Зачинается-починается сказка долгая, повесть добрая.
     Ходило  Ершишко,  ходило хвастунишко  с  малыми  ребятишками  на  худых
санишках о трех  копылишках по быстрым рекам,  по глубоким  водам.  Прожился
Ерш, проскудался. Ни постлать у Ерша, ни окутаться, и в рот положить нечего.
     Приволокся Ерш во славное озеро Онего. Володеет  озером рыба  Лещ.  Тут
лещи  -  старожилы,  тут Лещова  вотчина и дедина  со  всем  родом-племенем.
Закланялось Ершишко рыбе Лещу. Ерш кланяться горазд: он челом бьет, затылком
в пол колотит:
     - Ой еси, сударь рыба Лещ! Пусти  меня, странного человека, на подворье
ночь  переночевать.  За  то тебя  бог  не оставит,  родителям твоим  царство
небесное...
     Пустил Лещ Ерша ночь обночевать.
     А  Ерш  ночь  ночевал,  и  две  ночевал...  Год  жил, и  два  жил!... И
наплодилось в  озере  Онеге ершей втрое,  впятеро против  лещей. А рыба  ерш
ростом мала, да щетина у ей, как рогатины. Почали ерши по  озеру похаживати,
почали  лещей  под ребра подкалывати. Три года лещи  белого свету не видали,
три года лещи чистой воды не пивали.
     С  этой   напасти  заводилась  в   озере   Онеге   бой-драка   великая.
Бились-дрались лещи с ершами от Петрова до покрова. И по этой лещовой правде
взяли лещи Ерша в полон, рот завязали, к судье привели.
     Судья - рыба Сом с большим усом - сидит нога на ногу.
     Говорит Лещ:
     - Вот, господин судья... Жили мы,  лещи,  в озере Онежском, ниоткуда не
изобижены. Озеро Онего век было  Лещова вотчина и дедина. Есть у меня на это
письма,  и  грамоты, и  судные записи. Откуль взялся  в  озере Онеге Ершишко
Щетинников,  не  ждан, не  зван?  Лисий хвост подвесил, выпросился у  меня в
Онеге ночь перележать. И я  за его сиротство, ради малых ребят  на одну ночь
пустил. А  он,  вор, ночь ночевал, и две ночевал.  Год жил,  и два жил...  И
теперь ершей в озере впятеро больше  против нас, лещей. Да та худа рыба ерши
ростом мала,  а щетина у их,  что лютые рогатины.  И они по озеру  нахвально
похаживают, лещей  под ребра  подкалывают. Наши деушки-лещихи постатно  себя
ведут, постатно по  улочке идут, а ерши наших девок  худыми  словами лают. С
этой беды заводилась  у нас с  ершами драка немилостива, и  по моей  Лещовой
таланести взяли мы Ершишко Щетинникова в полон и к тебе привели: сидите  вы,
судьи, на кривде, судите по правде!
     Говорит судья - рыба Сом:
     - Каки у тя, Леща, есть свидетели, что озеро ваше, лещово?
     Лещ говорит:
     - Нас,  лещей, каждый  знает.  Спроси рыбу Семгу да  рыбу Сига. Живут в
озере Ладожском.
     Спрашивает судья Ерша:
     -  Ты, ответчик Ерш, шлесся ли  на таковых Лещовых свидетелей, Семгу да
Сига?
     Ерш отвечает:
     - Слаться  нам, бедным людям,  на таковых  самосильных  людей,  Семгу и
Сига, не мочно. Рыба Семга  да рыба Сиг люди богатые. Вместе с лещами пьют и
едят. И хотят они нас, малых людей, изгубить.
     Судья говорит:
     -  Слышишь, истец  Лещ.  Ерш  отвод  делает...  Еще  какие у  тебя есть
свидетели-посредственники?
     Лещ говорит:
     -  Еще знают  мою  правду честна вдова Щука да батюшко  Налим.  Живут в
Неве-реке, под городом Питером.
     Спрашивает судья Сом:
     - Честна вдова Щука да батюшко Налим тебе, Ершу, годны ли в свидетели?
     Ерш  в уме  водит: "Рыба Налим - у его глаза малы, губища толсты, брюхо
большо, ходить  тяжело, грамотой не  доволен. Он не пойдет  на суд. А Щука -
она пестра, грамотой востра, вся в меня, в Ерша. Она меня не выдаст".
     И Ерш говорит:
     - Честна вдова Щука да батюшко Налим-то общая правда, на тех шлюся.
     Посылает судья - рыба Сом  - Ельца-стрельца, пристава  Карася, понятого
Судака по честну вдову Щуку, по батюшку Налима.
     Побежали Елец-стрелец, пристав Карась, понятой Судак из Онега-озера  на
Ладогу,  с Ладоги на  матушку Неву-реку.  Стали  щупать,  нашли Щуку.  Учали
батюшку Налима искать. День искали и  два искали, не пили  не ели и спать не
валились.  На  третьи сутки -день  к вечеру, солнце к западу  -  увидали под
островом Васильевским колодину. Колодину отворотили  - под колодиной батюшко
Налим сидит.
     Елец- стрелец, пристав Карась, понятой Судак челом ударили:
     - Здравствуешь, сударь-батюшко  Налим! Зовет тебя судья -  рыба  Сом  с
большим усом - во славное озеро Онего во свидетели.
