The Grey Annals, annal for year 495 ("The War of the Jewels", HOM-E XII)

Сегодня море было неспокойно. Свинцово-черые волны вздымались на добрые семь футов, с ревом обрушивались на гладкие, словно гондолинские зеркала, прибрежные камни, доставая вглубь песчаного пляжа в два раза против обычного. В этот день песня его была грозной, воинственной, в ней слышался рев далеких битв, где бьются не люди, эльфы или мрачные гномы; Оссэ в безудержном гневе заставлял содрогаться свои владения до самых границ, где начинались темные воды, принадлежашие его сюзерену. Резкие, неровные порывы ветра били в лицо, заставляли судорожно дрожать дрожать голые ветки зарослей кустарника на границе пляжа с землей и гнали по небу низкие облака, что неуютным матовым покрывалом заволокли небо. Шторм, шедший с Запада, накатывался на берег Средних Земель, с ревом расшибался о его неподатливые угрюмые камни, гнул к земле чахлую растительность. На Средиземье спустилась осень.

Туор сидел прямо посередине пляжа, в трех десятках шагов до той линии, за которой потемневший песок набухал от воды. Он не ожидал нападения, ведь в этих пустынных землях не было ни единой души, только он сам да еще стонущие по уходящему лету чайки, однако осторожность въелась ему в кровь - иначе в эти горькие дни до взрослых лет не доживали. Поэтому он и сидел так, чтобы ему открывался наилучший вид на окрестности: берег, кусты, каменистые утесы, сырой и темный, словно удержавший в себе ночного мрака лес вдалеке. И, главное, далеко в обе стороны до самых скал, крепостной стеной окаймлявших выдающийся в море край земли, ничего не загораживало того, почему Туор оставался здесь уже много месяцев, питаясь той скудной живностью, что удавалось поймать в лесу и ютясь в холодном шалаше на продуваемых всеми ветрами камнях.

Море.

Туор не мог, да и не пытался выразить словами ту красоту, что оно таило в себе. Он просто часами сидел на берегу, глядя вдаль, на Запад, и размышляя. Окажись на его месте Маглор или Дир'авэль, они бы сложили песни, которые люди бы помнили бы вечно, во все времена, во все грядущие эпохи, везде, где жили бы потомки раз услышавших их. Но он сам, хоть и был искусным музыкантом, не смог сложить ни одной песни с тех пор, как пришел к берегу. Да и было ему не тягаться с великими менестрелями прошлого и настоящего, а что до них самих, то Маглор, если остался жив, бился с войсками Севера, отложив в сторону лютню, а юный Дир'авэль то ли погиб после захвата Дор-Ломина истерлингами, то ли ушел на юг. Конечно, он мог добраться до Гаваней, быть может, сейчас он тоже сидел неподвижно на берегу, слушая невесомый голос внутри... но Туор сомневался в этом. Судьба разборчива, она неизменно заставляет сгибаться перед собой самых лучших - а тем не по силам бороться с ее жесткой хваткой. Туор, брат Турина мог бы много рассказать об этом. Поэтому он оставил мысль о молодом поэте и его ненаписанных песнях. Очень немногие из людей когда-либо слышали эту музыку, что давным-давно увела три высоких эльфийских рода в светлый и далекий Аман. Цель, ради которой их праотцы двинулись на запад, осталась недостигнутой.

Ветер не утихал, задувая длинные, до плеч, волосы Туора назад, открывая лицо. Это создавало странное ощущение свободы. Туор вздохнул и оперся подбородком о колено, вытянув вперед другую ногу. Да, он размышлял...

