверей деревянных идолов со злыми выпуклыми
глазами, с широченными клыкастыми ртами. На бамбуковых шестах вздымались
вверх пучки какого-то зелья - тоже защита от злых духов. Хижина среди
корней-ходуль огромных панданусов казалась каким-то взъерошенным гнездом.
Даже в тихую погоду на крыше шевелились, шуршали сухие пальмовые и банановые
листья, будто кто-то невидимый быстренько, едва касаясь ногами, бегал по
ним. Может, это добрые духи? Бомо дружит с ними, приютил их.
Подошли, настороженно стали. У людей испуганно вытянулись лица, лишь
Радж кривил губы в иронической усмешке. Женщины спустили детей с рук,
разложили подарки, сели рядом. Связанные куры не хотели сидеть тихо, то
одна, то другая сильно били крыльями, всполошенно кудахтали.
Бомо, услышав кудахтанье и хлопанье крыльев, вышел из дверей.
Бомо Яп - колдун и лекарь. Костлявый, точно йог, голый до пояса, на
животе от долгого лежания отпечатались какие-то черточки и клеточки. Зевнул,
криво растягивая щербатый рот, почесал под мышкой, поправил на голове то ли
шапочку, то ли корону, в которую были натыканы разноцветные перья. Вместо
штанов или, может, поверх их мотались ленточки из каких-то лохмотьев. У
бомо, хотя он и знался с духами, разбирался в травах, белки глаз были
красные, веки гноились, как и у многих жителей острова. Колдун называется, а
эту заразу ни у себя, ни у других вылечить не может.
Все попадали на колени, будто перед богом Вишну. Потом выпрямились,
сложив ладони перед грудью так, словно каждый поймал по мотыльку. А Радж лег
на бок, чтоб не возвышаться над людьми, и наблюдал за всем, как за
интересным представлением. Ганеш тем временем путанно объяснял бомо, чего
хочет народ.
- Знаю, я все знаю, хоть нигде и не бываю, - сказал Яп. На худом лице
спокойная окаменелость и ни малейшего проблеска мысли. - Надо посоветоваться
с добрыми духами.
Ганеш махнул левой рукой женщинам, будто выгреб что-то из-за уха. И те
взяли подарки, еще раз склонились в поклоне перед бомо и по очереди отнесли
их в дом. А большую кружку бражки, сделанную из целого колена толстого
бамбука, Ганеш сам подал в руки бомо. Тот пошептал что-то над нею и выпил
одним духом. Громко отрыгнул, достал из-за пояса какой-то корешок, пожевал,
и на губах у него проступила пена.
- Буду советоваться с добрыми духами, пока не выплывет из воды Небесный
Челн. Тихо!.. - и исчез, резко дернув за собой циновку, завесив вход.
Люди зашевелились, удобнее устраиваясь на песке. Каждый мысленно, а то
и шепотом упрашивал добрых духов помочь им в нелегком деле. Ждали долго,
поглядывая на небо, в ту сторону, откуда всегда выплывал месяц. Люди
наэлектризовали себя молениями и были словно в трансе, бессвязно
вскрикивали.
- Одурели... Совсем одурели, - шептал Радж. - Каждая секунда дорога, а
они... Американцы же не молиться сюда приехали!
Наконец месяц, точно большой красный челн, выплыл из океана и,
казалось, заколыхался, задрожал на волнах. И в это время в доме что-то глухо
загрохотало, зазвенело, пронзительно запищало, будто колдун поймал за хвост
кокосовую крысу и завертел над головой, собираясь швырнуть ее в волны.
Хижина подрагивала, тряслась, сквозь щели пробивались отблески огня.
И вот на пороге встал бомо с пылающим факелом в левой руке. Отблески
огня играли на страшном лице, раскрашенном белыми и красными полосами и
треугольными знаками. В правой руке покачивалась бамбуковая палка, похожая
на пику. Да и сам бомо качался, как пьяный, подергивая, точно от холода,
плечами. Обе руки от плеча и до кисти были обвязаны цветными лентами, концы
их мотались на ветерке, извивались, как змеи. Бомо посмотрел в одну сторону,
в другую, вытягивая шею, как черепаха, и вдруг прыгнул туда, прыгнул сюда,
уколов воздух пикою. А сам чем-то пронзительно пищал, видимо, положил листок
за зубы, хотел, чтоб люди думали, будто это пищат и убегают злые духи. Он то
шел по кругу подогнув ноги, то прыгал обеими сразу, как воробей, и в такт
колол пикою в стороны, вычерчивая огнем какие-то знаки. В глазах бомо
сверкали огненные отблески, казалось, что из них, как из факела, сыплются
искры.
