«Дедушка Толкиен вызвал у меня протест». Мария Семенова — «Газете»

Мария Семенова — один из немногих авторов, в чьем случае массовый успех сочетается с несомненными литературными достижениями. Она осуществила прорыв в новый жанр, известный ныне как русское фэнтези. С культовой петербургской писательницей, посетившей Москву по случаю выхода нового романа «Кудеяр. Вавилонская башня», встретился корреспондент «Газеты» Кирилл Решетников.

- Мария Васильевна, как вам на этот раз Москва?

- Как обычно — огромный муравейник, все куда-то бегут┘ Я как побываю в Москве, мне Питер начинает казаться уютной маленькой деревней. Москва — достойная столица нашей державы, но я человек насквозь питерский, и в таком огромном мегаполисе я, наверное, не смогла бы обитать. А может, и привыкла бы┘

- Вы из семьи ученых. Ваше обращение к литературе было как-то подготовлено семейными традициями, или вы выбрали этот путь скорее вопреки им?

- С одной стороны, сугубо вопреки, потому что мои родители считали, что если у человека пара извилин в голове есть, то пусть он занимается наукой. Мне с детства светила техническая стезя, и это вполне соответствовало моим склонностям. В семье считалось, что литература и другие виды искусства — это нечто такое, чем следует заниматься как хобби в свободное время. Писать литературные произведения можно, только если уроки сделаны, посуда вымыта, растения политы и совсем нечем заняться. Моя мама даже шутила, что если я однажды вздумаю выйти замуж за режиссера и приведу его знакомиться, то она его спросит: «Ну ладно, ты там фильмы снимаешь, в Каннах премию получил, а делаешь-то ты что?» А с другой стороны, в доме присутствовала атмосфера научной добросовестности. Не только на работе, но и дома родители занимались подготовкой научных трудов, копались в литературе, полностью этому отдаваясь. Поэтому, начав писать исторические романы, я старалась то, о чем пишу, выверять буквально до гвоздя.

- Наверное, вы все же начинали с чисто научной, технически ориентированной фантастики?

- Естественно, я выросла на фантастике, рассказывающей о межзвездных перелетах — это были и ранние Стругацкие, и многие другие. Я писала какое-то научно-фантастическое произведение в восьмом классе, но что я тогда могла написать? К тому времени, когда я доросла до создания «товарного» продукта, я была серьезно увлечена историей. Может быть, свежим и фантастичным взглядом легче посмотреть на то, в чем ты являешься дилетантом. Я по своему складу большой скептик. Например, я не взялась бы писать фантастику о компьютере — я этот компьютер насквозь знаю, понимаю, что он может, чего не может, поэтому делать здесь какие-то допущения мне было бы трудно — это пошло бы вразрез с моими реальными познаниями. А в исторической науке я дилетант. Может быть, поэтому у меня возник незашоренный взгляд. Но когда я начинаю чем-то заниматься, я узнаю это не хуже, чем те, кто в этом по-настоящему специализируется.

- Романы о полковнике Скудине по прозвищу Кудеяр написаны в соавторстве с Феликсом Разумовским. Что это за автор?

- Это очень хороший мой друг, один из тех людей, с которыми я продолжаю литературное сотрудничество. Феликс Разумовский — это псевдоним, который не имеет никакого отношения к телеведущему. Он появился раньше, чем человек на телевидении. Феликс — крепкий литератор и очень серьезный рукопашный боец. Кроме того, он в отличие от меня прошел воинскую службу, служил в милицейском спецназе. В «Кудеяре» я писала те части, которые не мог написать он: жизнь ученых, Рита с ее собакой, а он отвечал за всю армейско-милицейскую специфику, за древнюю мистику, которая привлекается к повествованию. Это было полноценное, 50-процентное соавторство. Когда мы это все соорудили, я эту аморфную кучу пригладила и привела в надлежащий литературный вид. Забегая вперед, скажу, что сейчас мы с ним разрабатываем замысел следующего совместного произведения. У Феликса есть и ряд книг, написанных самостоятельно. Часть из них вышла в серии «Мужской клуб». Я думаю, что его главные произведения еще впереди.