...Еще когда он впервые увидел тот сон, неясное щемящее чувство уже поселилось в его сердце. Тогда он добрался до своего убежища, усталый, голодный и вдобавок задетый - правда, вскользь - стрелой. Он столкнулся с двумя истерлингами - кажется, людьми самого Лоргана; впрочем, это было неважно. Он справился с ними быстро и без особого шума, но когда потрошил их мешки в поисках съестного, на дороге показалась кавалькада человек из двадцати. Он был готов к такому повороту, поскольку забрался южнее, чем обычно, и исчез прежде, чем его заметили. Но затем ему пришлось побегать по лесу, сбивая противников со следа. Он убил из лука троих, но и сам был-таки задет. А потом он решил перестраховаться и без отдыха шел несколько лиг до пещер, где жил изгнанником на собственной земле. По пути он мечтал только о том, чтобы свалиться, как убитый, не снимая сапог. Но усталость пропала где-то на полдороге; только ноги чуть гудели. Он дошел до пещер на закате, когда мир был серых и розовых тонов. Он уселся на камень при входе; рука сама нашла арфу...

Он спел старую песню, которой когда-то его научил Аннаэль, еще в те дни, когда его волосы не были седыми, словно у человека. Ему было безразлично, услышит ли его кто- нибудь. Он пел для заходящего солнца, и родник у его ног вторил ему. Он словно звал его куда-то; и Туор знал, что время настает.

Во сне он услышал море. Именно услышал его ропот, похожий на шум листьев ясеня при сильном ветре, но все же другой, зовущий и незнакомый. Само видение быдо расплывчато и непонятно, но то, что это - море, он понял сразу. И на следующий же день он без сомнения отправился на запад - давно откладываемое решение теперь обрело крепость клинка.

...Западные горы тоже напоминали клинок, до половины боком вбитый в землю - вначале все гладко и безопасно, но стоит добраться до края лезвия, и перед тобой - неодолимая преграда. Так оно было и здесь. Первые отроги ничем не отличались от тех мест, где он провел последние четыре года. Но дальше, как и дома, начинались отвесный, щедро посеребренные снегом, должно быть, даже в середине лета кручи (а то был уже месяц сулимэ), не зная перевалов и тайных троп, одолеть которые было невозможно. Вот только здешние утесы он видел в первый раз. Подле гор поток, вдоль которого он двигался, втайне надеясь, что тот укажет ему путь, исчез в темной щели горных недр. Дальше идти было некуда.

Но он не сдался. Те, что сдались, сейчас прислуживали истерлингам, работали на их полях и грели их ложа. А тех, кто не уступил, теперь не склонились и перед самим Темным Владыкой. Туор, племянник Хурина, мог бы много рассказать об этом. Слухам, гласившим, что полотно гор отвесно ниспадает в море, он не верил. О землях, лежавших дальше к западу, ничего не знали даже в самом Дор-Ломине, но время, что отцы Туора и Турина провели в Гондолине, не было потрачено впустую. Правда, даже хранители библиотек Тургона на знали ничего, кроме того, что суша не кончалась за Эрэд Ломин и Эрэд Вэтрин. Но то, что она была, не вызывало сомнений, и потому он с упрямым спокойствием обследовал холодные стены, потихоньку продвигаясь на север. Он принял решение уйти на запад, за горы, и не собирался поворачивать назад. Однажды, засыпая после долгого перехода, ему даже показалось, что он слышит тот самый беспокойный шум - хотя вряд ли это было наяву.

Истерлингов он заметил всего пару раз. Это были простые охотники, в поисках добычи получше ушедших непривычно далеко на запад. Эти сирые земли никого больше не привлекали. Правда, как-то раз он встретил двух эльфов. Это было необычно само по себе, но они к тому же оказались Нолдор. Он поговорил с ними - его золотые волосы и дружелюбные манеры убедили их в том, что он действительно Хадоринг. Он пытался выяснить у них, где ему искать выход, но в ответ на это один, именем Арминас, только улыбнулся таинственной эльфийской улыбкой, а другой, Гэльмир, сказал ему лишь, что он на правильном пути и Элберет поможет ему. На прощанье в знак дружбы они преломили кусок душистого эльфийского хлеба.

...И он продолжал свой поиск. Он не знал, что он ищет - пока не нашел это и не понял, что же такое он выглядывал среди скал. Расселина, склоны поросли густым кустарником, на дне журчит ручей. Подобное встречалось ему по пути, но столь глубокий и заросший овраг в такой близости от основного кряжа он видел впервые. Он спустился на дно, объясняя себе свой поступок тем, что ему нужна была вода для питья. А увидев кристальной чистоты родник, он уже не сомневался, что он на правильном пути - стоило только взглянуть на безмолвную пасть грота, в котором исчезала звенящая тропа.