Янгу стало страшно, его затрясло.
- Все... Берите факелы... Берите палки, посохи. И за ним! - объяснял
жесты Япа староста. Голос Ганеша тоже стал писклявым и хриплым, и все
закричали, завыли не своими голосами, чтоб духи зла растерялись и не знали,
на кого нападать. Все пошли за бомо приплясывая, подскакивая, кто как смог
придумать, и все кололи палками и посохами воздух. Янг стал сам не свой, он
уже не замечал, кто отделялся от толпы, чтоб вооружиться и зажечь факел, кто
бухал по пустым стволам бамбука. Огней становилось все больше и больше,
запах горелого масла уже перебивал злой машинный дух. Чад и дым потянулись в
заросли, и там забеспокоились ночные птахи. Огни отражались в листьях пальм,
и казалось, что там тоже зажигались небольшие факельчики, а на небе больше
становилось звезд потому, что туда поднимались искры от факелов. Сверкали
глаза, сверкали зубы, зияли искривленные черные рты, сами люди были похожи
на обуглившиеся головешки. Янг видел, что и Радж уже вооружился обломком
корня пандануса, и у отца в руках палка. Только мать несла, прижимая к
толстому животу, черный чугун с кокосовым маслом, и те, у кого факел угасал,
подбегали, чтобы смочить и снова зажечь.
Вышли на самый берег. Вода возле рифов поблескивала фосфорическим
светом, время от времени поверхность лагуны прочерчивали бледные стрелы,
словно кто-то чиркал гигантскими спичками по спичечной коробке, а они никак
не хотели зажигаться. Песчаная, в белой пене полоса прибоя сегодня изрезана
рваными следами машинных колес.
Совсем близко было место, где выгружались и высаживались чужаки, как
вдруг - "ба-ах!" - в небо взвилась красная ракета и полетела в их сторону.
Падала прямо на головы людей, шипела, брызгала искрами, и некоторые из толпы
испуганно отбежали в сторону. Но ракета погасла, не долетев до земли. В тот
же момент с рейда из-за лагуны, где стояла громадина баржа, вспыхнул сноп
света, уперся в небо - загорелся прожектор. Светлый столб качнулся, упал на
воду, потом зашарил по берегу, внезапно высвечивая то силуэты склонившихся в
сторону воды пальм, то горы выгруженных ящиков, прикрытых брезентом, то
машины и бульдозеры, то брезентовые палатки. Люди руками закрывали глаза,
поворачиваясь спиной к кинжальному огню.
- Ты... беги домой! Ты мал еще... - тревожно зашептал Радж, больно сжав
локоть Янга. - И маму уведи отсюда!
- Ай, - вырвался Янг. Он не мог сейчас бросить и Раджа, и всех своих.
Не мог не увидеть, как испугаются злые духи, начнут - плюх! плюх! - кидаться
в воду, плыть на свою баржу.
"Ба-ах!!! Ш-ш-ш-ш..." - снова взвилась красная ракета, и на этот раз в
одной из палаток высоко на берегу послышался резкий выкрик на чужом языке.
Из палаток начали выскакивать, одеваясь на ходу, солдаты, выстраиваться в
шеренгу.
Бомо Яп дотанцевал до часового, завыл, делая порывистые прыжки то
вправо, то влево, целясь палкой в лицо, в шею, но в последний миг нанося
уколы мимо. И все завыли дикими голосами, запрыгали, повторяя движения бомо,
грозя палками, факелами. Прожектор снова ослепил всех. Уродливые тени
закачались, вздыбились выше пальм, а факелы померкли, стали совсем не
грозными.
Солдат отступал задом, выставив перед собой автомат, угрожал им, что-то
выкрикивая и указывая жестами, чтобы люди уходили прочь. А вот уже и
отступать некуда, он уперся спиной в штабель ящиков. Палки свистят справа и
слева, кто-то ударил палкой солдата в грудь. Какая-то женщина схватила
горсть песку и сыпнула ему в глаза...
И тут оглушительно затрещал автомат, забрызгал огнем. Янг, сбитый
Раджем с ног, успел еще заметить, как бомо упал на колени, потом лег на бок,
как Радж, молниеносно взмахнув кинжалом, ударил солдата в бок, как
американец скользил спиной по ящикам с надписью "US NAVY ENGINEER TROOPS",
как сверху от пальм бежали вниз чужие солдаты.