- Планируете ли вы писать продолжение «Скунса»?

- Это вопрос, который приобрел определенную остроту во время моего нынешнего визита. К сожалению, на него приходится отвечать скорее отрицательно. Я не исключаю, что все-таки напишу продолжение, но с книгой о Скунсе связаны обстоятельства, которые в значительной степени отбили у меня энтузиазм продолжать эту затею. Я работаю медленно, и в какой-то момент было решено, что я должна написать некие синопсисы, чтобы потом пришли авторы, которые писали бы по ним свои романы, а я бы вмешивалась только в той части, которая касается охранного предприятия «Эгида» и Скунса. Когда книги стали выходить, я с некоторым ужасом увидела, что я там присутствую в качестве свадебного генерала — мое имя выставлено на обложке большими буквами, а имя автора — где-то внизу маленькими. Мне-то это было совершенно не нужно — зачем мне нести ответственность за текст, 99 процентов которого написаны другим человеком, или примазываться к чужой славе? Некоторые авторы поняли, что это просто коммерческая политика издательства, а некоторые сильно обиделись на меня, начались какие-то разборки. Это не добавляет энтузиазма по поводу возможного возвращения к образу Скунса. Кроме того, издатели считают, что людям интересно читать либо про «здесь и сейчас», либо про то, что было неизвестно где и неизвестно когда, а то, что было десять назад, волнует их меньше.

- Принято считать, что у истоков русского фэнтези стоят два человека — вы и Перумов. Видимо, это так и есть, но все же Перумов сначала стал работать с толкиенскими мотивами, а вы сразу с чисто славянскими мирами. Как вы к этому пришли?

- Если Николай начинал с любовного продолжения «Властелина колец», то «Волкодав» появился в результате рвотной реакции на бессчетных импортных посттолкиенистов. «Властелин колец» стоял на километровых пластах западноевропейской этнографии, а для этих граждан этнографическим ресурсом был сам «Властелин колец». Я тогда работала переводчиком, переводила какие-то чудовищные произведения, которые можно было написать, не вылезая из любимого кресла, — их авторы абсолютно не имели представления о менталитете персонажей. Это был бутерброд, съеденный в восьмой раз. И я подумала: а почему мы переводим это убожество, почему лежат невостребованными пласты нашей этнографии? В начале 1990-х мода на импортное фэнтези доходила до того, что авторы, пишущие по-русски, вынуждены были брать иностранные псевдонимы и выдавать свои труды за переводы, чтобы напечататься. Кстати говоря, сам дедушка Толкиен, которого я читала до всех переводов, при всем своем величии сразу вызвал у меня глубокий протест тем, что у него есть злые народы и добрые. Увидел гоблина — бей. Чем мне при всей художественной несопоставимости с Толкиеном дороги и близки «Звездные войны»? Тем, что там никто не подсчитывает, у кого сколько лап, щупалец, крыльев и так далее — там смотрят на личность.

- Не кажется ли вам, что Волкодав — это слишком идеальный персонаж?

- Ну, я знаю определенное количество мужчин, которым Волкодав во всяком случае с большим чувством пожал бы руку. Конечно, они совершенно не такие, как Волкодав, но ведь качества, о которых идет речь, еще нужно транспонировать в современную реальность. Для меня первый среди таких людей — мой отец.

Execution of (/home/tolkien/public_html/cgi-bin/opinions.cgi) is not permitted for the following reason:

Script is not executable. Issue 'chmod 755 filename'

Server Data:

Server Administrator/Contact: null@kulichki.com

Server Name: www.kulichki.com

Server Port: 80

Server Protocol: INCLUDED

Request Data:

User Agent/Browser: Mozilla/5.0 AppleWebKit/537.36 (KHTML, like Gecko; compatible; ClaudeBot/1.0; +claudebot@anthropic.com)

Request Method: GET

Remote Address: 3.145.94.251

Remote Port: 16979

Query String: item=060523