Грот оказался сквозным и вывел его на к замкнутому с трех сторон проходу после недолгого блуждания в сырой полутьме, ослабевавшей только в местах, где каменная крыша по каким-то причинам истаивала до конца и в прорехи залетали серые лучи туманного солнца. Дорога была только вперед. Позади угрюмый гранит скрывал тропу от глаз любого, глядевшего с востока. Неудивительно, что единственный перевал в этой части Сумеречных гор до сих пор оставался в тайне; удивительно, что он его все-таки нашел. Вспомнив, что в расселину его завело журчание ручья, Туор хмыкнул и двинулся вперед. Путь был еще не пройден.

...Когда он взобрался на самую высокую точку перевала и увидел перед собой покрытые лесами просторы, тянувшиеся до горизонта и еще чуть подальше, у него защемило сердце - это было так похоже на Дор-Ломин. До истерлингов. Нетронутые дубравы, поросшие летней ягодой поляны, редкие холмы. На горизонте смутно угадывалась водная гладь - озеро или... или море. Нигде никаких признаков человеческой души. Туор стоял, пока от воспоминаний не стало трудно дышать, а затем быстрым шагом пошел вперед. Налетевший ветер резким порывом ударил так, что из глаз покатились слезы. Он уже и забыл это ощущение.

Но, тем не менее, чувство, будто что-то еще не завершено до конца, осталось. Знакомый шум слышался ему еще раз, так явно, будто бы море было совсем рядом - в том, что это оно, Туор уже не сомневался. Он вскочил со своей импровизированной постели, так неожиданно это было. Но оказалось, что просто листва шумела в кронах не знающих человеческих распрей дубов и кленов.

И он, пусть и с задержками - иногда на два-три дня - двигался на запад. Море звало его.

...Горы, окаймлявшие с запада забытую землю, значившуюся на эльфийских картах белым пятном с надписью "Невраст", были не чета Эрэд Ломин. Он преодолел бы их и так, но на сей раз перевал и не думал прятаться. Теперь, когда ветер стихал, тот шум, что будоражил его столь долго, слышался совершенно отчетливо. Он понялся наверх. И увидел Море.

Туор вздохнул и сел, скрестив ноги. Странные мысли приходят на этом клочке земли подле бурных волн. Воспоминания остались такими же свежими, как будто все произошло вчера. От этого становилось грустно.

Девятый вал с шумом плеснул на берег так, что до Туора долетели мелкие брызги. Он положил руку на рукоять меча и слабо улыбнулся. Нет, он не забудет того, что нашел здесь. А если и забудет, у него есть, чему напомнить об этом.

...Город был заброшен, и леса потихоньку брали свое - но медленнее, чем обычно. А может, так казалось потому, что он никогда не чурался их. Туор шел по по мостовой, меж камней которой буйно проросла трава и цветы. Лебеди, его проводники, доведя его до окраины, остались там, очищая перья и негромко курлыкая. А он пошел дальше. И теперь шел по городу, населенному лишь тенями, бережно хранящих память о своих далеких хозяевах. Белокаменные фасады легких, словно крыло чайки, зданий были увиты плющом, но ни один камень не покосился или сдвинулся с места. В уже желтеющих кронах деревьев не шептал ветер; переулки, разбегавшиеся от улицы, по которой он шел, были пустынны. Его шаги будили слабое эхо, отдаваясь в стенах домов, нарушали неколебимую тишину, и ему стало неловко. Ни один звук, кроме тихого плача ветра на тонких улицах не был уместен здесь, в незримой усыпальнице предначального величия.

Город был невелик, а сейчас, пустой, казался еще меньше. Дорога, бравшая начало за добрых сто миль отсюда, теперь вывела его к чертогу, стоящему у подножия горы, которую он заметил на четыре дня раньше, чем между холмами, поросшими березами и липами вперемешку с елями, увидал сам город. Построенный на конце одинокой улицы, обрамленный с двух сторон молчаливым лесом, а с третьей - закрытый той самой горой, величественный дворец словно погрузился в сон. Его двери, высотой в два человеческих роста подались Туоровой руке и распахнулись, пропуская его внутрь.