Люди со страхом разбежались. Янг бежал вместе со всеми сельчанами и то
и дело оглядывался, смотрел туда, на штабели ящиков, где дрожал свет
прожектора, и в этом свете старая Рата, которая еще только дотащилась до
ящиков, схватила с земли брошенный чугун с кокосовым маслом, вылила его на
ящики, подняла чей-то факел и прижала к брезенту, поджигая его. Огонь еще не
вошел в силу, как снова затрещал автомат... Из-за солдатских спин не было
видно, как Рата упала там, где лежал Яп. Американцы суетились, сдирая с
ящиков горящий брезент, гася огонь песком. И тут прозвучала новая команда,
затрещали выстрелы. Пули врезались в стволы пальм, шмякались в песок
ссеченные ими орехи.
Люди рассыпались по домам, забились в глухие закутки. Боялись, что
солдаты хлынут следом, всех перебьют, а хаты сожгут.
Янгова мать стонала, всхлипывала, а отец гладил ее по голове, как
маленькую. А потом они шептались, а мать все продолжала стонать и жаловалась
на боль в животе. Янг лежал на циновке в своем углу и дрожал всем телом,
стучал зубами. Куда девался Радж? Может, подстрелили его в этой катавасии?
Только под утро Радж проскользнул в хату.
- Спишь? - зашептал он, сдерживая тяжелое дыхание, и прилег возле Янга.
- Не-а... Тебя ждал! - прошептал Янг в ответ.
- Я сейчас уйду... Птицу, если засидится на одной ветке, можно и камнем
сбить. Поплыву на Рай.
- На чем?
- Придумаю что-нибудь.
- Вот сейчас, ночью?!
- Ночью. А звезды зачем на небе? Да и над Раем зарево огней издалека
видать. Может, утром будут искать или спрашивать меня, говори, что я не был
вечером возле ящиков. Уехал на Рай сразу после собрания. И маме с папой
скажи, чтоб так говорили.
- А люди ведь видели, что ты был со всеми.
- Люди видели, понятно. Но думаю, что и им выгодно говорить, что меня
не было. Ю андестенд ми? Понимаешь меня?
- Йес, сэр. Но есть люди, которым выгодно и на одного тебя свалить
вину. Я же видел, как ты кинжалом...
- Тс-с-с...
- Ли Сунь первый на тебя донесет, - Янг рассуждал совсем как взрослый,
и Радж взлохматил ему волосы: "Растешь, малыш!"
- Не было китайца с людьми... Ну, пока... - Радж поцеловал брата. - Ты
знаешь, где меня искать - в дельфинарии. Ух! - вдруг Радж скрежетнул зубами.
- В такой момент приходится вас покидать!
- А когда опять домой?
- Не знаю. Трудно у мистера вырваться. В выходные двойная нагрузка. А
знаешь, что на тех ящиках написано? Что имущество принадлежит
военно-морскому флоту США. Базу хотят строить.
Янг ощупью обнял Раджа за шею.
- Ну, дружок, береги отца и мать. С Амарой дружи - он верный мой друг.
- Радж снова поцеловал Янга и зашуршал, отползая к двери.
Янг вытер слезы со щек.
Стонала во сне мать.
3
- Янг... Я-янг! - звал кто-то мальчика шепелявым голосом. Потом
послышался стук посоха о порог. - Ты еще спишь?
Янг узнал голос старосты Ганеша, и сон его сразу пропал. Такого еще не
бывало, чтобы сам староста обращался к нему, простому мальчишке.
- Я знаю, что ты не спишь... Собери ребят, и бегите купаться. Подольше
сегодня купайтесь... И хорошо было бы, если б кто-нибудь все время плескался
в лагуне - по очереди. И если увидите что-нибудь новое, посылайте гонца к
нам. Янг, будешь командиром разведки.
Паренек не верил своим ушам. Ему доверяют такое важное дело?! Вскочил
так, что затряслись стены.
- Потише прыгай... А то раньше времени хату развалишь, - сказала мать
слабым голосом. Они с отцом еще не вставали, будто раз и навсегда потеряли
интерес к жизни. - Наруби орехов, брось поросенку, а потом уж лети. Кур
выпусти.
Их избушка, как и все в деревне, построена на высоких сваях. Под
бамбуковым полом-настилом можно ходить согнувшись. Тут и загородка для
поросенка, и клетка для кур. Тут и кладовка, в которой есть еще немного
кокосовых орехов предыдущего урожая.
Янг работал и прислушивался к тому, о чем говорят Ганеш с отцом. Один
стоит возле порога, другой - в дверях.