     -  О-о,  робята!  Я человек старой, у  меня  брюхо  большо, мне  идтить
тяжело,  язык толстой, непромятой, глаза малы -далеко не вижу, перед судьями
не стаивал, у меня речь не умильна... Нате вам по гривенке. Не иду на суд!
     Привели на суд Щуку.
     Суд завелся.
     Вот судья - рыба Сом - сгремел на Ерша:
     - Сказывай,  ответчик Ерш, каки  у тя на Онежское озеро  есть письма  и
крепости, памяти и грамоты?
     И Ерш ответ держит:
     - У моего-то  папеньки  была  в озере Онежском избишка, в избишке  были
сенишки, в  сенишках была клетишка, а в клетишке сундучишко под замчишком. В
этом сундучишке  под  замчишком  были у  меня,  доброго  человека,  книги, и
грамоты, и судные записи, что  озеро Онего - наша, ершова вотчина. А  когда,
грех наших ради, наше  славное  Онего горело, тогда и тятенькина избишка,  и
сенишки, и  клетишка, и  сундучишко  под  замчишком, и книги,  и грамоты,  и
судные записи - все сгорело, ничего вытащить не могли.
     В те поры  Леща,  и Щуку, и всех добрых людей,  которые рыбы  из  озера
Онега, горе взяло:
     - Врешь  ты, страхиля! Нища ты  коробка,  кисла ты шерсть! Наше славное
озеро Онего на веку не гарывало, а у тебя, у бродяги, там избы не бывало!
     А Ерша стыд не имет. Он заржал не по-хорошему да опять свое звонит:
     -  Был  у моего тятеньки дворец на  семи верстах, на  семи  столбах. На
полатях бобры, под полатями ковры -  и  то все  пригорело... А  нас,  ершей,
знают  в Питере,  и  в  Москве,  и в Соломбальской слободе, и покупают  нас,
ершей, дорогою ценою. И варят нас с перцем и с шафраном, и  великие господа,
с похмелья кушавши, поздравляют...
     И честна вдова Щука не стерпела:
     - Нищая ты копейка! На овчине сидишь,  про соболи  сказываешь! Тридцать
ты лет  под порогом стоял, куски просил. А кто тебя, Ерша,  знает да ведает,
тот без хлеба обедает. Останется у голи кабацкой от пропою копейка,  дак  на
эту копейку вас,  ершей,  сотню  купят. А  и уху сварят - не столько наедят,
сколько расплюют.
     И Ерш к Щуке подскочил и ей плюху дал:
     - Вот тебе раз! Другой бабушка даст!
     И Щука запастила во весь двор:
     -  Караул, убивают! А озеро Онего век было Лещово, а не Ершово! Лещово,
а не Ершово!
     Судья возгласил:
     - Быть по сему! Получай, Ерш, приказ от суда: уваливай из озера Онега.
     Ерш в ответ:
     - На ваши суды плюю и сморкаю!
     И  Ерш  хвостом вернул,  головой  тряхнул, плюнул  в глаза всей честной
братии, только его и видели.
     Пошел Ершишко, пошел хвастунишко на худых санишках о трех копылишках  с
малыми ребятишками  по  быстрым рекам, по глубоким водам.  По пути  у Леща в
дому все окончательно выхвостал...
     Из Онега-озера Ерш на Белоозеро, с Белаозера в Волгу-реку.
     Река Волга широка и долга.
     Стоит в Волге-реке Осетер. Тут Осетрова вотчина и дедина.
     Закланялось Ершишко рыбе Осетру, челом бьет, затылком в пол колотит:
     - Ой еси, рыба Осетер! Пусти меня в Волге-реке одну ночь перележать. За
то тебя бог не оставит. Родителям вашим царство небесное...
     А рыба Осетер хитра и мудра. Она знает Ерша.
     - Не пущу!
     Ерш на него с кулаками. Ерша схватили, с крыльца спустили.
     Ерш придумывает: "Рыба  Осетер хитра-мудра,  а если  будет вода  мутна,
Осетер в гости пойдет и невода не минует".
     Начал  Ерш Волгу-матушку со  дна воротить,  с  берегов рыть. Волга-река
замутилась, со желтым песком смешалась.
     Стали люди поговаривать:
     - О, сколько рыбы поднялось! Воду замутили...
     Люди  невод  сшили, стали рыбу промышлять.  А рыба Осетер  хитра-мудра:
видит, вода мутна - и она дома сидит, в гости не ходит.
     Это  Ершу  хуже  ножа.  Он  мимо  Осетровых хором  свищет,  рад  оконцы
выстегать.
     - Эй ты,  Осетрина, старая корзина! Отпирай окна и двери, будем драться
четыре недели. И я  тебе голову оторву. Схожу сейчас  пообедаю и приду тебя,
Осетра, убивать.
     Пошел Ершишко обедать да и попал в невод. Из невода в медный котел. Уху
из Ерша сварили, хлебать стали. Не столько съели, сколько расплевали. А хоть
рыба костлива, да уха хороша... Сказка вся, больше врать нельзя.




     3





Last-modified: Wed, 01 Jun 2005 20:45:03 GMT