В огромной зале было свежо и прохладно. Узкие стрельчатые окна давали дорогу лишь малой части лучей затянутого облаками солнца, и зала полнилась тенями. Чертог был пуст, лишь рельефы на стенах собирали пыль, и у дальней стены стоял высокий пьедестал, с трудом различимый в полутьме. Это место казалось полным благородной скорби, и Туор старался ступать возможно тише, проходя по мраморному полу и разгоняя своими шагами столько лет копившуюся пыль.

Он остановился у на первой из трех низких и широких ступеней трона. Бока и подлокотники каменного кресла были покрыты резьбой, похожей на письмена, но Туор не смог даже разобрать, Кирт ли это или же руны Феанора. Он казался монолитом, целиком высеченным из куска скалы, это вполне могло так и быть. Туор хотел коснуться его рукой, но не осмелился сделать этого.

Внезапно луч солнца скользнул сквозь окно под крышей в противоположной стене. Видимо, в облаках появилась прореха, и он сумел пробиться к земле. Теперь он весело сверкал на лезвие висевшего на стене за троном меча и скакал по кольцам кольчуги, ослепляя успевшего привыкнуть к полумраку Туора. Стоило ему подойти поближе, как луч исчез, и зала вновь погрузилась в тень. Но он уже заметил доспех и оружие.

На стене висели кольчуга с крылатым шлемом, меч и щит. Он взял в руки меч в черно-серебряных ножнах. Достал, повертел в руках, сделал пару выпадов. И без сожаления отбросил в сторону тот, с которым пришел сюда. Такого оружия он не встречал никогда.

Все остальное не уступало мечу по качеству. Легкое, но прочнейшее вооружение было сделано из лучшей стали,превосходившей все, что он когда-нибудь видел. Доспехи подошли ему почти идеально, только в плечах кольчуга оказалась чуть широка. А сняв со стены щит, он едва не уронил его - тот оказался, наверное, впятеро легче обычного щита таких размеров. Туор не чувствовал вины, забирая все это. Он не сразу сообразил, почему, но потом понял, что просто так оставить все это здесь просто не могли, тем более забыть. Оружие могли оставить только, чтобы его кто-то нашел... что ж, он будет не самым худшим хозяином эльфийскому клинку. Кузнецу не придется стыдиться того, что творит дело его рук.

На щите был странный герб - белоснежный лебедь на лазурном поле. Туор повернулся и вышел из заброшенного зала. Дверь скрипнула за ним. Он шел по мостовой, и деревья, провожая, кланялись ему, а в песне ветра слышались новые ноты, когда он шел, не оборачиваясь, мимо пустынных домов. Ему уже не казалось, что он чужой здесь.

Он вышел к окраине той же дорогой, что и пришел. Сквозь тонкий заслон деревьев проглядывал утес и море за ним. Оттуда доносилось курлыканье. Он пошел в ту сторону.

Лебеди не улетели при его появлении, хотя он подошел к ним куда ближе, чем обычно. Они разглядывали его, изгибая шеи и о чем-то переговариваясь друг с другом. Затем, словно по команде, они резко вспорхнули и полетели в открытое море, на запад. Освободившееся от опеки туч заходящее солнце озарило их - и его - розовым светом. Он подошел к краю утеса. Не земле остались легкие лебяжьи перья - единственное воспоминание о гордых птицах. Он нагнулся, подобрал несколько и вставил в свой шлем. А затем двинулся прочь от забытого города.

...Тут Туор повернул голову направо и замер, схватившись за меч. По пляжу к нему неторопливо шагал человек.

Первой мыслью было бежать, прорваться сквозь кольцо окружения и опять скрываться в холмах... Но наметанный глаз изгнанника тщетно силился заметить вокруг остальных противников. Идущий был один. За все время, что Туор странствовал по Неврасту, а потом и по прибрежным землям, он ни разу не видел не то, что человека или другое наделенное даром речи создание, но даже следов их присутствия - а он был отменным следопытом. Но вот теперь к нему неторопливо приближался одинокий путник.