- ...Так ведь толку нет в зеленых. Сок, молочко... Разве что бражку
делать. Так на бражку можно и из самой пальмы соку взять! - говорил отец. -
Да на какое лихо она, и без нее горько!
- А я советую срубить орехи, хоть они и зеленые. Все же какая-то польза
будет, - возражал Ганеш. - А то может случиться - не успеем и такие
использовать. Сроют все бульдозерами... Я слышал, что сюда, на Биргус, будут
прилетать и садиться большие самолеты, корабли военные приплывут.
- Боже милосердный! Такое бедствие наслал...
- Надо всем нам вместе держаться. Может быть, придут американцы, станут
грозить расправой, так будем в один голос говорить: мы только молились,
изгоняли злых духов. И что Раджа не было с нами, уехал на Рай... Я это всем
скажу, предупрежу... (Янг подумал: "Ну и хорошо, что сам староста
скажет...") А солдат первый напал на нас... И надо готовиться к похоронам
Япа и Раты... - Ганеш ушел, постукивая посохом.
- Великий Вишну! - всхлипнула мать. - Они же целую ночь пролежали на
берегу. Крабы, наверное, глаза у них повыели... Как я теперь буду рожать?
Бомо нету, некому будет отгонять злых духов.
- Ты не переживай. Даст бог, все хорошо будет, - вздохнул отец.
- А Ли Сунь и сегодня пошел к американцам. Поволок мешок больше самого
себя - чуть носом землю не рыл.
- Торговлю, наверно, налаживает, чует - поживиться можно, - ответил
отец.
Янг выбрался из-под избы.
- Я все сделал. Нате вам по яичку... - и положил в шершавую отцовскую
ладонь яйца, найденные в курином гнезде. - Я побежал!
Голопузиков, что бегают без штанишек или трусиков, Янг не станет брать
в помощники. И девчонок не возьмет... Хотя одну-то и можно было бы взять -
Натачу. Ее назвали так в честь советской докторши. Хорошо, что в тот момент,
когда рождалась Натача, неподалеку стояло исследовательское советское судно.
Люди до сих пор помнят, что над ними развевалось два флага - красный и
сине-белый. Если бы не приехала с судна доктор, то могло бы и не быть ни
Натачи, ни ее матери. Люди уже молились Вишну, чтоб забрал себе их души.
Боевой росла Натача, ловкой. Но Янг не станет звать ее сегодня, у него чисто
мужское задание.
Прежде всего Туна позовет. Обычно, когда спадала дневная жара и в
деревне начиналось хоть какое-то движение, Янг будил Туна так: подлезал под
помост его хижины и острой тоненькой палочкой колол снизу между бамбуковых
жердей. Янг знал, в каком углу спит Тун, и всегда попадал в него если не с
первого, то со второго раза. А сегодня пробрался Янг и раз кольнул,
второй...
- Ой, что это? - послышался испуганный мужской возглас. Кто-то
подскочил, хижина затряслась, словно при землетрясении: - Нечистый дух!
Нечистый дух!
Янг дал драпака из-под хижины. В ту же минуту донесся смех Туна и его
голос:
- Янг, это ты? Ха-ха, чуть отцу живот не проткнул!
- Я-a... Выходи скорей!
- Чего ты вскочил так рано?
- Поручение нам есть! Боевое! - Янг рассказал, что к чему. Уже вместе
побежали к Мансуру.
Мансурова хижина стояла в той половине деревни, что была ближе к
лагуне. Нашли его на пальме - срубал орехи. Вся земля уже была покрыта ими,
зелеными, шершавыми. Мансур и слушать не хотел, что ему кричали снизу
ребята, пока те не стали бросать в него палками, а Янг пригрозил, что
заберется на пальму и стянет его за ногу. Помогли Мансуру собрать орехи в
мешок, затащить домой. Помогли уговорить и его строгого отца, которому не
понравилось, что сын не выполнил его распоряжения, а порывается куда-то
бежать. "Искупайтесь и бегом назад. Если через полчаса не придешь, можешь
вообще домой не возвращаться!" - пригрозил Мансуру отец.
Побежали к лагуне наперегонки с худой собакой Мансура, ориентировались
на странные звуки: впереди что-то пронзительно звенело, трещало и выло.
Выбежали - и глазам своим не поверили: таким незнакомым стал берег!
Чужой, голый: вперекрест и вразброс, а то и вповалку лежали все прибрежные
пальмы - казалось, здесь пронесся бешеный ураган. Возле двух деревьев еще
хлопотали двое белых мужчин в шортах. В их руках и выли те штуковины,
которые прямо на глазах подгрызали деревья. Третий мужчина, такой же не
загорелый и почти голый, резал стволы на куски.
