Эленхильд - Ниэрнассе: привет!

       Статью Элхэ я прекрасно помню - она немало меня позабавила. Ибо требуя свободы воображения и дописывания истории Арды для себя, она отказала в таковых свободах другим. Какая разница, представить ли героя трусом и предателем или прелюбодеем и мужеложцем? Как верно заметила Моррет, заповеди "не лги" и "не прелюбодействуй" стоят рядом. Возникает закономерный вопрос - до каких пределов дозволено давать волю воображению и бойкому перу? Почему Манвэ-палач и Финрод-трус устраивают госпожу Элхэ и ее единомышленников, Арагорн-прелюбодей и мужеложец устраивает куда меньшее количество читателей, а содомские измышления девицы под именем Эарнур вызывают возмущение? Где проходит граница дозволенного - вот главный вопрос.
       Твое разделение на "вписанные" и "невписанные" тексты кажется мне разумным. Попробуем проверить его на прочность и соответствие сформулированным тобой правилам.

       ЧКА. Это самый сложный и разветвленный случай.
       Первое правило - о фактическом соответствии - во всех вариантах книги старательно поддерживается. Расхождение во всех текстах вполне укладывается в рамки рассуждений об ошибках хрониста, неверно сведшего воедино разные хронологии и неправильно расчислившего время, либо переписчика, подновляющего древний и малопонятный текст, либо тенденциозного компилятора.
       Правило второе, или наличие автора - соблюдается во всех трех вариантах разным способом. В первом изводе ЧКА делалось утверждение, что все изложенное в ней есть плод прозрения двух дам, причем одна из них - сама Элхэ, одновременно и автор, и героиня книги. Во втором изводе появляются отрывки хроник и писем разных авторов, а вставные разговоры недвусмысленно дают понять, что у всех текстов есть авторы, такие же провидцы, или, говоря языком ЧКА - "Видящие и Помнящие". В "Исповеди Стража" Галдор-гондорец по ходу дела атрибутирует рукописи, составлющие попавший ему в руки третий извод ЧКА...
       Правило третье, или узнаваемость. Я сформулировала бы это как мифологическо-культурный подтекст. У Толкина миф многослоен - германско-кельтские и христианские мотивы лежат на поверхности, под ними таятся финно-угорские, античные, индоевропейские... культурный подтекст также многослоен - от староанглийской поэзии до Шекспира и модернистов. ЧКА в качестве прамифа использует "Сильмариллион" и наиболее расхожие мифы нашего времени (например, мотив лживости легенд и несоответствие хроник реальности). Особое обаяние ЧКА придают поэтические отражения Серебряного века ( в чем особенно искусна Элхэ) и японские мотивы.
       Вывод? Все три извода ЧКА вполне могут существовать в Арде. В качестве "лживой саги".

       "Хроники деяний элдар и атани", "Средиземская Эдда" и тому подобные "литературные памятники" строго соблюдают все три правила - они следуют фактам, они хитроумно и иногда остроумно атрибутированы, они опираются на ту же мифологическую и культурную традицию, на которую опирался и Толкин. Поэтому при всей сомнительной художественной ценности эти "литпамятники" свободно существуют в Арде и никто, насколько мне известно, не оспаривал их права на существование. Более того, "Хроники" демонстрируют и влюченность в общеапокрифический контекст - прямые цитаты и полемика с ЧКА в "Повести об Айгноре".

       С бродячими сюжетами о безумии Маглора (от песен и стихов до рассказов), гибели Келебримбора (помимо моего собственного, мне известен еще рассказ Эсвет, довольно неплохой), возрождении Финрода (самый известный текст принадлежит госпоже Эйлиан) более-менее все ясно - при разной художественной ценности и красоте они вполне соблюдают все три правила и часто перекликаются друг с другом. Например, рассказ Эйлиан "Рыбачка" и песня Элхэ о Маглоре. Тем же качеством обладает огромный корпус текстов по сюжету "Властелина Колец" - стихи Денисюк, Шальновой, Эльрин, Таллэ и других, а также множество песен.

       Роман Берена Белгариона, переведенный Ольгой, с одной стороны, строго следует фактам - все, что описано в "Лэйтиан", происходит и в нем, но из сюжетных и прочих соображений избранного автором жанра в романе появляется множество событий, которые ни в одном тексте не упомянуты, а политическая интрига, пожалуй, вызовет наиболее сильные нарекания читателей. Тем не менее легенда этого текста - исторический роман поздней эпохи - снимает, на мой взгляд, эти претензии.

       Повести Тук и Брендибэк вполне вписываются в сформулированные тобой правила, и жанр любовного нуменорского романа они представляют достойно. Если, конечно, счесть правомерным уподобление двора Ар-Фраазона Версалю времен Людовика XIV и позже. Однако в "Осенних хризантемах" дамы перешли предел дозволенного - и дело даже не в фактах, а в том, что там не соблюдены условия игры. То есть культурный подтекст присутствует только у написанного Осенней Хризантемой. "Дневник Йомера" уже полностью выбивается из реальности Арды, ибо подразумевает в Гондоре и Рохане другую культуру, культуру рефлексирующего индивида. Выходит за рамки правил и сюжетная коллизия с любовницей короля - ибо авторы декларируют правдивость рассказчицы, но не учитывают, что Арагорн не годится на роль прелюбодея!

       Рассмотрим теперь примеры "невписанных" текстов.

       "Отражение Х" нарушает сразу все правила. Отсутствие легенды текста и средиземского автора не дает Тайэрэ списать нарочитые фактические расхождения на этого автора, дистанцироваться от них. Факты же в "Отражении Х" искажены весьма сильно. Отсутствует и культурно-мифологический контекст - нескольких ссылок на инь-ян недостаточно. То, что текст сам по себе скучен и тяжеловесен, а многие идеи вторичны - уже дело десятое. Поэтому неудивительно, что место действия "Отражения Х" отнесено в какой-то "параллельный мир" - что, опять же, не спасает этот апокриф.

       Точно так же обстоит дело с "Лэйхоквентой", абсолютно лишенной мифологического и культурного подтекста, "авторства" и фактической точности.

       Опус Перумова нарушает все три правила совершенно откровенно, а вот с Еськовым дело обстоит немного не так. Он как раз пытается выстроить культурный контекст (не мифологический!), но выбирает слишком современные образцы. Сваленные в одну кучу фрагменты школьной классики, рассуждения в стиле "строго" научной фантастики конца 50-х, сюжетные и повествовательные штампы шпионского боевика не создают цельного контекста. И, кстати, провалился Еськов не только потому, что выбрал слишком современный культурный контекст, а скорее потому, что мифологического у него нет совсем.

       Я собралась было разразиться длинной тирадой насчет взаимного опыления апокрифистов, но решила остановиться.
       Ибо вопрос о границах дозволенного все же остается открытым. Ты сформулировала необходимые условия для правильного, как выражается Айренар, апокрифа. А как насчет достаточного? Можно ли задать область определения для апокрифиста - это дозволено, а вот это уже невозможно? Поясню на примере "Осенней хризантемы". С одной стороны, правила вроде бы соблюдены. Однако выдуманные Примулой и Маргаритой факты вызывают внутрений протест. Заметь, не существование японовидной дамы из некой островной империи и ее дневник, а поступки Арагорна и Эомера, в этом дневнике описанные! Осенняя Хризантема создана такой, что она не лжет и не придумывает. Противоречие между ее образом, тем Арагорном, который описан во "Властелине Колец" и в ее дневнике неустранимо!
       Засим заканчиваю - и без того наговорила уже довольно умных словес, чтобы закружить голову случайному смертному.