Туор спокойно достал клинок из ножен и положил рядом с собой. Но вставать не стал. Он не чувствовал угрозы, а своим ощущениям он привык доверять. За четыре года они спасали его много раз. И теперь он не ощущал опасности. Что-то другое - быть может... Тревога, некоторое беспокойство, невесть откуда пришедшее чувство, будто наконец-то произошло то, чего он так долго ждал - это было. Но прямой угрозы он не осязал. Поэтому и остался на месте, никуда не двигаясь, только обнажив меч и внимательно глядя на пришельца. И по мере того, как он приближался, удивление Туора росло.

Уже издали было видно, что на госте - серый плащ, темно- синее одеяние до пят и он опирается на посох. Длинные его волосы трепал набежавший ветер. Седые пряди ложились ему на лицо, и он откидывал их легким движением морщинистой руки.

Незнакомец оказался стариком.

Туор насторожился. Он не исключал возможности, что все- таки на этих огромных пространствах он не единственное человеческое существо. Его могли и выследить - после расселины он уже не скрывался с той тщательностью, с какой заметал всякий след в пещерах Дор-Ломина... Но в любом случае преследователь должен был быть готов к жизни в лесах. А этот невесть откуда взявшийся старик не имел при себе ничего, кроме своей палки, а его одеяние не носило на себе никаких следов всех тех дорожных испытаний, которые должно было пройти. Это было странно, что-то было не так. Но Туор не взялся за оружие. Какие бы помыслы не таил неожиданный странник, он пришел не со злом. В этом Туор не сомневался.

А старик тем временем преодолел оставшееся расстояние и остановился в нескольких шагах от Туора, опершись на свой посох. Он, несомненно, разменял не один десяток лет, но его пальцы крепко, до хруста сжимали резное дерево, спина была прямой, а весь облик дышал нетрорпливой уверенностью. Он напомнил Туору старых ветеранов, уже удалившихся от битв, с их спокойным отношением к жизнии, отношением людей, знающих ей цену.

- Приветствую тебя, воин, - вежливо произнес он на обычном Синдарин. Голос у него был чуть хриплый, но звучный. - Прошу прощения, если я ненароком нарушил твое уединение, но в этих пустынных краях нечасто встретишь живое существо, и я не смог удержаться.

Туор глянул на него снизу вверх. У его собеседника были странные глаза - не выцветшие, как обычно бывает у немолодых людей, а темно-синие, глубокие. Точно бездонные озера.

- Действительно, уважаемый, такая редкость в наши времена - встретить человека. Видно, звезда осияла час нашей встречи, - добавил он красивую эльфийскую формулу приветствия, глянув на старика исподлобья. Теперь не понять то, что он из Друзей Эльфов, было нельзя.

- Воистину так, воин, - если старик и был удивлен, он не выказал виду, лишь легко улыбнувшись. - Ты не возражаешь, если я присоединюсь к тебе в созерцании моря?

- Конечно, нет. Разве я хозяин этой земле? - Туор пожал плечами. - Садитесь. Я буду только рад собеседнику.

- Действительно, у свободной земли не бывает хозяина, - согласился старик, опустившись на землю рядом с Туором. Свой посох он положил по левую руку от себя. По светлому дереву бежал глубокий волнообразный узор. Туор перевел взгляд на море.

Некоторе время они сидели молча, глядя вдаль. Белые гребни волн контрастировали с серым цветом воды и стремительно темнеющим на западе небом. Облака приобрели иссиня-фиолетовый цвет, ветер задул крепче.

- Да-а, - задумчиво проговорил старик, не отрывая взора от стремительно набухающих туч. - Будет буря. Давненько, я думаю, здесь таких не бывало.

- С самых времен Пятой Битвы, не иначе, - грустно усмехнулся Туор. - Но вообще-то тут часто штормит.

- Да, я знаю, - рассеяно отозвался старик.

Они опять замолчали. Ветер еще усилился, свободные рукава одежды Туорова собеседника затрепетали и захлопали на ветру.

- Скажи мне, воин, - внезапно обратился старик к Туору.