- Чего рты поразевали? Бензопил не видели? Марш отсюда! - закричал на
них, будто он был тут хозяином, китаец Ли Сунь.
Ребята оглянулись: лавочник наносил под большой банан кучу орехов,
разложил там на рогожке кое-какой товар и вел торговлю. То пильщики, то
солдаты, которые распаковывали ящики и собирали из металлических частей
какие-то механизмы, подходили к Ли Суню, и он вскрывал для них орехи, давал
выпить соку. Кому не нравилось, тем вскрывал жестяные банки с соком или
пивом. Ли Сунь делал свой бизнес.
- Чужие пальмы обчистил! Я побегу расскажу Ганешу! - Тун готов был
сорваться с места.
- Подожди, а там что? - остановил его Янг.
У входа в лагуну, который очень суживали рифы и атолльчики, неподвижно
застыл понтон, который переправлял с баржи на берег машины и грузы. На нем
стояла и татакала прямоугольная глыба на колесах. На понтоне суетилось
несколько человек. Что-то делали, что-то спускали с понтона вниз, к воде.
Вот на понтон вскарабкался почти голый человек с ластами на ногах и
оранжевым баллоном за спиной. Лица человека не было видно, блестело только
стекло маски. Вот он стянул маску на лоб, прочистил пальцами уши...
Понтон сегодня был украшен разноцветными флажками - черными, красными,
желтыми, синими. Радж как-то сказал, что когда ведутся подводные работы, то
выставляются такие флажки.
- По островкам подберемся ближе к понтону, разведаем, что они там
делают! - Янг кинулся вниз.
Песок возле воды был притоптан - остались вчерашние следы людей. Тут и
там валялись факелы. А где же бомо Яп? Где старая Рата? Сколько ни
вглядывались в ту сторону, где суетились возле ящиков солдаты, трупов не
увидели. А может, их не убили? Может, они встали ночью и тихонько вернулись
домой?
Помчались полосой прибоя, собака весело лаяла и старалась то одного, то
другого цапнуть за пятку. Добежали до мыса и сразу плюхнулись в воду -
белопенную, быструю в узком протоке. Собака повизжала, побегала по берегу и,
осторожно войдя в воду, задирая голову, поплыла за ними.
Возле последнего островка волны были большие, все кругом пенилось и
бурлило. Притаились за скалами, понаблюдали... И поняли, что тут приезжие и
правда что-то делают под водой. От той четырехугольной машины на колесах
клубами валил удушливый черный дым. От нее под воду тянулись черные
резиновые шланги. Время от времени к понтону подплывал человек с баллоном за
спиной и в маске, и ему подавали сверху то какие-то тяжелые пакеты, то
провода.
- Ребята, там что-то грохочет под водой! Так бьет по ушам, ужас просто!
- успел нырнуть и тут же выскочил на поверхность Мансур.
Спустились в протоку между третьим и четвертым островками. Янг с Туном
нырнули и тут же вынырнули. Правда!
- Не выдержать! Голова раскалывается!
И тут их заметили с понтона: закричали, замахали руками, чтоб
выбирались из воды и вообще выметались прочь. Но ребята только заплыли за
островок и снова начали следить из укрытия, смотреть, что делается на
понтоне, возле понтона и рифов.
Вот из воды один за другим вынырнули двое в масках и с баллонами за
спинами. Им помогли влезть на понтон, снять баллоны. А маски посрывали они
сами и, тяжело дыша, размашисто терли искривленные, точно от боли, губы,
прочищали пальцами уши. Собака нетерпеливо скулила, ей хотелось залаять на
незнакомцев, и Мансур сдавливал ее морду, прижимал к скале. Рабочие,
хлопотавшие на понтоне, вытаскивали из воды черные шланги, на концах которых
зависли какие-то железные штуковины с острыми наконечниками.
- Наверное, какой-то клад спрятали, золото! - у Мансура даже глаза
загорелись.
- Дурня такого, как ты! - плюнул Тун.
- Я подплыву туда под водой, погляжу. Я умею плавать под водой! -
Мансур пополз со скалы ногами вниз.
- Тише, они отходят! - показал Янг на корму понтона, где затарахтел
движок, забурлила вода.
Понтон отплыл медленно, возле борта стоял человек в шортах и пропускал
меж ладонями провода, которые уходили под воду.
- Гу-уд! Стоп! - прозвучала на понтоне команда.
- Я ныряю! Потом не найдешь этого места! Придержите пса! - Мансур
оттолкнул собаку, собравшуюся полезть за ним в воду, и нырнул. Остановить
его не успели.