- А как твое имя?

- Мое? Что ж, если мне надо назваться, то зовите меня... Туор на секунду задумался. - Ванваэн, сын Дангэна - Потерянный, сын Павшего. Судьба назначила мне носить именно это имя... похоже. А как вас зовут, уважаемый?

- Ну... пожалуй, пусть будет Аэрадан. И, будь добр, оставь эту вежливость. А то я чувствую себя еще на десяток лет старше.

- Ладно.

Небо на западе потемнело, словно ночью. Дождь еще не начался, но буря уже вошла в свои права, терзая заброшенный берег потерянной страны. Туор вздохнул.

- Да... буря с Запада.

- С Запада, - согласился старик. - С Запада приходят бури... и надежда.

- Быть может. Когда-то эльфы действительно принесли ее. Но это прОклятая надежда, и все, кто стоял на ее стороне, тоже прокляты.

- Ну почему же? Ведь не все княжества Запада завоеваны - во многом благодаря Нолдор.

- Все равно. - Туор упрямо нагнул голову.

- А разве века мира были проклятием? - возразил старик.

- Долгий Мир длился сотни лет...

- Но он кончился, варги раздери! - взорвался Туор. - Он был втоптан в грязь орочьими башмаками и сожжен дотла на Анфауглит! И теперь мой... король закован в Ангбандское железо, мой отец остался на поле битвы навсегда, и я даже никогда не видел его лица, а мой народ рассеян и порабощен! У нас нет надежды, - горько произнес Туор,успокаиваясь. - И эта буря не несет нам ничего, кроме дождя и молний.

Словно в ответ на его слова вдали громыхнуло, ветер рванул еще сильнее.

- Не стоит отчаиваться, воин, - серьезно сказал старик.

- Ты никогда не знаешь, что принесет тебе шторм на своих крыльях.

Туор усмехнулся.

- Вас он мне принес, и больше ничего. Не ждать же нам, в самом деле, помощи с Запада?

- Кто знает, мой друг. Кто знает, - голос собеседника Туора был задумчив.

- Нет, действительно. В свое время Нолдор отреклись от Валинора, и теперь пути назад им уже нет. А нам и не было никогда. Я не верю в помощь Валар. Есть только мы, и наша жизнь... и смерть, - Туор вздохнул, вспомнив Аннаэля. - в наших руках.

Старик не ответил. Взгляд его был устремлен в никуда, словно вспоминая что-то - а может, он просто собирался с мыслями.

- Интересно, что он бы сказал, услышь он это, - пробормотал он себе под нос. - Впрочем, наверняка он слышал, и не раз. Что ж... - конец фразы был и вовсе неразборчив, да она, похоже, и не предназначалась для ушей Туора, который разобрал половину, а понял и того меньше.

- Простите, я не расслышал, - сказал он, надеясь, что его собеседник объяснит ему смысл своих речей.

- Скажи, воин, - взгляд старика был все так же устремлен вдаль и внутрь себя одновременно. - Знаешь ли ты историю предначальных дней? Слышал ли ты о том, как эльфы пришли в благословенный Валинор, и как бежали его потом, возжелав мести и славы, наперекор воле Валар? И что было после?

Туор покачал головой.

- Нет. Я вырос среди эльфов, - за такое признание можно было бы заработать смертельного врага, но в этот раз откровенность, он знал, ничем ему не грозила. - Я вырос среди эльфов, но даже там приходилось больше времени уделять секире и луку, чем лютне и песням. Когда-то давным-давно один из них, - он запнулся, не зная, как назвать того, кто заменил ему отца. - Мой близкий друг рассказал мне историю эльфийских племен, а один или два раза они пели эти песни, Нолдолантэ и Алдудэниэ, но я мало что понял и много что забыл.

- Тогда, быть может, ты бы хотел услышать об этом? - в голосе старика прорезались сказительские нотки, и он уже начал приговаривать немного нараспев.

- Конечно, - кивнул Туор. - Расскажите, если знаете. Нечасто в наши дни услышишь сказание о былых днях.

И старик рассказал.