В тот же миг на понтоне один из мужчин взмахнул рукой, и глухой гул
взрыва всколыхнул округу. На месте рифов и атолльчиков, загораживавших вход
в лагуну, встали огромные белые столбы воды и обломков кораллов. Опали,
тяжело заплюхали в воду обломки рифов.
- Мансур! - испуганно закричали Янг и Тун, ласточками взвились в
воздух, бултыхнулись в воду. За ними прыгнула и собака.
Мансур всплыл среди разноцветных рыб, неестественно переворачиваясь на
бок, потом показал живот и повернулся на другой бок, начал опускаться на
дно. И тут его подхватили Янг и Тун, поволокли к островку. Повернула за ними
и собака.
Из носа и ушей Мансура шла кровь. Его слегка потормошили, помяли, и он
закашлялся, выплевывая воду. Живой!
- Мансур! Скажи хоть слово! Мансур! - просили ребята. Собака тихонько
скулила.
А Мансур только стонал и скрежетал зубами, не открывая глаз.
- Да что ж это делается?! - закричал Тун. - Вчера двух убили и
сегодня... Что нам скажет его отец?!
- Скорей в деревню, может, кто-нибудь поможет ему... Поверни лицом
вниз! Приподними! - Когда Тун поднял Мансура, Янг подлез под него. Так, чтоб
голова и одна рука Мансура были на одном плече, а другая рука - на втором.
Ступил, согнувшись, в воду. - Сбоку плыви, будешь страховать.
Тяжелым был Мансур. Пока добрались до третьего островка, а потом до
второго, Янг сам наглотался воды. Дальше уже тянули Мансура вдвоем, под
руку, положив на воду лицом вверх. Янг загребал левою, Тун - правой рукой.
На мысе-полуострове отдышались - недолго, только чтоб вернулись силы.
Снова подняли, подавили на спину Мансура, положив его животом на колени
Янгу, потому что мальчик, пока его тянули по заливу, снова наглотался воды.
Кое-как посадив Мансура на переплетенные четыре руки, понесли в
деревню.
Визжала, бегала вокруг них кругами собака.
4
Было много и слез и крику.
И не только в Мансуровой хате, а и по всей деревне. "Людечки, да что же
это делается?!" - каждая на свой лад голосили женщины. Стискивали зубы
хмурые мужчины - в бессилии и гневе. Кому пожалуешься? Кто поможет? До бога
- высоко, до султана - далеко. Да ходили же к султану, жаловались, просили
милости. Ну и что из того? Не отец он своему народу, нет... Хорошо еще, что
хоть живыми ходоков отпустили.
Некоторые побежали на берег лагуны. Если не спасут свои пальмы, то хоть
зеленые орехи снимут. Не было уже у людей ни боязни, ни уважения к лавочнику
Ли Суню. И отлупцевали его, и раскидали все его шмотки, отобрали орехи.
Особенно старался Амара.
- Я вам это припомню... Я вам припомню!.. - грозился Ли Сунь.
И на американском катере умчался на Горный.
Вернулся он около полудня с пятью полицейскими и чиновником с папкою
под мышкой. Полицейские были в чалмах, с карабинами и кривыми тесаками,
большими по величине, чем ножи-крисы. Чиновник был в индийской одежде - в
черной шапочке, похожей на пилотку, в белом сюртуке и белых штанах. Катер с
ними вошел в лагуну не снижая скорости, с разгону ткнулся в белый песок.
Скинули сходни, и все пятеро полицейских, чиновник и китаец сошли на берег.
Отправились сразу не в деревню, а к палаткам, в которых разместились
американские солдаты и офицеры. Разговаривали там около часа, шептались,
видимо, о чем-то договаривались.
Зоркие глазки у Ли Суня...
- Эй вы! - заметил он Янга и Туна, которые залегли под кустами и
наблюдали за тем, что делается в лагуне и на берегу. - Позовите сюда Ганеша!
И быстро: одна нога тут, другая там!
Янг и Тун показали ему язык, передразнили и... исчезли в чаще.
- Не позовут. Но я сам знаю, где живет Ганеш и где тот разбойник.
Пожалуйста, идите за мною! - позвал он полицейских.
Амару поймали и привели под Дерево Собраний. Привели и старосту.
- От имени Его Величества султана!.. За посягательство на священную и
неприкосновенную частную собственность!.. - высоким, почти срывающимся
голосом выкрикивал чиновник, будто выступал перед многолюдной толпой.
Амару полицейские распластали на земле и принялись бить бамбуковыми
палками. Так же отлупцевали и Ганеша - за то, что вконец распустил своих
сельчан, не следит за порядком. Сильно поколотили - не смог встать.
- Не прикидывайся, негодяй! - начали толкать его ногами полицейские. -
Скажи спасибо, что не арестовали и не отдали под суд.
Но Ганеш не вставал.
- Лучше совсем добейте... Я не переживу этого срама... - простонал он.
Снова принялся созывать всех лавочник Ли Сунь.
Пока люди собирались, полицейские страдали от жары. То один, то другой
брали кокосовые орехи, одним ударом срубали у них макушки, словно головы
врагов султаната, и высасывали сок. Подносили и американцу-офицеру, который
равнодушно глядел и на экзекуцию, и на все, что выделывали полицейские и
чиновник.
Пришло совсем немного людей - может быть, третья часть из тех, что были
вчера на собрании.
Высоким лающим голосом чиновник говорил, что времени на раздумье у
людей было много. Теперь дается на сборы всего два часа. В лагуне возле
берега их ждут катер и вельботы, американцы бесплатно доставят их на Горный.
- Кто является главой семьи, подходите сюда за получением пособия.
Каждому будет вручен чек на предъявителя, по чекам можно в Горном или на
Главном в конторах банка получить пятьдесят долларов.
В ответ слышался только плач-скуление, будто у людей уже и силы не
хватало заплакать во весь голос. Не переставал стонать и Ганеш.
Потом говорил офицер, а чиновник переводил. Американцы не будут никого
привлекать к ответственности за то, что ранили их солдата.
- Случилось недоразумение, больше такого, я надеюсь, островитяне не
допустят, - голос офицера звучал почти ласково.
- А как же... А как же тогда... - застонал, закашлял, давясь кровью,
Ганеш. - Ваш солдат двоих застрелил! Наших! И ему ничего за это не будет?!
Чиновник скоренько прошептал офицеру, что сказал староста.
- Этого не может быть, потому что быть такого не может! - ответил
офицер.
- Такой факт и мне не известен, - добавил от себя чиновник, переводя
слова офицера. - А вам мы могли бы еще добавить за этот поклеп. Но вы мне
нужны живые... Называйте каждого главу семьи. Составим список, акт на
выплату.
Полицейские подтянули Ганеша к баньяну, посадили под деревом, прислонив
спиной к стволу.
5
Над деревней, над всем Биргусом разносились плач и причитания.
Люди не знали, что взять с собой, что оставить. Может, там в большом
цивилизованном мире, на Главном или на Рае жестяная банка из-под консервов,
служившая здесь кружкой, не стоила выеденного черепашьего яйца. А
биргусовцам при их нужде все было дорого, все мило.
Прошел час, прошел второй, но никто не был готов покинуть свое жилище.
Люди что-то связывали, перевязывали, бросали и вновь забирали. А если кто и
был готов, то не лез вперед, оглядывался на других. Прежде люди шли за бомо,
шли за старостой, а теперь их не было. И в растерянности забивались в темные
углы, в кусты, надеялись отсидеться, спастись.
Отец нагрузил на Янга столько всего - ишак не понес бы все это. Сам
взял в охапку поросенка, через плечо перекинул связку кур, они трепыхались,
пытаясь взлететь, драли когтями и клювами спину и ноги. У матери был только
один узелок с одеждой и лампа без стекла и керосина (ценная вещь, хотя ею
никогда не пользовались). Мать невозможно было вытащить из хижины, она
целовала каждую бамбучинку, каждое бревнышко. А когда вышла, уцепилась за
кривую пальму, что склонилась возле дома, и зарыдала во весь голос.
Глядя на нее, заплакал и Янг, хотя доселе только украдкой вытирал то
один глаз, то другой. Слизывал слезинки с дрожащих губ отец, он все время
поддавал поросенка снизу коленом, чтоб не сползал с рук. Потом отец опустил
поросенка на землю, зажал его между ног и позвал Янга. Покопавшись в узле,
который гнул мальчика к земле, как циклон пальму, достал веревку, обвязал
туловище поросенка за передними ногами по груди, конец намотал на кулак.
- Ну, пойдем... Пойдем помаленьку... - гладил он плечо матери свободной
рукой, подбадривая. А она только качалась из стороны в сторону, точно под
ветром, пыталась рвать на себе волосы.