Он говорил Туору о тех днях, когда Валинор лишь строился полными сил и не утомленными борьбой Валар, и Туор словно наяву видел их, воссоздающих павшую мечту - всех, кроме одного, воздвигшего себе дворец в глубинах Белегаэра. Он говорил о том, давным-давно Валар, встретив эльфов, возжелали призвать их к себе, и Туор слышал за его набравшим силу голосом Оромэ и Яванну и возражавших им Мандоса и Владыку Вод, чей глубокий темный баритон был чем-то схож с шумом подвластных ему волн и голосом сказителя. Он поведал Туору о странствиях трех эльфийских кланов и об их первой встрече с морем, и Туор видел Оссэ, уговаривающего Дивный Народ не бросать подзвездных просторов ради света Благословенной Земли, чувствовал горечь, с которой Ульмо влек восхищенных и испуганных эльфов навстречу их судьбе на самом большом корабле, когда-либо рассекавшем соленые воды. Он видел гримасу на лице Тулкаса и слышал негромкий голос Мелькора, чье лицо застыло, словно гипсовая маска, обрамленное черными волосами. Буря не была помехой рассказчику, ее стоны он вплетал в свою повесть, и казалось, что она то замирала, вслушиваясь в звон Феанорова молота, а то ярилась, как сын светлого Финвэ, бросавший бранные слова в лицо своему брату.

Старик рассказал ему и о Исходе Нолдор, и полузабытые песни детства ожили вместе со своими рассказчиками, давно сложившими голову на полях Хитлума. Когда он дошел до Резни в Альквалондэ, рука Туора стиснула рукоять меча так, что ее свело судорогой - на что он не обратил внимания. А пророчество Мандоса старик цитировал дословно, и Туору казалось, что падающие камнями стен Нарготорнда слова усмирили ветер и волны. И когда старик замолчал, Туору показалось, что он остался на ночном берегу глядеть вслед белым парусам, несших дерзких прочь от погибшего света навстречу свободе и тому же концу, и отблески пылавших пристаней ложатся на его лицо поверх соленых дорожек на щеках...

- Знаете что? - Туор прочистил горло, подведшее его после долгого молчания. - Там, за лесом, вверху на утесе, стоит город. Когда-то он был полон жизни, там жили эльфы. А теперь он пуст. Там только память, которую не след тревожить. А больше - ничего. Это все, что осталось от гордого светлого княжества. И знаете - по-моему, это символично.

- А знаешь ли ты, почему он пуст?

- Нет.

- Там жил Тургон, сын Финголфина. Он покинул его ради Годолина, сокрытого города, что с тех пор всегда был надеждой для тех, чей герб озарен лучом света. - Старик говорил тем же распевным тоном, каким только что рассказывал забытую историю Дивного Народа. - Я еще не договорил, - продолжал он. - Ты не дослушал меня до конца, воин. Знаешь, кроме пророчества Мандоса есть и другие. Пусть сказанные не Владыкой Судеб, они есть. Одно из них было сказано Тургону, Владыкой Вод, в дни, когда Гондолин был завершен. Вряд ли ты слышал его?..

Туор помотал головой.

- Он сказал так, - старик перешел на Квэниа. - "Дольше всех держав эльдалиэ будет противостоять Мелькору Гондолин. Но не давай чрезмерной любви к делу рук твоих овладеть тобой, и помни, что истинная надежда Нолдор лежит на Западе и грядет из-за Моря." - Он помедлил, но Туор не прерывал его. С одобрением глянув на него, старик продолжал: - Но это еще не все. И другие слова говорил Вала королю.

- Какие же?

- "Может случиться, что Проклятие Нолдор отыщет тебя до срока, и измена родится в стенах твоих. Тогда им будет грозить огонь. Но, если опасность эта станет воистину близка придет", - старик будто запнулся: - "некто и упредит тебя, и через него над гибелью и надеждой родится надежда людей и эльфов. Он придет из Нэвроста," - теперь настала очередь старика искоса глядеть на Туора. - "и посему оставь в этом доме меч и доспех, дабы в грядущие дни он мог найти их..." - старик замолчал.

Туор хмыкнул.

- Нда... а нашел я. Видно, надо пойти положить.

- Зачем? - удивился старик. - Для тебя они неплохи.

Туор помолчал, набирая в горсть песка и высыпая назад тоненькой струйкой.

- Что же мне теперь делать?

- У свободных земель не бывает хозяев. - повторил он свои собственные слова. - А ты, в конце концов, уроженец свободной земли. Нет, - он поднял руку, упреждая ответ Туора, готовый сорваться с горько искривившихся губ. - Я знаю, что с ней стало теперь. Но ты - все равно сын свободной земли, и нет тебе хозяина.

- А советчика?

- Что ж, если тебе действительно нужен совет... Ищи то, что искал воин, и будь уверен в том, что найдешь. - Старик чуть лукаво улыбнулся.

- Ваш совет очень смахивает на эльфийский. - проворчал Туор. - Мне такие уже давали.

- И что? - полюбопытствовал его собеседник.

Туор вспомнил Гэльмира и Арминаса.

- Они привели меня сюда.

- Вот видишь. - удовлетворенно произнес старик. - Не бойся, воин, и не падай духом. Знай, надежда жива. Я верю, ты найдешь ее, брешь в доспехах Судьбы. Я верю в тебя.

- Не давай чрезмерной любви к делу рук твоих овладеть тобой... - вдруг ни с того ни с сего процитировл Туор засевшие в памяти строчки. Старик не удивился.

- Именно, мой друг. Именно. - И они замолкли.

Над головой совсем уже потемнело. Волны захлестывали на добрых семь футов дальше вглубь берега, редкие уже белые гребни их ярко выделялись на темных, словно стальных, холмах. Ветер свирпствовал на пустом пляже, не находя ничего, что могло бы противостоять ему и от этого злясь еще больше. На лицо Туора упала капля.

Старик вздохнул и положил руку на свой посох.

- Знаешь, воин, пойду я, пожалуй. А то вот уже и дождь начинается. Он подял посох с земли. - Только... прежде ответь мне на один вопрос, воин, напоследок.

- Да?

- Ты действительно веришь, что Валар нет дела до людей?

Туор поглядел ему в глаза.

- Нет. Уже не верю.

Старик улыбнулся.

- Вот и ладно.

Он поднялся с земли, опираясь на свой посох. Туору отчего-то показалось, что его одежда изменила цвет, из голубой став свинцово-верой, под стать бушующим волнам. Глаза старика темнела под бровями, словно капли чистейшей воды с океанского дна, заключенные в драгоценные камни зрачков. Внезапно Туор заметил, что на нем еще и плащ, того же цвета и материи, что и его одеяние, и потому незаметный. Старик отстегул невидимую застежку и опустил его рядом с Туором.

- Возьми, воин, на память. Вдруг пригодится. - негромкий голос старика больше не заглушал тоскливо-яростную симфонию ветра и моря. - И... прощай, Туор, сын Хуора. Быть может, мы еще свидимся - наяву или в песнях... Но все равно - удачи тебе.

- Прощай, - Туор осекся, не в силах сказать больше. На лицо упала вторая капля. А он молча смотрел вслед фигуре в серо синей хламиде и с посохом, неспешно шедшей совсем не в ту сторону, откуда она появилась - к морю. Он не удивился, когда тот ступил на воду и пошел по ней, словно посуху; не удивился тому, что его фигура не уменьшалась, уходя все дальше и все равно оставаясь тех же размеров для глаза; не поразился метаморфозе, произошедшей с посохом, ставшим длинным трезубцем, и хламидой странника.

Туор смотрел на море, запечатлевая навсегда в своем сердце его вид и песню.

Буря действительно была жестокой. Туор стоял все на том же месте, неколебимый, словно скальный риф, не кланяясь жесткой плети ветров, и смотрел, как волны гибнут, не дойдя десятка футов до его подошв. В одной из волн мелькнуло что- то большое и темное. Опытный глаз воина не мог ошибиться - это было человеческим телом. Через секунду море отбросило свою беспомощную игрушку прочь, назад к его родной стихии, и тело вынесло на землю.

Туор шагнул вперед.