Тем временем в деревне начало твориться что-то страшное. Моторы ревели
совсем близко, среди хижин. Бульдозеры шли тесно один за другим - строения
рассыпались и ложились под гусеницы с сухим треском. А пальмы поддавались не
сразу. Мотор то одного, то другого бульдозера страшно, с надсадой ревел,
пальма, в которую упирался нож, судорожно вздрагивала. И вот... сочный
протяжный треск, дерево с шумом падает, даже вздрагивает земля. А бульдозер
еще и проползет по пальме, будто хочет вдавить дерево в землю.
Янгу показалось, что с одного бульдозера скалит зубы Пуол. Присмотрелся
- он! Пуол сам ломал, рушил свою хижину.
- Выродок! Лучше бы ты маленьким сдох!.. Проклинаю тебя! - тряс кулаком
его отец, Джива.
Всплески-взрывы плача вспыхивали то тут, то там. В этом содоме среди
машин и людей суетились и полицейские, тащили из хижин людей чуть ли не
из-под самых гусениц бульдозеров, лупили палками по спинам, по головам.
Некоторые пробовали отбиваться, а женщины пускали в ход ногти и зубы. И
полицейские тогда совсем разъярились.
Отец весь дрожал, давая Янгу конец веревки, он никак не мог попасть в
его ладонь. Но отдал наконец, чтоб Янг и рябого поросенка вел за собой. А
сам еще немного покопался в Янговом огромном узле, достал образ бога Вишну.
За рамку образа тут и там были засунуты сухие цветки лиан и орхидей,
бумажные цветки. (Янг любил Вишну, изображенного на этом образке: три лица у
него - и все светлые, добрые, шесть рук, и в каждой что-нибудь держит; возле
бога смирные собаки, красные откормленные буйволы.) А отец тем временем
зажженной спичкой поджег священную душистую палочку для окуривания и начал
ходить с образом и палочкой вокруг хижины и ближних пальм. Потом стал возле
пальмы, которую все обнимала и целовала мать, подымил направо и налево и на
ту, что обнимала мать, и на Янга. А грозные страшные машины с
ножами-отвалами уже совсем близко, уже направляются в их сторону...
- Эй, марш отсюда, пока целы! - надрывали горло полицейские. Лица у них
потные, грязные, чалмы сбились на затылки, а то и развязались.
- Не-е-ет!!! - закричала вдруг мать истошным голосом. Бросила свой
узелок и лампу, полезла на пальму. - Не отдам никому! Не отдам!!!
Хотя пальма и была наклонной, но беременной матери лезть было трудно. И
все же она лезла, обдирая ноги, выше и выше. Вот уже осталась только та
часть ствола, которая, выпрямившись, устремилась вверх.
- Марш, марш! Идите за расчетом! - орали полицейские, подходя все
ближе. - Чего тут стоите? Прочь! - накинулись они на Янга и на отца. - А
ты?! Слезай сейчас же, толстая обезьяна! - затряс кулаком, глядя на мать,
усатый полицейский.
- Не слезу! Не отда-ам!!! - закричала сверху мать. - Люди! Влезайте на
деревья! Они не посмеют нас...
Но ее в реве моторов, в треске ломающихся строений, в причитаниях
женщин, наверное, никто не слышал. Янг окаменел, не мог стронуться с места.
- Именем Его Величества султана Муту приказываю - слезай! - усатый
полицейский, схватив какой-то обломок, запустил им в мать. - Получишь
тридцать ударов палками! Слезай!
- Люди-и! - кричала мать свое. - Не поддавайтесь!
- А ну - подковырни ее, потряси немного! - крикнул полицейский водителю
бульдозера и добавил что-то по-английски.
Бульдозер угрожающе ревнул, крутнулся на одной гусенице, зашел сбоку:
по наклону и против наклона не очень-то старую пальму потрясешь. Нож-отвал у
этого бульдозера был неровный, словно бы сваренный из двух частей,
поставленных под углом один к другому, получался как бы тупой угол с острыми
краями. Бульдозер ревел-газовал, раскачивая ножом пальму. Янг видел, как
моталась вверху мать, обхватив ствол руками и ногами, крича что есть мочи.
Видел, как скалился в дурной ухмылке верзила водитель, высунувшись из
кабины, забава, должно быть, ему нравилась.
- Мамочка, не надо! Мамочка, слезай! - кричал, громко плакал Янг.
- Стойте, душегубы! - вышел вперед и изо всей силы уперся в отвал
бульдозера отец. - Она слезет! Она уже слезает! - и снова выставил как
защиту образок Вишну.
Но какое дело было водителю до их бога, когда он и своего не признавал.
И вдруг... страшный треск, пальма переломилась в том месте, где в нее
упирался бульдозер. Ветвистая вершина, описав б